Съездить бы в Питер... Но ждёт ли такую гостью
город, в котором застыли века в граните?
Примут ли Мойка, Нева, Поцелуев мостик –
зона секретов и детских обид хранитель?
Встретит ли пышно, в нарядном жабо из тонких
вычурных кружев – ажурных фантазий Гесте -
Анну, которую помнит ещё ребёнком
или сердито прогонит надменным жестом?
Или, быть может, зальётся счастливым смехом,
вместе со мной удивляясь людским причудам –
как это странно, в другую страну уехав,
вдруг оказаться русской везде и всюду.
Выйдет из сердца осколок больного года -
мерзкий девятый класс, задушить готовый,
прямо в лицо бросающий: «Враг народа!»
и педагог, не сказавший на то ни слова...
Всё это в прошлом. А нынче – махнуть бы в Питер!
Примет ли он? Я рискну и приеду в гости
в город, в котором застыли века в граните
и терпеливо ждёт Поцелуев мостик.
***
И вот мы вместе. Примешь пилигрима?
А ты не изменился, как ни странно.
Хотя и притворяешься под гримом
из множества японских ресторанов
и табунов блестящих иномарок,
что стал другим – чужим и хладнокровным,
что любишь деньги...
Блик дворцов и арок
измучен панорамой многословных
реклам для развлечений человечьих –
от водки до причёски примадонны.
Где ты набрался эдаких словечек –
«чизкейк» и «севен-ап», «рив гош» и «донат»?
Но, несмотря на вид ларьков-уродцев,
ты всё такой же – гордый и строптивый.
Какое, впрочем, дело иноходцу
до мелких мух, запутавшихся в гриве?
Но нет, не проведёшь! Под маской липкой
твои глаза блестят. И снова, снова
я узнаю лукавую улыбку
в невероятной лёгкости Садовой,
в чертах Сенной, в адмиралтейском блеске...
И голос ветра так же мелодичен,
а Сфинкс, уснув на набережной невской,
всё по-кошачьи ласково мурлычет...
Усевшись на ступеньках по соседству,
я ощущаю -
в платьице нарядном
ко мне вприпрыжку подбегает Детство
и, Время оттолкнув, садится рядом.
