Смеются бабы надо мной,
и комары подзуживают дружно:
– Эй, дедушко, какой-то ты чумной,
не нашенская у тебя наружность!
Посмотришь на тебя – и смех, и грех,
а приглядишься – пень обычный.
А может быть, ты – ангел, ото всех
укрывшийся под маской эксцентричной?
Как знать, дуркуешь ты или всерьез?
В глазах как будто мыши лаз прогрызли,
и из башки вместо волос
торчат в спирали свернутые мысли.
Ты то молчишь, как рыба в пироге,
то говоришь, закручивая фразу
так, словно скачешь на одной ноге.
Заходит ум у нас за разум.
Не лень тебе распространяться вслух,
глубинку сотрясая словесами,
совсем как, прости Господи, петух…
Но тут во мне взыграл Пиндаров дух,
и понесло меня стихами:
– Ах, бабоньки, как я вас всех люблю!
Вот если б вы мне что-нибудь налили,
а я вам – АКСИОН спою
или «Калинку» сбацаю на лире…
Тряхнуло дали в солнечной пыли,
и бабы, став вдруг лошадями,
заржали и пошли на край земли,
покачивая в такт шагам задами.
Где ж им, всю жизнь тянувшим лямку, знать,
что край земли еще не есть край света,
что посчастливилось им повстречать
обыкновенного поэта.