Верочка (Повесть)

            « А, Сережа, проходи, проходи!» - обрадовался издатель, увидев в дверях своего кабинета молодого писателя Привольного Сергея Николаевича , -  « Ну, здравствуй, присаживайся, спешу обрадовать тебя, прочитал твои рукописи, ты, как всегда, оказался на высоте, молодец, я очень доволен твоим романом. Ну, ты, выдумщик, гений, интересный и увлекательный сюжет получился, несколько не сомневаюсь в том, что книга понравится читателю. Вот что, Сергей, с  романом все решено, он будет издан в течении месяца, аванс можешь получить хоть сегодня. Вызвал я тебя по другому поводу, а дело в том, что на следующий год будет праздноваться семидесятилетие Победы в Великой отечественной войне, ты наверное понял, о чем я?»
              Писатель Привольный бросил задумчивый взгляд на издателя и спросил у него : « Нужна книга о войне?  Но ведь я в военной тематике мало чего смыслю, пишу в основном мистику, фантастику, иногда детективы»
              « Я это, Сережа, понимаю сам, вроде бы и авторов много , а кого-то другого просить душа не тянет, как друга, тебя прошу, не подведи, воображение у тебя огромное и опыт имеется, покопайся в интернете , в архивах, встрется с ветеранами, что-то новое любопытное может узнаешь от них. Вообщем, нужна фронтовая повесть, с приключениями, по душевнее, ты попробуй, хотя бы, я не поскуплюсь, тем более, у тебя проблемы с деньгами, ты справишься. Это вначале мысли рассеянные и нет идеи, вроде бы, а начнешь писать строки польются сами, как рога изобилия».
                «Об этой войне  написано столько, то, что Вы предлагаете, называется – заново открывать Америку», - хотел возразить Сергей, но деньги, действительно, ему были нужны позарез, висел кредит по ипотеке и, тем более, отказывать издателю на самом творческом взлёте – значит, плевать на собственное будущее, поэтому, он промолчал и, недолго думая, согласился.
                Издатель обрадовался и дал ему три месяца на написание повести.
                Больше Сергей Привольный не о чём другом думать не мог, он постоянно размышлял о новой книге, в его голову лезли разные идеи и образы, но все они казались ему неинтересными и встреча с ветеранами мало чего дала, в архивы попасть не удалось. Привольный целыми днями сидел в интернете, изучал, всё, что написано о Великой отечественной войне, делал зарисовки и записки, какие то мысли изначально ему нравились, но потом, что-то заставляло его отказаться от них. Время на месте не стояло, уже шел пятнадцатый день мучительных поисков, но все тщетно, он совсем отчаялся и потерял  надежду.
                 « Я- не Симонов и не Быков, они воевали и писали на личном опыте, а я? Ничего у меня не получится, чтоб написать настоящую хорошую повесть о войне нужно её пройти самому, повоевать и все испытать на своей шкуре, иначе никак, как я жалею о том, что не воевал, такую повесть написал бы», - подумал он и, вздохнув с сожалением, отключил «Ноутбук».
               «Хватит, я откажусь и верну весь аванс- до копейки издателю, будь, что будет, эта повесть мне не по зубам, надеюсь, он меня поймет», - решил для себя твердо Привольный и набрал рабочий номер  его телефона.
                Услышав голос издателя в трубке, он хотел начать разговор, но вдруг Сергея замутило, у него резко закружилась голова и потемнело перед глазами и, в это мгновение, за окном прогремел мощный взрыв, от которого затрясло весь дом, как при землетрясении, оконные стёкла разбились вдребезги и их осколки разлетелись по всей комнате. Сергея ударной волной швырнуло на пол, он схватился руками за уши, а когда всё затихло, поднялся на ноги и подошел к разбитому окну.
Привольный был ошеломлен от увиденного, по улице, мимо его дома, шли неспеша, усталым шагом, колонны солдат в гимнастёрках времён Великой отечественной войны, многие из них были ранены, попадались и тяжелораненные, на повозках, солдаты смешивались с толпами беженцев, измученные женщины, дети и старики еле волочили ноги, это было такое жалкое и удручающее зрелище.
Возле дома, напротив, стояла повозка, в которую двое солдат, поднимая за руки и за ноги, укладывали друг на друга окровавленные тела убитых при взрыве, убирая их с дороги. В двух метрах от этой повозки лежала, мертвая женщина, на груди которой сидела, громко плача, совсем крохотная девочка, но не менее тронула душу Сергея дряхлая кляча, которая кое-как тянула за собой пушку, а вслед за пушкой шла другая лошадь, впряженная в повозку с раненными солдатами.
« Но откуда это всё? Неужели кино снимают?» - промелькнуло в его голове.
« Если так, тогда почему разбили моё окно? С зарядом не рассчитали, что ли? А кто мне вставит стёкла, сами разбили, пусть сами стеклят, еще и меня оглушили, а если бы я оглох навсегда? Но что бы там ни было, снимают то они убедительно, слезу даже прошибло, но все равно, я им сейчас покажу, как чужие окна бить, я на них в суд подам!» - возмутился Сергей не на шутку  и прямо в домашних шлепанцах побежал на улицу.
Выскочив из подъезда, Привольный огляделся по сторонам, мимо него все также шли солдаты, они смотрели на него спокойно, без эмоций, а он искал  глазами съемочную бригаду, но никого не видел, а вместо привычного ровного асфальта, под ногами лежала булыжная мостовая, которая звенела в ушах от топота солдатских сапог и движущихся повозок. Все дома показались ему какими-то другими – серыми и неприглядными.
« А где модный бутик одежды, который стоял на перекрёстке, перед светофором?» - мысленно спросил себя Сергей и побрел к перекрёстку. В сторонке от места, где должен был быть светофор, стояли два офицера, и о чем-то беседовали.
Подойдя к ним ближе, он услышал, как один из них сказал другому: «Лейтенант, за выполненное задание, спасибо, пиши список и павших не забудь, всех представлю к орденам, но с людьми помочь не могу, у меня каждый солдат на счету» Лейтенант ему возразил: « Но, товарищ капитан, у меня во взводе четверо ребят осталось, я пятый, взвод расформируют ведь». Капитан, недовольно зыркнув на него, возмутился: « Я что тебе, Линев, рожу солдатиков, в других взводах такая же история, а они молчат, вот придет пополнение и получишь бойцов! А теперь кругом и иди!»
Взгляд капитана случайно упал на Сергея, стоящего на противоположной от него стороне улицы. Он тут же остановил и подозвал к себе лейтенанта и, указав на Привольного, произнес: «Слушай, лейтенант, говоришь нужны бойцы?  Посмотри-ка,  туда, чем – не солдат?» Лейтенант заинтересовался Сергеем, и, перейдя дорогу, подошел к нему.
«Кто такой и почему не на фронте до сих пор?!» - спросил он у него строго, разглядывая одежду, которая была на нем.
Сергей растерялся, не зная, что ответить, у него затряслись колени и появилась потная испарина на лбу.
«Ну, что, парень, молчишь? Значит, в военкомат и на фронт, в мой взвод пойдешь?» - спросил лейтенант и хлопнул его по плечу. Услышав эти слова Привольный задрожал весь, как осенний лист, и, панически оттолкнув его от себя, со всех ног, рванулся к своему подъезду. Лейтенант, потеряв равновесие, упал на мостовую, но тут же соскочил и погнался за ним. Сергей забежал в подъезд, а он следом. Лейтенант настиг его на втором этаже и резко подсёк на бегу. Привольный, во весь рост, растянулся на ступеньках, взводный ухватил его за шкварник и поднял на ноги.
«Ну, что, трус, хотел убежать? От меня не уйдешь, как миленький, пойдешь на фронт, руки  и ноги у тебя целые, ишь ты, вздумал убегать, не выйдет!» - выругался он и, наградив Сергея горячим подзатыльником, повёл в военкомат. Всю дорогу лейтенант бранился и читал ему мораль:
«Столько молодых ребят добровольцами пошли на фронт, с первых дней войны, многие уже смертью храбрых пали за Родину, у меня взвод состоял из таких богатырей, каждый из них стоил добрую сотню, а ты, сукин сын?! А может ты против советской власти и ждешь освободителей?» - добавил сурово лейтенант и бросил на Сергея подозрительный взгляд.
«Какая война? Сейчас 2014 год»  возразил ему, дрожа от страха, Привольный, но лейтенант не поверил и разозлился еще сильней.
«Не изображай больного, на голову, не зли меня, все равно пойдешь воевать, а то, что ты, сумасшедший, так это даже хорошо, нормальному там тяжело, а тебе будет в самый раз.»
«Я не понимаю, что происходит, это бред какой- то, отпустите меня, у  Вас будут проблемы с полицией – за похищение человека!, - крикнул в ужасе Сергей и снова попытался вырваться из крепких рук взводного. Он тут же остановился и, взглянув сверлящим грозным взглядом в глаза Привольному, предупредил: «Видишь кобуру? Там пистолет, еще раз услышу тебя, пристрелю, к чёртовой матери, ты понял меня, молокосос?»
Сергей успокоился и покорно согласился.
В военкомате стояла суета, солдаты поспешно выносили ящики с документацией и прочее имущество, и складывали в кузов полуторки.
Лейтенант завел Сергея Привольного в кабинет военкома. Он копался в шкафу и не замечал их. Взводный кашлянул, чтоб привлечь его внимание. Не поворачиваясь к ним, полковник спросил: «Что уже завершили погрузку?»
«Мы по другому поводу, товарищ полковник», - ответил лейтенант.
Военком обернулся с недовольным видом. «Какое еще другое дело? Вы что с ума сошли?» - крикнул он с выпученными от злости глазами.
«Товарищ полковник, виноват, но надо бы парня призвать на фронт», -доложил лейтенант.
Круглые щеки военкома налились кровью, нервно качая головой, он начал твердить на повышенных тонах: «Ты что, ослеп, не видишь, что происходит? Сбрендил, что ли? Не сегодня, завтра немцы будут в городе, необходимо срочно вывести все документы, каждая минута в цене, не оставлять же их фашистам, здесь списки всех бойцов и членов их семей. Ты знаешь, лейтенант, что случится, если они попадут в руки врага?!»
Военком успокоился и, взглянув на Сергея, спросил у него: «Доброволец, что ли? А почему не пришел раньше? Ждал пока жареным запахнет?»
«Да какой там доброволец, на улице поймал, стоит, как ни в чем не бывало, и зыркает своими зеньками, я его за уши  и сюда», - ответил лейтенант.
« А что у тебя у самого языка нет, за тебя отвечают?» - спросил полковник у Привольного и потребовал предъявить документы.  Он виновато опустил глаза и неуверенно ответил: «У меня нет документов».
«Не слышу, отвечай четко, не мямли, будущий солдат красной армии!» - заорал военком. Сергей вздрогнул от страха, он заметно оживился и, вытянувшись, как по струнке, бодро доложил: «Товарищ полковник, документов нет!»
«Ну, что ж, отсутствие документов не освободит тебя от мобилизации», - сказал спокойным, но пугающим голосом военком и протокольно задал Сергею вопрос: «Имя, Фамилия, Отчество и год рождения?»
Услышав его ответ, он недовольно усмехнулся и, покрутив пальцем у виска, сердито произнёс: «Ты слышал, лейтенант, что он несёт? Родился в 1993 году, в Санкт-Петербурге. Ты где нашел этого идиота и наглеца?»
Лейтенанту стало не по себе, он бросил на затылок, стоящего перед ним, Привольного тяжелый недовольный взгляд. В кабинете повисло нервное молчание, которое нарушил Сергей, он посмотрел растерянно на военкома, и жалко взмолился: «Товарищ полковник, это какое –то недоразумение, я никак не могу пойти на фронт, сейчас в России мир, почему Вы мне не верите? Вы меня наверное разыгрываете, чья это идея? Так похоже на программу «Розыгрыш»!  «Я –писатель, ну вспомните, может Вы слышали обо мне? Я, Привольный Сергей Николаевич, меня знает каждая собака!»
Полковник со злобным ехидством громко рассмеялся и, с грозным выражением лица, принялся на него кричать: « Ах, ты у нас еще и писатель, любопытно, а кто ты у нас еще? Продолжай, я знаю Максима Горького, Демьяна Бедного, Маяковского, Есенина, а тебя нет! Еще слово, сопляк, и я передам тебя куда надо, а уж там очень любят тех, кто пишет, но писать ты будешь то, что они захотят и под диктовку, понял меня?! А могут и, по закону военного времени, расстрелять – за дезертирство и трусость, тем более, у тебя нет документов, это их очень заинтересует!»
Затем он посмотрел подозрительно на футболку Привольного  и спросил у него: «А что это у тебя написано? Не по русски ведь, буржуйские буквы, здесь вдобавок шпионажем пахнет. Я тебя точно передам в СМЕРШ, пусть там с тобой разбираются.»
Он поднял трубку телефона, но тут Сергей понял весь ужас своего положения.
«Товарищ полковник, не надо в СМЕРШ, пожалуйста, на футболке написано: «Адидас Спорт», тут нет ничего секретного и шпионского, позвольте мне пойти на фронт».
«Ишь ты, сразу сознательным стал, пойдешь во взвод этого лейтенанта и точка», - сказал, как отрезал, военком и, сев за стол, начал что-то писать, когда он закончил, поставил печать и протянул листок лейтенанту, со словами: «Забирай сумасшедшего, а это его мобилизационный лист и футболку пусть снимет, а то сам не оберёшься проблем, а теперь идите, я и так много времени потерял. Сергей краем глаза на листке заметил дату – 6 сентября 1941 года. «Неужели – правда?» - подумал он, с тревогой, - « А хотя, если захотят развезти и, не такое придумают и напишут», - успокоил он себя. Лейтенант сильными солдатскими руками, одним резким движением, разорвал футболку прямо на нем и повел его в расположение своего взвода. Они прошли весь город, Сергей шел впереди, как на расстрел, и постоянно чувствовал на себе взгляд лейтенанта. Рота, в которую входил его взвод, расположилась на высоте, около леса.
«Ничего, голым воевать не будешь, обмундирую и вооружу», - сказал взводный и подвел его к деревянной повозке. Он из под соломы вытащил выцветшую гимнастёрку и протянул ее Сергею. У нее, в области лопатки зияла дыра, а вокруг нее расплылось бурое пятно. Увидев это, он тут же обратился к нему:
«Товарищ лейтенант, но гимнастерка, похоже, с убитого, плохая примета – ее одевать».
Слова Привольного вызвали у него раздражение: « Ты у меня еще поговори, в приметы веришь, как древняя бабка? Не по-советски это, одевай и гордись, её только вчера носил  геройский парень, сколько он фрицев положил, одевай быстро!» Затем он протянул ему пилотку и старые стоптанные кирзовые сапоги, которые, на удивление , пришлись ему впору.
Лейтенант снова засунул руку под солому и достал из под нее винтовку Мосина.
«Товарищ лейтенант, а что кроме трёхлинейки больше нет ничего?» - спросил Сергей, разглядывая оружие, - «Не помешал бы Калашников».
«Какой еще Калашников? Странный ты какой-то! Несешь бред сивой кобылы, бери, что дают, в начале войны у некоторых и этого не было», - начал недовольно браниться  лейтенант.
«Я не несу бред, я же говорил, что из 2014 года, если я Вам кое-что покажу, Вы поверите мне?» - спросил Сергей и засунул руку в карман брюк, в глубине души надеясь на то, что это ему поможет.
«Что покажешь?» - насторожился лейтенант, расстёгивая кобуру.
«А вот, что!» - ответил Сергей и, вынув из кармана красивый айфон последнего поколения, протянул его лейтенанту.
«Вы посмотрите, товарищ лейтенант, такие штучки есть только в моём времени».
Взводный внимательно рассмотрел айфон и спросил у него. «Что это? Похоже на шпионское оборудование».
«Нет, товарищ лейтенант, это телефон!, - возразил нервно Привольный, - «Посмотрите сами, там есть номера, фотографии».
«Что? Не морочь мне голову, я знаю как выглядит телефон, не делай из меня идиота. Мне наверное стоит сдать тебя в СМЕРШ и дело с концом, а с другой стороны если б ты был шпионом, свою вещь мне бы не показал», - сказал он и, резко замахнувшись, швырнул айфон в стоящее в двух метрах от него дерево. Сергей, увидел, как у него на глазах разлетелась любимая дорогая вещь, он чуть не заплакал от досады и обиды, и его прорвало во весь голос: «Товарищ лейтенант, что Вы натворили? Я о ней столько мечтал и с таким трудом купил, а Вы?! А если моя мама позвонит? Я же буду недоступен! Она будет волноваться и искать меня!» Ему захотелось от злости вцепиться лейтенанту в глотку, но он не сделал этого лишь чудом.
«Не расстраивайся, у тебя теперь есть винтовка, она лучше любой безделушки бьет врага, бей фрицев, на чем свет стоит, а маме письмо напишешь с фронта, она поймет и будет гордиться тобой», - ответил ему взводный добродушным тоном голоса, словно хотел его успокоить…
Лейтенанта Линёва вызвали к командиру роты – капитану Кондратьеву.
«Вот что, товарищи офицеры», - обратился он ко всем собравшимся – «Немцы уже скоро будут здесь, наша задача как можно дольше задержать  продвижение их частей на нашем направлении, необходимо 135 основной дивизии уйти из под удара врага и избежать окружения, мы должны любым путем сковывать их. Вместе с дивизией отступает и санитарный полк, в котором сотни раненых бойцов, многие из них тяжелораненые, а сколько беженцев – женщин, детей, стариков, если случится их окружение, они погибнут все. Дивизия за последние дни понесла тяжелые потери и с боеприпасами там тяжеловато».    
Капитан пробежал взглядом  по всем присутствующим и строго объявил: «Слушайте приказ: Окопаться на высоте – 17.64 – это здесь», - показал он карандашом на карте, - «Все подступы к высоте – со стороны города заминировать, если немцы бросят против нас танки, мы не продержимся и трех часов, сапёрному взводу лейтенанта Иванова приступить к минированию, когда начнет темнеть; взводам лейтенантов Сорокина и Демьянова окопаться на высоте, а ты, Линёв, со своими бойцами на повозках выдвигаешься в ближайшую от нас деревню Васильевку – это в семи километрах отсюда. Твоя задача – пополнить запас  пропитания, заодно пообщайся с местными»…
Взвод Линёва вошел в Васильевку со стороны колхозной фермы, впереди шли сам лейтенант, сержант Гайнетдинов и рядовой Никитин.
«Тишина – то какая в деревне, командир, прямо, как в карцере, ни души, хоть бы одна собачка – гавкнула, и петухи не поют, вымерли что ли здесь все?» - произнес озираясь вокруг, рядовой Никитин.
«А почему, как в карцере? Сидел?» - полюбопытствовал лейтенант.
«До войны, по малолетке,  чалился три года в колонии, потом во взрослую перевели и еще год. У соседей курочек утащил, голодно было, мать пила, а сестренка трехлетняя плакала, кушать просила, я и украл», - ответил непринужденно Никитин.
«Да, голод- не тетка», - подумал Линёв, - «Ну, ничего, сейчас осуждать кого-то глупо, война рассудит»…
«Всем рассредоточиться, рядовой Никитин, проверь вон ту хату, остальным обследовать ближайшие», - приказал лейтенант, оглядываясь вокруг, - «Что-то мне самому эта тишина не нравится».
Через несколько минут рядовой Никитин, весь вспотевший, выбежал из ворот, лицо его было бледное, как у покойника, руки тряслись. Догнав Линёва он начал твердить, заикаясь от страха: «Командир, там, где я был, во дворе на цепи, около будки, собака застрелена со своими щенками, как их кормила, так и лежит, мертвая. В сарае двух свиней штыками закололи, а из хозяев никого.
Слова Никитина не на шутку насторожили лейтенанта, он достал из кобуры пистолет. Остальные вернулись тоже не в себе и не могли понять, куда девались люди?
«Рядовые Привольный и Никифоров обследуйте соседнюю улицу, но осторожней там, а мы пойдем вперёд», - сказал лейтенант  повозки с остальными бойцами покатились дальше по улице.
Основная колонна вышла к широкой открытой площади и замерла в оцепенении, от увиденного. На березе, напротив колхозной конторы, висел повешаный  за шею мужчина, в нескольких метрах от него лежала застрелянная в голову женщина, а около нее валялся партийный билет на имя Федорова Степана Матвеевича. лейтенант поднял документ и, подойдя к повешанному, сверил его лицо с фотографиеей.
После чего он повернулся к своему взводу и приказал снять с дерева убитого.
Рядовые Привольный и Никифоров, вернувшись с соседней улицы, доложили, что во всех дворах перебита скотина, а из местных жителей никого нет.
«Неужели немцы,  но как? Они  не могли пройти незамеченными, путь в эту деревню пролегает через нашу роту», - думал лейтенант, - «Тогда, где люди? Если они перебили скотину, значит…» - мелькнуло тревожно в его голове.
«Разойтись и обойти окраины деревни, проверьте каждый  метр, люди не могут испариться!» - приказал лейтенант всем и направился в колхозную контору. Внутри неё все было перевернуто и разгромлено, ему стало дурно. Выйдя на улицу, он вдохнул глубоко и тут до него донесся крик, со стороны леса бежал к нему, спотыкаясь и падая, рядовой Никитин. Подбежав к лейтенанту, он начал, с трудом, подбирая слова, от волнения, твердить: «Там, там в яме, около леса, они лежат убитые, все до одного!»
Встревоженный Линёв скорее направился к указанному месту, то, что увидел он, потрясло его до основания. Лейтенант из кармана голифе достал подсигар и, вытащив из него сигарету, с трясущимися руками, поднёс её ко рту, но вместо того, чтоб закурить, он нервно, двумя пальцами, сломал сигарету пополам и швырнул под ноги. Яма была заполнена убитыми мирными людьми, в глаза ему бросилась молодая женщина, прижавшая к груди маленькую дочь, они обняли друг друга так крепко, что даже смерть не разжала их руки, а рядом с ними лежал с отверстием в голове грудной младенец, его мать так и застыла навсегда с широкооткрытым ртом, что-то крича перед смертью, старик с длинной седой бородой смотрел в небо и казалось, что он вот-вот моргнет и встанет. Позже подошли Гайнетдинов и Никитин и застыли, как вкопанные. Над ямой ветала  пугающая до дури тишина. Но в друг, среди этой тишины, послышался чей-то тихий, еле прослеживаемый стон, он доносился из под тел. Первым его услышал сержант Гайнетдинов и тут же доложил лейтенанту, который, не мешкая ни минуты, приказал разгребать тела.
Вернувшиеся рядовые Привольный и Никифоров, застыли на краю ямы и не расслышали приказа командира. Сергея замутило и он, прикрыв рот ладошкой, отошел в сторону, теперь у него не осталось сомнений в том, что это не розыгрыш, а настоящая война, о которой ему предстояло написать. Никитин и Гайнетдинов спустились в яму вместо них и принялись разгребать убитых, под тучным пожилым мужчиной они обнаружили девочку лет пятнадцати, в полубессознательном состоянии, она стонала и тяжело дышала, вся её одежда  была в крови, а из глаз текли слёзы, почувствовав свет, девочка щурясь открыла глаза и, увидев, как в тумане, солдат, испуганно вскрикнула, но сержант Гайнетдинов успокоил её: «Не пугайся, кызым, это мы, свои – солдаты Красной Армии»
Она жадно вдыхала воздух и никак не могла надышаться. Сержант Гайнетдинов и рядовой Никитин помогли ей выбраться из ямы, но девочка продолжала безуспешно плакать, отчаянно твердя: «Мама, папа, за что их? За что их всех? Никто не в чем не виноват!»
Лейтенант Линёв подошел к ней и, протянув ей платочек, тихо спросил: «Что здесь произошло?»
От услышанного вопроса она заплакала еще сильней.
Поняв, что он сделал ей больней, лейтенант решил не расспрашивать её о произошедшем в деревне, но чувство вины не давало ему покоя.
«Ты извини меня, не плачь, держись, сейчас война, горе повсюду», - сказал он, пытаясь её успокоить.
Девочка протерла слезы и протянула ему обратно его платочек.
«Оставь себе, мне это ни к чему, я уже ко всему привык и наверное не заплачу», - ответил он и, взглянув на нее, спросил, как ее зовут?
«Вера», - ответила она, всхлипывая от слёз, и замолчала, но вдруг её, словно прорвало: «Вы говорите, не плачь, как мне не плакать? Они убили всех, кто был мне дорог – маму, папу, племянников, тетушек, односельчан, у меня нет никого теперь», - крикнула она и, успокоившись немного, начала рассказывать: « Я сегодня утром набирала воду в колодце, чтоб телят напоить, и услышала гул в небе, подняв голову, я увидела самолет, он летел высоко, но вдруг небо начало заполняться белыми куполами, я никогда такого не видела раньше, поэтому очень удивилась и растерялась. Когда купола снизились над землей, я разглядела висящих на них людей. Я не знала , кто они, большая часть из них упала около этого леса, остальные спустились прямо на деревню.
Чуть погодя, к нам во двор зашли двое, это были немецкие солдаты, меня и маму повели на площадь, когда мы пришли туда, там уже толпилась вся деревня.
К нам обратился один из немцев на чистом русском языке, он спросил: «Были ли в деревне русские? А потом толкнул целую речь, призывая местное население   к сотрудничеству  с немецкими властями, обещал благо тому, кто не будет укрывать евреев, комиссаров  и коммунистов.  Затем, из колхозной конторы, двое солдат вывели моего отца, третий, сзади нес табуретку, его подвели к березе и, связав руки веревкой, накинули петлю на шею. Папа поднялся на табуретку и молча оглядел всех собравшихся людей, а односельчане жалобно смотрели на него и плакали.
«Так будет с каждым коммунистом и им симпатизирующим, вот его партийный билет», -  крикнул тот немец, который знал русский язык и поднял высоко над собой, чтоб показать всем.
Из толпы выскочила моя мама  и плача бросилась к офицеру, она умоляла пощадить мужа, я не сумела её удержать, сил не хватило, как только мама не просила не убивать его, даже  упала на колени перед ним, а он цинично и высокомерно ухмыльнулся и пнул её сапогом по голове. Она опрокинулась на спину и, в этот момент, солдат, стоящий около берёзы, выбил табуретку из под ног моего отца, он еще минуту дергался на верёвке и беспомощно хрипел. В толпе усилился вой и плачь, но немец, очередью в воздух, всех успокоил. Мама увидев это, поседела на моих глазах и белое ее молодое лицо почернело от горя. Она поднялась с земли и, издав бешеный пронзительно рёв, бросилась на офицера, её руки в кровь разодрали его бледные худые щёки.
Он от боли озверел и мощным ударом кулака отбросил маму от себя, затем вытащил из кобуры пистолет и выстрелил ей в голову. Протерев платочком окровавленное лицо, офицер раздражительной злостью что-то крикнул своим солдатам и всех жителей деревни погнали по главной  улице к лесу, всю дорогу они били людей прикладами автоматов, пинали сапогами и что-то ругательски выкрикивали. «А люди отчаянно плакали, умоляя их не трогать, мне тоже досталось, всё тело болит, но немцы их словно не слышали, они о чём-то переговаривались между собой и начинали громко смеяться. Когда дорога  закончилась и мы оказались у оврага, который издревле называли «чертовым рвом», раздались автоматные выстрелы, я сразу смекнула, что делать? И сама скатилась вниз. На меня сверху падали убитые, а те, кто пока были живы истошно рыдали и вопили от ужаса, до сих пор в ушах стоят душераздирающие вопли женщин и детей, а как стонали раненые и затихали, когда их добивали эти звери. Как только прекратились выстрелы, нависла  звенящая тишина, немцы подошли к краю оврага, я четко слышала их шаги, они выпустили еще несколько очередей по лежащим в овраге людям и, постояв немного, ушли и раздались новые выстрелы, стреляли уже в деревне, жалобно визжали и скулили собаки, я поняла, что убивают теперь животных.
Какое-то время я боялась и шелохнуться, думая, что немцы вернуться и заметят меня, но они не вернулись. Не хватало воздуха, мертвые тела сдавливали меня сверху, хотелось кричать от отчаяния  и безысходности, но я молчала, кровь из ран убитых односельчан стекала на меня ручьями, заливая глаза, нос, уши, попало и в рот, хоть я его и плотно закрывала. Я впервые узнала вкус человеческой крови и все это время неслышно плакала, плакала и плакала, умоляя мысленно Бога мне помочь, слёзы текли из глаз без конца, откуда только они брались? А потом появились Вы, и нашли меня, видно Бог услышал мою мольбу».
Вера закрыла лицо руками и снова заплакала. Сержант Гайнетдинов подошёл к ней и, заботливо погладив её по испачканным кровью волосам, начал говорить: «Кызым, плачь, плачь, ты не стесняйся нас, мы тоже навидались горя, когда ты рассказывала, я вспомнил свою дочь Гульфию, ей столько же приблизительно, как и тебе, и сам чуть не заплакал, хоть и мужчина».
Слова Сержанта немного успокоили Веру и она перестала плакать…
Лейтенант посмотрел на часы и громко крикнул: «Рыть другую могилу сейчас нет времени, всех убитых сложите аккуратно и похороните в этой же яме и поторопитесь, у нас в тылу враг, нужно об этом доложить в роте».
Рядовые Привольный и Никифоров спустились в овраг и начали укладывать  друг на друга тела людей. Сергей увидел среди трупов маленького мальчика с котенком, которого, даже умирая, он не выпустил из рук и заплакал сам, как ребенок.
Рядовой Никифоров, напротив хмуро молчал, уйдя в себя, вся его тяжелая немая боль отразилась на лице тревогой, о чем он думал можно было лишь догадываться, но кто знал его хорошо, сказал бы, что он вспоминал маленькую приграничную деревню, недалеко от Буга, оккупированную фашистами в первые же дни войны, где остались его родители и двое совсем  еще маленьких братиков, и жаркую кузнечную мастерскую, в которой он трудился, до ухода на фронт, помощником кузнеца.
Вера стояла у края ямы и хмуро, не сводя глаз, наблюдала, как складывают в общую могилу, тела ее односельчан. Лейтенант подошел к ней и спросил: « А ты не помнишь сколько было фашистов? Просто, это очень важно».
«Точно сказать не могу, глазами насчитала парашютов  шестьдесят, но их больше было!, - грустным голосом ответила Вера, не отрывая взгляда от могилы.
«Немцев возможно до роты, но какая их задача? Расстрел мирных жителей, не может быть целью десанта врага», - думал Линёв, смоля сигаретой.
Немного покурив и поразмыслив, лейтенант подошел к сержанту Гайнетдинову, который помогал Никитину и Петрову закапывать могилу и сказал ему: «Бросай лопату, возьми две повозки с  Привольным и Никифоровым, и  обойдите хаты, поищите съестного, мы не можем вернуться пустыми и поспешите…»
Повозки вернулись быстро, уже через пол часа, удалось найти хлеба, муки, капусты и картошки и даже пару бутылок самогонки, с мясом не повезло.
Взвод лейтенанта Линёва отправился в обратный путь, Вера стояла молча у деревянного креста, наспех сколоченного из заборных старых досок, и смотрела на невысокую земляную насыпь, в горе она не заметила, как ушел взвод, оставив её одну, но нагнала его на дороге с медицинской сумкой на плече. Подойдя к лейтенанту Вера настойчиво начала просить взять ее во взвод, приводя в качестве  аргумента свое умение  варить кушать, штопать гимнастёрки и некоторые навыки  медсестры, которые переняла она у матери.
«Не положено, Вера, идет война, гибнут здоровые мужики, куда тебе маленькой девчушке, под пули?» - категорически возразил Линёв.
«Не такая  уж я и маленькая! А кто кроме меня должен отомстить за моих близких?! Мне командир, теперь идти некуда, в пустую деревню я не вернусь, все равно! Я осталась совсем одна. А  на войне я пригожусь, вот в сумочке лекарства, моя мама работала фельдшером, а теперь можете прогнать, только я никуда не уйду», - сказала она уверенно, давая понять лейтенанту о непоколебимости своего решения.
«Возьми ты её, командир, что ей делать одной? Дочерью взвода будет, вон какая шустрая и сообразительная, переоделась, лекарства принесла, а они нам пригодятся, война ведь!» - заступился сержант Гайнетдинов.
«Ладно, Верочка, спасибо тебе за лекарства, так и быть, служи Родине», - согласился Линёв. Взвод двигался неспешно по пыльной  полевой дороге, бойцы брели  устало, опустив головы, каждый о чем –то думал.
Несмотря на то, что стоял сентябрь солнце припекало нещадно. Привольный снял с головы пилотку и протер ею вспотевшее лицо и шею. Вера ехала на повозке, разглядывая унылую для неё природу, вдоль дороги колосилась зрелая высокая рожь. Вдруг она спрыгнула с повозки и, нагнав впереди идущего лейтенанта Линёва, спросила у него: «Командир, а что имел ввиду, вот тот усатый дяденька, сидящий на первой повозке, называя меня «кызым»? Это  же нерусское слово, по –моему».
Линёв весело, улыбаясь ответил: «А сержант Гайнетдинов?! Это хороший человек и солдат отважный. Хочешь поговорить о нем?» - переспросил он у Веры. Она одобрительно кивнула головой.
«Когда началась война, в первый же день его застава почти вся погибла, многие и проснуться не успели, остальных добила вражеская авиация, я в это время был в Москве, закончил военное училище только-только, а он уже хлебал горе, ему повезло, он выжил и целую неделю бродил один по лесам, по болотам, чуть не утонул в трясине, но вышел в расположение нашей роты, в которую меня командировали после училища, а вчера задание капитана Кондратьева, по подрыву моста через реку оказалась на грани срыва, мина не сработала, немцы подтянули силы и вот-вот уже готовились пройти по мосту, он залез под мост, зажег шнур, а сам в реку и в это время взрыв. Мы думали, конец сержанту, а он выплыл. Немцев, оказавшихся на мосту, положило не мало. Вот такой он – Талгат наш, я ему дал прозвище «золотой татарин», он сам из Бугульмы, у него там жена, дочь, мать престарелая. А слово «кызым» если перевести на татарский, означает «дочка», ты ему годишься в дочери, а может напомнила её, поэтому, он тебя так и назвал. А ты его назови «оттай», ему станет приятно, это значит, «отец».
«Красивое слово «кызым», командир, если у меня когда-нибудь родится дочь, я её тоже буду звать «кызым», только бы до Победы дожить», - произнесла с умилением Вера и,  отвела глаза, чтоб её слёзы не увидел лейтенант.
«А если родится сын, называй «улым», а до победы ты доживешь, вот добьем врага и по домам», - сказал Линёв, но вдруг резко остановился и стал присушиваться, на него глядя, остановились и другие. К нему подошел сержант Гайнетдинов и спросил : «Что-то не так, командир?» Линёв посмотрел на него и ответил, шепотом: « Ты слышишь, сержант, в воздухе гул нарастающий?» Гайнетдинов прислушался.
Вдали показались самолеты, их было четыре, они летели со стороны города. Лейтенант посмотрел в бинокль и злобно, сквозь зубы, признес: «Мессеры, решили навестить, соскучились, бомбить сейчас будут, сволочи». Самолеты увеличили скорость и пошли на снижение, на бреющем полете.
«Воздух, всем с дороги!» - крикнул во все горло лейтенант и прыгнул в высокую рожь.
На взвод, как град, посыпались бомбы и засвистели пулемётные очереди, от взрывов и свиста пуль звенело в ушах. Лейтенант осторожно приподнял голову с земли и посмотрел туда, где стояли повозки. Они, на его удивление, еще были целыми, а под одной из них, вся испуганная, как бедный  маленький котенок, дрожа от страха, сидела Вера.
«Иди сюда, дурочка, убьют!» - закричал он ей, но она его не услышала, из-за взрывов. И тогда, поймав момент, когда мессеры  были не на пике атаки, он рванулся из ржи к ней, но налетевший самолет полоснул очередью по земле у его ног. Линёв застыл на месте и, как только мессер пролетел над ним, он подбежал к повозке и, схватив Веру за руку, чуть ли не волоком, потащил ее в рожь. И тут послышался длинный оглушительный свист и мощный взрыв, бомба подняла в воздух повозку, но та, под которой пряталась Вера, стояла, как не в чем не бывало.
Когда взрывы утихли лейтенант приподнял голову и увидел, сквозь рожь, стоявшего в полный рост, с винтовкой в руке, посреди дороги, рядового Привольного.
«Чего стоишь? Падай, убьют ведь!» - крикнул ему Линёв, но Сергей не отреагировал  на голос командира.
На горизонте появился самолет, он летел низко прямо на него, подлетев ближе мессер выпустил очередь по нему, но рядовой Привольный не растерялся и в последний момент отпрыгнул в сторону. Как только самолет пролетел над ним, он тут же соскочил и, прицелившись, выстрелил из винтовки в улетающего вражеского аса.
Через несколько секунд хвост самолета задымел и он начал медленно терять высоту, и, скрывшись за горизонтом, взорвался. Остальные мессеры, израсходовав весь свой боекомплект, улетели.
Лейтенант Линёв подбежал к Сергею, с бешенными и в тот же момент испуганными глазами, и, схватив его яростно за грудки начал трясти, крича ему в лицо: « Ты что, рядовой, белены объелся, совсем с ума сошел, смерти ищешь?! Так её не надо искать, сама найдет! Тебя могли убить, у меня бойцов  и так мало, ты впрямь полоумный, я был прав!»
«Но не убило ведь, товарищ лейтенант, а если бы убило, то смог бы проверить…» - легкомысленно улыбаясь начал твердить Привольный, но его прервал Линёв: «Что бы ты смог проверить, если бы дохлым валялся на дороге?!»
«Сущий пустячок, командир, мне очень интересно, может ли умереть в прошлом человек из будущего?» - ответил он .
Лейтенант в недоумении посмотрел на него и, покрутив пальцем у виска, молча направился к уцелевшей повозке.
Во время авианалета во взводе никто не погиб, но в плечо ранило сержанта Гайнетдинова. Вера попросила его снять гимнастерку и заботливо перевязала рану, как настоящая медсестра.
«Спасибо, кызым», - поблагодарил он ее и по отечески погладил по голове.
«Не за что , отай», - ответила Вера, сержант весело рассмеялся и крикнул лейтенанту: « У тебя , командир , настоящий талант учителя татарского языка, после войны поедешь со мной в Бугульму, я тебя устрою в нашу школу».
«Поедем обязательно, всем взводом. И Веру возьмем с собой!, - ответил Линёв.
В воздухе порхали миллионы белых, похожих на мошек, песчинок, бомба, попавшая в повозку, подняла вверх взрывом два мешка с мукой, лошадь еще была жива, она лежала поперек дороги, фыркая и вздрагивая, и пыталась подняться.
Вера погладила её по спине, словно хотела успокоить, лошадь приподняла голову и грустно взглянула на неё.
«Командир, а что делать с лошадью? Не оставлять же ее так, только мучается», - спросил Никитин, стряхивая с гимнастерки  и пилотки белый налет, осевшей на него муки.
Услышав его слова Вера жалостливо встрепенулась: « Пожалуйста, командир , доверьте мне лошадь, я ее вылечу, она крепкая , сумеет выкарабкаться, у нас в деревне мерин тоже болел, я его выходила, у меня лекарства есть, жалко все таки, вон какими человеческими глазами смотрит, не каждый человек может так глядеть».
Рядовой Петров подошел к лейтенанту и что-то ему тихо сообщил.
«Я, Вера, тебя понимаю, ты любишь лошадей и тебе жаль её, я тоже их люблю и не меньше тебя жалею, но послушай то, что тебе скажет рядовой Петров»,  - сказал лейтенант Линёв не спеша, с волнением, словно подбирал нужные слова.
«Поверь мне, Вера, ей не подняться и лекарства твои не помогут, только израсходуешь зря…» сказал Петров.
«Но почему Вы так утверждаете?» - вдруг его возмущенно оборвала Вера.
«Я до войны работал ветеринаром, у кобылы перебиты осколком позвонки, вот посмотри сама», - ответил он.
Вера еще раз лошадку нежно погладила по спине, словно просила прощения за то, что не в силах ей помочь.
«Мы конечно можем ее оставить, но ведь ты наверное не хочешь, чтоб она умирала медленно на дороге, поедаемая мухами и птицами», - добавил Петров. Вера встала и отошла от умирающей лошади, она повернулась к ней спиной и устремила свой взгляд вдаль.
«Ну, что Вы тяните, добивайте лошадь и в путь», - строго бросил лейтенант.
Петров зарядил винтовку и выстрелил ей в голову и в этот же миг кто-то тихо произнес : «Отмучилась».
Сержант Гайнетдинов завозмущался: «Сколько мяса, командир, оставляешь воронам, целый взвод неделю с голода  не пропадет!.
«Некогда! Мы уходим», - крикнул раздражительно  лейтенант и взвод дальше продолжил путь в расположение роты.
Вера сидела на повозке и, не сводя красных заплаканных глаз, смотрела на оставшуюся лежать посредине пыльной дороги мертвую лошадь, пока она не скрылась из вида…
Лейтенант подошел к Привольному и, с чувством вины, произнес: «Ты, рядовой, извини за то, что наорал на тебя, погорячился я, но и ты меня пойми, я испугался, думал, убьют тебя, ты же молодой еще, да еще так глупо, я на войне недолго, около трех месяцев, но на смерть насмотрелся, больше не могу, а за самолет спасибо, с одного выстрела и в яблочко, молодец, прямо – ворошиловский стрелок, у меня во взводе  это впервые, как вернемся в роту, представлю тебя к награде, так что коли дырку на груди».
«Новичкам всегда везет», - ответил Привольный, словно смущаясь от чрезмерной похвалы командира в свой адрес.
«Так то оно- так, рядовой, а ты знаешь сколько у меня было новичков, они и выстрелить то не успели ни разу, ни одного немца не убили, все в земле, молодые, красивые, полные сил, все это – проклятая война, будь она неладна», - произнес с чувством боли  и обиды лейтенант и строго предупредил Привольного: «Не полагайся на фортуну на войне, воюй с умом, новичкам тоже не всегда везет, но и война сама, ох как не любит фартовых…»
«Стой, кто идет?!» - раздался чей-то голос, из кустарника, у дороги высунулось дуло винтовки. Взвод остановился.
«Свои!» - отозвался лейтенант Линёв, устало.
«Свои, говоришь, а пароль?!» - переспросил недоверчиво часовой.
«Гром», - ответил лейтенант и взвод проследовал дальше.
И часовой вдруг опомнился, он выскочил из кустарника и крикнул вслед Линёву: «Товарищ лейтенант, совсем забыл, ротный велел Вам передать, чтоб по прибытию, срочно следовали к нему».
«А мне и так к нему нужно!» - ответил ему, не оборачиваясь, лейтенант и направился к брезентовой палатке, которая стала временным штабом роты.
Он отодвинул край брезента и вошел внутрь, капитан сидел с закрытыми глазами, по - видимому, дремал.
«Товарищ капитан», - окликнул  его шепотом Линёв, боясь потревожить.
Кондратьев, открыл глаза и, строго зыркнув на него, произнес: «Лейтенант, тебя только за смертью посылать, ты где был столько времени? Пять часов, сходить в деревню, найти пропитание и вернуться обратно? Хватило бы и пару часов».
«Товарищ капитан, мы вернулись бы быстрее, если бы…» - ответил, словно оправдываясь, взводный.
«Что если бы?!» - прервал его, со строгим выражением лица, Кондратьев и Линёв замолчал, - «Такое ощущение, лейтенант, что ты не за пропитанием ходил, а на свидание к девкам».
Лейтенанту, слова капитана показались обидными, он невольно вспомнил все, что видел в деревне сегодня и, забыв о том, что перед нимофицер выше его званием, начал громко с гонором твердить, возмущенно размахивая руками: « Ни на какие свидания я не ходил и не дай Бог никому такого свидания, скажете тоже. Значит пришли мы в деревню, а там ни души, во дворах и сараях убитая живность, а из хозяев  никого, нашли их всех потом до одного расстрелянных, в овраге, женщины, дети, старики, как дрова, в одной куче , во мне все тогда перевернулось».
Капитана все услышанное очень взволновало. «Сволочи фашистские, нелюди», - злобно выдавил он сквозь зубы и сжал кулаки.
В палатке повисло короткое молчание, после которого капитан Кондратьев сказал: «Я в строю с финской войны, много видел, друзей терял, в атаки ходил, но понимать обстоятельства не научился, все привык ставить задачи и любой ценой выполнять, а оправданий, с отговорками не принимал, ты меня лейтенант, извини, я ведь сам деревенский и родители мои, и, жена  с двумя сынишками под Оренбургом живут. А когда ты мне рассказывал о той несчастной деревне, я, в какой-то момент, представил их лежащими в том овраге!» Закончив свой рассказ, капитан вдруг спросил у Линёва: « А у тебя все ко мне ?» «Нет, не все», - ответил лейтенант, - «Мы нашли под мертвыми телами девочку лет пятнадцати, чудом выжила, если бы не мы задохнулась бы, и умерла. Она рассказала , что сегодня утром,  в районе ее деревни был выброшен фашистский десант, по словам девочки – человек восемьдесят, это еще не точно, их могло быть больше. У фашистов  в деревне с местным поселением случился инцидент, они повесили на глазах – отца девочки, ее мать с горя не сдержалась  и набросилась на немецкого офицера, и… дальше Вы, товарищ капитан, уже знаете, что произошло!.
«Мне тоже очень жалко деревенских, это наши советские мирные люди, трудящиеся граждане, не в чем неповинные, но ты, лейтенант, должен был все равно найти способ мне доложить обо всем, понимаю, что у тебя не было рации с собою, но ты мог отправить бойца бегом в расположение роты. Такую информацию, Линёв, нужно докладывать немедленно, воюешь третий месяц, а сам все, как сопливый юнец, забудь, здесь давно уже не пехотное училище, на войне ошибки стоят дорого, десант врага у нас в тылу – это нож в спину роты, ты понял меня , лейтенант? И скажи спасибо, что особист Кравченко ушел с дивизией, уж он бы тебя помуторил».
«Виноват, товарищ капитан, наверное, это от расстройства, но оставить убитых под солнцем я тоже не мог, а когда их похоронили отправились назад, по дороге произошел авианалет, к счастью – никто   не погиб, ранило моего сержанта, потеряли одну повозку с продуктами и лошадь, но нет худа без добра, один мой солдат, первый день воюет и с первого же выстрела, из винтовки сбил самолет, я глазам не поверил, бывают же чудеса, не зря Вы на этого парня сегодня в городе указали».
«Но что, лейтенант, представишь героя к награде и не к медали, а непременно к ордену, ты пригласи его ко мне позже, познакомиться надо с бравым молодцем, обрадовал ты меня, Линёв, а хитер ты, сразу в дёготь добавил мёд. Помню, был похожий случай в моей роте, когда сержант  в бою сбил мессер, но из пулемёта, но чтоб из винтовки, значит, асы Геринга не такие уж неуязвимые». – с восторгом произнес капитан и вынул из планшета карту. Он разложил её на широком пне перед лейтенантом и попросил его созвать в штаб всех командиров взводов.
Кондратьев был немногословен, он лишь сообщил всем о выброске немецкого десанта, численностью до роты, в районе деревни Васильевки, и указал карандашом на карте. После чего последовал приказ: привести роту в боевую готовность и усилить посты вдвое, по всему периметру ее расположения. Весть полученная командирами взводов от капитана Кондратьева встревожила  их, между ними пробежал резкий шёпот, но ротный поднял руку и строго взглянул на собравшихся офицеров, все, как по команде, успокоились…
Уже смеркалось, солнце висело над горизонтом огромным красным диском, жара спала и Сергей Привольный ощутил наконец-то приятную спасительную прохладу, вечерний воздух сладко пьянил его ароматами цветов и трав. Он увидел Веру, она сидела одна, прислонившись спиной к березе, и, обхватив колени руками, смотрела в одну точку, в траве.
«Бедная девочка, всех потеряла в одно утро, а держится достойно, истерик не устраивает, эх, помочь бы ей, поддержать как-нибудь, конечно, могу, но если подойду к ней и заговорю, буду ли к месту? Может она хочет побыть одна», - подумал Сергей  и вспомнил про свой, разбитый Линёвым, айфон.
«А как бы сейчас пригодился этот простой на вид и такой манящий звуками интересный предмет, уж точно он отвлёк бы Веру от её горестных мыслей. Зачем я его тогда вытащил из кармана и показал лейтенанту? И что я доказал? Один чёрт он мне не поверил, а вот Вера…» - думал Сергей, глядя на неё, но что-то прервало его мысль.
Он подошел к ней и, ничего не говоря, приземлился рядом, они сидели вдвоем  и о чем-то думали, молчание первой нарушила Вера: « Знаете, какая картошка у нас в огороде выросла? Собирались на днях выкапывать, а как мы с мамой за ней ухаживали, и зачем? Для кого?» -  произнесла  с сожалением она. Сергей осторожно повернул голову к ней и увидел на ее щеке слезу. Он искал в голове нужные слова, чтоб ей ответить, но, несмотря на то, что был писателем и поиски подходящих слов для него – дело привычное , не нашел. Вера удивила его своей проницательностью: «Не бойтесь, говорите смело, не ищите фраз, Вы меня ничем не обидите, так как меня обидела уже судьба, никто больней не обидит, я же вижу, что вы растерялись, говорите, если даже не так  выразитесь, я истолкую Ваши слова правильно».
Сергей, услышав это, почувствовал себя уверенней, он не подбирал больше слов, мысли сами рождались в его голове.
«Уже осень», - произнес Сергей, увидев упавший с березы ему на плечо, пожелтевший листочек, - « Скоро холода, и Битва под Москвой, а 7 ноября грандиозный военный парад наших войск на Красной площади, ты знаешь, Вера, солдаты прямо с парада будут уходить на защиту столицы, а 5 декабря наступление Красной Армии, фашисты побегут так, как еще никогда не драпали, а ведь они Москву будут разглядывать в бинокли».
Веру очень заинтриговало то, что сказал он, она с интересом посмотрела на него и,  умирая от нетерпения, спросила: «А откуда Вы это знаете, а что будет дальше?! Только не молчите, пожалуйста, продолжайте!»
Сергей не стал испытывать ее терпения и продолжил: «А дальше, Верочка, 9 мая 1945 года».
«9 мая 1945 года? а что это за день?» - поинтересовалась она.
«Этот день – наша Победа, 1418 дней и ночей продлится война и мы победим, Берлин будет пылать так же, как Брест, Минск, Киев и многие другие города нашей страны. Мы с тобой Вера, еще распишемся на стенах Рейхстага», - ответил он с огоньком в глазах.
Слова Привольного не на шутку взволновали Веру, ей хотелось безоговорочно поверить им, но с другой стороны, она сомневалась в них, ее терзал и мучил главный вопрос: «А откуда он вообще это знает?» И она его задала ему.
Сергей немного растерялся , сказать Вере, что он из будущего – прозвучит, как бред, хоть это и правда, реакция лейтенанта Линёва, который не поверил ему, служит тому подтверждением. Но и Сергею очень не хотелось показаться в ее глазах чудаком и фантазером, тем более он заметил, как его слова не оставили Веру равнодушной. После того, что с ней произошло, мысль о 9 мае 1945 года предала бы ей силы и укрепило в ней желание жить дальше.
Сергей протянул Вере правую ладонь и, указывая то на одну линию, то на другую, сам не понимая значения этих линий, произнес: «Вот, не удивляйся, все написано на моей руке, как в книге, надо лишь уметь прочитать».
«А посмотрите на моей тоже», - сказала Вера и протянула ему ладонь, он взял ее для вида и, проводя пальцем по линиям, сказал: «Да, вот, и у тебя тоже самое вижу  четко и не сомневайся, а как иначе? Мы с тобой – дети одной страны, но если не веришь, время покажет, а времени, Верочка у тебя  много, жизнь твоя будет долгой и счастливой».
«Да, верю Я Вам, верю, Вы были со мной искренним, я это увидела  в Ваших глазах, у меня бабушка тоже гадала по руке и нагадала мне, что я проживу восемьдесят семь лет»,   -  ответила она, у нее не оставалось больше сомнений в словах Привольного.
Среди вечернего покоя раздался голос кукушки, прокуковав немного, она затихла. Вера немедленно отреагировала на нее: «Кукушка, кукушка, сколько лет я проживу? Ответь мне, не тая!» - крикнула она, радостно раскинув руки. Но кукушка не отозвалась. Вера сильно расстроилась: «Но вот, значит, Вы и моя бабушка ошиблись, видно не дойти мне до Победы и не прожить до старости, как же так?!»
Сергей не растерялся: «Подожди, Вера, не спеши, с выводами, это кукушка ошиблась, если люди ошибаются, значит и птицы – не боги, я сейчас спрошу сам у нее. Кукушка, кукушка, скажи мне, сколько лет я проживу?!» кукушка прокуковала восемьдесят семь раз «Вот, видишь, Верочка, птица перепутала нас местами, первым ей вопрос должен был задать я, твоя бабушка не ошиблась, убедилась теперь?! – произнес ласково Сергей, успокаивая ее. Она поверила ему и крикнула весело: «Спасибо, кукушечка!» затем, бросила взгляд на него и встревоженным голосом произнесла: «Но если так,  тогда выходит , вы погибнете, она же в первый раз промолчала, но я этого не хочу, Вы – хороший человек и вообще весь ваш взвод и командир – добрые люди, не оставили меня, спасли, похоронили моих близких, вы все должны жить».
«Не переживай, Верочка, я попытаюсь обмануть и кукушку, и смерть, а жить мы обязательно будем и за себя и за всех, кого потеряли», - недолго думая, уверенным голосом, ответил Сергей и в воздухе повисла короткая пауза.
«А как Вас зовут?» - спросила она его вдруг.
«Рядовой Сергей Привольный!» - ответил он ей четко и отдал честь, словно перед ним находилась не девочка, а командир.
«Значит, вы Серёжа, волю любите?! – спросила она, шутливо его подзадоривая.
«Так точно!» - ответил он. Они говорили об интересных вещах и показалось, что их темы не иссякнут никогда. Увлеченная общением Вера не выглядела уже такой несчастной и печальной. Она улыбалась и были моменты, когда начинала даже смеяться от остроумных историй и анекдотов, которыми ее развлекал Сергей Привольный.
Солнце скрылось за горизонтом и он заметил, что Вера съежилась от прохлады, Сергей снял с плеча свернутую шинель и, развернув, набросил на ее тощие узкие плечи. Он зевнул сладко, его потянуло ко сну, прижавшись спиной к березе, Сергей сам не заметил, как задремал. Ему приснилось, что он идет босиком по зеленой траве, а вокруг плотный белый туман и никого. Сергей не знал, где находится. «Вера, Вера!» - во весь голос крикнул он, но в ответ никто не отозвался.
На его глазах туман быстро рассеялся и перед ним возникла толпа народа, это были жители деревни Васильевка, среди них стояли и солдаты его роты, включая лейтенанта Линёва и капитана Кондратьева, и еще немецкие солдаты, у всех были бледные лица и потухшие пустые взоры. Он внимательно разглядел людей и не увидел Веру.
Из толпы вышел немецкий офицер и рукой поманил его к себе. «Нет, нет! Я не хочу!» - со страхом в голосе прошептал Привольный и испуганно попятился назад, но что-то его остановило и он почувствовал, как теряет силу и волю. Сергей послушно направился в толпу и, оказавшись в ней, услышал за спиной выстрел.
«Нет!» - истошно завопил он и проснулся в холодном поту, выстрелы продолжались, но уже на яву. Сергей встрепенулся, Веры рядом уже не было, там где сидела  она, лежала его аккуратно свернутая шинель.
На равнине, около леса, шел бой, Сергей схватил свою винтовку и, не теряя ни минуты, устремился, со всех ног, но подмогу товарищам.
«Как же это могло произойти? Почему я проспал? И странно то, что меня никто не поднял, по команде. Ну и засоня я, так можно и под трибунал!» - думал он, на бегу, сердито укоряя себя.
Сергей остановился возле одинокого деревца и вынул из кармана патрон, чтоб зарядить винтовку , но вдруг раздался взрыв, от которого он присел, закрыв голову руками. Но не успел опомниться, как ствол деревца переломился и рухнул прямо на него. От сильного удара по голове в глазах Привольного потемнело и он потерял сознание.
Очнувшись, Сергей громко застонал от боли и, схватившись за голову, наткнулся на огромную шишку. Он не знал ни времени, ни сколько пролежал без чувств. Привольному стало холодно и он дрожа невольно вспомнил про шинель, но никак не мог припомнить, где ее оставил.
В воздухе висела тишина, выстрелов больше не было слышно, все смолкло , в какой-то момент, у него промелькнула мысль о том, что оглох от удара. Он чуть приподнял голову и увидел, лежащего рядом с собой, рядового Никитина. По земле стелилась дымка, а вдалеке, на горизонте, загоралась утренняя зорька.
«Неужели утро, так сколько же я провалялся? Вот меня долбануло?» - подумал он, потихоньку приводя сознание в порядок.
Никитин, увидев, что Привольный пришел в себя, не стал выяснять, что с ним произошло, словно знал обо всем. Вместо вопроса, который задал бы любой, видя корчащегося от боли, в полупотерянном состоянии, Сергея, он произнёс: «Мне не нравится эта тишина, похоже кроме нас, никого в живых нет, а вон в тех кустах фрицы с пулеметами засели, только и ждут, когда высунемся».
Никитин осторожно указал Сергею на кустарник в метрах пятидесяти перед ними, в котором, по его словам, и были немцы, но они не стреляли, лишь доносились их еле слышная болтовня и легкий запах дыма сигарет.
«Тишина, неужели все погибли? Лучше бы я оглох, а где Вера?» - подумал он с дикой тревогой в душе, мысли сводили его с ума, Сергей не выдержал и, схватившись руками за виски, застонал. Никитин во время прикрыл ему рот своей рукой, чтоб его стон не услышали фашисты.
Сергей Привольный успокоился и, глотнув воды из фляжки, которую ему протянул Никитин, спросил у него: «У тебя еще остались патроны?»
«Кончились», - ответил он и, уныло вздохнув, добавил: «Дело – дрянь, патронов нет и уйти не получится, вся территория простреливается их пулеметом, как только поднимем головы тут же срежут очередью».
« А у меня есть три патрона и у тебя вижу, на поясе граната, прорвемся, значит!» - произнес Привольный , словно пытаясь ободрить себя и Никитина.
«Твои патроны против пулемета не помогут, а гранату я просто не докину до фрицев, зря только потрачу», - ответил Никитин. Его ответ огорчил Сергея, но тут у него родилось новое предложение: «Тогда, давай ночи дождемся и в темноте уйдем».
«До ночи далеко, только утро началось, так что, твоя идея не из лучших, у меня есть другой хороший план», - ответил ему Никитин.
«Какой еще план?» - живо поинтересовался Сергей.
«Сейчас я встану и подниму руки вверх, якобы хочу сдаться , и пойду к ним, а там, возможно, мне удастся подорвать их гранатой, но ты лежи и не высовывайся, пусть думают, что я один», -  предложил Никитин.
« А если у тебя ничего не выйдет, убьют же, это диверсанты-парашютисты, а не обычная часть, могут в плен и не взять, шлепнут и все, зачем им обуза? Подумай, стоит ли искушать судьбу?» - встревожился Сергей.
«И сам это понимаю, но рискну, а  иначе, никак, у нас нет иного выхода, и дело не только в этом, я ведь в жизни никому ничего хорошего не сделал, на фронте тоже не блеснул, лишь один раз – до войны, хотел голодной сестренке помочь, украл у соседей курицу и за это в колонию угодил, авось хотя бы тебе помогу, за лейтеху, за сержанта – татарина, отомщу, за Веру и за всех остальных, за роту поквитаюсь», - в эмоциональном порыве  произнес Никитин, но, взглянув на Привольного, успокоился и тихо сказал: « А ты, Серега – братан, молодец, мужик хороший и солдат, что надо, я так мечтал сбить самолет и ты мою мечту осуществил».
«И ты собьешь еще и не один, война только началась», - ответил ему Сергей.
« Ладно, не успокаивай меня, какой уж теперь самолет, пусть другие сбивают, мне бы вот этих стервятников, в кустах, на воздух поднять, а там Бог знает, что? Сейчас я покурю в последний раз и вперед с моей подружкой гранатой», - сказал Никитин, насыпая махорку из киссета на газетный обрывок, но Сергей схватив его за руку, предупредил: «Немцы заметят дымок, не кури». Никитин, отдернув нервно руку, тихо произнес: «Теперь все можно». Он мастерски скрутил самокрутку и закуривая спросил у Привольного: «Ты до войны – то сам кем был?»
Сергей, смущенно улыбнувшись, ответил: « Я – писатель». Реакция Никитина была ироничной.
«Стихи что ли писал, как Пушкин, или, как Гоголь, романы, а может, рифмоплет? Ну-ка, признавайся» Сергей Привольный не обиделся на его колючую шутку.
«И стихи, и рассказы, и повести, все писал», - ответил спокойным голосом он, ему так захотелось рассказать Никитину о том, что он из будущего и что война закончится 9 мая 1945 года, но промолчал, понимая, что для него это покажется бредом и шуткой и он посчитает Сергея обычным выдумщиком – по роду его писательской деятельности.
«Значит, Серега, напишешь обо всех нас, если выживешь? О взводе, о роте, ты напиши, обязательно, никого не забудь, ничего не упусти, ты пообещай мне, что сделаешь это», - настойчивым тоном голоса попросил Никитин.
«Обещаю», - тут же согласился Привольный.
«Вот и мне теперь легче, и я ничего уже не боюсь», - сказал бодро Никитин и, запрятав гранату за пояс, спросил: «Сереж, как на их языке будет – Не стреляйте?»
«Нихт Шиссен», - ответил Привольный.
«Увидимся еще», - бросил напоследок Никитин. Он вытащил из кармана белый платок и, подняв его над собой, громко крикнул: «Нихт Шиссен!».
Немцы, увидев  его прекратили разговоры между собой, он встал в полный рост, и с поднятыми руками направился к ним. Привольный нервно сжал кулаки и стиснул губы в кровь.
Немецкий пулемет молчал, а Никитин делал шаг за шагом, твердя, как заведенный: «Нихт Шиссен…! В его голосе Сергей почувствовал дикое напряжение. Фашисты молча наблюдали, время от времени перекидываясь короткими фразами.
Подойдя к цели на расстоянии пяти метров Никитин остановился и принялся, стоя на месте, приплясывать и притоптывать сапогами, немцы замерли, изначально, не ожидая этого, но потом принялись подбадривать его громкими криками и хлопать в ладошки. Они ехидно посмеивались над ним и, издевательски крутя пальцами у виска, строили ему глупые рожи. Немного усыпив их бдительность Никитин резко выхватил гранату из-за пояса и, выдернув чеку, швырнул ее в фашистов и в этот миг застрочил их пулемет, и раздался взрыв. Никитин упал на землю, все стихло. Густой дым от взрыва окутал территорию, ничего не было видно, Привольный сквозь его пелену, пытался разглядеть Никитина, но тщетно и тогда, не выдержав напряжения, он перелез через ствол дерева, за которым прятался, и пополз к товарищу, но, преодолев несколько метров, вдруг остановился: «А если фашисты живы и у Никитина ничего не получилось? Как только я подползу меня расстреляют, хотя, если бы могли, сделали бы сразу, а может они меня не видят из-за дыма? В воздухе и в мыслях Привольного висела напряженная неопределенность и страх, но вдруг в голове  Сергея мелькнула идея, он прополз еще немного и, взяв камень покрупнее, швырнул его в кустарник, где были немцы. В ответ ничего  не последовало, пулемет молчал и тогда Привольный пересилил себя и, встав в полный рост, направился к лежащему Никитину. Страх не на секунду не покидал его, он вспотевшими руками сжимал в руках винтовку и тревожно поглядывал то на товарища, то на кустарник. Подойдя к Никитину, Сергей увидел его распахнутые в небо голубые глаза, они не моргали, он склонился над ним и закрыл их пальцами.
Справа от себя Сергей увидел на земле убитого красноармейца, приглядевшись он узнал в нем своего командира- лейтенанта Линёва, чуть подальше от него лежало трое фашистов. Он вытер вспотевшее лицо рукавом пыльной гимнастерки и попил воды из фляжки, пить хотелось так, словно у него вчера было шумное застолье.
Поправив пилотку на голове Сергей снова огляделся по сторонам, убитых было не счесть, смерть между собой перемешала и наших и фашистов, и все это он пропустил, провалявшись без сознания, ему стало стыдно и он даже, в какой-то степени, себя ощутил трусом.
«А где же Вера? Что –то я ее здесь не вижу, но она не трус, даже если убежала», - подумал Сергей, разглядывая всю окрестность, тревожная мысль о ней скребла его душу.
«Вера! Вера!» - крикнул он несколько раз, так громко, что даже закашлял.
Слева от него кто то начал шевелиться, это была Вера, он узнал ее по белому платью и синей кофте. Она поднялась с земли и взглянула на него, их разделяло метров пятьдесят. Привольный очень  обрадовался и поспешил к ней, но вдруг за спиной услышал какой-то шорох и треск, он остановился и обернувшись увидел, что один из немцев, из пулеметного расчета, еще жив.
Фашист что-то недовольно пробурчал и развернул пулемет на него. Сергей застыл в оцепененье, ожидая выстрела, но пулемет молчал, немец злобно выругался и оттолкнул его от себя.
Привольный направил винтовку на него и крикнул: «Хэндэ Хох!». Глаза немца были полны ужаса и ненависти, но он  послушно поднял руки вверх и встал на ноги.
Все его лицо было изранено, словно расцарапано кошкой, по погонам Сергей понял, что – это не простой солдат. Его охватило внезапное воодушевление от того, что он взял в плен офицера. Вера шла к нему с поникшей головой и слегка прихрамывая, но вдруг она остановилась и начала истерически кричать: «Сережа, стреляй в него, не медли, это он вчера в моей деревне командовал расстрелом людей, я его узнала, это он, стреляй же в эту сволочь!» Слово Веры обдали Сергея жаром.
«Ах ты, гнида фашистская!» - выругался он со всей злостью и нажал на курок, но вместо выстрела раздался щелчок, Сергей передернул затвор винтовки и снова нажал на курок, но выстрела не последовало.
«Стреляй, чего ты стоишь?» - продолжала кричать Вера.
«У меня винтовка заклинила», - нервно ответил он ей, не оборачиваясь, его всего трясло.
Немец опустил руки и, надменно ухмыляясь, подозвал Сергея к себе. Он встал в боевую стойку, Привольный принял вызов и, положив винтовку  на землю, шагнул навстречу и тут фашист внезапно выхватил из голенища сапога кинжал и резким движением швырнул в Сергея, его лезвие вошло ему в грудь по самую рукоятку.
«Нет, Сережа»! – издала душераздирающий крик  Вера, видя, что он падает на землю, и в ужасе застыла на месте.
«О, руссише мэдхэн, ком цу мир», - произнес с довольным видом фашист и направился к ней. Она испуганно попятилась назад, но, увидев винтовку  со штыком, лежащую рядом с убитым красноармейцем, схватила ее и, забыв о страхе и хромоте, с воплем бросилась на немца. Сблизившись с ним,  Вера не дрогнула. «Сдохни , гадина!» - крикнула она и  резко проткнула немца штыком насквозь. Перед ее глазами возникли тела убитых односельчан и Вера невольно заплакала.
«Шайсе», - прошипел злобно фашист и опустил растерянно взгляд на штык, вошедший в него. Из рта его хлынула кровавая пена. Он, из последних сил, поднял на Веру свои остекленевшие глаза, они смотрели прямо на нее, но фашист был уже мертв.
Она выдернула штык из его тела и он рухнул на землю. Вера брезгливо отшвырнула винтовку в сторону и подошла к лежащему с кинжалом в груди Сергею. Она опустилась на колени около него и, увидев, что он не дышит, принялась отчаянно бить ладонями по земле, жалобно причитая: «За что, Господи, ты отнял у меня всех? За что? За какие грехи ты со мной так жесток? Что я сделала не так, скажи? Я осталась совсем одна, в этом проклятом мире! Может тебя и нет? Иначе, ты не допустил бы войну! Зачем мне теперь жить? Зачем, скажи? Убей меня, Господи! Ну, что ты медлишь?»
Сергей открыл глаза и умирающим голосом промолвил: «Вера, не плач, жить надо, ты еще молодая». Она, услышав его голос, очень обрадовалась и перестала плакать.
«Сереженька, я уже не плачу, родной, ты выживешь, обязательно, я здесь сумочку с медпрепаратами припрятала, потерпи, я сейчас, ты только дождись меня, не умирай!» - сказала она и побежала к лесу.
Сергей с трудом приподнял голову и открыл рот, словно хотел ей что- то сказать, но глаза его закрылись и он уронил голову на землю…
«Доктор, он пришел в себя, шевелит губами!» - произнесла медсестра. Врач пальцами раздвинул веки и посветил ему в глаза. Привольный увидел яркий слепящий свет, который через несколько секунд исчез и перед ним сквозь туман предстало лицо незнакомого мужчины, в белой одежде и просторная светлая комната. Голова его ужасно болела, когда туман перед глазами рассеялся, он огляделся вокруг и понял, что находится в больничной палате.
«Я наверное в госпитале? А где Вера? Что с ней? Она жива?» - спросил Сергей слабым голосом. Доктор в ответ улыбнулся и начал говорить: «Как хорошо, что Вы вернулись к нам, две недели комы – не шутка, мы уже всякую надежду потеряли, а мама Ваша как волновалась, я ее прекрасно  понимаю, это она обнаружила Вас на полу без сознания, мы предполагаем, что Ваше состояние вызвано сильнейшим нервным и психологическим перенапряжением , но все, слава Богу, позади, вот только бред ваш меня беспокоит».
«Доктор, я не бредю и какой еще обморок? Вы путаете, был бой с фашистскими  диверсантами, все погибли, меня сначала деревом зашибло, а потом я очнулся,  всего не расскажешь, вообщем, немец кинжалом швырнул мне прямо в грудь, а где Вера, почему Вы молчите? Я знаю, она жива», - твердил Сергей, все время пытаясь подняться, но резкая  боль заставила его отказаться от своего замысла и он успокоился.
Доктор больше решил с ним не спорить: «Понятно, понятно, больной, все хорошо, Вера Ваша жива, она Вас обязательно навестит, а сейчас Вам нужен покой, лечитесь, вы же хотите с ней увидеться?» - произнес он ласковым голосом, успокаивая Сергея. Привольный закрыл глаза и задремал.
Доктор подошел к медсестре и посоветовал ей не обращать внимания на бред больного, ссылаясь на то, что когда он поправится, сам все поймет.
Через неделю Сергею стало значительно лучше и он попросил мать принести ему ручку и тетрадь. До самой выписки Привольный писал ту самую повесть о войне, которую дал ему задание написать издатель. Сергею, на это хватило и недели и как только он выписался из больницы, сразу же поехал не домой, а в издательство. О  чем повесть догадаться не сложно, издатель был на седьмом небе от счастья, увидев на своем столе долгожданные рукописи, он с довольным видом, воскликнул: «Сережа, ты молодец, не подвел, на целых полтора месяца раньше срока сдал материалы, сегодня же все прочитаю, обещаю тебе и если не будет вопросов, немедленно в печать».
В кабинет издателя вошла юная девушка, в миниюбке и в черных кружевных чулках, она на подносе занесла два кофе с молоком.
Увидев ее, Привольный растерянно поднялся со стула и удивленно спросил у нее: «Верочка, ты?»
«Сережа, это не Вера, а Светлана – моя новая секретарша и Верочек у меня никогда не было», - поправил его издатель.
«Нет, нет, это Верочка», - продолжал взахлеб твердить Сергей Привольный, глядя на растерянную секретаршу.
«Извините, но я действительно Светлана, Вы, наверное, меня с кем-то спутали?» - возразила она и покинула кабинет.
«Жалко, что это обычное наваждение, а как похожа на Веру- одно лицо с ней и фигура ее и голос», - подумал с сожалением Сергей и уныло опустил глаза.
«Да, гений литературы, я вижу, ты серьезно утомился, выйди из образа», - по-дружески пошутил издатель и щелкнул двумя пальцами перед его лицом…
Покинув кабинет Сергей Привольный подошел к секретарше и  попросил у нее прощенья. Она в ответ улыбнулась смущенно. Сергей собрался с духом и спросил у нее: « А что Вы делаете сегодня вечером?»
На что она ему кокетливо ответила: «Похоже, что встречаюсь с Вами».
«Не с Вами, а с тобой», - поправил ее весело Сергей и важно добавил: «Тогда, в восемь вечера и в ресторане «Встреча»…
После ресторана Светлана пригласила его к себе, она жила одна. Привольный с интересом оглядел ее скромную двухкомнатную квартиру. Все стены были увешаны портретами людей, но его взгляд остановился на старой женщине, вся грудь которой была увешена орденами и медалями, ее глаза ему показались знакомыми. Светлана, видя, что Сергея заинтересовал портрет, подошла к нему и удовлетворила его молчаливое любопытство.
«Познакомься, это моя бабушка, она умерла этой весной».
«А как ее звали? – поинтересовался Сергей.
«Вера» - ответила Светлана.
«Вера?» - удивленно переспросил он.
«Да, Вера Степановна Иванцова, это она – по мужу, а девичья фамилия у нее – Федорова. А что тебя так удивило? Хотя я до сих пор не понимаю, почему ты не равнодушен к этому имени? И меня на работе сегодня с какой-то Верой перепутал, что это- совпадение, или я  кого-то тебе напомнила?» - спросила Светлана, взглянув подозрительно на Сергея. Он невольно отвел взгляд от ее сверлящих глаз и задумчиво ответил: «Уж не знаю – совпадение это или нет, или чья то шутка, а глаза твоей бабушки мне показались знакомыми, знаешь я в полной растерянности, настоящее дежавю».
Сергей Привольный снова внимательно посмотрел на портрет бабушки Светланы.
«Смотри, любуйся, если хочешь», - сказала она, - «Моя бабуля в войну была разведчицей, ходила за линию фронта к немцам, столько против них диверсий провела, вот такая у меня отважная бабушка, я ее очень любила, к стати она в юности и я сейчас – одно лицо, это я часто слышала от нее, вот в кого я такая красивая».
Светлана пригласила Сергея на кухню попить чай и их разговоры пошли совсем на другие темы, но все это время из его головы не выходили некоторые моменты, которые ему не давали покоя…
Когда Привольный собрался идти домой, время перевалило уже за полночь, он нежно попрощался со Светланой и, пожелав ей спокойной ночи, ушел.
Ночь была ясная и звездная, он шел один по пустынной мостовой и прокручивал в своем сознании все, что сегодня услышал от Светланы, его никак не отпускала мысль о том, что ее бабушка и может быть той самой Верой из сорок первого года.
«Но если так, тогда как я мог с ней встретиться? Ведь я был в коме, а это бред, а если кома – не бред, а что-то загадочное, непознанное и я, действительно, был там?» - думал он, глядя на звезды, словно спрашивал у них об этом, но они молчали хором и лишь изредка, какая-нибудь звезда подмигивала ему, как-будто знала ответ, но только Сергей ее не слышал.