одинокий больной, незаконченный неврастеник.
От брусчатки несёт то ли ливнем прошедшим, то ли
прорастает на ней погребённый под ней Капитолий.
Осень бросила флаги, взяла транспаранты, ходит,
призывает к восстанию всех сумасшедших, – годен, –
говорю про себя, головой утыкаюсь в стену:
Капитолий растёт, дозревает во мне неврастеник.
Чёрный мрамор шаров – по брусчатке взметнулись лужи,
голубиная взвесь неразбухшей заваркой кружит,
лепестки облаков, – словно кто-то жасмина бросил,
и зовёт почаёвничать эту… больную… д’осень…
А брусчатка гремит, собираясь в большие кучи,
и на каждой из них по кресту, – неврастеник мучит, –
но, кольнёт под ребром, сам себе подкошу колени,
упаду и сольюсь со своей недозревшей тенью.
Сколько так пролежу, – не пойму… Проберёт холод:
Капитолия нет, раскалён до предела город,
и брусчатка цела, но булыжник один – цвета
свежепролитой крови, глазницей – в бульвар вдетый…