Были снега, и пальцы её – немы.
Сны зарастают и тяжелеют крылья
там, на пределе долгой Твоей зимы…
Было прощание – яблочным жёлтым скерцо
брамса ли, баха…смертный, живой, санскрит.
Было её непонятное полое сердце,
мерило вечность, птицей теперь – внутри.
Были слова, а названия стали стёрты,
суть неизвестна – если/когда болит;
только лишь память в осень – рубцом на стёклах,
слышишь, как мерно, мирно трещит камин?
Прошлое плавит с тем, что ещё настанет:
счастье и тишь малых простых вещей.
Словно сжимается время в цветок багряный,
гроздья рябины, шаль на её на плече.
Быль на исходе, пусто теперь в эдеме.
Брось, Громовержец, сказки зимы листать.
Что она видит в этом пасьянсе белом,
перебирая струны мои до ста? –
плачет зима, в сумраке предвесеннем
льётся закатом вербным дорога в сад.
В руки огонь – вьётся под воскресенье,
и Прометей над облаками распят.