В городе Нинку, когда она была подростком, все боялись - дурочкой никто не называл. Сутулая, с короткой шеей, пучеглазая, всегда лохматая, в больших мальчишеских ботинках, словно Гаврош с баррикады, в старомодном платье матери, она разгуливала возле остановок такси и больших центральных магазинов. Просила копейки, но ладонь сразу не подставляла. Если ей не давали денег, она плевалась, материлась, бросала в людей камни. Дразнила. Около церкви она никогда не появлялась. Милостыню там не собирала.
Нинка не была безобидной, кроткой и пугливой. Её слабоумие, которое было явным, не затмило силу её любопытства к миру и к людям.
Природная смекалка и необычайная хитрость, которую часто называют глупостью ума, помогли выжить, когда умерла мать. Она жила с тёткой.
Неграмотная, никогда и нигде не работавшая, она давно сама назначила себе должность. Приходила в ближний супермаркет и следила за корзинами, которые ставили у хранилища для вещей, ругалась грубо на покупателей, если они неправильно их складывали. Никогда не ворчала на персон в дорогой одежде и в дорогих украшениях, а подобострастно, молча заглядывала в их равнодушные глаза, словно ждала доброго слова или подарок… У прохожих Нинка деньги не просила давно. Помогала продавцам, которые в конце смены, как плату за труд, давали ей по рублю. Довольная помощница покупала дешёвые яблоки или сдобную булку, иногда - земляничное ароматное мыло.
Свою деятельность в магазине она называла подработкой, криво улыбаясь всем, кто об этом спрашивал. А главная работа - на стоянке.
Нинке нравилось, что её все в городе называли диспетчером. Она по-прежнему в тёплые дни ходила в старомодных платьях матери, зимой - в чьей-то облезлой дублёнке и вязаной полинявшей шапке-колпаке, как у азиатских дервишей. В свои тридцать лет располнела, ещё больше ссутулилась. Походила на вечно ворчащую старуху, в жабьих глазах которой затаились боль, недоверие, печаль…
Местные таксисты, смеясь, часто говорят друг другу, если нет клиентов:
- Что, друг, поехали на стоянку к нинкиному супермаркету, дадим по десять рублей. Валом повалят: видно, слово знает.
- Поехали. Она уже в это время мусор метёт около машин.
Нинка ведёт активную работу на стоянке такси: убирает мусор, поливает асфальт из пластиковой бутылки, меняет таксистам деньги в «своём» супермаркете. Боже упаси, взять хоть копейку! Помогает зазывать людей с покупками из магазина. А водители, как вечную дань, платят за чистоту, порядок и клиентов. Если вдруг кто-то не хочет давать денег, Нинка матерится как сапожник…
Горе-таксисту, что пожадничал мзду за сервис, удачи не бывает весь день. Об этом все знают и говорят, что глаз у их «диспетчера» чёрный, язык злой. Вот и платят все добросовестно, а в минуты простоя болтают с Нинкой, шутят, угощают яблоками, обещают женихов.
Каждый вечер, убирая в магазине корзины на место, Нинка хвастает продавцам, что скоро выйдет замуж - завтра её засватают. Закатывает кокетливо уставшие глаза, улыбаясь, собирает по рублю с продавцов, складывает в потёртый красный кошелёк, целует его, приговаривая: «На свадьбу!». Покупает, как всегда, яблоки и булки. Утром опять прибежит на стоянку такси.
В городе Нинку давно не боятся…
