В полумраке все двигалось, мерно пульсировало в такт биению сердца. Сереже Должикову казалось, что прерывистые удары его сердца эхом отражаются от пола, смутно переливающегося черно-белыми клетками, от низкого потолка, давящего на собравшихся, от стен, окрашенных неярким освещением в черный и красный цвета.
Натянутый на стене широкий экран был идеально белым – без малейшего изъяна. Казалось, он засасывает все в себя, словно омут. Сверху кто-то внимательно смотрел за всем этим, и Сергей съежился от его пристального ледяного взгляда.
Сергей чувствовал вокруг себя присутствие непонятных существ – не животных, не людей, а вообще не из нашего мира. Как назывались они – а может это были его мысли? Сергей не смел повернуть голову, оторвать взгляд от вещающего лектора, специально приехавшего из Таллина маэстро Евгения Рудольфовича Мечникова, чтобы не выдать себя среди остальных внимающих словам маэстро, но знал, что кто-то еще, неразличимый в этой темноте, буравит его голую спину, безошибочно выделяя среди прочих зрителей. Сергей передернул плечами. Похоже, что он один испытывал неудобства этим вечером. Все прочие слушатели были полностью поглощены речью заезжего маэстро. Они сидели на паркетном полу, стилизованном черными и белыми клетками под гигантскую шахматную доску, устремив на него жадные взгляды, не чувствуя ни духоты, ни стеснения, ни приторного запаха благовоний, которыми окуривалось помещение по совету профессора Марка Турецкого для лучшей концентрации мыслей. Собственные "я" присутствующих растворились, слившись в некую единую духовную сущность. Сергей буквально физически ощущал, как облако их слепившихся воедино мыслей, ощущений и вожделений плывет по залу густым туманом, создавая над сидящими нечто вроде шатра. Здесь сидели обе олимпийские сборные, мужская и женская, а кроме них присутствовал еще и ближайший резерв, приглашенный на сборы. Людей было много, и тем не менее Сергей чувствовал себя одиноко, не поддаваясь страстным речам Евгения Рудольфовича.
– …И что же есть шахматы, друзья мои? Сложно ли понять их? Лучшие умы человечества пытались разгадать эту загадку, сотни лет проходили в бесплодных мудрствованиях, но ответ так и не был найден. Почему? Потому что суть шахмат слишком проста, и сложные рассуждения не подходят для них. Является ли простота истиной? Да! А сложность – не есть ли это проявление бесов? Да, друзья мои! Говорю вам – чем проще вы ставите партию, тем больше у вас шансов на победу!
Ев-гений Рудольфович расхаживал по импровизированной сцене, изображение с дисплея компьютера передавалось прямо на натянутый экран, на котором прыгали шахматные фигурки, где позиции сменяли одна другую с калейдоскопической быстротой. Сам лектор то нервно взмахивал лазерной указкой, когда он хотел объяснить тот или иной маневр, то со скрещенными на груди руками и выставленной вперед правой ногой хриплым голосом бросал в зал отрывистые фразы, которыми он вбивал истины в головы завороженных учеников, как гвозди. Огромный черный кот лежал у его ног, словно сфинкс. Сергею казалось, что он читает мысли людей в зале и недовольно принюхивается, вычисляя чужака среди зрителей.
– Раньше я всегда стремился к спортивным победам, и для меня было очень важно занять первое место. В последние годы не то чтобы я совсем охладел к этому, но цель у меня другая. Я бы хотел написать шахматный учебник, развить свою теорию; в принципе, у меня все готово, по крайней мере в голове. Кое-что уже и написано. Потом, я был бы счастлив, если бы знал оценку начальной позиции... Но это, к сожалению, мечта, это идеал, как вера в Бога! Вот вы, скажите, – Мечников ткнул пальцем в парня, сидевшего неподалеку, – прост ли ответ на этот вопрос?
– Прост, маэстро…
– О да, вы не ошиблись! Ответ прост, как и все истинные ответы в этом мире. Истина проста, и горе тому, кто пытается усложнить ее!
Это далеко не абстрактное суждение. Я создал теорию: в принципе я совершенно четко знаю по одному лучшему ходу в каждом дебюте! Кстати, это и есть лучший способ борьбы против компьютера: обратите внимание, как заволновался Каспаров, когда проиграл компьютеру. Он стал говорить о том, что нужно иметь хороший дебютный репертуар, и т. д. Безусловно! Моя теория и направлена на борьбу с компьютером. Это шахматы будущего, наши шахматы...
— Человечество вступило в полосу новых отношений с компьютером. В этом смысле шахматисты — передовой отряд человечества. Я создал свою систему выбора лучших ходов в дебюте, резко сузив задачу для игрового шахматного компьютера. Я предложил по четыре принципа для черных и для белых, установив определенный порядок их применения. Подошел дифференцированно, как математик.
Дайте мне на пару недель любой современный компьютер, и я его обыграю в дебюте. Компьютер не может решить дебютную задачу, начальную позицию просчитать. Человеческий метод более рационален. Человек не перебирает все. У человека есть алгоритм поиска. Дебют — это математическая задача с элементами психологии, потому что человеку помогают в его творческом или, может быть, интуитивном поиске эмоции, а у компьютера этого нет. Компьютер сам не знает, где надо остановиться, на какую глубину надо просчитать. Современный компьютер не сможет написать теоретическую книгу. А вот если человек будет выбирать из компьютера информацию, он написать такую книгу может.
Мечников отпил минеральной воды из пластиковой бутылочки и продолжал:
- Чтобы лучше почувствовать, что ощущают ваши фигуры, непосредственные участники шахматной баталии, которых вы ведете в бой своим интеллектом, мы расположили вас как-бы на шахматной доске, чтобы вы сами ощутили себя фигурами, какие чувства они испытывают, делая ходы, выполняя ваши приказы. Можете походить по клеткам, если желаете!
"Психология?.. – Мысли в голове Сергея путались, сбиваемые потоком слов Мечникова, но он еще не потерял способности рассуждать. – Конечно, он здорово говорит, ярко. Основа у него, вроде бы, правильная. Но все посчитать при помощи компьютера… в шахматах же десять в сто двадцатой степени или даже еще больше вариантов! Наверное, я единственный сохранил здесь разум. Все остальные – в полной отключке".
Сережа прекрасно понимал, почему так случилось. Просто он не попробовал нового препарата „Гамма-6”, маленьких фиолетовых таблеток, которыми профессор Марк, полненький с кучерявыми волосами небольшого роста человек в очках потчевал каждого присутствующего. Перед началом лекции всем прибывшим профессор лично подносил горсть таблеток, пахнущих почему-то грибами. Заставлял принять, запив шиповником, а на вопросы по поводу таблеток похлопывал по плечу и говорил ободряющие слова типа „с антидопинговым комитетом согласовано”. Что это был за препарат, Сережа не знал – видел только, что через считанные минуты зрачки тех, кто проглотил таблетки, сужались как у кошачьих, они демонстрировали явные признаки повышения интеллекта и улучшения памяти.
Сергей пришел на лекцию с двумя своими коллегами по сборной. Несмотря на позитивные изменения, происшедшие с коллегами, он решил, что сам не будет принимать таблетки ни в коем случае. Проглотив непонятные таблетки, Сергей вскоре незаметно удалился в туалет, засунул два пальца в рот и благополучно вывернул содержимое желудка в унитаз. Правда, голова его уже начала кружиться, а мир – расплываться перед глазами. Но он успел! Он мог трезво оценить происходящее.
И происходящее выглядело более чем странно.
– Вот допустим, что такое счастье? – Ев-гений заговорил громче и Сергей вышел из забытья. – Хотите знать истину – спросите у себя. Не стоит лгать сейчас – мы все вместе работаем над устранением наших недостатков. Вот вы, уважаемый, – он сделал жест рукой в сторону сидевшего справа Александра Полещука и тот медленно поднялся. – Расскажите нам о том, о чем вы умалчивали ранее.
– Это было… – Парень обвел взглядом зал и лицо его озарилось инфантильной улыбкой. – Это было несколько лет назад. У меня были финансовые трудности и не было средств выезжать на турниры. Как-то раз ко мне на улице подошел человек, представился коллегой отца и предложил фотографировать документы, которые мой отец, академик, работающий в одном из столичных НИИ, которое курирует министерство обороны, приносит иногда домой. Он дал мне микрофотоаппарат, замаскированный под зажигалку. Я все сделал как он просил и получил за снимки шестьсот евро. Потом я еще два раза встречался с этим человеком и передавал ему новые фотографии. Во второй раз он передал мне пухлый конверт с деньгами и забрал фотоаппарат. А полученной суммы мне хватило, чтобы поехать на серию соревнований в Европу...
– Хорошо, хорошо, – Ев-гений прервал его. – Видите, дорогие друзья, как просто удовлетворить свои желания? И никаких людей, запрещающих, говорящих: "То тебе можно, а то – нельзя!". Я говорю вам – вы найдете себя здесь. Вы будете поддерживать друг друга, и дух ваш окрепнет, и перестанете вы бояться любых трудностей. Ибо я с вами, друзья мои.
Сережа снова отвлекся от речи Евгения Рудольфовича, льющейся непрерывным потоком. Должиков скосил глаза на девушку, что сидела справа от него. При тусклом свете люминесцентных ламп ее обнаженная грудь белела ровным молочным светом. Сергей представил, что эти треугольнички незагорелой кожи, аккуратные розовые пирамидки совсем недавно закрывал купальник: девушка лежала на пляже, устремив в небо два упругих холмика, обтянутых желто-зеленой тканью. Теперь ничто не закрывало это чудо природы и Сергей мог свободно любоваться им.
Дело в том, что Ев-гений Рудольфович попросил всех раздеться до пояса перед лекцией. Впрочем, особой нужды в этом не было – под воздействием таблеток и летней жары за окнами многие сами посрывали одежду и побросали ее как попало на полу. Сергей снял куртку от тренировочного костюма и сел на нее. Из-за недостатка пространства присутствующие сидели тесно, прижавшись друг к другу теплыми телами. А хуже всего было то, что Сергей необычайно возбудился. Наташа Соломина слева от него положила свою голову ему на плечо, а Влада Гунько сзади обняла его руками и ногами, прижавшись к его спине голым животом, и грудью, и еще чем-то, о чем бедный девственник не мог даже подумать без головокружения. Слава богу, он не снял штаны, но молния на ширинке уже трещала, готовая явить миру то, чего мальчик Сережа так стеснялся. При мысли о том, что эти красивые девушки могут увидеть его голым (совсем-совсем!) он напрягался еще больше. Там, внизу, уже было больно, там все уперлось в ткань, так что Сергей ерзал и втягивал живот, но стеснялся (а еще больше – боялся) залезть рукой в штаны и поправить свое несчастное хозяйство.
Если бы сейчас Мечников спросил его о счастье, он, скорее всего, наплел бы что-нибудь про девчонок. Хотя они обычно доставляли ему проблемы. Не смог бы он рассказать правды о том, как он гулял с какой-нибудь Ольгой, или, к примеру, Таней, как целовались в подъезде, как он повалил ее на кровать и залез под кофточку. Потому что не было этого. Никогда. Никогда!!! Сергей вздохнул и попытался отодвинуться от соседки слева, но попал из огня да в полымя: теперь уже Гунько прижалась к нему еще теснее, и положила свою руку прямо на… Ой! Нет, она определенно знала, что делать! А может, и не знала, и даже не понимала, потому что смотрела на Мечникова, не отрывая взгляда, и рот приоткрыла, и дышала как-то странно. Наверное, Ев-гений Рудольфович возбуждал ее своей проповедью не меньше, чем девушки возбуждали Сережу. Атмосфера в зале становилась все более наэлектризованной. Сергей не раз читал в журналах, что фанатки на рок-концертах, глядя на своих кумиров, срывают трусики, размахивают лифчиками и возбуждаются до оргазма. Но Должикову почему-то не везло. На концертах поп-музыки, на которые он ходил, девчонки ничего с себя не снимали. Только визжали и вскакивали на стулья. Что, конечно, было нечестно с их стороны.
А теперь было то, о чем он даже мечтать боялся. Все сидят голые, гладят друг дружку. И сам он сейчас…
Рука Влады скользнула ему прямо в штаны, и у Сережи все поплыло перед глазами. Он дернулся, подавшись вперед, и не смог сдержать стона. Что-то в нем лопнуло, что-то горячее брызнуло прямо в ладонь девчонки. Сергей уперся руками в пол, чтобы не свалиться. Он не знал, плохо ему было сейчас или хорошо. Но он никогда не ощущал такого раньше!
Гунько медленно вытянула руку из штанов Сергея и провела языком по ладони – как кошка, облизывающаяся после сна. Должиков думал, что его стошнит, если он увидит, как глотают сперму. Но сейчас это зрелище понравилось ему. Напряжение его спало, он почувствовал приятную расслабленность. Он оглянулся вокруг. Никто уже не слушал лекцию. Лидеры отечественных шахмат с ума посходили, они словно пытались взять то, чего никак не могли получить в обычной своей жизни, окруженной запретами цивилизованного общества. Все их желания, спрятанные глубоко в подсознании, придавленные, спрессованные многолетним давлением, выплеснулись наружу горячей струей, как лава из взорвавшегося вулкана. Зал превратился в клубок шевелящихся тел. Сексом назвать это было трудно – не было здесь не любви, ни эротической изысканности, ни желания доставить удовольствие друг другу. Так спариваются животные – сводимые с ума запахом течки, готовые броситься в драку за право обладать самкой. Немедленно, немедленно, немедленно…
Мечников уже не произносил речь, он расхаживал вокруг своих раскрепостившихся слушателей как гуру, и всем свом видом выражал одобрение. Кроме того, он произносил какие-то фразы, но Сергей никогда не слыхал такого языка. Может быть, какие-то древние заклинания вылетали изо рта Мечникова, заставляя быстрее двигаться вонзившихся друг в друга, мокрых от пота людей.
Что-то мохнатое коснулось плеча Сергея, и он едва не взвизгнул, испуганно отпрянув. Но это был не какой-нибудь там леший. Кот, появившийся вместе с лектором, но до этого мирно спавший у стены, мяукал над самым его ухом и терся об него. Сергей застыл в ужасе. Наверное, один он еще остался в сидячем положении – в водовороте вздымающихся, накатывающихся и пенящихся бурунами волн голых рук, ног, спин, белых ягодиц, грудей, разметавшихся волос. Впрочем, нет! Был еще один человек – высокий брюнет лет сорока, в очках, с длинными волосами. Он выглядел очень спокойным, не как все. Он сидел и что-то анализировал на маленьких карманных шахматах. Он уже пресытился этим в своей жизни? Или так же, как Сергей, не принял странные таблетки? Брюнет повернул свою голову к Сергею, улыбнулся, блеснув стеклами очков, и подмигнул ему. Сергею стало страшно. Он придал своему взгляду бессмысленность, похотливо замычал и подался к Ольге Гантель, которая уже лежала на спине, запустив руку себе между ног. Ольга обхватила его руками, обвила спину его ногами, и он заскользил внутрь нее, все дальше и дальше.
Кот довольно замурлыкал. От парня запахло так же, как и от остальных – острым запахом пота, вожделения и спермы. Сергей дернулся и застонал. Кот мотнул пушистым черным хвостом, подбежал к хозяину и прижался к его ногам.
– Мои… Слышишь, дружище? Теперь они мои, они уже не смогут оказаться от этой приманки! –жилистая рука гладила кота по голове. – Кто докажет мне, что мой метод тренировок плох? Они получили то, что хотели, и снова позовут меня ради этого. И есть только один способ перевернуть все и сказать, что это есть зло. Лишь один способ: сесть за доску и доказать, что играешь сильнее меня. Ибо только сила в нашем мире определяет правого…
Кот мотнул головой. Он боготворил этого человека. Тот был прав всегда.