пахнет сладкою водкой и потом.
Опусти опечаленный лоб на ладонь,
зачиная похмелье икотой.
Запрягали так долго, что пали на круп
«На дыбы-то успеется!» - скажет
дядя Ваня со знанием, старый тулуп
новым поясом ловко подвяжет.
Роковой мой народ, ты ли ссал, на прицел
взяв нетрезво, по вазам и залам?
Ты ли в гари напраслины дней уцелел,
затерявшись в снегу сине-алом?
За тебя не скажу, но по горло я сыт
этой песней о гибельных далях.
Белокаменный дом средь разбитых корыт.
Новорусские куры на сваях.
Роковой мой народ, я тебя не пойму
в облаках приснопамятной пыли.
«Бога нет» - так пророчишь на стенах судьбу,
а пушок проступает на рыле.
Мне бы меньше любить эту хлипкую даль,
хрестоматий настырную прозу.
Мне бы чувствовать в жилах горячую сталь –
упрощенную желчь и глюкозу.
Слышать зелени шум да молчанье снегов,
заповедной страны очертанья.
Выиграть в сику у беглых матерых воров
сивку-бурку, авось, оправданья.
Да зиять на лице, словно дыркою, ртом –
человеческим волчьим оскалом,
чтоб без злобы заточкой решать за углом.
Если думать, то только о малом.
