он грыз оставленный сухарь,
в мешке – трофей, добыт под Влтавой,
кинжал резной, дамасская сталь.
Теплушка щёлкала на стыках,
гудел протяжно паровоз,
в полях широких и безликих
лежал озимых купорос.
Порой, грачи сорвутся в стаи,
просёлок проплывает, грязь,
и - ровное небо и цветами
зарницы плещут, веселясь.
Из серых вётел близ разъезда
торчит простёртый транспарант,
и, словно ряжена невеста,
на сцене девка «сыпет град».
Москва огромная, чужая
встречает блеском куполов,
и, торопясь, в Кремле решают:
кому остаться без голов.
Плещи же, бейся, конь, зарница,
дымися пашенная бязь,
от правоты – чернеют лица,
бьёт правда правду, матерясь.
Кинжал резной легко и просто
пойдёт назавтра по рукам,
застынет скорбная короста
багровой пеной по щекам.
В холодном чреве каземата
его погибель ждёт, чекист
все зубы выбьет, как лопатой,
за то, что он – не коммунист.
Предстанет он, умытый новью,
пред Богом, с верою в царя,
и в горстку соберёт с любовью
стальные блёстки янтаря.
26 мая 2010 г.
С-Петербург