***
Сидоров отпил чая из чашки и поперхнувшись этим глотком, неожиданно громко кашлянул, испугавшись собой же изданного звука. Торопливо оглядевшись, он ещё раз убедился, что один. Осторожно подойдя к окну, как бы случайно проходя мимо, бросил взгляд во двор, затем ещё раз вернулся к нему, и уже через занавеску пытливо и пристально оглядел весь двор.
По дороге шла продавщица молока, на лужайке перед домом безмятежно резвились дети. Он постоял ещё секунду и, изображая безразличие, вернулся к столу. „Это же надо так кашлянуть, - подумал Сидоров, – Да в былые времена за такой кашель могли бы к стенке поставить. Ох уж эта цивилизация: страны, города, дома, квартиры, системы управления всем. А главное население, населяющее всё это: люди, господа, граждане, товарищи, соседи.… Того и гляди треснет всё в одно мгновение, но нет – не трескает. Уживаются же, даже странно как-то: еврейка с арабом, русская с немцем, американцы… Американцы вообще непонятно что за нация? Там все есть, только индейцев скоро не будет".
Так размышляя, он взял батон и нож, но в это мгновение у окна замерла чья-то тень. Холодная дрожь пробежала по спине Сидорова, он машинально разрезал батон пополам тупой стороной ножа, затем изогнулся, настроив глаза, как бинокль на дальний обзор и всмотрелся в силуэт через занавеску. „А, ничего не видно, свет падает на меня". Силуэт что-то промычал, икнул и громко кашлянув замер точно в его механизме закончился заряд в блоке питания. Явно было видно, что он со своей стороны точно так же всматривается в его окно. У Сидорова отлегло от сердца, - „Степан из соседнего подъезда. Вечно он путает свои окна с моими. А может, не путает? Может заранее готовится?" Сидоров медленно отвёл взгляд, чтобы не дай бог не телепатировать своё местонахождение. Несколько секунд подождав, бросил быстрый взгляд. Силуэт не только не исчез - он приблизился. Сидоров в ужасе закрыл глаза. „Тю!" - раздалось за окном и Степан, махнув рукой, двинулся своим обычным маршрутом. „Ну вот, как обычно", - выдохнул Сидоров.
Он снова взял чашку с остывающим чаем и едва успел отпить, как в дверной звонок кто-то позвонил. Чай так и застыл комом в горле. Сидоров огромным усилием воли вогнал глоток в себя и, закрыв рукой рот, попытался не закашлять. Мысли в его голове на мгновение вообще потеряли всякую форму. Он был готов провалиться сквозь землю, очутиться на Луне или навсегда отказаться от чая, только бы не находиться сейчас здесь, когда в дверь кто-то звонит. „Вот ведь - кошмар, - пришел, наконец, в сознание мозг. – Ведь надо же, тот, кто за дверью точно знает куда пришёл и к кому, а мне каково? Как я могу узнать, кто там? Разве только спросить? А спрошу - придётся открывать". В дверь ещё раз позвонили. „Может хоть в глазок глянуть? Но нет, не обманешь. Наши глазки специально так делают, чтобы было видно не только тебе того, кто пришёл, но и тому, кто с той стороны, тоже видно по мельканию тени, что в доме кто-то есть. И ведь молчит, даже слова не скажет". Сидоров прислушался.
На лестничной клетке отчётливо были слышны удаляющиеся шаги. „Ага, - торжествующе мелькнула мысль, - а когда приходил, значит, на цыпочках подкрадывался. Знаем, заманивает". Хлопнула дверь подъезда и всё стихло. „Неужели Степан? Опять деньги одалживать приходил? Но как догадался, как почувствовал? Мысли? Точно, они мерзавцы выдают. Иной раз так в троллейбусе о чём-то задумаешься, что окружающие озираться начинают. Вот, неделю назад, на остановке - девушка, ничего симпатичная, и одета неплохо. Только глянул на неё, она, как почувствовала, поворачивается и говорит:
- Что мужчина? Нравлюсь?
Я, от неожиданности, возьми и брякни:
- Полдевятого.
Она:
- Где?
Я:
- Здесь, на остановке.
Она:
- Хорошо.
Кошмар! Благо хоть в троллейбусах разных разъехались. Нет. Надо потише думать. Я давно подозревал, что мысли мешают жить. Откуда мы знаем, чьими мыслями мы думаем?!
Недавно по телевизору показывали актёра, всю жизнь играл пьесы Шекспира и ведь не только на сцене, но и вся его жизнь тоже – комедийная драма. Ужас! Прожил человек не свою жизнь, а какого-то англичанина нафантазировавшего бог знает что. Вот появился Степан, и мне захотелось выпить". Во дворе раздался протяжный крик:
- Степан!
„Тише, тише думать, ещё тише. Может на молоко перейти, поскольку чай я теперь не пью?" За окном грудной женский голос:
- Молоко!
„Спокойствие, тишина! Лучше вообще не думать. Кому нужны эти мысли зовущие вдаль, в неизвестность, к трудностям и проблемам, революциям и катаклизмам. Мысли-лозунги, мысли-поступки, мысли-свершения, изменившие лицо нашей планеты до неузнаваемости и наши лица – тоже. Боже, а это-то откуда?"
Сидоров вслушался в окружающее пространство. „Степан? Не-ет, ну не продавщица молока же?" Крик детей, воркование голубей. Вдалеке послышался гул мотора проезжающей машины, из которой доносилось:
- Голосуйте за депутата Карякина!
„А за газ, за свет, за квартиру… Стоп! Покой, тишина, полное расслабление. Всё, прекрасно".
-----------
фото из интернета