Этот вопрос все взрослые задают детям. И задают они его постоянно, при каждой встрече. Как будто еще неделю назад ты внятно и понятно не втолковывал им о своей мечте. Странные взрослые.
Все мальчишки в нашем дворе хотели быть милиционерами или на крайний случай - космонавтами. Наверное, это потому, что наш участковый, Василич, как все его звали, появляясь в нашем дворе, в форме, с неизменной кожаной папкой, весь такой большой, высокий, с громким строгим голосом, внушал не только опасение, но и уважение. Его уважали все. От нас детей до бабушек, вечно сидящих на лавочке с семечками или вязаньем и мужиков стучавших костяшками домино по столу под яблоней или распивающих пиво на том же столике.
У девчонок запросы были более разнообразные. Многие почему-то мечтали стать учительницами. Одна - доктором. Две собирались выйти замуж и иметь детей. Мне же хотелось стать артисткой.
Эта мечта у меня появилась с того самого момента, когда в возрасте четырех лет я впервые выступила в концерте на открытии детской площадки. К этому концерту нас малышей и школьников готовила Елизавета Яковлевна, учительница младших классов. Мы учили танцы, стишки, песни. Мне досталась песенка из мультфильма про голубой вагон. Я ее разучивала вместе с баянистом, дядей Лешей. Я пела ее дома. На улице. Пела везде, репетировала с утра до вечера. В общем, к тому времени, когда наступил день концерта, эта песня настолько была у всех на слуху, что папа, узнав, о том, что сегодня я ее спою на публике, сказал:
-Ну, наконец-то…
Концерт начался. Светка из четвертого подъезда в белых гольфах и шикарных пушистых бантах четким голосом объявила мой номер:
-Песенка «Голубой вагон». Исполняет….
Я вышла в середину круга, окруженного скамейками и табуретками, принесенными из квартир. Увидела заинтересованные улыбающиеся лица соседей, мальчишек и девчонок из нашего двора. Дядя Леша заиграл вступление. Начало песни я пропустила, он заиграл снова. Елизавета Яковлевна, стоя неподалеку, стала, подсказывала мне первые слова. Дядя Леша играл и играл. А я все не начинала петь. Наконец он замолчал и вопросительно глянул на учительницу. И тут я завела:
-«Ромашки спрятались, поникли лютики, когда застыла я от горьких слов,
Зачем, вы, девушки, красивых любите, не постоянная у них любовь….»
Эту песню мы недавно слушали на пластинке у Людки дома. Мы ее несколько раз ставили, и я запомнила все слова. Дядя Леша, вначале сидевший тихо, постепенно стал мне подыгрывать. Под конец песни, я увидела, как соседка Афанасьевна, утирает глаза концом своего фартука. Хлопали мне долго и вызывали на «бис». На «бис» я спела еще две песни - «Враги сожгли родную хату» и мамин любимый романс «Искры камина». Успех был полный. Этот первое выступление запомнилось мне хорошо. Вечером соседка рассказала маме о концерте. Они с отцом долго смеялись. А потом спросили меня, почему вдруг, выучив одну песню, на концерте решила запеть совсем другую.
Я ответила:
-Мне дали петь детскую песню, а на концерт пришли взрослые. Зачем им песня про голубой вагон? А песня, которую я спела, была про любовь – это для взрослых. И им понравилось.
-Железная логика, - сказал папа.
Второй успех мне пришлось пережить на вступительных экзаменах в музыкальную школу. Когда, мне, после исполнения бетховенского сурка, нахождения всех нужных клавиш на фортепьяно и прохлопавшей ритм ладошками, сказали, что можно идти, я, думая, что им не понравилось, и меня не примут учиться, решила показать, что умею еще и сказала:
- А еще я могу станцевать танец умирающего лебедя.
И не дав, преподавателям опомнится, напевая себе – тра-та-та-та-та, - встав на цыпочки, начала танцевать. Незадолго до этого, мы с мамой были в театре на «Лебедином озере» и потом дома, пораженная всем увиденным на сцене, стоя перед зеркалом, я пыталась изобразить пируэты и па, сама себе при этом напевая. Одна из преподавательниц, сев к пианино стала мне аккомпанировать. Под их аплодисменты маленький лебедь благополучно скончался на красной ковровой дорожке актового зала детской музыкальной школы. В школу меня приняли.
Третье мое успешное выступление перед зрителями было в первом классе. В школу я пришла уже умея читать и считать и мне было неинтересно писать просто палочки и крючочки. Букварь прочитала еще летом. И на уроках чтения откровенно скучала. Наша учительница, чтобы чем-то меня занять, а заодно и самой проверить наши каракули, как-то сказала:
- А давай, ты нам расскажешь о последней книжке, которую ты прочла.
- Давайте, - с радостью согласилась я.
В этой книжке, рассказывалось о девочке-партизанке по имени Лара. О том, как ее пионерку схватили и расстреляли фашисты. Читая дома эту книжку, я плакала. Мне очень было жаль эту смелую девочку. Начав рассказывать, я увлеклась. Рассказывала в лицах, изображая и храбрых партизан и жестоких фашистов. Заканчивая свой рассказ, на трагической ноте, когда Лару вели на казнь, а она перед казнью, как настоящая советская пионерка подняла руку в последнем пионерском салюте, я заметила, что девчонки плачут, а мальчишки, которые постоянно бросались на уроках скомканными бумажками сидят с раскрытыми ртами. Моя первая учительница, вначале проверявшая тетрадки, теперь сидела, отложив ручку, и внимательно слушала. На родительском собрании она посоветовала маме, отдать меня заниматься в драматический кружок. Но…
В драмкружок меня родители не записали. А в последнем классе школы я с треском провалилась на глинковском конкурсе. Долго переживала и плакала. Вволю отплакавшись, взяла аттестат и другие документы поехала и поступила в МЭИ, покончив со всеми выступлениями раз и навсегда. Лишь иногда, где-то в студенческих стройотрядах, я брала в руки гитару и пела старинные романсы в свете костра, сидя на берегу реки. Но это уже совсем другая история…