Жизнь – дырявая посуда.
Все надеются на чудо.
Дуют ветры ниоткуда.
Топляки встают со дна.
Я лежу в своем корыте.
Я взываю: «Помогите!»
Я не знаю, как мне быти.
Приближается хана.
Приближается, как пуля,
как кармическая дуля.
Буря! Скоро грянет буря!
Топоча со всех сторон
и не отходя от кассы,
маршируют к черту массы.
Дайте мне билет до Марса.
Разрешите выйти вон.
Смерть не терпит перспектив, но
и бодаться с ней противно.
Проще выпасть примитивно,
точно зная наперед
вам отпущенную квоту.
Если уж и падать в воду,
то в хорошую погоду,
когда яблоня цветет.
А когда поспеют груши,
дыни, яблоки и души,
покропим тела их чушью
и присыплем ерундой.
То-то дивный выйдет садик!
Жизнь профукав Бога ради,
не останемся внакладе –
все пойдем на перегной.
Чахнет в лапах суицида
цвет дряхлеющего вида.
И ничтожнейшая гнида
супротив ползет небес.
В силу бурного процесса
твари не хватает места.
Выйти, что ли, в знак протеста
с бритвою наперевес.
Нет фантазии износу.
Инструмент прикинув к носу,
можно выйти и на босу
ногу, Господи, прости,
с свистом, гиканьем и пеньем
в интересном положенье
и тем самым в заблужденье
окружающих ввести.
Можно жахнуть из оружья
в сердце. Можно от удушья
в мир иной уйти, но лучше,
зажигая в ближних свет,
проскакать галопом, рысью,
согласуя скачку с высью
и единственною мыслью:
есть там что-нибудь иль нет?
Можно, тяпнув четвертинку,
станцевать впотьмах лезгинку.
Человек не есть скотинка.
Так что, милай, не боись!
Ставь любимую пластинку
и, закутавшись в простынку,
невесомою пушинкой
прямиком – в родную высь!
Можно так, а можно этак,
потому что – напоследок,
потому что – царство клеток,
потому что смерть – не ложь,
потому что – все понятно,
потому что – безвозвратно
и сюда уже обратно
никогда не попадешь.