Тишина, или история о восьми миллионах (сатира)

                                                Эпиграф: Лукавый следом хаживал,
                                                                 поводырем был судейских и их, псов серых.

Вступление:

  Дежурка,- …ать-два, ать-два, направо, налево, вперёд, вниз, отжаться, присесть...

  Дежурка, группка милиционеров, - трут, мнут, пишут, хихикают,- между ними сидит молодая дивчина. Она: в форменной, серой, мышиного цвета юбчонке, туфлях с пряшечками и в лейтенантских, новеньких погонах. Кое-кто из её сослуживцев, мужеского рода, вожделенно поглядывает на округлость её коленок. Ничего так девчоночка: крашеная шатенка с короткой стрижкой, приятным лицом и большими, голубыми глазами. Глаза крупные, добрые и глупые, как у стоялой, молодой коровы.
  Я примечаю: до того, как девушка милиционер появилась в дежурке, в ней, в этой самой дежурке, находилось всего ничего, пара человек, - теперь же в дежурку набилось целых двадцать два мужика, …и все двадцать два чего-то пишут, сопят, сипят, поглядывают…- прямо умора, - ха-ха-ха…!!! Настоящая укатайка! Да и девчоночка, так себе средненькая. Был бы женат в шестой раз, даже бы не взглянул. Ну, да ладно, разговор собственного не об этом, а о том, как я, бедный художник, просидел два с половиной часа в предбаннике милицейской дежурки,- точнее будет сказать, продремал в пригляд.

Глава - 1
  Пожалуй начну с Божьей помощью.

  Звонок в дверь: дзинь-дзинь,- заходит маленький, прыткий майор. Я помню его, ещё лейтенантиком. Он в бытности своей, в этой самой дежурке рукоприкладством занимался со щупленьким, забитым алкашом. Алкаш этот, вякнуть там, что-то посмел, а может быть чихнул чересчур громко, а может быть слюна алкаша, попала на новенький, лейтенантский погон. Был сей милиционер, всегда подтянут, чист и опрятен. За башмаки его, я вообще молчу, - блестели.
  Речь, конечно же, не об алкаше, и тем паче не о милицейских погонах и башмаках . Я тоже в армии погоны носил. Вот только погоны те были чисты, как первородный снег. Как говорится в народе: чистые погоны - чистая совесть.
  Интересно получается, - этот малой так ретиво служил, так чистился, так работал ладошками, так топал блестящими башмаками, что смог в столь короткий отрезок, в десять служивых лет, дослужится почти до подполковника. Это ж, сколько невинных душ, этот стервец уморил в милицейских казематах,- интересный фрукт.

  Извините господа и милые дамы, опять отвлёкся, …лирика, побери её!
Повествование в повести-карикатуре пойдёт не о нравах российских и даже не о мордобое, а пойдёт оно, это повествование о рублях, то есть нескольких миллионах  рублей. Пусть эти рубли деревянные, но рубли эти наши, родные, народные, вполне конкретные и реальные. Целых восемь миллионов, а может быть и больше.
В народе поговаривают, что кража бюджетных денег за последние десять-двенадцать лет переросла цифру четверть миллиарда. Чудно как то, - откуда в Очерском дотационном районе столько денег, хотя конечно, народу виднее, народ он такой у нас,- всё знает.

  Сижу я значится на стуле, мечтаю, рассуждаю...

  … вот если, к примеру, взять армейский, крупнокалиберный пулемёт с четырьмя само наводящими стволами, - скольких соискателей женской юбки можно уложить в течений десяти секунд, - я полагаю всех до единого. Девчушку жалко будет, а что поделать, Смерть-Красотка не выбирает, у неё свой счёт-подсчёт имеется. Говорено же им было, и не раз говорено: больше трёх не собираться. Нет, не поняли остолопы, тепереча одной кучей лежат: где руки, где ноги не разобрать. Голова старшины, который всё что-то писал за дежурным столом, на этом самом столе без туловища покоится. Рука его, с зажатой авторучкой между указательным и безымянными пальцами, в виде кукиша, прямиком этому мелкому майору в глаз угадила. Картинка ещё та…- не налюбуешься. Одно радует: не состоявшийся подполковник уже не блестит, не пахнет, а валяется тут же, весь с ног до головы в дерме. Как говорится: за что боролся, на то и напоролся.
  Сколько же всё-таки отходов в людях,- прямо жуть!

  Окрик майора (...мелкий майор дежурный по смене): "Кандинский, хватит дрыхать!"
  Я встрепенулся, кошмар прогнал, в желудке засосало, спрашиваю: " Господин майор, когда кормить будут?"
  - Майор, строго: «Не положено».
  - Я, обиженно: «Ну как же, у меня сахарный диабет. Я через полчаса в обмороки голодные начну падать, а у вас пол заплёван...» - брезгливо оглядываю предбанник…
  - Майор, оглядывает меня с ног до головы, отвечает: «Тебя, кувалдой не убить».
  - Я, щучу: «Господин майор, а допросить, ...я люблю с пристрастием».
  - Майор, снова оглядывает меня с ног до головы, ехидно улыбается, отвечает: «Допросим, ...скоро, …за ваши деньги, любую вашу прихоть, хоть с применением гвоздодёра». …уходит.

  В коридоре слышится его строгий, командирский голос: «Смена, равняйсь, смир-р-рно! Оружие сдать, почистить, …получить!»
  В чреве милицейского участка, где-то вдалеке: возня, шум, стук, гам, щелканье, крики, мат, …не литературный. В дежурке никого. Даму в новеньких, лейтенантских погонах, как ветром сдуло, - мдя...

  Сажусь на стул. Вечереет. Лучи низкого, не яркого солнца слепят глаза. Прикрываю веки, проваливаюсь в дремоту. (… ночь не спал. Записал три метровых холста. Назвал триптих: «Ночи с сумасшедшим»).

  Снится…

  …приоткрываю бронированную дверь дежурки, заглядываю, …все в порядке, - куча мала. Девчушка растопырив ноги, едва дрыгаетс, - жалко, сдергиваю чеку, бросаю гранату в кучу тел, прикрываю дверь, наваливаюсь всем телом, спустя секунду глухое: «Бух…», - лёгкий толчок и тишина, - только эхо - А-А-А-а-аааа……….а-ааааа…

  Пяти этажное милицейское здание вымерло.

  Поднимаюсь на второй этаж. Секретарская. Кабинет на право, кабинет на лево.        
  Секретарша: рыжая, толстая тётка, трясется, скулит, под столом лужа,- описалась бедненькая.
  Захожу в кабинет к начальнику милиций Очерского РОВД Афонасьева, (...в просторечии Афоня) …захожу не стучась, …оборачиваюсь, - ласково прошу секретаря: «Кофе и шоколадные конфеты, на одного, ...и быстро!»

  В обширном кабинете ни души. Заглядываю под стол, за диван, под компьютер,- никого. Открываю створки, врезанного в стену, платяного шкафа. В углу шкафа, на корточках сидит Афоня.
  Афоня плачет, трясётся, похоже на всё согласный. Хватаю вояку за шиворот, бросаю на пол, ору, …громко ору: «На колени сучара!!!» Полковник встаёт на колени, трепыхается.

  Заходит секретарша, трясущими руками ставит поднос на стол начальника.
  Я усаживаюсь в мягкое кресло начальника милиции, пью кофий, кушаю шоколадные конфетки.
  Полковник Афонасьев и рыжая толстушка секретарша трясутся, скулят, ...кофе и конфетки оказались плохие, невкусные.
  Поковыряв кончиком армейского ножа промежду зубов, строго говорю: «И так! Буду тебя полковник, судить, не обессудь, ...строго судить, ...секретарь будет свидетелем».
  - Виновен? – ору я.
  - Нет!- скулит и трясется Афоня.
  - Врёшь морда ментовская! – ору ещё громче.
  - Честное слово не виновен... - скулит полковник, и как ни странно тоже, как и секретарша обмочился…- засянец мать ити-ть!
  - А какая разница, я слышал, у вас в милиции невиновных не бывает. Попал в мусарню, значит виновен.  – парирую я доводы полковника.
  - Бывают исключения - начальник всегда прав! - уверено отвечает начальник милиций Афонасьев.

  Я подхожу к обвиняемому, срываю с него трёх звездные погоны, зашвыриваю их в мусорную корзину, бью Афоню в глаз.

  - Не имеете права-а-а… - скулит и плачется Афоня, но как-то неуверенно, слабо, с подвывом.
  - Кто сильней, тот и прав! - отвечаю я, ни чуточку не колеблясь, ни капельки не сомневаясь.

Спрашиваю свидетеля: «Как милочка, считаешь, виновен, или не виновен, твой бывший начальник? Не бойся, он уже ни когда не будет твоим начальником, ибо не жилец на этом свете».

  Секретарша, смело: «Виновен, падла такая, ещё как виновен! Вечно, почти каждое утро меня за задницу хватал скотина жирная, …а я терпела, … у меня тройняшки и муж алкаш, …будь он не ладен!!!»
  Секретарь-свидетель плачет, подбегает к Афоне, пинает его по тощей заднице, орёт на него: «Сука! Блядь! Падла!»

  Ничего думаю я сам про себя: «Какие женщины у нас водятся в русских селениях».
  После этого случая, я сильно наших женщин за уважал, и решил больше ни одной не убивать, только мужиков, ...а что, пускай живут, если хорошие.

Глава - 2
  Всем встать, суд идет…
  Выхожу за дверь, захожу обратно, сажусь за стол, пишу постановление, зачитываю постановление. (…бывший полковник подняться не смог, лежит в обмороке, ...ну, пусть лежит, ему всё одно теперь лежать до самого судного дня), …читаю громко, внятно, в слух: «...такой-то, такой-то, ...ага, вот, нашел, ...виновен по всем пунктам. Приговаривается к смерти через расстрел. Приговор обжалованью не подлежит. Приговор привести в исполнение немедленно. Взвожу курок…».

  Афоня, открывает глаза, тихо, обречённо произносит: «Последнее желание, можно?»- «… а почему нет, осуждённый говорите» - ответствую я.
  Бывший муж, бывший полковник, бывший начальник милиций славного города Очер сладострастно прошептал: «Можно господин Судья, мне в последний раз секретаря Лизавету за жопу подержать, а ...?» - «… а почему нет, мне не жалко, жопа то не моя. Если Лизавета не против, значит и суд не против. Лиза, вы, как, не против…?!»
  Секретарь-свидетель, уже спокойней, почти жалостливо, со слезой в голосе: «Мне конечно не жалко, от зада не убудет».
  Лизавета оглядывает в зеркало своё необъятное хозяйство… - что-то там вспомнила и сердито, почти яростно: «Но мне никогда не нравилось, как ты, сволочуга мусорская, это делал, козлища безрогая, ...не разрешаю!!!»
  Я уговариваю Лизавету: «… разреши, - а, ну, разреши, не жмись, не жадничай, не убудет ведь».
  Афоня лежа на полу, скулит: «Лизанька, разреши, ну, разреши...- помнишь как, помнишь где, ...ну ведь в последний раз...».
  Лизавета, ни в какую, кремень женщина, ...уважаю!

  Встаю, объявляю: «Всё, срок вышел, пора казнить, ...может быть у осужденного, будут другие пожелания. К примеру, чашечку кофе, или скажем, покурить перед смертью, а...?»
  Афоня, сердито: «Не курю» - обращается к своему бывшему секретарю: «Ну, ты Лизка, и зараза!»

  Я выглядываю в окно… - на улице, перед милицией человечки суетятся, все в чёрном. Ага, думаю: «Маски-Шоу прикатили, пора выбираться, а то обложат, как хряка на желудях».

  Обращаюсь к бывшему полковнику: «Как выбираться будем...- если поможешь, останешься жив. Начальником тебе, конечно уже не бывать, но жену свою, дуру малахольную и дочку соплячку увидеть возможность появится».
  Смотрю, у Афони надежда в глазёнках затеплилась, радость по лицу прокатилась, но хитрит гад, виду не подаёт...
  - Афоня: «У нас в ментовке, в ангаре танк есть, настоящий, тридцатьчетверка…»
  - Я, удивлён, виду конечно тоже не подаю, восклицаю: «Не может быть, ...и стреляет?!»
  - Афоня старый вояка, радостно, возбуждённо: «Стреляет! Смазан, почищен и укомплектован, как говорится, полный боекомплект!!!»
  - Я, строго, обращаюсь к приговороренному: «Афонасьев, воевать пойдёте, искупите  кровью?»
  - Афоня, решительно, с боевым задором: «Пойду! Искуплю!»
  - Я, ехидно, с подковыкой: «А как же, боевые товарищи...?»
  - Афоня яростно: «Какие они, менты поганые, мне боевые товарищи! Тамбовский волк им боевой товарищ! У меня один боевой товарищ в городе Очер, Айболит! - есть, я хотел сказать Иваныч».
  - Я, вопросительно: «Это тот аптекарь, который местных алкашей любит Боровинкой угощать? Он ещё любит всем клизмы ставить. Клизму пациентам предлагает от любой болезни, и что самое удивительное, помогает. Все пациенты после этой его процедур здоровенькие ходят. Правда некоторые потом хромают, кто на правую, кто на левую ногу. Хромота зависит не от процедур, а от того, с какой ноги поутру, после сна, Доктор Таблеткин встанет. А, что поделаешь, любое лекарство осложнение даёт. Иванычу погоняло: «Доктор Таблеткин», девчата из местной поликлиники прописали.  Умора прямо, и укатайка тоже, с этого Айболита.
  - Афоня, виновато, смиренно: «Да, это он. Мы с ним всю германскую прошли. Эх! - времена были: гречки завались, солидола завались, у кухонного котла теплынь! Эх Германия, эх Германия...- Европа!!!"
  - Я, доброжелательно, но с издёвкой: «Не всё старухе пуховое одеяло, и на её горбатую жизнь, бывает, прорух нагрянет. А как же, всё же господа милиционеры, а, Афоня? - ведь сослуживцы…»
  - Афоня, яростью, даже нотки честности в голосе звучат: «Господин Командор-Судья-Художник, если честно, я и сам ментов не очень, а если уж совсем на чистоту, как перед Господом нашим, прямо ненавижу. Поубивал бы всех, к чертям собачим! Такие отбросы, говнюки, спаса нет! Здесь, в Очерской мусарне, триста отборных скотов и мудаков собралось, все, как на подбор, с ними дядька Черномор! Я разве похож на Черномора, а…?!»
  Афоня смотрит на себя в зеркало…- хихикает, ощупывает жирное лицо, трогает подбитый глаз…- ойкает: «Ой! Я ведь из бывших, из офицеров, танкист».

  Лизавета терпела-терпела, слушала-слушала, не выдержала,- взорвалась аки тротиловый эквивалент: «Так!!! ...говорила мне мама, не ходи дочка в лес, там волки. Скушают тебя маленькую. Не послушалось маменьку, пошла в лес за Серым Волком, вот результат на лицо! Что мужики, воевать будем, или сопли пускать будем?! У меня ещё трое близняшек, оглоедов не кормлены, их ещё спать укладывать, им ещё сказку, про Красную Шапочку сказывать!»

  … «Александр Евгеньевич, а Александр Евгеньевич...» - мне кто-то в ушко  нашептывает... Я глаза открыл, смотрю…- надомной спящим, буквой «г» старший лейтенант склонился. Шелестит бумажками, улыбается, и просит, нижайше так просит пройти на допрос, и ручкой делает, вроде как приглашает. Ну, думаю: «Попал, как кур вощи».
  Попался мне служивый, как в народе говорят: жареный лёд…

  Я встал, встряхнулся, оцепенение с себя сбросил и оглянулся…- в дежурке всё, как всегда: все сидят, все пыхтят, все чего-то пишут и дивчина при них, бездельничает. Живая значится, и растопырки в колготах цвета тела при ней…, то есть, на ней, …тьфу ты! - совсем запутался. Если колготы - то на ней, а если ноженьки - то при ней, …ясно!

  Захожу со старшим лейтенантом в кабинет, на двери надпись, крупно «Участковые». В нем, в кабинете, ещё два будущих подполковника сидят и тоже строчат. Мой, бумажку из стола достаёт и готовится писать протокол. Вдруг звонит телефон, - дзинь-дзинь. Старший лейтенант хватает трубку, орёт: «Але-Але…», …быстро выходит из кабинета.
  Будущие подполковники скрипят перьями, шуршат бумажками. Дом писателей у них, что ли, … почему на писателях форма и погоны,- ничего не понимаю…

  …проваливаюсь в сон…

  …вижу: ангар, танк…- настоящий, тридцатьчетвёрка всамделишная. Подхожу, стучу по корпусу,- дзинь-дзинь… - звенит, здорово!
  Моя команда, тут же: стоит на вытяжку, не мигая. Я кричу: «По ранжиру равняйсь, смирр-р-но-о!!!»
  У обоих моих вояк, щёки и животы затряслись, прямо ходуном заходились, ишь, как подтянулись, старательные.
  Лизавета, вся горит, в бой рвётся…- оно и ясно, тройняшки в хате одни, в голоде, в холоде, без мамы, без сказки маются. Разжалованный Афоня в струнку…- живота почти не видно, только розовые щечки подрыгивают. На нем парадный френчик с золотыми полковничьими погонами. Когда только переодеться успел стервец! Стойку держит, не шелохнется,- вот что значит армейская выправка.
  Я подошёл, оглядел этого бравого недомерка…- хорош! Вместе с кокардой и тульёй фуражки, цвета хаки, полковник доставал, как раз до моего носа.
  Я нарисовал фломастером, крупно и ярко, сетку на полковничьих погонах, сделал шаг назад и громко прокричал: «Поздравляю с внеочередным воинским званием!»
  Новоиспечённый генерал полковник не стушевался и тоже громко прокричал: «Рад стараться ваше высокоблагородие господин Судья-Художник-Командор танка Т-34!!!»
  Лизавета заныла, стала клянчить звание и должность. Я почесал затылок, глянул задумчиво на генерал-полковника Афоню, и размашисто нарисовал на грудях Лизаветы, две большие, нет, пожалуй, две огромные маршальские звезды. Лизавета зарделась и тоже выкрикнула, что, мол, рада стараться и перестреляет всех мужиков алкашей.
  Я её  строго спросил: «А в тех, кто в Маски-Шоу будете стрелять?» Лизавета округлила и без того круглые глазища и возмутилась: «Что за глупые вопросы господин Командор-Судья-Художник танка Т-34, конечно, я их, этих алкашей в намордниках, всех из армейского, крупнокалиберного, четырёх-ствольного, самонаводящегося пулемёта в куски, в клочья, не жалея!»
  Я не тупой, намёк понял, наградил Лизавету этим самым четырёх-ствольным пулемётом…- снял с себя и наградил, сказал при этом, тихо, но торжественно: «Возьмите, Лизавета, владейте, не опозорьте». Лизавета слегка побледнела, закусила губу, шепотом, твёрдо произнесла: «Не опозорю».

  В углу ангара кто-то протяжно, тоскливо, с надрывом завыл,- у-у-у-у-у-у-у-уууу… Афоня вздрогнул и всхлипнул.

  Афоня вздрогнул и прошептал: «Это же наш Мухтарка, заслуженная псинка. Стольких жульманов в своё время переловил, прямо жуть. Воет бедалажка, видимо к мертвецу».

  Удобно устроившись в мягком командорском кресле, потрогал указательным пальцем красную кнопку, с надписью «Пли!» - подумал про себя; «Не уж-то стрельнет…???» Афоня, в шлемофон, радостно; «Не с-сыте господин Командор-Судья-Художник, ещё как стрельнет! Ток перья с Маски-Шоу полетят!»
  Короче! - командую: «Всем по местам! Маршал Лизавета стрелок, генерал-полковник Афоня водила, Я главнокомандующий!
  Диспозиция такова: заводим танк, вылетаем, ба-бах! - стреляем на право, стреляем на лево, добиваем цели из пулемётов, удираем, берем в заложники главу города Очер Лёнчика Макрушкина и в леса, на стратегический простор». Слегка подумав, гаркнул: «Задача ясна?!!!»
  «Так точно, господин Командор-Судья-Художник!!!» - гаркнула в две глотки моя команда.

  Я доволен, думаю, про себя: «Боевая у меня команда подобралась, орлы! Мне бы ещё главу города Лёнчика Макрушкина на свою сторону склонить. Грешки бы его ковырнуть, да припугнуть хорошенько, рыльце у мелкотравчатого все одно в пуху. Не может быть того, чтоб не крал, как он намедни, в приватном разговоре меня уверял.
  Он всё глазки мне строил, и пальчики крендельком гнул, краснел время от времени и оправдывался. А ведь на воре, как в народе говорится: шапка горит».

  Афоня следом думает, в шлемофон, рад расстараться: «Не с-сыте господин Командор-Художник-Судья, расколется, как пить дать расколется на первом скачке, редиска! А если заартачится, мы в лесочек по быстрому спровадимся. Там его сердечного за ноги подвесим к суку покрепче и гвоздодёром по ребрам, по рёбрам, чтоб знал гнида, как народ обкрадывать!»

  На этом диалог с самим собой и подчиненным прервался. Взвыл мотор – ры-ры-ры-ы… Тэшка сходу протаранив створки ворот ангара, вылетела на стратегический простор. Я не целясь, нажал на красную кнопку…- бухнуло крепко. Уши заложило. Наводчица Лизавета застрочила из крупнокалиберного, четырёх-ствольного, самонаводящегося, армейского пулемёта, - тах-тах-тах…

  Маски-Шоу прыгали, как зайцы, бросая вверенную им, государством амуницию.

  Генерал-полковник жал на газ. Я время от времени нажимал указательным пальцем на красную кнопку с названием «Пуск», …и там, в ответ, с наружи, где-то, что-то с грохотом и шумом рвалось, и разрывалось. Наша боевая, стальная машина неслась, как адов потрох. Всё гремело и чертыхалось…

  …гремело и чертыхалось буквально всё: стальная штуковина, в которой я находился, мои друзья новобранцы, асфальт, дома, небо, …мой мозг тоже чертыхался и гремел,- в общем и целом - атас!

  Резкий толчок, манёвр и мы у цели. Генерал-полковник знает своё дело туго.

  Горсовет. Я в смотровую щель разглядываю приземистое, двухэтажное здание времён царизма. Стены полтора метра в толщину, выкрашенные под розовое, или под жёлтое…- не разобрать.
  Оно, это зданьице встретило боевую машину и трёх находящихся в ней сограждан, неприветливо, отчуждённо, и даже где-то враждебно.
  Я не стал долго раздумывать и ждать цветов,- нажал на красную кнопку. Раздалось громкое «Бум!»

  Я представил, как в своём тёплом, уютном, маленьком кабинетике, обделанным под евроремонт с претензией на евро стандарт, съежился маленький человечек. Как он трясётся мелко и дробно, как его мозг охает и ахает, какие конвульсий происходят с его большим «я», которое находится внутри него, маленького, никчемного и тщедушного.

  …пыль осела.

  Я гаркнул, для порядка в мегафон дежурную фразу – раз-два-три…- после чего предложил, главе города Очер не прятаться за спинами женщин и детей, а поступить, как мужчина и выйти с высоко поднятыми над головой руками.
  Считаю до трёх с буквой «и»,- раз и, два и…, на цифре три глава города Очер вылетел на средину улицы, прямо под гусеницы танка.
  В проёме от снаряда промелькнуло широкое лицо и здоровенная нога госпожи Федоськиной. Нога и лицо улыбались.

Глава - 3
  Голова закружилась, нестерпимо пахло милицией.
Я нехотя приоткрыл глаза. Всё тот же, склонившийся буквой «г» старший лейтенант, ласково нашептывает мне в ушко: «Всё спите, Александр Евгеньевич, всё спите, умаялись, и сны вам видимо хорошие, цветные снятся. Ну, спите, спите, не смею мешать, мне ещё необходимо кое куда, кое зачем сбегать». Потрепав нежно меня по плечу, услужливый участковый испарился. Опуская веки, мне подумалось: « …, а эти будущие подполковники всё пишут и пишут, всё шуршат и шуршат мыши канцелярские, … да-а, и одежда им под стать, серая...».

…сон-сон-сон,…

Стуча дробно зубами, молодой двоеженец, алименщик, воришка, голова славного города Очер, господин Макрушкин забился в дальний угол железной машины, которая неслась в сторону леса.

  - Я, ласково, по отчески: «Ну, что вы, Леонид, расслабьтесь, не волнуйтесь, будьте как дома. Здесь все свои, все наши, все родные, вы, всех знаете».
  - Лёнчик, стуча зубами, еле слышно: «Зачем я вам, что со мной будет, я, умру…???»
  - Афоня, язвительно: «Ишь, только появился и зразу столько вопросов, любопытный, какой».
  - Я, строго, почти грозно: «Вы, что генерал-полковник возмущаетесь, - вам, слово не давали. Ваше дело рулить, а главное, не раскрывать свой милицейский свисток. Вы, у нас, кажется приговорены».
  - Афоня, смиренно: «Извините, господин Командор-Судья-Художник, ошибся, я больше не буду».
  - Я, строго: «То-то же! Каждый сверчок, знай свой шесток, – русская, народная поговорка».
  - Лёнчик, несколько успокоился, приободрился, заглаголил: « Как у вас, здесь всё строго господин Командор-Судья-Художник. Скажите, а почему бывший начальник районного ОВД, полковник Афонасьев вдруг стал генерал-полковник, и почему он в танке, а главное, к чему он приговоренный?»
  - Лизавета, сердито: «Почему, почему, вот почемучка нашелся. Совсем мужик нынче измельчал, чуть, что сразу почему, - по кочану!»
  - Я, одобрительно, снисходительно: «Молодец Лизавета, но не в тему. Потому примолкните. Будете секретарем, будете всё записывать, весь, опрос-допрос».
  - Лёнчик, совсем оправился, приободрился, порозовел: «Что ж, опрос так опрос, главное, чтобы не расстрел с конфискацией».
  - Я, строго: «Главный вопрос на повестки дня: куда, а главное на что, потратил голова города Очер, Лёнчик Макрушкин восемь миллионов народных рублей?! Сей щекотливый вопрос, вопрос вопросов сегодняшнего судебного заседания.
Суд состоится в присутствии судьи, секретаря и одного присяжного. Так сказать, в присутствии «Тройки».  (Тройка, тройка лихо мчится, вьюгу снежную кружа, то завоет, как волчица, то заплачет, как дитя…) – что-то опять меня на лирику потянуло.
  - Фамилия судьи – Господин-Командор-Судья-Художник.
  - Фамилия секретарь – Маршал-Лизавета.
  - Фамилия присяжного – генерал-полковник Афоня.
  - Фамилия подсудимого – голова города Очер Макрушкин, в просторечии Лёнчик.

  Что ж, приступим, пожалуй…
  Я, строго, торжественно: «Вопрос первый и последний. Расскажите подсудимый, какую сумму вы украли от суммы восемь миллионов рублей, выделенных государством Российским, для города Очер, к двухсот пятидесятилетью со дня основания, на именины так сказать, на праздник, на культуру. Подсудимый, вопрос ясен?»
  - Лёнчик, спокойно и уверенно, даже нагловато, показывает большим и указательным пальцем правой руки ноль, отвечает слегка краснея: «Ничего не украл, ноль».
  - Я, спокойно: «Скажите любезный, куда и на что можно потратить такую уйму денег?»
  - Ленчик, слегка трясется, волнуется: «Ну-у, я не знаю, …я не крал, может быть, другие крали, я ведь в команде не один был. Да и по бумагам весь баланс один к одному сошелся, копеечка к копеечке, не придерёшься, как говорится всё тип топ».

- Афоня, не выдержал,- яростно, возмущённо орёт: «Ах, ты, прыщ мелкий, а скажи-ка мне на засыпку, почему председателя комиссий Мухача за неделю, до окончания проекта уволили, …ась? …и не говори, только мне, менту бывшему, что он де по собственной воле заявление об уходе написал. Да ни в жись не поверью. Он, Мухач, ворюга старый, всегда знает, что, где плохо украсть можно. Как пример: районную поликлинику вспомни, …вспомнил, - а…?! Короче, колись гнида, почему уволил Мухача?!»
- Я, удивлён, но Афоней доволен: «Что ж, хороший ход присяжный генерал-полковник Афоня, и вопросец с подковыкой. Просто так наш подсудимый не отвертится. Прошу вас, подсудимый, отвечайте на заданный вопрос».

  Лёнчик, покраснел и смутился. Он, этот наш Лёнчик, всегда краснел, когда врал,- молоденек ещё, не научился врать не краснея.

  - Лёнчик, заикаясь: «Я не виноват, он сам по собственному желанию».
  - Афоня, сердито бурчит: « Да, ври прыщ, скользкий, знаем мы тебя!»
  - Лизавета, баба сердобольная, гладит Лёнчика по головке, жалостливо: «Ребята, хватит пытать Лёнчика, он сам все расскажет, бес пыток, правда Леонид…»
  - Лёнчик тупо мотает головёнкой, мычит: «Мы-мы-мы…»
  - Я, радостно щелкаю плоскогубцами у носа главы города Очер: «Вот и славно, вот и молодец, вот и умничка! Люблю когда подсудимые сами, бес пыток, всё рассказывают, так сказать чистосердечно, по доброй воле душу перед смертью очищают. Оно и понятно без груза земных грехов взлетать легче, …а то бух! – и прямо в Ад!!!»

  Смотрю, наш глава побледнел, заёкал, но крепится. Губёнки трясущиеся отирает, пыхтит, готовится к длинному диалогу. Лизавета на меня с укором посмотрела. Афоня ладошку о ладошку в предвкушений трёт. Короче, процесс идёт!

  Лёнчик, насилу справился с волнением, заговорил.  Заговорил откровенно, - решил значит груз с души снять.

  - Ленчик, торжественно: «Уважаемые господа, присяжные заседатели и Вы, Ваша Честь господин главный Судья-Художник-Командор, дело было так! – собрались мы как то в бане, человек нас было шесть семь, не больше…»
  - Афоня перебивает подсудимого, спрашивает строго: «Просим перечислить фамилий, должности и пол подельников, …извините, я хотел сказать соучастников».
  - Лёнчик продолжает: «Хорошо, я не протв: Головачёва - женщина, первый заместитель главы Очерского района. Мухач - мужчина, непонятно какой профессий. Поговаривают в городе, что он раньше зубы в конюшне жеребцам рвал. Путтина - женщина, после пенсионного возраста. В недалёком прошлом коммунист, бессменный партийный работник. Дерендяйкина - женщина, новоиспечённый директор краеведческого музея. В прошлом заведующая домом культуры деревни Морозовка, и я конечно, Лёнчик - мужчина, голова города Очер. Ну, вот господа, пожалуй, и вся компания».

  - Лизавета, открыла от удивления рот, так с открытым ртом, как чревовещательница,  произнесла фразу: «Скажите Леонид, почему в бане…?!»
  - Я строго, наставительно: «Какая вы, Лизавета, недогадливая. Баня, это единственное место, куда ходят голышком. То есть полная гарантия, что никто ничего не запишет, а значит и не настучит, еж ли что. И вообще, прекращайте перебивать подсудимого. Ещё повторится, выдворю из зала, …то есть я хотел сказать из танка».

  - Лёнчик, ухмыльнулся, продолжил: «Сидим значит мы в бане, голышом, в чём мать родила, заседаем, судим-рядим-делим, кому сколько деньжат отломится. Естественно, если всё свертится, всё скрутится, всё сладится».

  - Я, строго, но вежливо, - уважаю, когда честно, по доброй воле в сознанку идут: «Хорошо Леонид, давайте по порядку, так сказать по пунктам: что зачем следует, и какой с чего доход получился. То есть, сколько чистогана в общаг накапало».
  - Лёнчик, воодушевлённо: «Перво-наперво хочу рассказать, как книжку делали. Поверьте мне господа, украсть четыре миллиона из восьми, это непростая задача, тут исхитрится необходимо так, чтобы комар носа не подточил, чтобы копеечка в копеечку сошлась.
  Скажу вам, господа по секрету на этот случай у нас Путтина Нона Михайловна имелась. Эта старая кошелка, ещё в давние, давние времена, когда в комсомольской ячейке секретарём подъедалась настропалилась с комсомольских значков и пионерских галстуков доход постоянный иметь.
  Но ближе, как говорится к делу…- стоимость исторического альбома к юбилею родного города Очер, в городе Пельмени, с фотографиями и текстом стоил семьдесят пять тысяч рублей. Мы посовещались и решили дать фирме сто тысяч, но по документации, под их подпись и банковским перечислениям пропустили пятьсот тысяч рублей. Мухач в Пельмень сгонял, у подрядчика наличкой получил разницу. Всё тип-топ.»
  - Афоня, сердито: «Ловкачи, ничего не скажешь! Мухача видимо за плохой делёж выперли, оно и понятно,- пять на шесть плохо делится,- гы-гы-гы…!!!».

Лёнчик освоился. Уже не краснеет, не бледнеет, а бойко и резво так, почти балагурит, с задором...

  - Ленчик,  уверенно с задором: «Я не знаю, наверное, так и случилось. Докладываю далее, по пунктам. Решили мы доисторическое животное в музей поселить. Прикинули, посчитали: прорезиненный материал – шесть погонных метров. Компрессор маленький, маломощный – один. Глаза, стеклянные, карий – одна пара. Чип, китайский – один. Выключатели, советского производства– два. Стекло, витринное, большое – два куска. Моток электропровода – три метра. Кронштейн – два. Двери, двойные, полупрозрачные, пластмассовые - одни. Цемент, марки триста – два мешка. Шерсть натуральная, человеческая – один килограмм, сто грамм. Чтобы сэкономить, шерсть состригли с себя, прямо здесь в бане. Всех больше шерсти дал Мухач. И как результат экономии и простоты подхода, себестоимость Чуда-Юда получилась пятьдесят тысяч рублей, ноль-ноль копеек.
Художнику-портному из Москвы заплатили за выполненные работы сорок тысяч.
Вот видите уважаемые господа, опять мы извернулись и украли у населения города Очер четыреста тысяч рублей».

Глава - 4
…просыпаюсь...- дела!!! ... ну, и дела-а...

  Господа писатели всё строчат. Вглядываюсь в их лица…- выражение лиц, людей умученных тяжелой неволей: блёклые, не выразительные, цвет серый, нездоровый, впалые щёки и худоба,- видимо это у них профессиональное. Недаром в писании сказано - Лукавый следом хаживал, и поводырем был судейских и псов их серых.
Интересно, а по телевизору всегда показывают милиционеров, этакими краснощёкими пузанами с дубинками наперевес, и рожи у них всегда наглые, отмороженные и глупые.  

...задумался...

  Вспомнил, как оказался в кутузке... Привезли на бобике, …заточили гады!!!
  К чести их можно сказать,- не мордовали, но и пряниками не угощали, грубили, конечно, рожи свои, сердитые, менторские показывали. Но меня этим не возьмешь, я в жизни всякие виды видывал.

  …ещё раз задумался...- Хуйманов настучал на свободного художника, скотинка мелкотравчатая.
  Хуйманов, в просторечии "Мелкий микроб", азиат русского происхождение, звучит почти, как афраамериканец, но только на русский манер.

  Откуда он взялся, этот Хуйманов в славном городе Очер совершенно непонятно. Старушки болтают: мол убег из какой-то азиатской страны со странным названием Фергана. Было это во времена Оранжевых революции. В Фергане этой резали русских, как собак, а равно как и тех, кто стучал этим русским на аборигенов узкоглазых. Ясно,- значит наш Хуйманов стукачек, …вот блин, на стукачка нарвался!

  Здесь, в городе Очер, этот Хуйманов, на удивление быстро занял доходный руководящий пост, что является само по себе весьма странным.
  Пост был по надзору за детскими учреждениями закрытого типа. Вокруг каждого учреждения был шестиметровый забор с колючей проволокой поверху. Совершенно не было никакой разницы детсад то, или школа одинадцатилетка.
  Как правило, из этих учреждений выпускали моральных уродов. Ясно, как божий день то, что из них, с их спецификой и закрытостью могло выйти только строй-мясо. Кто прямиком топал на зону за семиметровый, белый забор, кто в грузчики, кто в шахтеры на рудники, …и так далее и тому подобное. Девчата обычно, прямиком на панель шагали. Панелью в поселении городского типа Очер считалась трасса. Там на этой трассе грязная шоферня, за рупь с полтиной имела любую, …а далее развозила по всей стране всякие заразы, от Дырчатого плюмпэра до Спиданозного стафилококка.

  Мелкий микроб Хуйманов имел ярко выраженное, осыпанное застарелыми угрями лицо мальчика подростка. Он был мал ростом, имел маленькие ручки и маленькие ножки. Носил блестящие лаковые туфли на высоких, с мягкими набойками, женских каблуках.
При ходьбе этот прыщ слегка подпрыгивал, иногда даже со свистом. Я всегда не мог понять, как это у него получается. Вспомнилась детская песенка: " Чижик пыжик, где ты был...- я на речке жопку мыл...". Этот прыщеватый хрюндель тоже вечно полоскался.

  Обычно, свой рабочий день Хуйманов начинал с парикмахерской. Его любовница Вахидовна, которая от него Хуйманова прижила детеныша, старательно и добросовестно точила его желтоватые, крючковатые ногтки. При этом его маленькие ручки и ножки подергивались, - видимо от удовольствия. Далее Вахидовна делала ему аккуратную прическу,- волосик к волосику…- умора! …га-га-га…!!!

  И вот, причесанный, накрахмаленный и вкусно пахнущий (...еще бы, с такой фамилией), господин Хуйманов проводил свой рабочий день, за своим огромным рабочим столом.
  Стол его всегда был пуст. Его маленькие ручки покоились на полированной столешнице. Голубой, не моргающий взгляд блуждал поверху.  Время от времени дверь обширного кабинета открывалась, и к столу подходила секретарша. Она подсовывала бумаги на подпись. Мелкий микроб, не меняя позы, не опуская взгляда, подписывал принесенные шуршащие бумажки. Секретарша, переваливаясь с ноги на ногу, удалялась. Её огромный круп ходил ходуном. У микроба от ветра принесенного мощной походкой его секретаря шевелились волосики на мохнатых ушках и блёклых ресничках... (Если честно, запарился я описывать этого мелкого недомерка!)

  Нужно просто сказать, …это Хуйманов крал все, что плохо лежало в учреждениях вверенных ему государством.
  Крал он всё: от эмалированных детских горшков, до детских спальных кроваток, от лампочек в классах учеников до стульев. Доходило до смешного…- дети в некоторых классах учились стоя, …а что, очень удобно,- проверяющие заходят, а дети уже стоят. (Думаю, когда я начну дремать, этому гадёнышу придется во всем сознаться).

…устал что-то я, …глянув в последний раз на тружеников пера, устроился поудобней на стуле, закрыл глаза…

Глава - 5
  Вначале снились мне: лесные лужайка, цветочки, ёлочки, берёзки, птички-синички…- но тут неожиданно, из-за бугра покрытого сосновой порослью, с лязгом, вся в дыму выскочила бронированная Тешка. Резко, с визгом затормозив, она, как конь верный встала смирно и четко, прямо во фрунт в отношении  города Очер.
  Люк откинулся, и сияющая, испачканная копотью физиономия водителя, генерал-полковника Афони выглянула, и радостно заорала: «Все Ваша честь, господин Командор-Судья-Художник, всех доставили! Прикажите выводить…???

  Я всегда удивлялся прыти, этого шустрого недомерка в нарисованных генеральских погонах…«Хорошо выводите» – сказал я тихо и задумчиво.

  Афоня выполз из танка, стукнул пару раз по корпусу. На стук, из верхнего люка выпрыгнул мой новобранец Лёнчик. У Лёнчика была новая фамилия и новое армейское звание. Как и у водителя Афони, его погоны были изрисованы фломастером. Накануне я лично, перед строем нарисовал три маленькие звездочки в ряд, и объявил торжественно его звание и должность. Звание простое, армейское - старший прапорщик бронетанковых войск, должность – радист, фамилия – Леонид. В нагрудном кармане у старшего прапорщика Леонида находилась мобилка, которая постоянно издавала звуки типа: пи-пи… Довольствие у старшего прапорщика было простое: три сухаря в день, два литра воды, на обед, на завтрак, на ужин…

  Старший прапорщик Леонид лихо подскочил ко мне, лихо вздернул руку, для приветствия и зычно отрапортовал: «Ваше Командорское Высочество, господин Судья Художник, по вашему приказанию доставили всех обвиняемых!!!»

  - Я задумчиво, глядя в честные глаза Леонида, спросил: «Точно всех доставили, никого не забыли, никого по дороге не потеряли…»

  Леонид смутился, покраснел и отвел свои честные, голубые глаз в сторону.
  Афоня, не отходя от танка, надраивая до блеска его металлическую шкурку, буркнул себе под нос: «Врёт, как всегда, этот наш новый старший прапорщик. Потеряли одного,- утек сволочь, как через пальцы, недаром фамилия ему Подводный. Мы его хвать, а он раз, и утёк, собака!»

- Я строго: «Старший прапорщик, докладывайте».
- Прапорщик, заныл: «Это не я, это Лизавета пожалела инвалида…».

  Я посмотрел на Лизавету. Лизавета, облокотившись на вверенное ей огнестрельное хозяйство, то есть на четырёх-ствольный армейский пулемет мирно дремала. Да-а протянул я: «Кругом лес, птички поют, цветочки пахнут, а она дремлет. Танк вон рядом, металлический, а ей хоть бы хны. Что-то с Миром не ладное творится. Выгнал бы к чертовой матери эту многодетную домохозяйку, но вот беда метко стреляет. И пулемет любит, а кого ей любить, раз муж алкаш».
Бросив последний взгляд на мирно дремавшую Лизавету, я повернулся к старшему прапорщику…

  - Я, громко: «Смир-рно!!!»
  - Леонид, прищёлкнув каблуками, зычно: «Рад стараться ваше Высокородие!!!»
  - Я, с металлом в голосе: «Докладывайте, кто утек, какой такой инвалид, …и не мямлите, чай не в ресторации, а я вам, не девка красная».
  - Леонид, четко, по-военному: «Подводный, бывший глава Очерского муниципального поселения. Хоть и инвалид, но сильно хитрый, сильно умный. Притворился психом, и утек. Сел на японскую Субару и как сквозь пальцы, то есть как сквозь землю провалился. На ней, этой Субаре руль правосторонний, как раз под его увечную клешню. Нам с господином водителем генерал-полковником Афоней на нашей тихоходной Тэшке ну никак не догнать было эту японскую Субару».

  Слушая доклад новоиспеченного прапорщика связиста, я наблюдал, как черти из Тэшки выгружают обвиняемых. Думал и смотрел, смотрел и думал: … о звездах, о Млечных путях, о Чёрных дырах, о своей родной, любимой Преисподнии...».

  Тряхнув головой, прогнал видения. Громко на весь Галечный карьер крикнул: « Всем встать в очередь! Я спрашиваю «кто», - называете фамилию, должность, в чем обвиняетесь, сколько украли, отходите в сторону, … и не толпится мне тут!!!»

  - Кто?!...

  - «Лебеда, заведующая садиком «Березовое кладбище». Крала детские кроватки, ночные горшки и другую мебель. Собирала с родителей деньги, покупала новую мебель и опять продавала, и опять собирала… и так много раз. Схема хорошая, надежная. Ещё я закупала лежалые продукты: крупы, муку, рожки, кисели, консервы из государственного военного резерва, кормила ими детишек детского садика, разницу в цене брала себе, …ну, и делилась конечно.
  Много у меня грехов господин Командор-Судья-Художник. Можно назвать соучастников, с кем делилась, кто меня подбил на это лиходейство...?».
  - Я, сердито, с отвращением: «Спасибо, не нужно, они сами сознаются…».

  - Следующий… Кто?!...

  - «Хуйманов, начальник отдела районного образования Очерского района. Работаю пять лет. Честен, неприхотлив, характер нордический, стоек, к врагам района беспощаден…».
  - Я, удивленно: « Господин Хуйманов, где-то мы с вами встречались…»
  - Хуйманов, с надеждой в голосе: «Конечно господин Командор-Судья-Художник, мы с вами старые знакомые…».
  - Я, задумчиво: «Хорошо, об этом потом, в следующий раз, если суд оправдает. А сейчас любезный, скажите-ка мне, в чем вы грешны. То есть, что, где украли, где припрятали народного, не своего. В каком месте нехорошо наследили… - я жду…»
  - Хуйманов, мелко трясясь, тихо, но твёрдо изрек: «Денег не от кого не получал, никогда не крал, к детишкам в спец. школе не приставал. Я очень детей люблю…».
- Я, сочувствую, улыбаюсь: «Понимаю-понимаю...» - обращаюсь к Афоне: «Господин генерал-полковник, для господина Хуйманова дыба и плоскогубцы, …да смотрите, выберите сучок покрепче, для этого русского с Ферганской долины».

  Афоня резво подскочил к побледневшему вдруг любителю мальчиков и девочек, повалил его наземь, ловко скрутил его руки и его ноги тройным милицейским узлом, и поволок его к рядом стоящей, крепкой сосне.

  - Я отвернулся и крикнул в толпу: «Следующий!!!»

  Из толпы вышел крепкого телосложения средних лет мужчина, с хорошо посаженой головой и зверским взглядом.

  - Кто?!...

  - Мокрушник, голова Очерского района, не был, не привлекался, не участвовал, в коррупции не замечен.

  «Какой жесткий мужчина. Так просто такого не расколешь. Хотя конечно, в Аду у Крыса все разговорчивыми становятся». - подумал я про себя.

  Я поманил пальцем Маршала-Лизавету, строго приказал: « Этого молодца, за пятки и на ветку, пускай подумает до утра…

  - Следующий… Кто?!...

  - Абрамович, директор УКХКХ, крал тепло, признаюсь, но немного, для личных нужд, за лишнее тепло деньги отдавал…- пальцем показывает на подвешенного за пятки Мокрушника - вот ему, себе тоже оставлял на пропитание. Схожу домой все принесу…
  - Я, ехидно: «Кто ж тебя отпустит голубок, иди-ка, на травке пока посиди.

  - Следующий… Кто?!...

  - Коктя Макрушкин, директор управ коммунальными компаниями города Очер. Крал, но всё верну. Президент Медведь сказал, что можно в тройном размере… без конфискации…
  - Я, сердито: «Опоздали приятель, здесь нет Медведя, здесь я решаю, сколько, кому и какое наказание: рогатку, яйца открутить, за небо подвесить, или сразу расстрелять… идите, пока на травке посидите, в Аду набегаетесь по сковородке»

  - Следующий… Кто?!...

  - Сыромяткин, директор фирмы «Комфорт». Крал, но мало. Все отдавал Ленчику… - показывает на старшего прапорщика Леонида.

  Леонид подскакивает к осужденному Сыромяткину, клацает плоскогубцами у его носа, орет на весь карьер: «Кому-кому, мене-мене,- ошибаешься фраерок! Ты, когда сортиры на праздники городские строил, или там ёлку наряжал на Новый Год, то бобло украденное в апшоры кому гнал, ась?! Колись сволочь горбатая?!!! По сметам у тебя, те сортиры, как минимум золотые должны быть, а игрушки ёлочные из горного хрусталя, что-то я ни разу не замечал ничего таково, только бумажные фонарики, туалетную бумагу фирмы «Соликамск», да неказистые ёлочки на городской площади».

  - Хорошо Леонид, он ваш…

  Прапорщик Леонид по быстрому скрутил подельника, и недолго думая, уволок его к себе в норку, которую только что соорудил под откосом Галечного карьера.

  Мне подумалось: «Съест наш Лелнид подельника и косточек не оставит…»

  Что-то так мне стало скушно и тоскливо от безобразия такого, что захотелось мне спрятаться в бронированную Тэшку и заварить люк из нутрии…

  Поднимаю глаза, вглядываюсь в лицо: передо мной стоит худощавый, лысоватый мужчина средних лет. Я тихо спрашиваю: « Кто?»…

  - Ёжик, бывший владелец СИС, … специализировался по строительству в городе Очере и его окрестностях. Крал везде, понемножку, где миллион, где два, где полтора.
  - Я, оживился, с интересом: «Так-так, - приведите пример… - как это так: там миллион, сям миллион,- разве так бывает…?»
  - Ёжик, шепотом, чтобы никто не слышал: « Ну, как же бывает, вот, скажем, во время ремонта здания Краеведческого музея я украл примерно 5 миллионов из выделенных государством тринадцати миллионов. Схемы разные, вот как пример: железо на крышу закладываешь в смету, и пропускаешь по документации трех миллиметровое, а стелешь в полтора миллиметра, или два,- миллион уже накапало. Крышу стелил, часть железа закроил, …на сторону, продал знакомцу по сходной цене».
  - Я, восхищен, перебиваю, задаю вопрос: «Расскажите-расскажите, как это голубчик, вы, так ухитрились, как вам удалось, что волки сыты и овцы целы…?»
  - Ёжик продолжил: «На стыках сэкономил, а где текло, там герметикам залил. При сдаче не текло, но через два года потекло, и уже в течении пятнадцати лет, как снежок, как дождичек, так обязательно течет. Тоже самое, с красками, обоями и прочими строительными материалами. Делился понятное дело с начальством вышестоящим. А как же не поделишься…- а подряды, а детки кушать просят…- делится необходимо. Дома жена, собаки опять же, … целая стая четвероногих друзей, я сильно собак люблю…».
  - Я, хмыкнул, спросил строго: «Значит говорите снежок, дождичек, собачки… Вот скажите мне любезный, а людей вы любите?- только честно, как на духу!»
  - Ёжик, помявшись и блеснув зло крохотными глазками, ответил: «Нет, не люблю, …люди такие засранцы!»

  Вороватый строитель оглядывает тех, кто уже подвешен за члены, кто уже орет, кто уже скулит, воет и молит о быстрой кончине. Смотрю, мой подозреваемый в коррупции строитель аж позеленел от чувств, затрясся и в голос, громко так выкрикнул: «Дать показания кому и сколько перепало с наворованного?!!!»

  - Я, посмотрел в не очень честные, со слезой, глаза господина Ёжика, тихо, с чувством ответил: «Спасибо, не нужно товарищ, они сами всё расскажут. Идите, к подозреваемым, посидите на травке, подумайте о бытье-житье, помолитесь».

  «Да-а...» - протянул я про себя. Оглядев толпу подозреваемых, прикинул: «Сколько же времени мне понадобится, чтобы всех допросить. Здесь их человек сто, не меньше. Все лгали, все крали, все жульничали, все бес исключения стяжали, унижали и насиловали народ.
  Вот бы также с ними поступить, как накануне в ментовской, …человек триста положил, и что примечательно,- без суда, без следствия, никакой волокиты.
  Все правильно, в милиции безвинных не бывает. Среди начальства тоже безвинных нет – новая русская поговорка. Я много знаю хороших поговорок, кое, что сам придумал:
- Мертвый мент – хороший мент.
- Чем меньше ментов – тем воздух чище.
- Мент с возу – кобыле легче.
- Ментов много, а народ один. - что-то меня на поговорки потянуло…» - Я хлопнул крыльями и спрятал их под судейскую ряску.

Глава - 6
  Чуть в сторонке, от толпы обвиняемых стоит человек, у которого странная фамилия Самосвалов, и кличка у него тоже странная такая, - Доктор-Таблеткин. Он с супружницей своей, лет так десять спаивал народ славного города Очер «Боровинкой», «Клюковкой», «Смородинкой» и прочими спиртосодержащими лекарственными средствами.
Рядом с ним, его жена,- та ещё штучка, - умеет готовит хорошо, вкусно. В городе Очер лучше неё никто не умеет щуку готовить, и борщи всякие, разные варить. И именно из-за её этого умения у доктора Таблеткина, пузо начинается от подбородка и заканчивается где-то около коленок.
  Парочка этих «докторов» от всех отодвинулась. Видимо интеллигенты, видимо недолюбливают прокурорских, судейских и прочее высокое начальство.

  С левого края карьера в траве сидит господин Черпаков. Хорошая фамилия, Черпаков, Поварешкин, Половников, - этакий половничек, знай черпай из общего котла, пока ручка не устанет, - га-га-га…!!!
  Что-то я опять на лирику отвлекся, нужно с этим прекращать, суд всё же, а суд дело серьезное, на нем лирика неуместна.
  Черпаков, ворюга ещё тот! Второй помощник главы района. Заместитель по воспитанию. Кого он воспитывает, совершенно не понятно.
  Поварёшкин сидел на месте заместителя крепко и плотно. До него на этом месте сидела хитрая воровка из бывших комсомолок, его теща Путтина. Об этой даме отдельный разговор…
  Путтина была мамой преступного клана верхушки управленцев Очерского района. Считалась и почиталась госпожа Путтина вроде сицилийского мафиози. На Сицилии сидел крестный Отец, а здесь, в городе Очер была и есть крестная Мать.
  Благо сравнение с земельным участкам подходящее. В Очерском районе земли ровно столько же, как и на Сицилий.  
  Поговаривали, что даже сам голова района Мокрушник, под ней ходит, и ручку ей целует, и деньгами одаривает.
  Зять Мамы Черпаков служил в своей бытности директором первой средней школы. Крал буквально всё. Как-то украл новое железо, крыл в деревне дом-дачу, и по этой важной причине, ровно половину школы покрыл старьем.

  Рядышком с господином Черпаковым сидел в травке здоровенный детина. Тоже бывший директор первой, средней школы, нынешний редактор районной газеты «Очерские Моталки». Проработав в школе, ровно пять лет, выехал из её, школьных худеньких ворот на новеньком жигулёнке с прицепом, в котором находилась трёх комнатная квартира с евро окнами и евро унитазами к каждой жилой комнате.

  В самом центре лужайки устроился Лаврушка, толи еврей в десятом колене, толи мордвин в пятом. Знаю одно точно, родился этот жадный, хитрый полукровок аж в  Китае, за Великой Китайской стеной, в славном городе Харбине, …а что ловко устроился, в середке, - все его греют…
  Именно этот хитрый полу еврей, полу мордвин  выменивал на армейских складах лежалую крупу, муку, горох, гречку и другие продукты, припасенные государством на случае войны с Китайским империализмом.
  Менял он всё это хозяйство на бывшие в употреблении электрические столбы, провода высокого напряжения и изоляторы. Далее все выменянное электрическое хозяйство опять менял на провизию и уже после этой сложнейшей махинации продавал далеко несвежие продукты по цене свежачка через оптово-закупочную базу Районного потреб кооператива, заведующим садиков, директорам общеобразовательных школ, общественным столовым и другим общественным организациям. Разницу делил в равных долях на всех участников кооператива.
  Его подельник и верный друг на протяжении не одного десятка лет был Бурда Поликарп. Он сидел тут же, рядышком, оба попыхивал трубочками, чёрного, заморского дерева.

  Чуть в сторонке от этой милой парочки: одного полу еврея и одного полу хохла стояла весьма пожилая дама. Её странная фамилия носила привкус алкоголя. Ясно, что сама дама не выпивала. Она на дух не переносила не только запах перегара, но и просто на слух не выносили упоминания марок вин и названия водок, а при слове «Брага» её всегда страшно-страшно тошнило.
  Работа у этой милой, полуинтеллигентной дамы была простая, – судья.
  Дама проработала судьёй, вернее председателем суда в славном городе Очер тридцать пять лет и вот-вот должна была уйти на заслуженный отдых, - как ей не повезло…

  Рядышком с бывшей судьей стояла прокурор Малиновна,- дама близкая к сорока годам, в полковничьем синем френчике и синей же юбчонке. Я ни разу не видел эту даму радостной. Ходила она всегда туча тучей. Нет, вру, один раз видел её сияющей…- когда прокурор Малиновна предложила мне сделку с совестью. Но вы, же понимаете господа и милые дамы, какая совесть может быть у Художника-Командора-Судьи…- правильно,- непродаваемая Совесть!
  Любила Малиновна «Опель», корупцию и своего толстячка сынка. Работать не любила. В своём рабочем кабинете Малиновна писала только одни отписки. Всех посетителей выслушивала холодно и безразлично. Всегда всех посетителей записывала на магнитофон. Держалась прокурор всегда одной стороны - стороны власть предержащих, и именно на этом факте спалилась. Теперь она находилась среди подозреваемых по делу о коррупции,  и в претендентах на смертную казнь.

  Смеркалось. На откосах Галечного карьера начал собираться любопытствующий народец. Собралось их человек, тысяч около десяти. Народ был оборван, голоден и сердит, …и почему-то с лопатами.

  Ко мне подошел взопревший генерал-полковник Афоня, сердито произнес: «Молчит падла, молчит как партизан…». - «Хорошо генерал-полковник, садитесь в Тэшку и дуйте в славный город Пельмень. Там, на банной горе, в Желтом доме прячется наш подопечный ненастоящий псих Подводный. Если психи окажут сопротивление, нажмите на красную кнопку. В общем, вы, знаете, что и как делать, мне вас учить, только портить. Что бы утром, к шести часам этот вороватый псих был здесь, на Галечном карьере. Ровно в шесть состоится казнь приговоренных коррупционеров».

  Генерал-полковник, звонко пристукнул каблуками, отдал честь, лихо развернулся и не слово не говоря двинул к танку.

  Тэшка взревела всеми своими четырёхстами лошадиными силами, и рванула строго на северо-восток, туда, где в Желтом доме спрятался расхититель бюджетных средств Подводный.

  Быстро темнело. В лесу всегда так, быстро темнеет.

  Я повернулся к толпе коррупционеров и громко выкрикнул в толпу: «Вы все воры!!! Да! – или нет…???»
  В ответ послышалось тихое, виноватое, еле слышное: «Да, мы все воры. Мы больше не будем. Простите нас господин Командор-Судья-Художника, простите, пожалуйста, мы станем хорошие, мы станем не жадные…»

  Я про себя: «Бог простит…» - в ответ же крикнул: «Все садитесь, ложитесь, спите, отдыхайте, смотрите на звезды, дышите лесом, слушайте птиц…- утро вечера мудреней…»

  Прикрывшись от лесной сырости крыльями, отправился проверять посты.

  Лизавета стояла у треножника с четырех-ствольным крупнокалиберным армейским пулеметом.
  Выглядела Лизавета бодрой и посвежевшей. Когда только успевает эта красавица.
  Скользнув безразличным взглядом по её широким бедрам, пошел навестить двух основных фигурантов по делу о коррупции. Сегодня ночью одному из них предстоит спуститься в Ад, и познать муки Адовы.

  Я топнул трижды копытом, и как из-под земли вынырнул мой верный Конёк-Горбунёк,
Был он на удивление схож со старшим прапорщиком Леонидом. Те же упитанные бока, та же незатейливая улыбка и тот же честный, преданный взгляд.
Я уселся верхом на свою лошадку, схватил Горбунька за красные, мохнатые, длинные уши и шепнул: « В Ад».

Глава - 7
  Ад,- это вместилище греха и порока. Как говорится: входящий в Рай, не строй иллюзий, входящий в Ад, надежды не теряй - гы-гы-гы…!!! …ну, очень смешно…ха-ха-ха…!!! … прямо укатайка…!!!
  Ад был в моём введенье. Заправлял Адом некто Крыс. Ловкий малые: сноровист, шустр, непредвзят, с юморм. Люблю когда мои служащие с юмарком.

  В центре зала, на каменном помосте мохнатый черт Яшка охаживал главу Очерского района здоровенной пудовой кувалдой. Ребра у Мокрушника, как говорится, трещали по всем швам. Он мычал и вертелся, словно вошь на горячей сковороде.
Рот у Мокрушника был завязан красной тряпкой, под тряпкой был вбит берёзовый кляп. Кляп вбит, для того, чтобы пытаемый не кричал. У меня с детства нежные уши, я не переношу крика. Я вообще-то домосед. Люблю тепло и уют. Люблю здоровую, хорошую пищу и крепкие, красные вина.

  Удобно примостившись в золотом боговом кресло, которое ловкий Крыс, Адов повелитель прихватил в Раю, когда крал там, по недосмотру Бога безгрешные души… - но это отдельная история.
  Конёк-Горбунёк примостился у моих ног, жевал сенце.
  Я внимательно оглядел пытаемого,- похоже на парне не осталось живого места. Я подал знак черту Яшке приостановить истязания.
  Обычно во время пыток я веду задушевные беседы с грешниками, особенно если сия процедура происходи в Аду. Признаться люблю это дело, бодрит, и вообще хорошее развлечение, …а вот попробуйте, поживите-ка на Земле десять тысяч лет…- вот и я думаю, что о-го-го,- скушно.

  - Я, обратился к осужденному, спросил: «Вот скажите мне любезный, я слышал, старухи болтали, что якобы в лихие девяностые прошлого века, когда в бытность вашу, вы, подъедались в председателях колхоза, было вами совершено убийство, на почве ревности, а труп убиенного, вы спустили в голбец. Этот бедолага до сих пор в том голбце находится, вернее его косточки. Молодец тот, чью жену вы имели, не захоронен, душа его не отпета, скитается она, мучается, некрасиво, не по-христиански это. Ну, да ладно, это дело прошлое, к нашему с вами разбирательству отношение не имеющее».

  Кусок истерзанного в клочья тела завихлялся, задергался…

  - Я, сочувствующе, почти жалостливо: «Да не волнуйтесь вы так, я никому не расскажу. Меня интересуют совсем другие ипостаси, а точнее одна ипостась – денежная, а точнее злато-серебро. То есть сумма, уведенная из бюджета славного города Очер, а также прилегающих к нему территорий, в приблизительном размере в двести пятьдесят миллионов русских рублей. В золоте, это будет, где то около ста килограммов 999 пробы,- понимаете, о чем это я…- если эти три милые циферки перевернуть, что мы видим…- правильно, мы видим 666 - знак Зверя, … а это мой знак! Ты, понял меня, гнида мёртвая!!!»
  (Я всегда впадаю в неистовство, когда слышу милый и такой родной звук золота).

Будущий труп опять задергался, опять закривлялся…

  - Я, яростно: «Да понял-понял я…!»

  У меня мягкий характер, я не люблю кричать, но я всегда впадаю в неистовство, когда слышу милый и такой родной звон золота. Я знаю его звук, он как шелест осенней листвы под моими копытами, шуршащий во время моих пеших прогулок. Я знаю его запах, да-да, золото пахнет, пахнет необыкновенно, несбыточно, как воздух Вселенной. У золота есть цвет. Посмотрите, на мою шерсть… Моя шерстка светится изнутри,  и цвет это, цвет Солнца.
  Мдя… что-то я на лирику перешел, хотя конечно, чуть-чуть лирики не помешает.

  Конёк-Горбенёк перестал жевать травку и спросил: «Скажите господин Командор-Судья-Художник, о чем это так волнуется наш испытуемый. Похоже на то, что созрел наш касатик».

  Я ласково потрепал красные, мохнатые ушки своей лошадки и произнес: «Наш подопечный во всем признался. Признаться в воровстве, всегда лучше, чем признаться в убийстве. Сейчас мы снимем с него намордник, достанем кляп из его нехорошего рта, и он нам поведает всё о своих проделках,- сколько и где украл, с кем делился, где и сколько припрятал».

  Черт Яшка ловко срезал ремни. Вылил пару ведер ледяной воды на обвиняемого и усадил его на табурет напротив меня.

  - Я, ласково: «Ну, вот, давно бы так. А то так терпели, так терпели, даже черти мои умаялись. Из-за вашего упрямства, мне придется сверхурочные выплачивать и дополнительный выходной мохнатым давать. Хотя конечно, поупрямится не возбраняется. Что ж давайте, приступим… Яшка за секретаря, - будет за вами всё скоро записывать, все ваши грехи и шалости, а я буду слушать. Если я вдруг вздремну, вы, не смущайтесь, рассказывайте, Яшка все запишет, слово в слово. Он, чёрт, честный, лишнего не припишет».

  - Я, серьёзен, сосредоточен, как никогда, задаю вопрос: «Вопрос номер один, основной вопрос - где, когда и сколько? Прошу не лгать, не увиливать. В противном случае следующая пытка «Испанские сапоги». Я полагаю, сей пыточный инструмент вам, милейший, знаком. Никто не выдерживал, все без исключения кололись, бывало даже, чужую вину на себя брали. Хотя если повспоминать, то был один рыцарь-рубака, полюбовничек императрицы Медичи. Силен был бродяга, ни слова не сказал. Яшка ему все кости ниже коленных суставов раскрошил,- ужас!!! …и что примечательно, а самое главное обидное, когда мои черти принялись в его черепе дырки сверлить, для того, чтобы в них пираний запустить, этот недомерок сознался. Даже взял на себя чужую вину, заявил, что имел не только Марию Медичи, но и мужа её, императора Карла, вот врун какой, мы-то знаем, что Карла имел, его шут Яшка».  Вон он Яшка, пытатель ваш.

  Я хлопнул ладошкой промеж рогов своего подручного по пыткам черта Яшку и строго наказал, чтобы тот старался, а главное писал протокол разборчиво, и внятно.

  - Мокрушник, шепелявит, но ясно так с присвистом: «Я все скажу, Ваше Преосвященство господин Судья-Художник-Командор, ничего не утаю, не хочу, чтобы во мне рыбы жили, они такие глупые и гадкие, от них тиной пахнет».
- Я, восхищенно: « Давно бы так, а то, грудь колесом, мол нестрашно, мол докажите, мол сам себе богатырь, а на поверку вышло какой-то малявки-рыбки зубатой испугались, …кувалды Яшкиной не испугались, а вот рыбки на те вам, и коленки затряслись. Вообще-то как я погляжу, сильно странный народ эти люди!»
  - Мокрушник, опять за своё, глаголет с присвистом: «Всё скажу, ничего не утаю…»
  - Я, жалеюще, почти по отцовски: «Ну и правильно, вот и хорошо! А, чего скрытничать, чего жалеть, ведь не Душа, а всего на всего злато-серебро, …как говорится: Бог дал, он же и взял. Давайте любезный, начинайте, облегчите свою совесть перед смертью. Вы не думайте, Смерть она добрая, это мы злыдни, а Смерть красотка, …она всех любит, всех приголубит».

  - Мокрушник, заговорил: «Мы, как то в средине девяностых собрались на сход, все председатели колхозов, ну там Найдёнкин и другие, которые округ города Очер, раньше, во времена прибыльные, Советские, паслись. Вот порешали, порешали и решили, большинством голосов оккупировать город Очер. Ну, и понятное дело, поиметь его, как следует, по полной программе. Конечно, вначале я ради тренировки, свой родной Купринский колхоз в чистую разорил, - а что, сам создал, сам и по ветру пустил».

  - Конёк Горбунёк не выдержал, закричал: «Чет я не понял, ты чё, в натуре, нам тут вставляешь, мы что, тут в Аду тебя, хворь стылую, вечность слушать будем, заливаешь нам тут, кто, да где! Ты, мразь, деревенская, навозная, давай ближе к делу, бес рассусоливания и размазывания каши манной по тарелке, по делу давай, про золото!
  - Я, одобрительно потрепал гривастую гривку своего коника и произнес: «А, что, Конёк-Горбунёк дело говорит. Вы, товарищ, давайте как-нибудь покороче, поцельней что ли, посжатей, не век ведь нам куковать подле ваших баек. Утром казнь на Галечном карьере, а мы ещё и не начинали».

  - Мокрушник, подобрался, сконцентрировался и продолжил: «Первое – я, как голова Очерского района создаю свою компанию при администрации района МПУ, в просторечии – Служба заказчика. Для того, чтобы её создать я обанкротил Бытсервис, с его банями, индпошивом, канализациями и прочей требухой.

  - Конёк-Горбунёк, опять не выдержал и заорал: «Ага, значит, это ты, змей подколодный, баню разрушил и Бытсервис порушил. Значит это из-за тебя прыща гнойного, народ славного города Очер десять лет немытый ходит?!

  - Я, не выдержал и скрутил Коньку его наглые, красные уши, …прошипел: «Если ты, тварь, четырёх-копытная не прекратишь перебивать подследственного, превратишься на рассвете обратно в Лёнчика, голову города Очер, а там уже с тобой другой разговор будет».

  Конёк-Горбунёк с перепугу ойкнул и замолк до утра.
  Чёрт Яшка бойко записывал каждое слово произнесенное в пыточной зале. Записал даже то, что Конёк-Горбунёк ойкнул. Вот уж мне эти черти, до того дотошные и исполнительные, прямо до тошноты, …это конечно хорошо, плохо то, что тупые до безобразия.
  Случился сей казус тупоумия, с Яшкой, после его перерождения. Матрице в системе перерождения не выдержала. Наверное от грехов его не мыслимых. Недаром их начальник и руководитель славный Крыс набирает себе в услужение чертей, строго из грешников людей: садистов, гомосеков, педофилов и извращенцев разных мастей.

  Да тяжела служба у Крыса, повелителя Адова, ох тяжела.

  Между тем обвиняемый продолжал…
  …а чтобы совсем в наглую зажировать, я подмял под себя весь жилой фонд города Очер. Было это где-то в году так 2001-2004, а в 2005 году, когда я пошел на второй срок служения, я обанкротил эту мной созданную единую компанию, то есть разбил на куски МПУ и создал несколько мелких компаний и посадил на кормление своих людей…

  Я было, уже хотел задремать, но здесь, в повествовании моего подопечного запахло златом-серебром. Я встрепенулся и воскликнул: «Так-так, это уже интересней, вот, пожалуйста если вас, не затруднит, здесь поподробней, про деньги, про коррупцию, можно с примерами».

  Подследственный, напряг мозги…

  Чёрт Яшка заглянул в отверстие в черепной коробке подследственного и произнес:
«Нет, Ваша честь, Судья-Командор-Художник, не вспомнит, через чур дырки глубоко насверлили, память у подследственного вышибло…»

  - Я сердито: «Что ж, ничего не поделаешь, коль черти ко всем видам пыток готовятся загодя, уж такие они тупые народились»

  Тем временем подследственный продолжал…
  …сумму, Ваша Честь Судья-Командор-Художник я не припомню, или двадцать, или двадцать пять миллионов с этой сделки мы получил, …да это уже и неважно, важно другое, то, что на руинах МПУ я создал такие подвластные мне компании с марионеточными руководителями как Ясень, Жилремсервис, ОРМУМП,- в просторечии ЖКХ. Здесь могу сказать про деньги: начальники этих организаций, мне исправно, каждый месяц в апшоры денег засылали. Схемы самые разнообразные, от игры в виртуальную рулетку, до игры в виртуальные шахматы. Иногда просто, старым, дедовским способом, в лесочке, из кармана в карман.

  Я слушал-слушал, не выдержал, возмутился; «Что-то у вас, уважаемый, всё так сложно, всё так запутанно, мы тут в Аду к простоте привычные, а вы нам апшоры…, а впрочем, продолжайте, Яшка пускай записывает, а я подремлю чуток».

  Я заснул под тихое бум-бум подследственного.

Глова - 8
  Странное это ощущение сон во сне,- это, когда ты спишь, и тебе снится, что ты спишь, и в этом «спишь» видишь сон…

…танк Т-34 жарил по ночной трассе в сторону великого города Пельменя. Генерал-полковник жал на акселератор, что есть силы, - оно и понятно, знал гадёныш, что если не выполнит к рассвету задание Командора-Судьи-Художника, то ждёт его дыба, каленные клещи и местечко рядом с бывшим головой Очерского районного поселения Мокрушником.
  Генерал-полковник Афоня сделал: «Быр-быр…», его передернуло от нехороших предчувствий, и он ещё глубже вдавил подошву рифленого армейского ботинка в пол Тэшки.

  Вдалеке замелькали огни большого города. Предутренний, белесый туман крался по верхушкам столетних елей. Асфальт трассы мелькал сплошной серо-стальной полосой. Огни стремительно приближались.

  Афоня щелкнул тумблером с надписью фугас, дымовая завеса. Нажав, и следом резко отпустив со щелчком педаль акселератора, до отказа вдавил красную кнопку. Тэшка встала, как вкопанная, Её пятиметровый ствол, изрыгнув пламя, трижды выплюнул в спящий город смерть. Где-то там вдалеке ухнуло, бухнуло и занялось пламенем.

  Генерал-полковник Афоня знал свое дело туго, он не умел служить, он умел воевать. Его бронированная Тэшка, с ходу ворвалась в спящий город!!!

  Афоня знал, где прячется казнокрад Подводный. В свою бытность, после Германской, ему приходилось проходить курс лечения на Банной горе, и именно там, в стенах этого славного заведения, под видом умалишенного, он научился выдержке, умению принимать осмысленные решения и метко стрелять по целям.

  Я приоткрыл левый глаз, потом правый…- первый сон продолжался, на табурете сидел подследственный и бубнил…- бум-бум-бум… Черт Яшка всё скоро записывал.

…бум-бум-бум… - продолжал подследственный - на мое место в 2007 году влез инвалид детства некто Подводный. Он, гад такой банкротит всё, что я создал непосильным трудом. Создает на обломках трех моих компаний, одну трансконтинентальную компанию и обзывает её – «Иго-Го-САВРАЗКА». Это же надо додуматься до такого, - переименовать ОРМУМП на лошадиное имя Иго-Го, … и вот ведь каков фрукт, смог таки срубит на этом объединений десять мультов деревом, а главное, что обидно, так это то, что вся эта, его успешная махинация прошла в нагляк мимо моего носа. Далее,- Подводный закупает на какой-то лешак здоровенные трубы диаметром полтора метра и хочет вблизи города Очер ипподром строить. Ну, я понимаю, любит человек лошадей, но скажите мне на милость, зачем коням трубы. Я посмотрел на это его беспредел и по скором собрал нашу шайку во главе с Мамой-Путтиной.
  Мы порешали-порешали и решили использовать в борьбе с любителем лошадей старый, проверенный способ, как говорится словить этого гада на живца. Подложили инвалиду Поводному японскую Субару. А когда он, на неё залез, вернее в её влез, мы его хвать с поличным и в прокуратуру, к нашему прикормленному прокурору Калиновне.
  Калиновна сильно не любит похотливых мужиков. Она знает, как спровадить чужака Подводного в места не столь отдаленные, туда, где Макар телят не пас.

  Черт Яшка слушал-слушал, конспектировал-конспектировал…- устал, глянул сердито на подследственного и рыкнул,- ры-ы: «Прошу не переходить на личности, давайте по делу, …время капает».

  За время пыток Мокрушник научился понимать зверовидного чёрта Яшку, как говорится с полуслова, вернее с полу рыка.

… Подводный, Субару, красавицу поимел, на этом и спёкс. Захотел красиво ездить, ездил бы на своих кониках… - продолжал подследственный.

  Конёк-Горбунёк подкрался к Мокрушнику и укусил его за причинное место, при этом резонно изрек: «Если не прекратишь, оскорблять лошадей, я тебе глазки выколю, и язык твои поганый до пуповины вырежу. Понял меня, ты, живой труп…???!»

  - Я, прикрыл глаза, подумал: «Пускай сами разбираются, кто у них тут живой, а кто мертвый труп».

  …Банная гора. Жёлтый дом. Инвалид детства Подводный наспех мастерит ласты и подводный скафандр. Кислородные баллоны стоят тут же, рядом. Он знал, что рано, или поздно за ним придут.

  Где-то вдалеке ухнуло, грохнуло и занялось красным.

  Подводный выглянул в окно и прошептал тихо: « Так и есть, Командор-Судья здесь. Ну, ничего Судья, нас так просто не возьмешь».

  Казнокрад Подводный умело и ловко нацепил на себя глубоководное снаряжение, для драйверов. В последний раз оглядел помещение, в котором прятался от правосудия два месяца, смачно сплюнул и вывалился в распахнутое окно психиатрической лечебницы.
  Водная стихия ласково и нежно приняла своего. Подводный умел плавать. Это он умел делать лучше всего в своей жизни. Недаром его левая рука была приспособлена, для плавания, она и выглядела, как ласта.

  Река Кама, была хорошо приспособлена для игры в кошки-мышки.

  Разгоряченная Тэшка притормозив на Банной горе с ходу выпустила три бронебойных снаряда по Жёлтому дому, - Бам-Бам-Бам…!!!
  В свежих пробоинах замаячили белые простыни. Люк у бронированной Тэшки с визгом откинулся. Закопченная, злобно-довольная физиономия генерал-полковника Афони выкрикнула в мегафон: «Психи, вы, мне не нужны, мне нужен казнокрад Подводный. Даю пять минут, или считаю до трех с буквой «й», обратите внимание с кратной и. Выбирать вам! - не будет Подводного, раздолбаю вашу психушку к едреней-фене!!! Время пошло!
  Через секунду появляется голова с белой бородой, и  давай кричать:  мол, Подводный утёк, мол нырнул в реку Каму, как есть утек!
  Афоня глаза трет, ничего не поймет, мерещится ему: бут-то сам господин Судья-Командор-Художник ему кричит из окна психбольницы, и на Север указывает перстом своим, и крылья у него не чёрные, как обычно, а белые, как первородный снег. Чудеса, да и только!
  Подивился Афоня сему факту, но делать нечего, решил на мосту Пельменском засаду устроить, так как на стоянке у поста ППС, вблизи реки Камы, ещё ранее заприметил японскую Субару казнокрада Подводного.

  Так Афоня и поступил, залег в камышах напротив моста.

  Скажу вам дорогие читатели, не таясь, был наш Генерал-Полковник-Афоня настоящий стратег и тактик. Всегда знал, как кувыркнутся так, чтобы всем было хорошо: чтобы волки были сыты, овцы целы и у самого нос был в табаке.

  Лежит наш Афоня и думу думает: « Вот откель на нашу голову этот Судья-Художник-Командор взялся. Жили мы в городе Очер тихо, мирно, никому не мешали, приворовывали из казны потихоньку, а кто из нас не грешен, у всех рыльце в пуху вывалено. Мы же живые, а как без греха, не согрешишь, так ведь и не покаешься, а не покаешься, так и дорога в Рай заказана будет. Грех он благость Божья и радость
Земная. А тут нате, явился, не запылился, всё ему не то, всё ему не так...- тьфу ты лешак, то у него крылья чёрные, то у него крылья белые, то рога метровые, то нимб полощется светлый… ничего не пойму!  Лучше бы я собачкой родился, - сильно мне нравятся бойцовские породы, типа бульдог».
  Афоня потрогал своё жирное лицо, ощупал свои вислые брылы и подумал: «А ведь я похож на бульдога, и хватка у меня бульдожья, как в кого вцеплюсь, всё хана тому субъекту».

  Шорох в камышах нарушил его незатейливые мечты.

  Черная, мокрая тень упала на замаскированный рыболовной сетью танк. Афоня нажал на кнопку, сеть со свистом слетела с корпуса Тэшки и спеленала нашего аквалангиста Подводного. Афоня в азарте заорал: « Ага, попался аквалангист! Ивашку цап царап!!!».

Глава - 9
  Я приоткрыл глаза, светало. Галечный карьер дремал. Сполохи розоватого, со свинцовым отливом восхода чуть проклюнулись в верхушках кудрявых сосен. Громада векового бора иссиня-чёрной массой давила на спящих.
  Многотысячная толпа собранных мной накануне жителей славного города Очер хрипела, чесалась, стонала в общей спячке.
  Они ещё спят, они ещё видят сны, они еще не знают кому сегодня, этим летним, свежим утром, какая ляжет карта. Кому потрафит, а кому и не очень, кто поживёт ещё, а кто попрощаться со светом белым, уйдет так сказать в пучину небытия.

  Черт Яшка переминался с копыта на копыто. Он держал на широких, мохнатых плечах полумертвого бывшего главу Очерского муниципального района Мокрушника Витюшу Михайловича.

  Я набрал полные легкие, бодрящего, отдающего морозцем соснового воздуха и гаркнул, что было сил в спящую, храпящую, зудящую, наваленную, как попало и где попало многотысячную людскую массу: «Подъем!!! Хорошь дрыхать!»

  Народ зашевелился, закряхтел, младенцы заплакали, бабы запричитали, мужики за матерились. К слову сказать, ради правды, - особи женского пола матюкались только ух, а вот некоторые мужики плакали, оно и понятно, век не тот, и мужик не тот… «ТО» - всегда одно, - то, что у меня под ногами, глубоко в земле зарыто.

  Я продолжил: «Ну, что ж господа хорошие, пока вы тут спали, Мы, там, в Аду порядили, посудили и пришли в выводу, что все, которые сами знают за себя, - виновны, и приговариваются к смертной казни через закапыванье живьём в землю-матушку.
  Закапывать вас будут те, которых вы обижали, притесняли и прочее, и прочее. Перечислять все ваши «заслуги» я не намерен, да и не перечислить мне ваших грехов, много вы, нагрешили».

  Кое кто, вернее почти все осужденные закричали, то что они сами за себя знают, что мол не виновны, а мол самый главный виновник на плечах у черта Яшки устроился, отдыхает значит, что мол их грехи невелики и незначительны, что мол якобы можно и простить за малость.
  Я конечно подивился такой наглости, пересмотрел, быстренько, для очистки совести, за пять минут, одну тысячу уголовных дел, в коих числились; убийства, казнокрадство, стяжательство, клевета, разбой, вымогательство, рукоприкладство, растление малолетних, мужеловство, коррупция, простое изнасилование, изнасилование с особой жестокостью и даже мелкое, банальное хулиганство.

  Я сердито хлопнул в ладошки и крикнул в стенающую, орущую толпу: «Всё правильно, ошибочка вышла, женщины преступницы от наказания освобождаются, а равно  освобождаются от наказания их малолетние дети, не достигшие возраста шестнадцати лет, которые были вскормлены на украденной у народа колбасе, селедке, икре красной, а так же, как и икре чёрной.
  Всё господа и милые дамы, начинайте прощаться. На всё про всё у вас пять минут».

  Что тут началось: визг, гам, тарарам. Черти насилу управляются, сортируют, Они, черти у меня шибко бойкие, дело своё знают туго: дубинкой по черепушке, и в яму Галечного карьера. Ну, а тех, которые освобожденный от наказания за руки, за ноги, тихонечко, легонечко под ёлочки, на травку сидеть, глазеть, как их папенек, отцов и дяденек народ закапывать зачнет.  

  ,,, смотрю, Калиновну черти под ручки ведут, ножки у ей ватные не слушаются, а рядом её сынок пухлячек-толстячок резво так бежит, и всё что-то жует. Я пальцем чертей поманил, мол подведите, …подводят. Я в глазки оловянный прокурору глянул гаркнул чертям: « В яму прокурора!»
  - Калиновна, умоляюще: «Так я ведь женщина».
  - Я, ехидно, оглядел эту «женщину» с ног до головы: «…ну, на доже!!! Никогда бы, не подумал, что прокурор, это женщина».
  - Калиновна, с надеждой в голосе: «Вы, же сами, приказ отдали, - женщин пощадить, и деток малых тоже».
  - Я, сердито, указывая дланью в облака: «Ну, скажем не моя это хотелка, а Богово желание. Кабы было моё желание, всех особей женского пола закопал, и не поперхнулся».
  - Калиновна, встрепенулась, сходу хвать быка за рога: «Вот видите…»
  - Я, самовлюблённо: «Ничего, я сделаю исключение. К тому же толстячка вашего я пожалел, хотя вон он, и здесь, в столь неурочный час народную, ворованную колбасу ест, ну и обжора!»

  Немая сцена: пухлячок-толстячок жует с аппетитом Краковскую колбасу, прокурор Калиновна тянет к сыну руки, … сын не реагирует.

  - Калиновна, тянет руки, в слезах: «Сынок, прощай!»
  - Толстячок, жуёт, сердито: «Мама, отстань, не видишь, я завтракаю…».

  Черти подхватывают бьющуюся в истерике прокурора Калиновну и зашвыривают её  подальше, и поглубже в яму Галечного карьера.
  Я смотрю, народ уже лопаты навострил, готов так сказать обидчиков своих прикопать.

  Подхватываю на руки мальца жующего Краковскую колбасу, усаживаюсь в кресло.
  
  Глубоко в яме сотни полторы приговорённых. Они в яме ползают, ревут, молят, но я не слышу, у меня в ушах бируши, - а те в низу на червей похожи, некоторые уже голые, видимо мои чертенята-ребята успели их подраздеть. Оглядываю стройные ряды своих волосато-рогатых помощников…- и действительно самые прыткие красуются в обновах. Старший черт Яшка, как переминался с ноги на ногу, так и переминается; «Тфу-ты, а я про тебя, в этой суматохе совсем позабыл. Да ты, не держи его, не держи, кинь  паршивца в яму ко всем, там его место, с подельниками».
  
  Яшка раздумывать не стал, швырк главу муниципального района, и нет головы!  

  Задаю вопрос толстячку: «Как думаешь, может быть пора приступать, и народ наготове, знака ждёт».
  Толстячок, удобно устроился на моих коленках, жует: « Мы-мы-мы…».

  Ну, ясно, значит пора. Я достаю белый, в красную крапинку надушенный лавандой шелковый платок, махаю трижды.

  Комья земли, не в одну тысячу лопат, полетели на головы приговоренных, - как говорится – долго сказка сказывается, быстро дело делается.

  Тем временем я веду незатейливую беседу с Толстячком: « А вот скажи мне малыш, что на свете всех белей, что на свете всех милей…?»
  - Толстячок, прожевался, задорно так отвечает: « Краковская колбаса!»
  - Я озадачен, удивлен, какой сметливый малыш, задаю еще вопрос с хитрецой: «Два конца, два кольца, посредине гвоздик?».
  - Толстячок, не задумываясь отвечает: « Краковская колбаса!»
  - Я, поражен, какая острота ума в столь раннем возрасте, ещё вопрос, посерьезней; « Один серый, другой белый, …что это?»
  - Толстячок с ходу; « Краковская колбаса!»
  - Я, удивляться перестал, спрашиваю сердито: « А теперь малыш, расшифруй, что-то я ни как в толк не возьму, почему на все мои загадки у тебя один и тот же ответ?»
  - Толстячок хитро так: « Какой вы, дяденька недогадливый: красивей и милей, а значит и вкусней…- колбаса, гвоздик с кольцами и концами, это когда продавец нитки с колбасы Краковской ножницами срезает, ну а серое и белое, это проще простого, мясо в колбасе серое, а сало белое».

  - «…а-А-А догадался, мне такие умники в Аду в самый раз, обернул крыльями Толстячка, взгромоздился на Конька-Горбунька, гикнул, гаркнул, и провалился в Ад!

Послесловие:

  Подводный, через два года умер. Генерал-полковника Афоню, по его нижайшей просьбе я превратил в собаку бойцовской порода «Бульдог». Бывший глава славного города Очер, остался в Аду, в услужений Адова повелителя Крыса. Был он на посылках, служил верой и правдой, и до сих пор служит. Маршал Лизавета нашла себе мужа, не алкаша, родила ещё тройню: девочку, девочку и одного мальчика. Там,  где был некогда «Галечный карьер» жители славного города Очер высадили молодые сосны. Сосны занялись хорошо, стройно и сильно, - видимо удобрения хорошие были.

Глава последняя, заключительная:

  Солнечный день. Я спустился с горы. Этюдник болтался на моём левом плече, в правой руке я держал свежий, только что написанный пейзаж. Солнышко припекало. Весна!

  Афоня виляя куцым хвостом, трусил рядышком. Строгий ошейник увешен медалями. Медали изредка позвякивали.
  «Заслуженная у меня всё же псинка!» - подумал я с удовольствием, и где-то даже с гордостью.

  Афоня - это мой бульдог. Бульдог был назван именем Афоня, в честь его собачьего отца. Отец его, до реинкарнаций, был человеком, генерал-полковником  бронетанковых войск, с говорящей фамилией Афоня. Боевой был генерал, настоящий друг, смел, сметлив и находчив.

  В незапамятные времена, генерал- полковник Афоня в одиночку, на танке Т-34, времён Великой Отечественной Войны, ворвался в город Пельмень и взял штурмом «Банную гору». Всех уделал, всех победил! За этот ратный подвиг, он был награждён званием « Герой Российской Федерации» Вон и звездочка болтается на ошейнике моего бульдога, та самая звездочка. Есть и ещё у него заслуженные награды: такие, как орден первой степени «Президента Путина» и орден второй степени «Премьер министра Медведева» за борьбу с коррупцией. К большому моему сожалению и горю Генерал полковник Афоня сгорел на работе, в прямом и переносном смысле.

  Его боевая машина «Тэшка» красуется в центре славного города Очер. Пионеры, октябрята и беспартийные, а равно, как и единороссы иногда подходят к танку, особенно по праздникам, отдают честь, кланяются, благодарят, возлагают венки, кладут к подножию памятника живые цветы.

,,, а псинке все нипочем, бежит себе, медальками позвякивает, время от времени поднимает ногу и орошает стройные сосенки… да-да, те самые сосенки, которые были высаженные когда-то на Галечном карьере жителями города Очер. Нехорошо конечно поднимать ногу на братской могиле коррупционеров. Они были плохие, но всё же они были люди, …но ведь Афоне не объяснишь, он же пес.      
  
2010, г. Очёр, К.-ДАЕ (Все совпадения случайны)

Я зрил Зверя... Автор: Кандинский-ДАЕ А.О.