"ДИКИЕ ОСИНЫ" (Повесть)

            
                                                                ПРЕДИСЛОВИЕ

Никто не знал достоверно, когда и каким образом  в королевстве Топлсвилль народ разделился на две враждующие стороны. Историки разных школ, в том числе и топлеведы, предлагали огромное количество противоречивших друг другу версий, из которых наиболее логичной и последовательной казалась следующая:
Говорили, что некогда трибун королевства, исполнявший, согласно обычаю, неофициально  должность короля,  сильно страдал аллергией.
Медики установили причину : тополиный пух. Тополя приказали спиливать и заменять осинами, полезными для здоровья.
Поскольку большинство городских парков состояло из тополей и вход в них был закрыт "в связи с производством работ по благоустройству",  жители столицы заволновались:
«Заготовим осиновых колов, - предателям не сносить голов!» - горланили они, устраивая митинги  у стен Главной Коллегии по Озеленению и Благоустройству.
Нашлись и «сторонники замены флоры».
«Известно ли вам, - вещали они, - что купола церквей покрывают дощечками, сделанными из осины, дабы не пролезла внутрь нечистая сила?!»
Трибун со временем благополучно почил в бозе, а его преемники деревья  более не трогали, но два лагеря, многие адепты которых не знали первопричины, продолжали враждовать.
Несмотря на то что этот сценарий был оспорен видными историками тополеведами, в одном они не могли не согласиться, а именно в том, что в описываемое время в столице возникли два огромных родильных центра, владелец одного  их которых выступал за тополя; другого - за осины.
Эти реликтовые храмы богини Котират являлись наглядным доказательством актуальности научных споров и стали некоторым образом сакрализованы. Каждому  родившемуся в них делали прививку, после которой на запястье на всю жизнь оставался знак либо в виде тополиного листа, либо - осинового, таким образом определяя вектор развития мировоззрения младенца и его положения в обществе.
Обе компании прочили появившемуся на свет в её стенах высшее предназначение, и поскольку рождённые в той и другой высокомерно поглядывали друг на друга, их взаимная неприязнь укоренилась. Того кто, по причине увечья, не мог предъявить руку для идентификации или родился в домашних условиях, презирали как те, так и другие. Лютую злобу вызывали утверждающие, что ценность человека заключается в личных качествах, а не в татуировке.
Это мнение  со временем  возобладало, и проявлять враждебность к «иным», стало «не прилично». Однако ненависть затаилась в глубинах сознания населения, и те, кто открыто выражал её, считались официально маргиналами, но обществом почитались.

ГЛАВА 1

Евгений постучал в дверь, вошёл в деканат и поздоровался. Зам декана, худощавый тридцатилетний брюнет, сидевший за столом секретаря, скользнул взглядом по студенту и едва заметно кивнул. Евгений спросил о дате защиты дипломной. Зам, не отрывая взора от бумаг, лежащих перед ним, и поигрывая ручкой в белых тонких пальцах, сказал:
- Тема не входит в перечень.
- Единственная претензия?
- Нет. Нагородили глупостей. Прочли десяток сомнительных книг и думаете смести научные школы, как листья с тротуара?!
- Обсудим на защите!
- Её не будет, - послышался голос декана.
Евгений обернулся и увидел Белкина, пожилого невысокого мужчину с густыми, чёрными, чуть тронутыми сединой волосами и бородкой также посеребрённой. - Вам доверили доступ в архив, а вы занялись очернительством! Даю месяц переписать, - декан, обдав Евгения холодным взглядом серых глаз, прошёл в свой кабинет.
Зам склонился над методичкой, им же составленной; студент поспешил на улицу, где его ожидала Настя, приёмная дочь декана, которая училась на одном курсе с Евгением. Вид её милого личика, длинных каштановых волос, тонкой талии и стройных ножек притягивал взгляды проезжавших и проходивших мимо мужчин.
- Защита отменяется, - сказал Евгений, подойдя к девушке и посмотрев в упор в её серые зеленоватого оттенка глаза . - Улетаю в Валиумск.
- Надолго?
- Да.
- Что случилось?
- Ничего. У меня там родители...
Он вздохнул.
- Я с тобой, - тихо произнесла Настя.
- Не хватало, чтобы ещё и у тебя возникли неприятности.
- Наука нужна отчиму!  А мне - ты!
Вечером Настя сказала Белкину о предстоящем отъезде.
- Слушать не желаю! - отчеканил Аркадий Иванович. - Защита - через две недели.
- Написать заявление? - спокойным, но твёрдым тоном произнесла она.
Белкину хотелось сказать что-то в менторском духе, но заметив в глазах Насти блеск решимости, он промолчал.
На следующее утро Евгений принёс в деканат заявление с просьбой предоставить отпуск в связи с «семейными обстоятельствами».
Евгений отдал бумагу заму. Тот, мельком взглянув, положил её на стол и кивком указал на приоткрытую дверь кабинета декана. Евгений вошёл и поздоровался. Белкин ответил неприязненным взглядом.
- Не стыдно вовлекать в это мою дочь? - глухо проговорил он.
- Падчерицу? -  с усмешкой произнёс Евгений. - Извините, хотел сказать: приёмную дочь?
Осведомлённость и сарказм студента взбесили декана.
- Не сметь прикасаться к ней! - крикнул он.
- Поздно! - Евгений смерил его презрительным взглядом.
Глаза декана вспыхнули гневом.
Он достал из шкафа дипломную Евгения,  бросил её на пол и принялся топтать.
Отшвырнув ногой коленкоровую папку к выходу, Белкин ткнул в грудь Евгения пальцем и рявкнул:
- Забери свой мусор и вон отсюда!
Евгений, побледнев от ярости, схватил палец декана и хрустнул им обратно сгибу.
- Вон! -  крикнул декан, уставившись на покалеченный перст.
Евгений, не притронувшись к дипломной, выбежал из кабинета.
На следующей день во время лекции в аудиторию вошли двое полицейских в форме и, надев на Евгения наручники и обступив с двух сторон, увели.  Вечер этого дня Евгений встретил в камере следственного изолятора, мысленно готовясь к допросу.

ГЛ. 2

Насте исполнилось десять, когда умерла её мать. Воспитывал девочку отчим, Белкин Аркадий Иванович - в то время уже декан исторического факультета.
Настя, благодаря прилежанию, училась на отлично, но Белкин нанимал репетиторов, постоянно требуя новых успехов.
- Сделаю из неё выдающегося учёного! - любил говорить он.
Настя испытывала чувство уважения к Аркадию Ивановичу, но жила своим внутренним миром, лишь внешне подчиняясь требованиям приёмного отца.
Белкин заранее определил ей тему для кандидатской и докторской, место на кафедре, но женскую физиологию, по сравнению с научными изысканиями, считал чепухой. Он постоянно внушал Насте, что отношения с мужским полом только повредят её научной карьере.
Настя, округлившись формами к шестнадцати годам, милым личиком пленяла юношей, и те по очереди "обламывались".
В двадцать два - пуританские наставления не могли сдержать  пробудившуюся чувственность Насти. Она влюбилась в сокурсника, Евгения Чугунова, именно в того студента,  дипломная работа которого вызвала негодование декана.
После майской грозы проход к истфаку перекрыла огромная лужа.
Через неё перекинули доску, которая хлюпала под ногами, ныряя под воду.
Настя остановилась и наблюдала, как студенты по очереди пробегали по мостку, вздымая брызги.          С выражением досады на лице она ощупывала носком туфли ненадёжную "переправу".
В этот момент Евгений подошёл к Насте, подхватил её на руки и перенёс через лужу.
Поставив девушку на ноги, он, улыбнулся и пошёл дальше, не обращая внимания на то, что его обувь промокла.
Настя несколько секунд оставалась на месте с лицом залитым краской смущения и с трепетавшей на губах улыбкой. Затем оглянулась по сторонам и поспешила в здание университета. "Слава богу,- подумала она, - никто не видел. Я не сказала "спасибо", или, может, надо было рассердиться? Как это всё, однако неловко и стыдно! Но вместе с тем... - Настя вспомнила приятное ощущение чего  то нежного и тёплого в позвоночнике. -  Кто его просил лезть со своей помощью? Забыть сейчас же эту чепуху и более не позволять всяким придуркам вольностей!"
Однако весь вечер Настя думала о поступке Евгения:
«Романтизм нынче не в чести, а он не побоялся показаться смешным!»
На следующий день её мысли тоже постоянно возвращались к Евгению.
Через несколько дней Насте казалось, что он составляет неотъемлемую часть её внутреннего мира: она постоянно думала о нём.
Хотя сердце её всякий раз начинало биться быстрей при встрече с Евгением, Настя считала ниже своего достоинства здороваться первой и лишь отвечала на его приветствия, а  улыбалась только в ответ на его улыбку.
Однажды Евгений с сокурсником, держа стаканчики в руках, подошли к столику в кафе, за которым Настя в одиночестве пила чай.
- Не помешаем? - поздоровавшись с улыбкой спросил  Евгений.
- Нет, - ответила Настя.
Студенты расположились за столиком и продолжили ранее начатый разговор.
Собеседник, худощавый, долговязый, в выцветшем свитере и нечёсаной шевелюрой говорил несколько пренебрежительным тоном, словно человек, втянутый в бессмысленную и скучную затею:
- Аппиан, Плутарх и Светоний писали о Цезаре лет сто спустя его гибели. Какую к чертям правду они могли почерпнуть из его собственных записок?! Иван Грозный сам описывал своё царствование. Ежу ясно: он отмечал выгодные для себя факты. Уверяю вас, мы занимаемся чепухой: истории, как науки, не существует. - он перевёл взгляд серых круглых глаз на девушку, пытаясь оценить произведённый эффект.
Настя восприняла это как приглашение к диспуту.
- Не думаю, что лысина и эпилепсия льстили самолюбию Цезаря, - сказала она. - Точно так же Иван Грозный вряд ли гордился убийством своего сына и гонками на санях по торговой площади и гибелью в результате её множества людей. Отвергают историю или, наоборот, канонизируют те кто не хотят думать.
- Двое против одного? - усмехнулся оппонент, допил кофе и, подмигнув Евгению, удалился.
Евгений пристально посмотрел Насте в глаза.
- Спасибо. Рад встретить единомышленников.
Настя, слегка смутившись, опустила взгляд.
- Погода чудесная! - сказал Евгений и улыбнулся. - Наверное, весь народ на лужайке!
- Как раз собиралась на солнышко! - Настя улыбнулась в ответ.
Они вышли из здания истфака и прогуливались вокруг аккуратно подстриженного газона, ярко зеленеющего под лучами солнца. Неподалёку на каменном поребрике, окаймляющем огромную клумбу, теснились гомонящие студенты.
Настя спросила Евгения о теме дипломной.
- История развития отношений между осинами и тополями, - ответил он.
- Разве такая есть?
- Пока нет. Но надо с чего то начинать.
Настя пожала плечами и на её личике промелькнула досада.
- Я серьёзно спросила.
- Я не шучу, - ответил Евгений, взглянув девушке в глаза. - Полгода провёл в архивах.
- Странная тема, - Настя опустила взгляд. - Зачтут ли её?
- Не знаю.
- Полгода пишешь работу, даже не узнав пройдёт ли она?!
- На самом деле несколько лет, - Евгений чуть заметно улыбнулся. - Мне безразлично, одобрят ли её современники, для меня гораздо важнее, как её оценят потомки.
Настя открыла рот, но промолчала
“Чего же я хотела? - подумала она. - Будь он как все, разве бы я…»
Наступило время следующей лекции, и студенты потянулись к зданию истфака.
С тех пор Настя и Евгений проводили много времени вместе. Слухи об этом поползли по университету и  вскоре дошли до Белкина.
Вечером того дня, когда  Евгения взяли под арест, декан после ужина завёл разговор о маргинальном студенте. Отчим и Настя пили в гостиной чай, где домработница по просьбе Белкина накрыла на стол, и, держа чашку с чаем в левой руке, а правую с загипсованным пальцем положив на своё колено, Белкин сказал:
- Насколько мне известно, отец и мать его живут в Валиумске, и оба плохо обеспеченные люди. Сам же  снимает комнатушку и живёт на присылаемые ему  родителями деньги.  Будь он честный и порядочный парень, устроился бы на работу.
- Когда же ему учиться?
- Я в своё время ночами на хлебозаводе лотки разгружал, а днём сдавал зачёты.
- Но это не значит, что это правильно.
- А это? - воскликнул Белкин и поднял руку с загипсованным пальцем.
- Я не понимаю, как это могло произойти, - с несколько смущённым видом произнесла Настя. - Невозможно представить, чтобы он мог такое сделать.
- Ты много чего ещё не можешь представить, - более спокойно произнёс декан, опустив руку.
Минуту оба сидели молча.
- Впрочем, я не держу на него зла, - сказал Белкин. -  Мне нет до него дела. Моя главная забота о тебе.  Я не могу  благодушно взирать на то, как этот тип использует тебя в своих комбинациях.
Настя вскинула удивлённый и возмущённый взгляд на отчима.
- А ты как думала? - воскликнул Белкин. - Без роду и племени из далёкой провинции, что ему здесь светит? А тут сразу дочь декана!
- Если бы для него это было главное, он ни за что бы не стал с тобой конфликтовать, а старался бы понравиться. И он смог бы, будь спокоен, потому  что он умный.
- Да, и ум привёл его в Сизо.
- Твой сарказм в данном случае неуместен, - жёстко произнесла Настя, - потому что именно ты позаботился, чтобы его взяли под арест да ещё и на глазах у студентов.
- Защищаешь его?! - крикнул Белкин. - Не забывай, что это я хожу в гипсе! А мне завтра доклад на научной конференции читать! А потом ехать на симпозиум!
- Я не оправдываю его! Однако,  у меня есть ощущение, что ты мне что то не договариваешь. Я не верю, что он так отреагировал на запрет видеться со мной. Он бы скорее просто рассмеялся.
- Так или иначе, у него только одна возможность избегнуть тюрьмы: отказаться от тебя навсегда.
- Он не пойдёт на это, - решительно ответила Настя.
- Он нет, - Белкин кивнул. - А ты? Насколько далеко ты можешь пойти, чтобы помочь ему?
- В каком смысле?
-  Если дашь слово, что не будешь с ним встречаться, через пару дней он будет на свободе.
- То есть, увидев его, мне нужно будет перебегать на другую сторону улицы?
- Перестань! - раздражённо бросил Белкин. -  Прекрасно знаешь, что я имею в виду!
Настя молчала некоторое время с потухшим взглядом и побледневшим лицом.  Встав из за стола, она произнесла упавшим голосом:
- Уже поздно. Я устала, и тебе тоже пора ложиться. Спокойной ночи.
- Твой ответ?
- Завтра.
Настя вышла из гостиной, а Белкин погрузился в тяжёлое раздумье.

       Гл.3

В камере Евгений познакомился с Михаилом, неунывающим, простоватым, но неглупым мужчиной лет сорока, плотного сложения, с побритой до блеска головой. Он вёз высокопоставленную персону после банкета домой и сбил женщину. Пострадавшей, которая, к счастью, выжила, возместили ущерб, и она написала заявление, что претензий не имеет - Михаил со дня на день ждал освобождения.
Выслушав историю Евгения, Михаил посочувствовал:
- Освободят - сведу с толковым мужиком!
- С чего вдруг?
Михаил указал на татуировку на запястье Евгения и предъявил свою.
Когда оба оказались на свободе, Михаил нашёл Евгения, напомнил о предложении и назначил встречу в кафе.
За столиком сидел Михаил, рядом с ним - худощавый, одетый в стального цвета костюм блондин лет сорока с холёной причёской и острым взглядом голубых прищуренных глаз. Евгений подошёл и поздоровался.
Михаил представил Евгению Клима Тимофеевича Демуру.
Тот захлопнул книгу, лежавшую перед ним на столе, и в задумчивости произнёс:
- Насколько верно определена задача и какое жалкое решение! Бесспорно, что для воплощения  божественной идеи необходима жёсткая рука, но при чём тут духовный мазохизм? Я слышу глас Божий без этой галиматьи! - он поднял взгляд на Евгения и похлопал по книге: - Читали "Exercitia Spiritualia"?
- Я не читаю религиозной литературы, тем более католической. У некоторых историков попадаются упоминания о "Духовных упражнениях" Лойолы, и судя по ним, я не много потерял.
- Молодой человек! - засверкал глазами Клим и поднял указательный палец. - Мне нужны люди с отлично развитым интуитивным знанием.
- Не понимаю.
- И не нужно. От вас требуется только давать объявления о конкурсах начинающих писателей с предложением выслать произведения, выискивать таланты и брать в оборот.
- Книжный бизнес не интересен, - решительным тоном произнёс Евгений.
- Отчего же?
- Никто не читает.
- Ошибаетесь.
- Да, если учесть пассажиров, уткнувшихся в детективы, чтобы не смотреть на хмурые лица соседей.
- Что в этом плохого?! Писатель, бедняга, душу наизнанку выворачивает, к добру призывает, красоту воспевает. А все - мимо: бегут, суетятся в водовороте своих бесконечных делишек! Творец, в тоске пребывая, деятельность свою не прекращает. Выдумывает общечеловеческий долг и самопожертвование и прозябает с ними. А отчего? Оттого, что альтернативы нет! Мы её и даём: бывший изгой стряпает чтиво, издаётся, обывателей развлекает и себя тешит славой. Некоторое время мечтает о великом, но тело быстро привыкает к комфорту, а душа - к покою.
- Таких писак сейчас в избытке, - пожал плечами Евгений. - Зачем кого то выискивать? Вы что то не договариваете.
Клим улыбнулся, взял в одну руку пустую чашку, в другую - наполненную кофе.
- Мы избавимся от идеи нелепой и вредной, прекратив прилагать усилия для её поддержания, - Клим разжал пальцы, и чашка, упав, разбилась, - а идею содержательную следует постоянно развивать, - Клим отхлебнул из реквизита и поднял взгляд на подошедшую официантку.
- Простите мою неловкость, - улыбнулся он.
- Вы нарочно разбили, - проскрежетала женщина. - Я видела.
Михаил достал из бумажника купюру и сунул в тюлевый кармашек на переднике официантки.
- Много у вас идей? - улыбнулась женщина. - Могу принести ещё посуды.
- Не требуется, - сухо сказал Клим и повернулся к Евгению: - Вникли в метафору? Выражусь яснее: нам не надо словоблудия осин, нам нужны певцы тополя.
Евгений с минуту молчал, затем, поняв по выражению лица собеседника, что это не розыгрыш, медленно произнёс:
- Когда ни будь слушали оркестр, состоящий из одних свирелей?
Михаил дёрнул за рукав Евгения.
- Пусть говорит! - Клим откинулся на спинку стула и с интересом рассматривал собеседника. - Я намерен не слушать, а дирижировать.
- В пустом зале?
- Заполнится, когда будет нужная музыка. В нашем случае литература.
- Ей нужен дирижёр?
- Слышали про "часовых на позабытых постах" - художников? Не по названию, а по сути? Их надо обнаружить среди полчищ бездарей на стадии сомнений и робости. Тогда они податливы и мягки, как воск. Когда их дух окрепнет и наполнится творческой мощью, для нас они будут утеряны. Нам нужны люди образованные, ловкие, энергичные, с чутьём к прекрасному, которые возьмут под опеку этих беспокойных субъектов.
- Мне предлагаете? - поморщился Евгений.
- Вы образованы, неглупы, знаете языки, и, главное, при случае можете нанести увечья.
Евгений метнул взгляд в Михаила.
Тот поднял голову и принялся рассматривать летающую над ним муху.
- Аванс, - Клим положил на стол несколько купюр и ключи. - Бесплатное проживание в недурно обставленной квартире. Адрес, - он указал на брелок.
Евгений задумался. Он вспомнил, как рассказывал Михаилу, что снимает комнату, а хозяйка требует повышения платы; от родителей пришло письмо, в котором они жаловались, что с деньгами у них стало туговато; судьба диплома представлялась весьма туманной. Что же ещё, под влиянием стресса - впервые оказавшись в камере с уголовниками - он наболтал Михаилу?! Настя? Нет, о Насте он не упоминал. Но теперь это не имело значения.
Евгений осознавал, что этот холёный и видимо богатый господин разговаривает с ним не с бухты барахты, а тщательно просчитав оппонента, и потому во взгляде его чувствовалась уверенность гроссмейстера.
- Проблему с твоим дипломом решу завтра, - кивнул Клим, и Евгения поразило, насколько точно тот определил, когда можно перейти на «ты».
Ощущая сухость во рту, Евгений взял деньги и ключи.
- Жду результатов, - сказал Клим, взглянув на часы.
Евгений встал и, попрощавшись, ушёл.
Он переехал в роскошную квартиру и энергично принялся за дело. Подал нужные объявления - и его почту заполонили тексты, которые он читал по двадцать часов в сутки. Некоторые произведения посылал Климу.
Тот браковал, крича в трубку:
- Столько времени и никаких результатов! Напрягись!
Евгений упорно продолжал чтение: в глазах рябило, голова раскалывалась от потока пустой словесности, стали сдавать нервы, началась бессонница, головокружения.
Врач посоветовал ему прогулки на свежем воздухе.
Однажды внимание Евгения привлёк мужчина, сидящий на скамейке в парке. Тот сосредоточенно писал в блокноте. Евгений подошёл, и они разговорились. Незнакомец занимался сочинительством. Евгений оставил ему почтовый адрес, на который в тот же вечер пришло письмо с несколькими произведениями.
Евгений, прочитав, заинтересовался и переслал Климу.
- Дельно! - одобрил тот. - Имя?
- Иван Юртаев.
- Сколько лет?
- Под сорок.
- Будь дома.
Через час приехал Михаил, вручил Евгению конверт "на  раскрутку", и уходя, пожал руку и сказал:
- Поздравляю! Климу не просто угодить!

                                    Гл.4

Отец Ивана Юртаева успешно продолжил переданное ему в наследство ювелирное дело, и в сорок - женился на Полине, сироте двадцати трёх лет, работавшей лаборантом в мед институте.
Семья проживала в просторной трёхкомнатной квартире, пока кормильца не арестовали за ювелирные изделия, купленные с рук. Дело вёл воинствующий защитник тополей.
Георгия Витальевича отправили в лагерь, где он тяжело заболел и через три года умер от чахотки.
Квартиру конфисковали - мать перебралась в комнатёнку в общежитии от завода, на который она устроилась маляром. После того, как у неё обнаружили открытую форму туберкулёза, работу пришлось оставить. Заразилась Полина, вероятно, во время свиданий с мужем. Её положили в больницу, а Ивана после длительного карантина в изоляторе и обследования отправили в детдом. Иван тяжело переживал расставание с матерью и утешался мыслью, что она поправится и заберёт его домой.
Ему навсегда запомнился тот послеобеденный тихий час в приюте. Иван лежал на кровати, но, в отличие от остальных, не спал. К нему подошли две воспитательницы и некоторое время смотрели на него. Иван видел их сквозь прикрытые ресницы: тех, кто не подчинялся режиму, наказывали.
"Бедняжка", - тихо сказала одна и вздохнула.
"Покойница удружила нам», - прошипела другая.
Они ушли. Иван открыл глаза: из них потекли слёзы. Он уткнулся в подушку и долго плакал.
Со временем душевная боль прошла, но чувство одиночества никогда не покидало его. Он мало с кем общался и ни с кем не сходился близко.  Много читал, писал "забавные", как их называли воспитатели, рассказы, и поведение его иногда казалось странным.
Во время праздничных мероприятий его, бывало, находили сидящим на подоконнике в укромном месте.
Однажды, когда воспитательница, построив всех, спросила, кто разбил окно, вызвался Иван.
Его заперли в подсобном помещении.
Он отсидел только час: две девочки видели, как один из мальчишек угодил мячом в стекло и убежал. Они рассказали об этом воспитательнице.
Незадачливого футболиста допросили, и тот признался.
Иван не радовался "досрочному освобождению": в одиночестве и тишине ему никто не мешал думать, а суета, болтовня и шумные игры, наоборот, раздражали.
Директор вызвала Ивана к себе. Ей хотелось понять мотив.
Но, оставшись один на один с этим черноволосым, худощавым мальчиком, тяжёлый взгляд которого, казалось, пронизывал её до самого нутра, она испытала необъяснимую неловкость и смущение.
Не промолвив ни слова, она отпустила его.
Воспитатели относились к Ивану сдержанно, предпочитая обойти стороной.
Много лет спустя, Иван, получив средне -специальное образование и отслужив в армии, несколько раз тщетно пробовал поступить в университет.
Он подавал документы в третий раз, когда один его знакомый, уже закончивший вуз, сказал:
- Ты, Ваня, с луны свалился?! С такой татушкой и на десятый раз не поступишь!
Иван сдал экзамены с рукой, залитой в гипс. Преподаватели решили, что он из «тополей», потому как знал предметы на отлично, и его зачислили. Когда начались занятия, выяснилось, что он из «осин».
В университете одну из дисциплин преподавала мадам Икс. Возраста неопределённого, роста среднего, с русыми волосами, собранными сзади в хвостик, с лицом ничем не примечательным, кроме очков в тонкой оправе, ловко сидевших на её носике.  Блёклая внешне - она очень выделялась характером.
Лекции мадам Икс сопровождала ремарками, выражающими её генеалогические пристрастия. Однажды она, побагровев от ярости, нацелила указующий перст на сидящего в аудитории Юртаева и крикнула: "Меня призывают к гражданскому миру с ними?!"
В другой раз Ивана угораздило зевнуть. Мадам Икс вперила в него негодующий взгляд и язвительным тоном произнесла: "Вам, осинам, в радость вырубка тополей!"
Иван вздрогнул, скукожился и опустил взгляд.
На несколько секунд в аудитории установилась тишина.
Гордо вздев голову, мадам Икс продолжила лекцию.
С тех пор Иван стал ещё более замкнут и задумчив. Однако рвение к учению в нём не ослабло. Он по прежнему сидел часами в библиотеке, готовился к предстоящей сессии.
Мадам Икс ещё не раз отпускала шпильки по поводу татуировки Юртаева. Во время сессии Иван, сдав все экзамены на отлично, у мадам Икс "завалил".
Расстроенный, он пришёл в деканат и написал заявление на имя декана с просьбой позволить ему пересдать экзамен другому преподавателю этого предмета.
Зам, не вникая, чиркнул: "не возражаю!" Такое практиковалось часто: зам не беспокоил по пустякам Белкина, который в то время писал очередной научный труд.
Юртаев договорился с преподавателем Ивлевой и сдал на отлично.
Узнав об этом, мадам Икс поспешила к декану. Белкин сразу после этого вызвал Ивлеву, и она вышла от него через полчаса с  мрачным выражением на очень бледном лице: её оценку признали недействительной.
После разговора с деканом Иван ушёл из университета...
Юртаев, как за соломинку, схватился за своё давнишнее пристрастие - литературное творчество. Одновременно он самостоятельно повышал своё образование.
Однако произведения его особого интереса не вызвали, если не считать нескольких одобрительных суждений литераторов.
Юртаев писал по инерции, сам не зная для чего, и уже привык к мысли, что графомания такая же трудно излечимая болезнь, как алкоголизм и наркомания.
Если бы Евгений не предложил Ивану сделку, последний так бы и творил в стол.
Теперь он "строчил на заказ" основную часть времени и только крупицы, оторванные от шестичасового сна, посвящал творчеству.
По прошествии времени, он с горечью заметил метаморфозу, происходящую в нём.
Оказалось, что производство ширпотреба отнимает не только время, но, постепенно захватывает образ мыслей, чувств и переживаний автора, лишая их природной оригинальности.
Тяжёлым испытанием для Ивана оказалось предложение написать книгу по тезисам Клима Тимофеевича Демуры, внушающим мысль о превосходстве тополей над осинами. Клим Тимофеевич уже выпустил к тому времени под своим именем несколько книг подобного содержания. Достойные литераторы писать для Клима не желали, а из под пера иных «его» произведения выходили слабоваты. Клим же мечтал о шедевре.
"Кесарю не всегда только кесарево, - заключил Иван, обдумывая предложение, - оно не прочь проглотить и Божье!"

                                    Гл.5

Сразу после освобождения Евгений тщетно пытался дозвониться до Насти. Её телефон был отключен, а в университете она не появлялась. На письмо, посланное им по электронной почте, ответа не последовало. Придти к ней домой он не посмел, да и не знал точного адреса.
"Если решила разорвать со мной отношения - с негодованием думал Евгений, -  могла хотя бы объясниться по человечески." Чувство досады и обиды он пытался развеять работая над бесчисленными текстами сетевых писателей.
Насте с трудом удавалось держать данное отчиму слово и не общаться с Евгением.  Ей казалось, что лучше расстаться без жалких объяснений, которые могли лишь увеличить её страдания. Она готовилась к защите диплома, заперевшись дома и отключив телефон. Однако образ Евгения постоянно всплывал перед её мыслительным взором, заслоняя и делая расплывчатым текст научных статей, которые она штудировала, и ей приходилось с огромным усилием воли как бы наводить на резкость своё внимание, чтобы сфокусировать его на изучаемом предмете.
После недели затворничества она, не выдержав, позвонила Евгению и рассказала о данном отчиму слове.
- Я догадывался, почему меня отпустили, - мрачным тоном ответил Евгений. - Твой отчим ловко обыграл ситуацию. Его можно только поздравить, да и нас, пожалуй, тоже: я избег зоны, а ты спасла свою репутацию и карьеру.
- Как ты думаешь, почему я звоню тебе? - едва сдерживая слёзы, выдохнула Настя.
- Чтобы услышать от меня "спасибо"?   От души благодарен! Желаю счастья!
Евгений отключил связь,  швырнул телефон на диван и задумался. Несмотря на то, что всю неделю  он упорно работал, мысль о Насте не покидала его, и он был уверен, что она также думает о нём. Конечно, он понял причину её звонка, но оскорблённая собственной глупостью гордыня побуждала Евгения к этому неоправданному высокомерию, словно бы он нарочно хотел сделать ещё больнее и себе и Насте. В глубине души он винил себя за свою горячность, приведшую к разрыву отношений.  " Если бы я сдержался тогда, - с горечью думал он, - Насте не пришлось бы таким образом выручать меня. Но мог ли я вытерпеть, когда топчут мою дипломную и швыряют ногами, словно грязную тряпку? Когда мне запрещают видеться с девушкой лишь  из за высказанной мною идеи о том что величие тополей заключено в  осинах, а святость осин - в тополях? Если профессор и декан видит процветание империи в преследовании и изгнании осин, и эти взгляды прививаются из года в год студентам, то неминуемо настанут времена, когда за случайно прилипший к ботинку осиновый лист людей будут сажать за решётку. С другой стороны, не сломай я Белкину палец,  не познакомился бы с таким щедрым работодателем как Клим и не жил бы в этой уютной квартирке."
На следующий день Евгений перезвонил Насте, и они встретились в том же кафе, где расстались.
Настя сидела с усиленно бьющимся сердцем напротив Евгения и ждала его слов. Он знал, что если уж она пришла, нарушая запрет отчима,  то ему следует брать инициативу в свои руки и что он должен говорить очень убедительно. Он отлично знал и сами эти слова, потому что  они уже несколько дней и ночей жгли его мозг, и более терпеть этой пытки он не мог и не желал.
- Я тебя люблю. К чертям все договоры!
- Делаешь предложение?! - на губах  Насти задрожала еле сдерживаемая улыбка.
- Можем - и под венец, если желаешь!
- А захочешь ли ты в супруги человека, который не держит своего слова? Человека без чести?
- Знаю, что ты не нарушишь его, - кивнул Евгений. -  Как ты думаешь, а я буду держать своё слово?
- Уверена.
-  Клянусь тебе, что если ты не будешь со мной, я уморю себя голодом, потому что он будет отвлекать меня от мыслей о тебе, пока я не отправлюсь в мир вечного успокоения. Это не шутка и не фигура речи. Я сделаю это.
- Это блеф или шантаж. И то и другое недостойно.
-  Я  имею полное право заставить нарушить слово, которое тебя вынудили дать.
Евгений пристально смотрел Насте в глаза.  Она молчала и, опустив взгляд, выражающий полную растерянность, скребла ногтем полировку стола.
- Позвони отчиму, - продолжал Евгений, - и едем ко мне. Если нет - тогда прощай. Что будет со мной, тебе сообщат.
Настя закрыла лицо руками и всхлипнула.
- Ставишь меня в тяжёлое положение, - сказала она.
- Мы оба в нём, и без потерь из него выйти не удастся.
Они говорили ещё час полтора.  Евгений несколько раз повторял заказ, при этом никто из них ничего не ел и не пил. Официантка с вытянувшимся лицом странно на них смотрела и обслуживала очень сухо, еле сдерживая раздражение.  Лишь когда Евгений расплатился и оставил щедрые чаевые, лицо девушки расцвело улыбкой и она спросила: - Почему же вы ничего не попробовали?
- Мы сыты любовью, - ответил Евгений. - И потом у нас сейчас решается вопрос жизни и смерти. В такие минуты не едят.
Выйдя из кафе, они сели в машину Евгения и поехали к Белкину.
За время пути не произнесли ни слова. Настя собиралась с мыслями: "Вот так просто! Взять вещи и уйти к любимому человеку."  Внезапно открывшаяся свобода и счастье слегка пугали и пьянили её.   Евгений, погружённый в думы, пытался предугадать, как поведёт себя декан, узнав, что его одурачили.
- Жду здесь, - сказал Евгений, когда Настя вышла из машины. - Через пол часа не вернёшься - поднимусь!
Белкин работал в своей комнате. Настя постучала в дверь и вошла.
- Не буду долго объяснять, - сказала она. - Без Евгения жизнь не в радость!  Здесь я тоже остаться не могу, так как нарушила обещание. - Настя положила ключи от квартиры на стол. - Спасибо за всё, что ты для меня сделал.
Белкин с мрачным видом подошёл к некогда покорной приёмной дочери, собиравшей вещи.
- Тебя никто не гонит! - пробормотал он.
- Так будет лучше, - холодно ответила она.
Белкин понял, что прежней Насти больше нет. Есть взрослая, самостоятельная женщина. - Мне звони постоянно, - сказал он и сунул ей ключи в руку. - Можешь возвратиться в любой момент! "Умнику" передай: преследовать не буду, пусть забирает диплом и катится.
- Без защиты? - вырвалось у Насти.
Белкин поморщился, словно от зубной боли, махнул рукой и отвернулся.
- Спасибо, - она подошла к нему, обняла, поцеловала в щёку и, взяв сумку, вышла.
Декан, смутившись, провожал её взглядом: за двенадцать лет он ни разу не проявил нежности к воспитаннице.
- Не ожидала, что так быстро смягчится, - сказала Настя Евгению, садясь в машину.
«Лучший способ ослабить решимость противника - не отрезать ему путь к отступлению, - пробормотал Белкин, посмотрев в окно, - надоест баламут - вернёшься к серьёзным людям».

Гл. 6

                На следующее утро Евгения и Настю разбудил телефон. Евгений сел на постели и ответил на вызов.
- Что с книгой? - услышал он голос Клима. - Срок вышел три дня назад.
- Со вчерашнего не дозвониться до Юртаева, - ответил Евгений, поздоровавшись.
- Поезжай к нему и разберись! И в дальнейшем постарайся, чтобы мне не приходилось об этом напоминать!  - рявкнул Клим, и связь прервалась.
- Позволяешь так с собой разговаривать? - нахмурившись, произнесла Настя.
Евгений сидел молча минут пять.
Она искоса взглянула на него и спросила:
- Почему ты ничего не говоришь о работе?
- О чокнутых и алкашах? - Евгений, поморщившись, махнул рукой.
- Зачем тебе это?
- Бесплатное проживание в этой квартирке и хорошие деньги!
- Он и есть тот друг, про которого ты говорил? - Настя некоторое время пристально смотрела в глаза Евгению: - Разговаривает он не очень дружелюбно.  Вчера я промолчала, но, признаюсь, мне кажется странным, что этот «добряк» пустил тебя в эти хоромы.
- Я работаю на него!
- Смеёшься?! - воскликнула Настя. - Сколько людей вокруг работают! Ты видел, чтобы наниматели селили их в такие апартаменты и предоставляли авто?!
   Евгений сел рядом с Настей, обнял и поцеловал.
- Хочешь видеть, чем занимаюсь? - спросил он.
- Алкашей?
- Не только! Они ещё и пишут иногда.
       Настя и Евгений приехали к Юртаеву  и с минуту стояли у замызганной двери, потому что на звонки никто не отвечал.
Евгений дёрнул за ручку - дверь открылась, и они вошли.
Настя с трудом удержалась, чтобы не выбежать из квартиры.
В прихожей лежали и храпели двое небритых мужчин. От них несло перегаром и прокисшими носками.
Евгений вошёл в провонявшую табачным дымом комнату. Подошёл, споткнувшись о кучку пустых бутылок, к хозяину, спящему в одежде на диване, и потряс его за плечо.
Юртаев проснулся и сел. Его рука потянулась к стоящей на полу недопитой водке - Евгений схватил бутылку, унёс на кухню и вылил содержимое в раковину.
Затем растолкал спящих в прихожей, всучил мешок с пустыми бутылками и, пригрозив полицией, выставил за дверь.
Евгений вызвал нарколога.
Прибывший медик, седой полный мужчина с посеребрёнными усами, поставил саквояж на стол,  открыл и разложил перед собой в определённом порядке пакеты, коробочки и склянки.
- Приготовьте пустой пакет, - сухо бросил он через плечо, - чтобы сложить использованные материалы.
Накинув белый халат и натянув перчатки, он ловким жестом вскрыл упаковку со шприцем и скомандовал Юртаеву: -  На живот перевернись.
Сделав Ивану несколько уколов, доктор окинул комнату взглядом и приказал Евгению: - В прихожей я заметил вешалку-стойку. Тащите её сюда, только шмотки скиньте! - он повернулся к Ивану: - А ты ляг на спину!
Установив капельницу, медик ходил по комнате, переговариваясь по телефону. Настя с Евгением сидели на кухне.
Минут через двадцать пять, доктор, скидывая катетеры, трубку и ёмкость в пакет, крикнул: - стаканчик с водой, пожалуйста!
Запихнув Юртаеву три таблетки в рот и дав запить, он сказал ободряющим голосом:
- Порядочек. Кровь почистили, после снотворного будет сутки спать.
Получив оплату, доктор ушёл.
Настя подошла к книжному шкафу, до отказа набитому томами классиков, и с интересом их рассматривала.
Евгений подошёл к Насте, взял её за руку и повёл наружу.
- Такой умный и пьяница, - с грустью в голосе произнесла Настя, когда они садились в машину.
- Немало гениев крепко пили, - Евгений пожал плечами. - Когда кожа с пальца содрана, что применяют?
- Мазь какую то... и что?
- У таких  чудаков, как Иван, кожа с души живьём содрана. Алкоголь для них и есть та мазь!
          От Юртаева они поехали домой. Настя рассеянно смотрела в окно, Евгений вёл машину в мрачной задумчивости.
- Клим Тимофеевич издатель? - спросила Настя.
Евгений пожал плечами.
- К чему такая скрытность? - недоумевала Настя. Евгений припарковал машину у своего подъезда, достал телефон и ответил на вызов.
- По объявлению, - зазвенел в трубке голос. - Поэты не требуются? - Образцы - при личной встрече!
- Имя?
- Артур.
- Сколько вам?
- Двадцать.
- Знаете кафе "Титаник" в центре?
- Да.
- Сможете сегодня в семь?
- Конечно!
- Как будете выглядеть?
-  Узнаете!
Убрав телефон, Евгений сказал:
- Ещё одно "восходящее литературное светило!"
Настя улыбнулась.
Войдя вечером в кафе, Евгений и Настя сразу обратили внимание на юношу с рыжими волосами, собранными в хвостик, одетого в розовый пиджак и клетчатые брюки.
Евгений и Настя миновали десяток занятых гомонящими посетителями столов, пригибаясь под свисающими с потолка канатами, якорями и штурвалами, прежде чем добрались до парня.
Тот, облокотившись о стойку, потягивал жёлтую смесь из длинного стакана и смотрел телевизор, установленный в углу бара.
- Артур? - обратился к нему, Евгений.
Молодой человек повернулся и кивнул, тряхнув чёлкой и вдетым в ухо кольцом. В петлице пиджака желтела деревянная ложка.
- Присядем, - сказал Евгений, и они расположились за ближайшим свободным столиком.
За соседним - в одиночестве сидел осанистый мужчина в фуражке и форме капитана. В задумчивости он курил трубку и рассматривал стоявший перед ним недопитый бокал.
- Тоскует по морю, - сказала Настя, с любопытством на него поглядывая.
- Декорация! - ответил Артур, улыбаясь. - Создаёт интерьер: целыми днями пьёт пиво на халяву и получает зарплату!
- Итак, - сказал Евгений, заказав три бокала сухого вина, - что у вас?
- Хочу поведать о своём сне, - начал юноша.
- В следующий раз, - сказал Евгений. - Сейчас - стихи.
Юноша насупился.
- Пусть расскажет! - поддержала Настя.
- Только коротко! - кивнул Евгений.
- Познакомился на дискотеке с клёвой брюнеткой по имени Муза и привёл домой, - начал Артур. - Сидим за столом, пьём шампанское и смотрим друг другу в глаза. У неё - горят, словно звёзды, у меня - наверное, ещё ярче.  Вдруг костюм слезает с меня, а с неё спрыгивает платье! Мы боимся пошевелиться, а наша одежда устремляется на кровать и начинает выделывать такое, что и представить трудно! Мы просидели напротив друг друга обнажённые с четверть часа, пока одежда, вдоволь натешившись, не вернулась к нам. Муза, наспех одевшись, убежала, я - за ней и рухнул, как подкошенный: кто то связал шнурки на моих кроссовках. Пробовал встать и не мог! Заорал и проснулся.
Артур откинулся на спинку стула и посмотрел сверху в низ на слушателей.
Настя улыбнулась.
- Покажите стихи, -  сухо произнёс Евгений, взглянув на часы.
- Стихов не пишу, - отмахнулся Артур.
- Не понял.
- Я поэт, но не пишу!
- Почему? - удивилась Настя.
- Для кого?! - воскликнул юноша и огляделся. - Для самодовольно жующего  быдла?! Всё внутри меня клокочет: "пиши!" А я говорю себе: "Чёрта с два! И пальцем не пошевелю ради этих свиней!" - он ударил кулаком по столу и продекламировал:    "Не брошу камень в этот пруд:
  Осточертел мне запах смрада;
  Я как и ты, мой дальний друг;
   В мечтах своих бегу из ада!" *
- Ваши? - спросила Настя.
- Руководитель написал в семнадцать, и с тех пор - ни строчки! Оттого наше направление и называется "ничевоки!" Артур тряхнул чёлкой, взял бокал и сделал глоток.
- Рассказать ещё?
- Мы уходим, - Евгений подозвал официантку и попросил счёт.
Расплатившись, Евгений взял Настю за руку, и они пошли сквозь клубы табачного дыма к выходу.
На пороге Евгений обернулся - Артур стоял у стойки и пил из бокала, уставившись в телевизор.
Евгений и Настя вышли, сели в машину и уехали.

* переделка строки из стихотворения С. Есенина «Русь уходящая».

              Гл. 7

После беседы с Артуром Евгений зарёкся от личных встреч с авторами. Его основным условием стало - «сначала - текст, потом - разговор», но до последнего дело не доходило. Поскольку по вечерам у Евгения от монитора рябило в глазах, Настя вызвалась ему помогать, и они чередовались, словно принимая друг у друга вахту.
- Тошнит от этой писанины, - через несколько дней посетовала Настя.  
- Работа, - пожал плечами Евгений.
- Нет поинтересней?!
- Учителем истории? - усмехнулся Евгений. - Да и диплома ещё нет.
- Давно бы съездил за ним.
Настя взяла трубку и набрала номер отчима.
- Как поживаешь, - спросил Белкин после обмена приветствиями. - Приезжай завтра на кафедру с документами.
- Мне не нужны учёные степени, - ответила Настя.
- Очень глупо! - ответил Белкин. - Личная жизнь - погода: сегодня солнечно, а завтра пойдёт дождь.
Наука  даёт  твёрдое положение в обществе и материальную обеспеченность! Чем занят твой lectus?
На вопросы Белкина Настя отвечала уклончиво, и он чувствовал, что ей не хочется откровенничать.
- Возникнут трудности - звони. О кафедре обязательно подумай! «Букинисту» передай: его корочка лежит у секретаря.
Едва Настя отключила связь, как у Евгения ожил телефон.
- Евгений? - раздался звонкий голос. - Артур.  Я  ушёл от «ничевоков» и начал творить! Выслал вам на эмейл свои стихи.
- Хорошо, посмотрю.
Евгений открыл письмо и начал читать  лишь из любопытства.
Несмотря на то что поэма была довольно объёмной, Евгений продолжил чтение.  Она показалась ему не очень оригинальной и новаторской, однако же сделанной недурно.   Поскольку долгое время ему не удавалось отобрать для Клима что нибудь читабельное, он решился послать это.  Клим на следующий же день позвонил и выразил одобрение.
- Ещё одна удача! Молодец! Жду тебя завтра  в гости, - сказал Клим Тимофеевич. - Приведи ко мне Юртаева и юного стихотворца! Собери их у себя завтра к шести вечера - за вами заедут!
Настя, стоявшая рядом с Евгением, пальцем указала на себя.
- Можно взять с собой невесту? - спросил Евгений.
- И я до сих пор не знаю?! Конечно, вы должны быть вместе!
Евгений передал приглашение своим протеже.
Следующим вечером Иван, одетый в костюм серого тона, Артур - по прежнему - в эпатажный, пришли к Евгению.
- Стоило одеться поприличнее, -   пробормотал Евгений, взглянув на Артура. - Чтобы произвести благоприятное впечатление.
- Чихал я! - вспыхнул Артур. - Пригласили - значит мои опусы понравились.
Настя приготовила кофе, и компания расположилась за столом.
Артур взял поставленную перед ним чашку.
- Чем занимаешься? - спросила Настя.
- Учусь на философском, - Артур отхлебнул, - на третьем курсе.…
- Давно пишешь?
- Лет с пятнадцати.
- Что ни будь издал?
- Нет, - ответил в задумчивости Артур. - Я носил в издательства, и мне отказывали: «штампы, у вас - говорят !» Я пытался писать так и этак, но всё выходило трафаретно. Наконец я понял, что моё сознание абсолютно зомбировано тополиной образовательной системой. Тогда я решился пойти на крайнюю меру: записался к экстрасенсу …
С улицы донёсся звук сигналов. Евгений встал и подошёл к окну: внизу у чёрного джипа блестел лысиной Михаил, одетый в кожаную куртку.
- Пора, - сказал Евгений.
Юртаев встал и направился к выходу. В след за ним - остальные.
Выйдя на улицу,  они подошли к джипу. Михаил пожал каждому руку и открыл дверцу машины.
Внутри играла музыка, в верхнем углу на экране мелькал клип. Когда все расположились на сиденьях, Михаил сел за руль, и джип мягко тронулся с места.
Вскоре авто остановилось у небольшого двухэтажного особняка из белого кирпича с ярко-коричневой покатой крышей. Кирпичная ограда метра два высотой окружала здание. Михаил въехал в открывшиеся ворота и припарковался под навесом.
Едва молодые люди вышли из машины, к ним навстречу устремился Клим, одетый в чёрный спортивный костюм. Он, улыбаясь, поцеловал руку Насти, пожал - Евгению и Артуру, но при взгляде на запястье Юртаева его лицо помрачнело.
- Иван, - представил "подопечного" Евгений.
Клим и Юртаев посмотрели друг на друга, но их взоры не встретились, а прошли по касательной.              
Хозяин вяло пожал руку Юртаева, которую последний неохотно протянул. Клим резко отвернулся и, заговорив с Михаилом, повёл компанию в дом. Они вошли в просторную, со вкусом обставленную гостиную, из которой на второй этаж зигзагом тянулась лестница с перилами.
Клим усадил гостей на диван, достал из бара бутылку божоле и ловко откупорил её перочинным ножиком - бабочкой, вынутым из кармана. Виртуозно поиграв ножиком, сложил его и убрал.
Затем расставил на столике бокалы, наполнил их вином, положил рядом тарелку с тонко нарезанным сыром и ветчиной.
Клим присел и взял бокал: - За то, чтобы нам всегда пить коллекционное!
Гости пригубили. Юртаев не притронулся. Он встал и с интересом разглядывал длинные ряды томов на книжных полках.  Вытащил одну из книг и тщетно пытался раскрыть: она оказалась пластиковым макетом. Иван вернул его на полку и попробовал ещё несколько книг -  они тоже не имели страниц.
Иван с недоумением взглянул на хозяина.
- Что вы так напряжены? - усмехнулся Клим. - Словно держите змею в рукаве.
- Не всем же иметь там "бабочку", - ответил Иван.
Клим рассмеялся, вернул бокал на стол и сказал:
- Коли речь зашла об этом, - он встал и жестом пригласил гостей следовать за собой.
Клим подошёл к двери, извлёк из горшка с кустарником Азалии ключ, открыл и включил свет.
С торжественным видом он ввёл гостей в небольшую прямоугольную комнату. Окно отсутствовало, из мебели был только длиной почти во всю стену шкаф.
Клим открыл его: задняя стенка представляла собой стенд с закреплёнными на нём многочисленными "экспонатами".
Гости замерли, затаив дыхание.
Клим открепил от стенда штык-нож, приподнял для обзора молодым людям, обступившим его полу кругом, затем, ухватив двумя пальцами за маленький шарик на конце ножен, стащил их, обнажив побуревшее лезвие.
- Почистить бы, - с равнодушным видом произнёс Юртаев.
- Зачем?! - Клим засунул штык в ножны. - Это подлинная вещь! На нём не грязь, а кровь.
Он закрепил оригинал на стенде и снял  расположенный рядом старинный пистолет.
- Дуэльный с капсюльным замком, - поглаживая длинный ствол, произнёс Клим.
- Можно? - Артур протянул раскрытую ладонь, и Клим вложил в неё оружие.
- Класс! - Артур причмокивал, перекладывая из руки в руку пистолет.
Все по очереди подержали его.
Далее следовали железный шлем с рогами, щит с жёлтыми и чёрными полосами и красным крестом в белом полуовале, изогнутая сабля в ножнах.
- Ручная работа из Толедо, - сказал Клим, обнажая оружие. - Таким удобно, не слезая с коня, снять голову с неприятеля.
Артур потрогал лезвие, порезался и лизнул палец.
Настя подала ему платок и обратилась к Климу: - Есть менее опасное?
Клим предъявил человеческий череп и повертел, демонстрируя со всех сторон.
Настя поморщилась, Евгений смотрел равнодушно, глаза Артура блестели. Он погладил прохладную гладкую поверхность и заглянул в глазницы.
- Настоящий? - спросил Артур.
- Да. Когда то принадлежал осине, и внутри - Клим постучал пальцем по экспонату, - рождались коварные идеи развала империи. - Он повесил череп на место и, закрыв шкаф, показал рукой на выход.
- Спасибо, за экскурсию, - сказал Юртаев Климу, когда компания вернулась в гостиную, - и за гостеприимство.  Жаль, что приходится вас покинуть. Очень много работы.
- Не смею задерживать, - ответил Клим.
Юртаев, попрощавшись с остальными, направился к выходу.
Клим отозвал Евгения в сторону и спросил:
- Почему не сказал, что твой писака из осин?
- Не думал, что это имеет значение, - пожал плечами Евгений.
- Почти все перестали думать! - Клим помолчал несколько секунд: - Заказ на книгу отмени.
- Уже дал аванс.
- Пусть подавится. Святого дела не должны касаться руки с такой татуировкой, - Клим кивнул в сторону Артура. - Он займётся.
Они вернулись за стол.
- Как относишься к осинам? - спросил Клим Артура, сев рядом с ним.
- Я лоялен к любым деревьям.
- Знаком с идеей пассионарности тополей?
- Конечно, но эта схема давно истлела, - поморщился Артур. -  Некоторые ещё донашивают эти обноски, но люди с головой давно работают над новыми идеями.
- Вы, молодёжь, торопитесь всё записать в архаизмы, - сказал Клим, включил электрический чайник и протянул Артуру гранёный стаканчик.
Юноша взял и вопросительно взглянул на Клима.
- Почему не разжимаешь пальцы? - спросил тот. - Потому что тобой владеет идейка воспрепятствовать закону всемирного тяготения, в следствии действия которого хрусталь разобьётся.
Клим взял вскипевший чайник и наполнил стаканчик до краёв.
Артур с полминуты держал, закусив губу, затем резко разжал пальцы - стаканчик упал и разбился.
- Вот видишь! - сказал Клим. - Когда в дело вступила идея более основательная, то есть инстинкт выживания, ты мгновенно забыл о своём намерении удержать стаканчик. Все эти ваши так называемые новые идеи и есть лишь благие пожелания…
- Однако я сильно обжёгся, - разглядывая покрасневшие кончики пальцев, произнёс Артур.
- Но ведь были же и такие как Томмазо Кампанелла, - сказала Настя.
- Он был чудак! - Клим повернулся к Насте. - Придумать, чтобы все женщины были общие! Твой Женя согласился бы на это? К тому же вы говорите с человеком не менее, а может быть и более, значимым для истории. Слышали новость?  Меня избрали трибуном.
На полминуты воцарилось молчание. Молодые люди переглянулись в крайней растерянности.
- Нет, нет, - воскликнул Клим. - Это не шутка. Завтра я буду давать клятву. Смотрите по всем каналам.  За нового трибуна! - Клим наполнил бокалы и все выпили.  
Прощаясь, Клим пожал руку Евгению и Артуру, поцеловал - Насте. Затем проводил молодых людей к машине, где за рулём уже сидел Михаил.

Гл. 8

  
Поздним вечером, вернувшись из гостей и ложась спать, Евгений рассказал Насте о решении Клима отказаться от услуг Юртаева из за татуировки. Она в сердцах назвала Клима питекантропом, но тут же её ужалила мысль, что живут они в его апартаментах и спят на его  кровати. Настя не ответила на ласки Евгения, сильно подогретые коллекционным вином, и засыпая, сказала Евгению, что на этой постели ей не очень хочется, и вообще пора обзавестись своим собственным жильём, да и работу нормальную подыскать...
"Она очень просто и ясно сформулировала, то что давит меня изнутри, - думал, ворочаясь с боку набок, Евгений. - Противно работать на того, кто интеллектуально и духовно беднее тебя, но уйти от Клима теперь, когда он приобрёл такое могущество? Отказаться от таких возможностей? Настя погорячилась."                                      
  Первую половину следующего  дня Евгений провёл в постели в полусонном состоянии, потому что задремал лишь под утро.
Он рассеянно смотрел телевизор и не мог уяснить, каким образом, никому ранее не известный человек с весьма странными и, по мнению Евгения, устаревшими понятиями, которые он демонстрировал при помощи нелепых манипуляций с чашками, личность, придающая сакральное значение татуировке на запястье и  хранящая в домашнем музее архаичного оружия  череп осины; как подобный бином  вдруг оказался носителем верховной власти.
- Отчим сегодня после двух будет на совещании в ректорате, - сказала Настя. - Чем смотреть на этого клоуна, съезди и возьми диплом.
- Они веселят, - мрачно заметил Евгений. - А мне что то не смешно.
- Посмейся напоследок. С трибуном, дающим клятву не на Библии, а на коре тополя, мы ещё наплачемся.  
Евгений принял душ, выпил кофе и поехал в университет.
Войдя в деканат, он увидел пустующий стол секретарши и приоткрытую дверь в кабинет декана. Решив, что женщина - внутри, Евгений направился туда, но остановился, узнав голос Белкина и вторивший - Михаила.
- Вы правильно, - говорил Михаил, - поступили, что не пошли на заседание.  Нам сообщили, что у ректора на даче растут несколько  осин, и скоро мы почистим этот гадюшник. Пусть знает, что живы ещё честные лесники. Когда и где состоится презентация, сообщу накануне.
- Хотя бы за пару дней, - сказал Белкин. - Жёсткий график. Будете присутствовать?
- Конечно, - ответил Михаил. - Сам отвезу вас туда и выступлю!
- Клим Тимофеевич будет?
- Не знаю. У него очень насыщенный период. Одно скажу точно: он, как и я, в восхищении от вашей книги.  Кстати, не дадите дипломную Чугунова Евгения?
- Для чего вам она? - спросил Белкин после короткой паузы.
- Клим Тимофеевич желает ознакомиться.
- Народный трибун найдёт время для чтения этой дилетантской ереси?
- Именно теперь, когда он вступил в должность, ему нужно точно знать, кто его окружает. А насчёт ереси у Клима давно созрела идея о создании особого ведомства - антиеретического комитета - с широкими полномочиями, и я назначен главой.  Требуется толковый зам.    Не желаете?
- Нет. В университете работы невпроворот.
- Всё же подумайте, - сказал Михаил. -  Будете в центре событий.  
- Держите эту писанину, - сказал Белкин, вручая Михаилу папку.
- Спасибо, до свидания. Ждите звонка.
Михаил направился к выходу - Евгений выскочил из деканата, устремился по коридору к лестнице, бегом спустился по ней и вошёл в кафе.
Он заказал кофе, и расположился за столиком в углу.
"Вот оно что! - лихорадочно думал Евгений. - Начитавшийся Игнатия Лойолы бездарь решил огнём и мечом истребить осин? Но кто это потерпит? Он и недели не продержится в трибунах. Его прогонят с позором и свистом."  
Через пол часа Евгений вернулся в деканат. Секретарь сидела за своим столом.
Получив диплом, Евгений расписался в журнале и вышел.
Несколько дней прошли без особо значимых  для Евгения и Насти  происшествий.
Настя постоянно отвечала на звонки. Она выложила в интернете своё резюме в поисках вакансии. Внешность, знание языков и красный диплом впечатлили многих работодателей - Настю засыпали предложениями, которые не привлекали её.
- Называют  офис-менеджер, а поговоришь и оказывается - подай принеси! - жаловалась она.
Евгений ежедневно просматривал присланные тексты, но ничего привлекающего внимания ему не попадалось. Работал он теперь без энтузиазма: понял, что Климу, как и большинству сограждан, плевать на литературу как таковую и что у трибуна был специфический интерес к писателям.
    Однако когда Евгений, ответив на звонок, услышал голос Клима, он внутренне напрягся, ожидая неприятного разговора:
-  Завтра будь на презентации Белкина. В пять вечера. - Клим совершенно бесстрастным голосом назвал адрес и отключил связь.
"Читал или не читал Клим мою дипломную? - с замиранием сердца подумал Евгений и тут же услышал свой едва различимый внутренний голос: - Э, брат, уж не становишься ли ты холуём?"
- Печалишься оттого, что тобой будет недоволен типчик, проповедующий крестовые походы? - сказала Настя, когда Евгений рассказал ей о визите в деканат. - Я, напротив, этому рада! Значит, поймёт, что ты не вписываешься в его компанию. Квартира?! Да я мечтаю отсюда съехать! Заботит другое: презентацию для отчима организует Клим. Думаю, это не случайно. Ты всё время уходил от вопроса, но теперь я настаиваю. Ответь, что не понравилось отчиму в твоей дипломной?
- Я пытался доказать, что те ветви не хуже этих, - чуть помедлив, произнёс Евгений и указал на свою татуировку.
Лицо Насти омрачилось. Она сидела весь вечер молча, рассеянно листая книгу, Евгений - у экрана компьютера, хотя смысл текстов не достигал его сознания. Обоими овладело предчувствие, что их ждут  нехорошие события и что теперь демонстративно разорвать сотрудничество с Климом  будет затеей довольно опасной.

  
    Гл.  9

На следующий день Настя и Евгений поехали на презентацию.
Она проходила в здании опустевшего завода: в прямоугольном помещении площадью сто пятьдесят квадратных метров, с высотой потолка пять метров, с задрапированными мелкой стальной сеткой огромными окнами. В торцах зала виднелись кольца для баскетбола, накрытые сверху дощечками, на которые водрузили динамики.
Под одним из них стояла сколоченная из фанеры трибуна, в некоторых местах которой виднелись шляпки и острия мелких гвоздиков.
Посреди зала рядами располагались пластиковые стульчики, к началу церемонии занятые молодыми людьми, обритыми наголо.
С одной стороны от сидящих тянулась шведская стенка, с другой - брусья, турники, "козлы", боксёрские груши. Между спортивными снарядами сновал худой длинноволосый парень с камерой.
Белкина усадили в первом ряду. Настя с Евгением предпочли задний и сели с краю, чтобы, в случае если действо слишком затянется,  незаметно уйти.
Рядом с Белкиным сидел Михаил и Артур. Последний,  аккуратно подстриженный,  одетый в элегантный серого цвета костюм с веткой тополя в петлице, всё время вскакивал и, оборачиваясь, окидывал аудиторию взглядом.
Заметив Настю и Евгения, Артур вспыхнул улыбкой и устремился к ним.
- Придержал для вас места на первом, - сказал он и протянул Евгению руку.
- Спасибо, нет.  Евгений не ладит с отчимом, - сказала Настя, с любопытством разглядывая Артура: - Отличный имидж!  Дела пошли в гору?
- Как сказать, - сказал Артур. - Клим торопит с книгой, ругается. А мне ничего в голову нейдёт! Видимо зря я срезал косичку.
Евгений с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.
- Иди на место! - приказал Артуру подошедший Михаил.
Юноша повиновался, а Михаил поздоровался с молодыми людьми.
- Где Клим Тимофеевич? - спросил Евгений.
- Ему сюда нельзя. Статус.
- Почему в спорт зале?
- Арендует наша партия.
- Какая?
- Движение против вырубки тополей.
- Какое отношение к нему имеет книга отчима?
- Сейчас поймёте, - Михаил стремительной походкой направился к трибуне и расположился за ней. Присутствующие, глухо гомонящие доселе, встрепенулись.
Михаил потребовал тишины, и парни смолкли.
- Друзья! Рад отметить, что те, кому не безразлична судьба тополей, перестают стыдливо отводить взгляд от происходящего и молчать. Эти люди приходят к нам, поняв, что мы единственное спасение! Хочу представить вам декана исторического факультета, общественного деятеля профессора Белкина Аркадия Ивановича. Его книга, из за которой мы сегодня собрались - хлёсткая пощёчина лесорубам, сыгравшим в судьбе нашей флоры коварную роль. Они думали, тополя будут молчать! Они просчитались! - Михаил ударил кулаком по трибуне, - Нет осинам!
- Долой осины! - взорвался зал. - Да здравствуют тополя!
Михаил заметил кровь на своей руке, слизнул её,  пригнул ногтем гвоздик, остриём торчавший из трибуны, и попросил тишины.
- Вот оно эпохальное творение! - провозгласил он, высоко подняв книгу, - "Падение в Эдем"! Вы, конечно, поняли, что в названии заключена горькая ирония!
Парень с камерой снимал обложку крупным планом.
- Братья, - продолжал Михаил, - не за горами то время, когда наша земля освободится от засилья браконьеров! Сейчас это подтвердит наш отважный профессор! - Михаил сошёл с трибуны.
Зал скандировал:
- Белкин! Белкин!
Декан не вставал, однако, со стула. Он вытирал ладонью лоб, другой рукой лихорадочно шарил во внутреннем кармане пиджака. Артур обмахивал платком лицо Белкина.
Михаил, отпихнув Артура, нагнулся к профессору: - Вам плохо?
- Сейчас пройдёт, - пробормотал Белкин, извлёк из упаковки таблетку и положил в рот.
Ему протянули бутылку воды, и он сделал глоток.
Михаил метнул взгляд в беснующийся зал: Настя встала и направилась, минуя орущее сборище, к трибуне. Путь ей преградили двое, одетые в чёрные рубахи с повязками на рукаве, и посмотрели на Михаила. Тот кивнул - Настю пропустили.
Увидев за трибуной девушку, все стихли.
- Я дочь профессора Белкина, - сказала Настя срывающимся голосом, - приёмная. Родной отец умер, когда мне было семь. Он был из «осин!»
По залу прошёл гул недовольства. Раздались выкрики: «Нашла, чем хвастать!», «Туда ему и дорога!»
Глаза Насти вспыхнули, она положила руки на трибуну и крикнула:
- Он не возражал, чтобы я родилась в «тополе», потому что считал, что они, как и осины, принадлежат к семейству ивовых. Он утверждал, что между ними нет природных противоречий, а есть только надуманная и раздутая вражда.  Весной пятнадцать лет назад отец спас тонувших в полынье детей и вытащил их, не разглядывая татуировки! Он получил воспаление лёгких, которое дало осложнение на сердце, и он умер.  Хочу, чтобы вы знали: я горжусь своим родным отцом!
Гул усилился, кто то засвистел; многие повскакали с мест и выкрикивали ругательства.
Михаил нажал на кнопку рации.
Профессор сидел, прижав ладонь к груди, и неподвижным взглядом смотрел на трибуну, к которой устремились парни в чёрном.
Охранники скрутили девушке руки и потащили от трибуны.
Настя укусила одного из них, а тот ударил её ногой под коленную чашечку, второй - схватил девушку за волосы.  Евгений бросился к ним и свалил боковым ударом в челюсть одного из охранников, однако напарник последнего, отскочив, ударил ногой в живот Евгению. Настя вцепилась нападавшему в лицо ногтями, и он схватил девушку за руки, но тут же разжал, почувствовав жёсткую хватку Евгения на своём горле.
- Тополей бьют! - крикнули из зала, и в тот же миг парни, повскакав с мест, бросились к трибуне.
Артур выхватил из за пояса пистолет и, опередив их, выстрелил вверх несколько раз.
- Стоять всем! - заорал он, сверкая взглядом.
-  Охрана к трибуне! - передал по рации Михаил. В тот же миг из раскрывшейся боковой двери чёрным горохом высыпал отряд бритоголовых в форменной одежде. Один из них вцепился в пистолет Артура, но последний держал его крепко и они, упав, продолжали борьбу. Напавший оказался сверху и пытался выбить пистолет из руки Артура, стуча ею об пол, но Артур не разжимал рукоять. Удары произвели два выстрела, а затем - холостые щелчки.
- Отстрелялся, сучонок! - рявкнул охранник и, отпустив руку юноши, несколько раз ударил лежащего по лицу.
К ним подскочил Михаил, выхватил из руки Артура оружие и крикнул:
- Быстро разойтись!
Артур встал и, ощупывая скулу, направился на своё место.
Охранники оттеснили толпу и разняли дерущихся.
Михаил помог Евгению подняться. У последнего кровоточила губа и покраснел глаз.
- Отпустите! - скомандовал Михаил двум тяжело дышавшим охранникам, которые держали Настю под руки.
- Она в бессознанке! - ответил парень с расцарапанной физиономией.
Михаил приподнял голову девушки, осмотрел лицо и приоткрыл ей глаз.
- Положите! - приказал Михаил.
Охранники исполнили.
- Что с ней?! - Евгений, встав на колени у изголовья девушки, прикоснулся ладонью к её щеке.
Михаил нагнулся, пощупал сонную артерию пострадавшей и жёстко уставился на подчинённых.
- Уроды,  вы убили её! - глухо проговорил он.
- Ни разу не ударили! - заорал побледневший вмиг парень. - Только руки скрутили! Скажи ему! - он повернулся к напарнику.
- Только руки! - заговорил тот, бросая по сторонам испуганные взгляды. - Все видели! Мужики, скажите!
- Что у неё с ухом, воины?! - Михаил резанул взглядом подчинённых и, осторожно повернув голову девушки, несколько секунд изучал рану.
- Что это?! - воскликнул Евгений.
- Пуля в ухе, - сказал Михаил. - Травматика. - Он выхватил телефон и сделал вызов. - Клим! Срочно скорую. Огнестрел. Дочка профессора.
- Это рыжий пальнул! - закричал охранник, указывая пальцем на Артура, склонившегося над профессором.
Михаил подошёл к Артуру и, хрустнув кулаками, проскрежетал:
- Чего скажешь, ковбой?!
- Профессор, кажется, умер, - ответил Артур и, не отрывая взгляда от Белкина, отошёл на два шага.
Профессор сидел неподвижно, свесив голову на бок; изо рта торчал язык с прилипшей к нему таблеткой.
Михаил повернулся к охранникам:
- Профессору плохо. Срочно вынести на улицу. - затем сделал вызов: - Клим, ещё и Белкин умирает. Свяжись с ближайшей больницей.
Парни осторожно подняли пострадавших и понесли к выходу.
На улице ожидали две "скорые" . Рядом с открытой дверцей стоял Клим Тимофеевич и врач.
Белкина и Настю положили на носилки и поместили в салон и закрыли дверцу.
- У мужчины инфаркт, - сказал врач, через некоторое время выйдя из машины. - Насчёт девушки ничего не могу сказать. Она в коме. Срочно обоих в реанимацию.
"Скорые" уехали.
Михаил сел за руль мерседеса, Клим - рядом и захлопнул дверцу.
- Ты вызвал медиков заранее? - недоумевал Михаил.
- Никогда не задумывался, почему я поднялся в трибуны, а ты нет? - Клим закурил сигарету.
Михаил вдавил педаль газа и машина рванула с места.
Евгений и Артур последовали сзади на десятке.

Гл. 10

  Евгений миновал пустующий приёмный покой больницы и направился к будочке, увенчанной вывеской "справочная". Приблизившись, он заметил надпись на закрытом окошке : " Ушла на проветревание 15 минут".
Евгений взглянул на свои часы и осмотрелся. В противоположном от лифта углу за круглым столом четверо мужчин в чёрной форме играли в карты. "Охрана" - прочитал Евгений на спине одного из них.
- Здравствуйте, - сказал, подойдя к ним Евгений. - Давно ушла?
- Бубновая дама? - не поворачивая бритого затылка на короткой, толстой шее, бросила через плечо надписанная фигура.
- Нет, женщина из справочной.
- Давно, - пробубнил охранник и шлёпнул картой об стол.
Сидевший рядом собрал карты в грязную мясистую ладонь.
Евгений вернулся к будочке и ждал. Простояв минут двадцать, крикнул, уже не приближаясь к охранникам:
- Справочная будет работать?
Охранники, закончив игру, сидели вокруг разбросанных на столе карт, курили и оживлённо балагурили. Тот что сидел спиной повернулся и, выстрелив  холодным взглядом из щелочек глаз,  выразил на круглом красноватом лице недоумение.
- Вы кто?
- Я пришёл к жене. Доставлена сегодня с ранением головы. Уже полчаса в справочном никого нет, - пояснил Евгений.
- Её уж года два нет, - охранник пожал крепкими плечами и стряхнул пепел в жестяную банку.
- Вы же сказали... - Евгений переложил сумку из одной руки в другую.
- Ничего я не говорил! - раздражённо отрезал охранник.
- Зачем написали, что на пятнадцать минут ушла? - воскликнул Евгений. - Да ещё и с ошибкой.
Охранник процедил сквозь зубы что то невнятное и придавил грязным ногтем окурок в банке.
-  Подскажите, пожалуйста, как пройти в реанимацию? - стараясь звучать вежливо, спросил Евгений.
- Третий этаж, - проворчал охранник, повернулся к остальным и сказал:
- Не будь гнидой, Палыч, дай отыграться!
- Охренел, Саныч?!  В долг не буду! - отрезал усатый седой визави с багровым скуластым лицом и скосил взгляд на Евгения, тщетно нажимавшего на кнопку лифта.
Саныч встал и подошёл к Евгению.
- Слышь, братан, выручи на штукарь. Отыграться во как надо! - Саныч провёл ребром ладони по своему горлу.
Спустя несколько секунд смущения Евгений глухо выговорил:
- У меня нет при себе.
Охранник изобразил разочарованную гримасу и с презрением протянул:
- На тачке без бабла не раскатывают.  Для гаишника, значит, не жалко, а мне пропадать? - он махнул рукой и вернулся к коллегам.
Евгений ещё несколько раз  тщетно нажал на кнопку.
- Табличку неплохо бы повесить, что лифт не работает, - сказал Евгений и направился к лестничному проходу.
-  Слепой что ли?! - рявкнул усатый. - Видишь, шахты нету! Куда он тебе поедет, умник?!
- Зачем лифт без шахты? - опешил Евгений.
- Много вопросов задаёшь, - проскрежетал бритый, полуобернувшись к Евгению. - Может, лучше нам спросить что у тебя, к примеру, в сумке.
- Ладно, пусть идёт! - сказал седой.
Евгений проскользнул на лестницу и энергично поднялся на третий этаж.
В конце полутёмного коридора открылась дверь и появился плотный коротышка в белом халате, маске и колпаке. В одной руке он держал длинные хирургические ножницы, другой- прижимал мобильный телефон к уху и нервно говорил:
- Конечно, смотрел вашу цедульку!... Да, вопросов не было! А теперь ни хрена не понять. Я запутался, где зажимать и что сшивать!... Ассистентки? Несут чушь. Одна говорит так, другая - этак. Что? Ну да, наверное, одна из них говорит дело. Но какая? Чёрт знает, как их зовут и какие у них волосы! Что? Ах заглянуть под колпак! Понял: слушать ту что брюнетка. А если они обе чёрные? Ах, одна седая...хм, тогда, может, лучше ту что постарше послушать? Что? Ах уборщица, ладно иду...
Он убрал телефон в карман и кинул недовольный взгляд на подошедшего к нему Евгения.
- Вам чего? - сурово произнёс он и впился взглядом в юношу.
- Я по поводу Анастасии Плетнёвой. С ранением головы.
- Вы ей кто?
- Муж, - стараясь звучат уверенно, выпалил Евгений.
- А колечко где?
- Не ношу, - чуть сконфузился Евгений и сунул руку в карман. - Скажите, как её состояние?
- Тяжёлое, готовят к операции.
- Будет жить? - дрогнувшим голосом спросил Евгений.
- Вопрос некорректный... - сухо произнёс доктор, не отрывая взгляда от кармана Евгения, в который тот засунул руку. - Это зависит от...В любом случае три дня никаких посещений...
Евгений достал конверт и протянул доктору.
Тот оглянулся и, схватив конверт, ловко сунул за пазуху.
- Хотя операцию буду делать не я, - елейным тоном произнёс он, -  но организую, чтобы всё было тип топ.
- Дайте номер вашего мобильного.
Доктор назвал цифры и ушёл в операционную.
Евгений спустился по лестнице и ускоренным шагом почти миновал охранников, когда несколько фраз, услышанных им, заставили его сбавить темп и замешкаться у входа.
Евгений обернулся: Саныч сидел в справочном, а вместо него играл в карты мужчина сорока лет с чёрной ухоженной шевелюрой, контрастирующей с белым халатом, накинутым на свежую синего цвета рубашку. Его лицо значительно выделялось на фоне трёх однотипных ликов остальных игроков живостью и блеском глаз.
- Нет, ребятки, на операцию я больше с вами не игрок, - говорил мужчина в халате. - Мне этот раздолбай весь телефон сегодня изнасиловал. Я ему всё по пунктам на бумаге расписал, а он ни во что не въезжает. Угробит пациента.
- Антуан Сигизмундович, - отвечал Саныч из справочной будки, я не тот лох, я десять лет мясником отработал и ни разу палец не порезал.
- Ты виртуоз, я видел, - кивнул Антуан Сигизмундович и почесал тонкий с горбинкой и широкими крыльями нос. - Но у меня операций пока не предвидится.
- А красотка с дыркой в башке?
- Да. Хороша была!
- Ласты склеила?
- Нет ещё, но даже при успешной операции останется поленом.                          
  - Антуан Сигизмундович, тем более к чему вам морока, ставьте эту тёлку.
- Ты не сможешь, Саныч! Там лазерные нити, а не скальпели. Да и с томографом ты не знаком. Нет и не проси.
Саныч вышел из будки и, не замечая стоявшего у выхода Евгения, подошёл к играющим.
- Антуан Сигизмундович, Христом Богом прошу: я с техникой на ты! Справлюсь! Палыч, скажи!
Усатый нехотя оторвал взор от карт и пробормотал:
- Он у нас всё чинит, это да...
- Ну? - Саныч взглянул доктору в глаза и подмигнул, - И потом кто это сказал, что я проиграю!
- Ой ли?! - доктор прикрыл карты рукой и расхохотался. - Когда ты сильно уверен, всегда проигрываешь. Давай так: если на этот раз продуешь - больше со мной не садишься!
- По рукам! Пантелеймон, посиди в справке, покуда я поучу доктора, - сказал Саныч, выталкивая одного их игроков со стула.
  Евгений в несколько прыжков оказался перед игроками и дрожавшим   голосом произнёс:
- Извините, что вмешиваюсь в вашу игру, но я так понял, что оперирующий субъект на третьем этаже не хирург?
Улыбка на губах доктора превратилась в оскал, а глазах блеснули льдинки.
- Я согласен в первой части, - кивнул он, - это совсем не ваше дело. Кто вы такой?
- Хахаль её, - промямлил Саныч, тасуя карты, - той что с ранением.
- Несколько дней никаких посещений! - отчеканил доктор. - Чего здесь разгуливаете, как у себя дома? Подслушиваете частные разговоры, пользуясь тем что охрана совсем распустилась.
- Антуан Сигизмундович, момент, - Саныч положил карты на стол, встал и, метнув в Евгения  злобный взгляд, прорычал:
- Пижон, у тебя минута, чтобы уйти на своих ногах.
- С места не двинусь, пока не узнаю, что здесь происходит, - твёрдо ответил Евгений.
- Борзый?! - Саныч подошёл к Евгению вплотную, выкатив грудь и сжимая кулаки. - Да я таких как ты раньше в отделении...
- Я как то сразу понял, что вы раньше в полиции служили, - с холодной усмешкой и дрожащим голосом сказал Евгений. - До тех пор, пока не выгнали за пьянку. Потом вы, наверное, и в мясники подались: работа то схожая.
Саныч  коротким ударом в солнечное сплетение согнул Евгения пополам. Затем нанёс удар коленом в голову. Евгений упал.
Охранники с криком повскакали с мест и бросились к разъярившемуся коллеге. Они схватили его за руки и оттащили от жертвы.
- Ты чего, Саныч?! - злобно прошипел Палыч, усаживая подчинённого на стул. - Нам проблемы не нужны.  В отделе тебя прикрывал сколько мог, и тут ещё взял  мороку на свою голову.
- Отпустите, - проворчал Саныч.
Охранники, тяжело дыша, уселись на прежние места и уныло уставились на карты.
- Живой? - спросил доктор у Евгения.
- Ничего, - ответил Евгений, - бывало и хуже.
- Лучше тебе уйти, - прищурился на него усатый. - Не то позвоню  в сотку и пятнадцать суток тебе обеспечено.
- За то что меня избили?! - воскликнул Евгений. - Я заявление напишу! В том числе и про ваши игры. Это вас всех посадят!
- Ты не понял, - холодным тоном произнёс Палыч. - Я в сотке начальником отделения был много лет. Нынешний - мой кореш в доску. Иди по добру поздорову.
- Пойду! - Евгений приостановился у выхода и прибавил: - только не в ваше сотое отделение, а в городскую прокуратуру. Я до генерального дойду, будьте уверены. Если с моей женой что нибудь случится!
- Послушайте! - воскликнул доктор. - Это уже наглость! Вы не могли внушить своей подруге, потому как не какая она вам не жена, вы не позаботились о том, чтобы она не попала в беду, а теперь вините в чём то нас! Если вы ей друг, то вы первый должны были этого не допустить! Если бы она, вместо того чтобы митинговать за осин, сидела дома и пылесосила ковры, то не получила бы пулю в голову!
- Антуан Сигизмундович, - встрял Саныч, скроив презрительную усмешку, - что вы перед этим сосунком распинаетесь! Хочет в прокуратуру?  Пусть попробует! Клим Тимофеевич с ладони их кормит.
- Демура?! Трибун?! - Евгений вздрогнул.
- Они сами!
- А причём здесь он?
- Он фактический папа этой больнички! - гордо заявил Саныч. -  Чего стоишь? Вали в прокуратуру! - Саныч оглянулся на товарищей и рассмеялся. Остальные вслед разразились хохотом.
Евгений, пошатываясь, вышел на улицу, добрёл до машины и сел за руль. Дрожащей рукой он достал из кармана мобильный и набрал номер Клима.

      
   Гл. 11

-  Привет, Михаил! Евгений беспокоит. Не могу дозвониться до Клима Тимофеевича. Я у входа Кесаревской больницы.  Тут чёрт знает что творится!
- Не кричи и говори толком!
Евгений сочно описал хамское поведение охранников, игру в карты с цинично извращёнными ставками, очень странное отношения врачей к своим обязанностям.
- Кому и сколько ты дал?
- Сто тысяч типу в белом халате, выдававшему себя за хирурга. Кстати,  записал телефон... - из трубки послышался скрипучий смех Михаила. - Да, номер, пожалуй, липовый. Самое страшное, что я даже толком не узнал о состоянии Насти.
- Жди. Минут через двадцать подъеду.
Отключив связь и  немного успокоившись, Евгений ощутил смутное недовольство собой: словно от липкой ленты прилепившейся к пальцам, он не мог отделаться от патронажа трибуна.
"Главное, сейчас это Настя, - мысленно утешал он себя. - Когда она поправится, мы забудем про эту смрадную больницу и Клима."
Евгений набрал номер "хирурга" и убедился в его иллюзорности.
В зеркале заднего вида показалась приближающаяся поливальная машина с водяным веером  по бокам. Едва Евгений закрыл окно, капли сыпанули в стекло дробью, и водонос двинулся вдоль здания, орошая подсушенный солнцем газон.
Евгению показалось странным, что охранник, стоявший метрах десяти от входа, никак не реагировал на надвигающуюся на него водяную косу. Машина окатила служаку с ног до головы и, проехав метров пять, остановилась, убрала водяные усы и затихла. Охранник стоял как вкопанный и смотрел не мигая.
Из кабины водовоза выпрыгнул парень в синем комбинезоне, ловко размотал пожарный шланг, отвернул вентиль и направил струю на охранника.
  Евгений вышел из машины и подошёл к мойщику:
- Манекен?
- Угу, - промычал парень, кинув лукавый взгляд на собеседника. -  Тоже хочешь освежиться?
- Уже принял душ, - ответил Евгений и увидел припарковавшийся  у входа в больницу бмв Михаила.
Дверь блеснула черным лаком, Михаил вышел из машины и  окликнул Евгения.
- Извините, - вдруг побледнев и посерьёзнев, выдавил парень. - Я глупо пошутил.
Евгений устремился в приёмный покой вслед за  Михаилом.
Увидев последнего, охранники подскочили, молниеносно сбросив карты под стол.
Михаил поздоровался с каждым из них за руку и обратился к доктору:
- Как обстоят дела с Анастасией Плетнёвой?
Доктор сконфуженно кашлянул в кулак и сказал: - Пройдёмте.
Войдя в кабинет, Михаил и Евгений уселись на диванчик, а доктор, поспешно убрав со стола бокал и тарелку с печеньем, расположился в своём кресле. Пару минут он листал пухлый журнал, затем поднял взгляд на посетителей и сказал: - Закрытая черепная травма в области уха...
- Закрытая? -  воскликнул Евгений и взглянул на Михаила. - У неё пуля в ухе!
- Юноша, будьте любезны не кричать! - жёстко произнёс доктор, взглянул на Михаила и пояснил: - Когда извлечём пулю, тогда будет открытая. Позвольте продолжать?
Михаил кивнул.
- Разрыв барабанной перепонки, но внутричерепные гематомы не обнаружены, массивных контузионных очагов не наблюдается, развитие комы свидетельствует о диффузном аксональном повреждении. В данный момент находится в стадии подготовки к операции...
- Её будет выполнять тот экс полицай, который играл с вами в карты на операцию? - крикнул Евгений.
-  Голосок  поубавьте, молодой человек! - вскипел доктор и обратился к Михаилу: - Ему доверяют некоторые подготовительные операции типа сбрить волосы и всякое другое, когда не хватает санитарок.
- Если у неё рана в ухе, зачем ей сбривать волосы? - не унимался Евгений.
- Послушайте, почему вы всё время встреваете! - выражение лица доктора ожесточилось, а глаза излучали лютую злобу. -  Это  стандартная подготовка к операции при травме головного мозга, потому что причёска может скрывать ещё какие либо повреждения.  К тому же  удобнее для  дезинфекции...
- Давайте без скучных подробностей! - прервал его Михаил. - Каковы прогнозы?
- Пятьдесят на пятьдесят что выживет, из них ещё пятьдесят что останется нормальным человеком.
- Итого двадцать пять, - сказал Михаил. - Кто дежурит в реанимационном отделении?
- Шмелин Анатолий.
- Врач?
- Мм, - доктор пожал плечами. - Помогает.
- Понятно, - усмехнулся Михаил. -  Позовите этого помощника.
Доктор нажал на кнопку пульта и сказал: - Петрович, зайди ко мне срочно!
Минут через пять в кабинет вошёл коротышка в форме охранника. Несмотря на то что теперь он был без колпака и марлевой повязки, Евгений сразу узнал "хирурга" с третьего этажа.
- Петрович, этот парень дал тебе деньги, - тихо произнёс доктор. - Верни.
Охранник скользнул пустым взглядом по сидящим на диванчике, и ни малейшего волнения не отразилось на его одутловатом, словно резиновом лице: - Никаких денег я не брал и этих впервые вижу, - с остервенением отчеканил он.
Доктор встал, подошёл к Петровичу, указал взглядом на Михаила и пошептал ему что то в ухо. Лицо Петровича потускнело, приобретя восковой оттенок, а в глазах появилась растерянность. Он вытащил дрожавшими пальцами конверт  из внутреннего кармана и бросил его на стол.
- Сам мне впихнул! - крикнул он и обдал Евгения свирепым взглядом. - Суют и суют без конца.
- Подобные пациенты развратили персонал окончательно, - кивнул доктор. - Всех подсадили на взятки.
- Свободен! - скомандовал Михаил, и Петрович направился к выходу. - Если ещё раз увижу в белом халате...
Петрович поспешно исчез.
- Возьми деньги и пересчитай, - сказал Михаил Евгению и жёстко посмотрел на доктора: -  Операцию Плетнёвой пусть делает Кауфман. Я слышал, он дока в микрохирургии. И заканчивайте ваши игры с охранниками, - Михаил встал и направился к выходу.  Евгений, схватив конверт, последовал за ним. В приёмном покое раздавались крики Петровича. Он лежал на полу, а охранники пинали его ногами.
Евгений, проходя мимо, замешкался, и Михаил подтолкнул его к двери.
- Почему не остановили их? - спросил Евгений, когда они вышли на улицу. - Если так расправляться с каждым взяточником, то в королевстве останутся одни калеки.
- Его бьют не за то что он взял, а за то что не поделился. И потом я не полиция.
- Да, понимаю, для вас это такие же скучные подробности,  как и пуля в голове Насти, - в глазах Евгения вспыхнули искорки гнева.
- Ах вот оно что! Обиделся, - Михаил достал сигарету, закурил и пристально посмотрел Евгению в глаза. - Мне довелось повоевать и немало. И я не верю в легенду о том, что невозможно забыть гибель товарищей. Сегодня ты похоронил его, а завтра уже не помнишь. Но вот одно видение меня преследует постоянно.  В беременную женщину из местных угодил снаряд. Её буквально разорвало на части. Подошедшие санитары были в полной растерянности: куда отлетели её ноги с задницей и стоило ли их вообще брать? Нужны ли они?  Жертва, живот которой  вывернуло наизнанку, а  кишки разбросало по земле,  была ещё в сознании, хотя я не уверен, что она воспринимала всё адекватно.  Мне показалось, что она ещё полностью не  уразумела, что на самом деле с ней произошло.  Она  тянула руки к мед брату и вопила, брызгая кровью изо рта. Один из фельдшеров, тоже местный и что то кричал ей в ответ. Я не выдержал и подскочил к нему:  "Вколи же что нибудь! Не слышишь, она молит о помощи!"  " Да, - ответил медик, - но не себе, она просит посмотреть, не поранился ли её ребёнок. Я сказал ей, что с ребёнком всё нормально да и сама она легко ранена. Пусть умрёт со спокойной душой."
И она вправду умерла счастливая. Даже мёртвая улыбалась, не ведая, что ребёнка размазало по земле. А ты говоришь мне тут про резиновую пулю в ухе! - Михаил бросил окурок на асфальт,  придавил носком ботинка и продолжил:- Клим когда то попросил взять твою дипломную. Она до сих пор у меня валяется. Сегодня он вспомнил, хочет почитать. Я отговорился, дескать, засунул куда не помню, но он ждёт. Ты уж, будь любезен, накатай по шустрому что нибудь другое, потому что твоё святотатство Клим не одобрит.
- Почему вы меня... - Евгений не мог подобрать слова.
- Покрываю? - подсказал Михаил. -  Тебя Климу я рекомендовал. Таких ошибок он не прощает. Ладно, если что звони! - Михаил направился к своей машине.  Евгений, спохватившись, догнал его: - Вы не в курсе что с профессором?
- Приступ стенокардии, - ответил Михаил, открывая дверцу. - Сейчас уже дома валерьянку попивает.
- Да и вот ещё что... - Евгений чуть смутился. - Спасибо вам.
- Я просто работаю, - равнодушно бросил Михаил и сел за руль. Дверца захлопнулась, и бмв плавно тронулся с места...
"Теперь и этот держит меня за кадык," - подумал Евгений, с ненавистью смотря ему вслед.  

                 Гл. 12                                  

  
Юртаев пил уже третий день, когда Евгений сообщил ему по телефону о ранении Насти.
" Хотя тебе, видимо, всё равно что у нас тут на земле происходит, - с горечью  заключил Евгений. - Счастливо пребывать в эйфории."
Юртаев опрокинул в рот недопитую рюмку, закурил и включил телевизор.
" Сегодня с самого утра, - говорил диктор, - у здания прокуратуры собралась толпа осин. Они в агрессивной форме требуют наказать виновных в убийстве Анастасии Плетнёвой.  Заместитель прокурора   П. Гвоздь в интервью телеведущему канала "Тополь" выразил  недоумение: " Эта гражданка вовсе не умерла, отделалась лёгким ранением и находится в госпитале. И потом она вовсе не из осин, а самый что ни на есть тополь, и мне совсем не понятно, почему осины устраивают дебош по поводу  случайной бытовой травмы!"   "Имеется информация, что биологический отец пострадавшей умер в заключении от сердечного приступа пятнадцать лет назад." "Это правда. Он был отъявленный осина." "Не проясните телезрителям, по какому обвинению он был арестован." "Срок давности позволяет мне приоткрыть завесу этого дела. Этот тип, кроме дочери, имел ещё сына.  Мальчишка восьми лет после школы затеял игру на льду реки со своими одноклассниками. Отец, встревоженный его отсутствием, пошёл на поиски и,  едва подойдя к реке, увидел как его сын и с ним двое мальчишек ушли под воду. Отец бросился к полынье и вытащил на лёд одного мальчика, затем другого, за это время его собственного сына отнесло течением. Водолазы обнаружили тело на следующее утро в заводи за Черепаховым мостом. Прокуратура возбудила дело о не оказании помощи своему гибнущему ребёнку, повлёкшую смерть оного."  " Разве не служит оправданием то что отец спас других детей?" "Оправданием?! Наоборот, именно в этом заключался состав преступления. Если бы он никого не спас - значит просто не сумел, не успел! Но он вытащил! Значит мог, имел время спасти своего ребёнка, и не сделал! Представьте, насколько извращённым и циничным надо быть, чтобы имея возможность спасти своего, вытаскивать из полыньи чужих детей! Его счастье, что сердце не выдержало, не то бы  сидел пожизненно.  Извините, меня ждёт работа. " "Спасибо за интервью! Удачи!"
Юртаев выключил телевизор и машинально проглотил дозу алкоголя. Однако, водка выскочила в унитаз, едва он добежал до туалета. Попробовал ещё раз  с тем же результатом. Иван бродил по квартире, курил одну за одной сигареты, ложился, вставал, проклинал всё на свете, но за бутылкой больше не пошёл.
  Ночью ему мешала уснуть сверлящая барабанные перепонки попса.  Он тщетно перерыл всю квартиру в поисках источника музыки, лёг в постель, понося соседей, и услышал свой голос прогремевший из за стены. Мысленно он произнёс более умеренное увещевание, и  его собственная сентенция раздалась над ним. Он постарался ни о чём не думать, приподнял голову и прислушался: музыка стихла, но настенные часы с маятником громко с холодным ожесточением чеканили одну и туже фразу: "Иди к окну."  Иван приподнялся на постели и увидел на занавеси всполохи лунного света и равномерное движение тени, производящее лёгкое поскрипывание.  Покрывшись холодной испариной, Юртаев подскочил к окну и отдёрнул занавесь. Лунный свет ворвался в комнату, вычертив за окном силуэт люльки, подвешенной на тросах, и ребёнка трущего стекло. Юртаев отпрянул, словно его обдали ведром ледяной воды, и замер, чувствуя, как морозцем страха покалывает спину.     Приглядевшись, Иван рассмотрел черты желтоватого с неестественно глубокими морщинами лица. Крошечными пальцами незнакомец сжимал рукоять длинной палки, на конце которой крепилась поперечная мохнатая планка, производящая тихий скользящий звук.
- Что за наглость мыть окна по ночам! - крикнул Юртаев. -  Вызываю полицию!
Карлик остановился на мгновение, взглянул на Ивана и усмехнулся.
- Весело будет, когда они приедут и убедятся, что за окном ничего нет, - сказал он и продолжил работу. - Я белая горячка лайт и только кажусь вам. Но если вы не перестанете хамить, то стоит мне свистнуть... - под окном в кустах Юртаев различил суетливые движения многочисленных существ и на мгновение вспыхнувшие мириады жёлтых фитильков.
- Если ты мне кажешься, то эти хорьки в темноте - тоже, - ответил Юртаев.
- Почему же вы разговариваете со мной? - рассмеялся карлик.
Иван повернулся и направился к постели, но остановился услышав сильный стук по стеклу.
- Эй,эй! - Иван подскочил к окну. -  Чего вытворяешь!
- Не угостите сигареткой? - карлик улыбнулся.
- Будешь курить, совсем не вырастешь.
- Ценю ваш сарказм, однако в моём малом росте повинны вы.
- Каким образом? - воскликнул Иван.
- Я собственно и есть вы, вернее, некая часть вас, или, если угодно, наглядное выражение вашей внутренней сущности.  Галлюцинация даёт нам возможность взглянуть друг на друга со стороны, и вы мне, признаюсь, не очень нравитесь.
- Чем же я тебе не угодил? - спросил Иван,  частицей уцелевшего разума осознавая комичность происходящего
- Вы мне тыкаете, в то время как я обращаюсь к вам уважительно, хотя, знаете ли, это очень трудно. Пол ваш заставлен пустыми бутылками, стол завален окурками, а сами валяетесь на диване, в то время как происходят события.
- Какие?
- Несколько осин погибли во время протеста против бездействия прокуратуры относительно  ранения девушки на топлинге.
- Топлинге?
- Митинг тополей.
- Какая чушь! - пожал плечами Иван. - Деление людей на тополей и осин я считаю  нелепостью.
- Одно дело, когда осин поливали из шланга водой, но убийство - другая история.  Осины, я слышал, готовят ответную акцию. Понимаете, что это означает?
- Похоже назревают скверные дела, - Иван нахмурился. - Но причём здесь я? Что я могу?
- Для начала, угостить меня сигаретой.
Иван сходил за пачкой, но когда вернулся ни люльки с тросами, ни карлика уже не было. Иван высунулся из окна , тщетно пытаясь рассмотреть тёмное пятно внизу. Пачка выскользнула из руки, он дёрнулся, чтобы её поймать, потерял равновесие и полетел вслед за нею, оглашая ночь криком.
                  
                      Юртаев открыл глаза и смутно различил склонившихся над ним полицейских.
- Жив, - безучастно произнёс один из них.
- Гражданин, документы есть?
- Дома, - простонал Иван.
Полицейский задрал голову и всмотрелся в открытое настежь окно.
- Оттуда сиганули? Повезло: второй этаж. Сами спрыгнули или помог кто?
- Карлик...-  забормотал Иван.
- Проверим хату, - сказал напарник.
- Брось, дело ясное, - полицейский повернулся к стоявшему поодаль мужчине в спортивном костюме. -  Точно видели, что он сам выпал?
Мужчина одёрнул за поводок встрепенувшегося пуделя и заговорил решительно:
- Я с ночной смены пришёл и Бонни выгуливаю, гляжу, этот из окна высунулся и с кем то говорит, а никого нет. Прислушался - бред натуральный. Потом шасть вниз, хлоп и лежит.
- Проедете с нами, запишем показания.
- Не могу, - замялся мужчина. - На смену надо.
- Справку напишем. Где работаете?
- Да на кой мне справка... Выскочил с автостоянки за углом на несколько минут за кефиром.  Охранник я.
- Пост покинули и пса выгуливаете? - грозно произнёс полицейский.
- Если нужны показания, то конечно дам, поедемте куда угодно! - тоскливым тоном ответил очевидец.
Рядом с блюстителями порядка притормозила "скорая помощь". Из неё вышли мужчина и женщина в белых халатах и подошли к лежащему. Полицейские отступили на несколько шагов и закурили. После осмотра пострадавшего женщина сказала:
- Похоже на перелом бедра и очевиден ушиб головного мозга. Нужно госпитализировать, но я в затруднении: у него знак осины, и в соответствии с указом, мы не имеем право обслуживать его, пока не обработаны все вызовы тополей. Вы обязаны были нас предупредить.
- Вы ни о чём не спросили, - пожал плечами полицейский.
- Я должна спрашивать?! Принято так: если пострадавший осина, об этом заявляют сразу! Первый день на службе?
- Пять лет! И впервые вижу пострадавшую осину. Постойте ка,  вы же говорили, что он тополь, - полицейский повернулся к свидетелю.
- Да, да! - подхватил второй. - Нам передали, что из окна выскочил тополь.
- Я сначала так подумал... - замялся мужчина. - От осин обычно перегаром не пахнет, вот я и решил.
- Чего с ним делать? - полицейский  кивнул на Юртаева.
- Нарушать инструкцию не буду, - сухо произнесла женщина. - У нас ещё два вызова. - Она взглянула на мужчину, и они направились к машине.
- Точно как в учебнике! - сказал полицейский, рассматривая татуировку на руке Ивана. - Гражданин, до квартиры доберётесь?
- Нога... - пробормотал Юртаев.
Полицейские подхватили его под руки и потащили в парадную. Подняв на второй этаж, вышибли дверь, уложили пострадавшего на диван, проверили документы и удалились.
   Едва Евгений задремал после мучительных размышлений о Насте и больнице, в которую она попала, как зазвонил телефон.  Евгений схватил трубку и ответил.
Услышав голос Юртаева, хотел отключить связь, но последний тоном умирающего умолял  срочно приехать.
" Не судьба сегодня спать", - подумал Евгений.
Он приехал к Ивану, осмотрел ногу и сказал:
- Дело дрянь. Придётся везти в больницу. Сможешь встать?
- После пары стаканов водки, пожалуй попробую.
- Обойдёшься. Кстати, возникнут проблемы с твоей татушкой.
Евгений принёс из ванной бритву и подошёл К Ивану: -  В одной из твоих книг, помнится, кто то резал себя лезвием. Примерь на себе: - Евгений взял руку пострадавшего и полоснул по ней несколько раз. Из порезов обильно выступила кровь. Евгений другой рукой Ивана размазал кровь, скрывая татуировку: - Если ты выпал из окна, то порезы вещь вполне естественная. Теперь я засуну тебе чайную прихватку в зубы и в путь.
Евгений с горем пополам приладил сломанную дверь, дотащил Ивана до машины и усадил на заднее сиденье.
   Он поехал именно  в ту больницу, где лежала Настя, полагая, что после визита Михаила, он имел там сильную протекцию.
Он не просчитался: врач в приёмном покое любезно улыбнулся, отставил бутерброд и занялся Юртаевым.
К Евгению подошёл Саныч и пожал руку. Евгения удивила произошедшая перемена во взгляде охранника, который ещё давеча бил его в солнечное сплетение. Глаза Саныча излучали добродушие и весёлость, перемешанную с озорством и лукавством.
- Шустёр ты хлопчик! - полу смеясь сказал он. - Джокера из рукава! Удивил. Только ты, парень, лучше бы сразу по нормальному разложил, что, дескать, ты наш чувак и всё у тебя схвачено. А то нос  кверху и мимо, словно мы пыль придорожная. Не по людски это. Я слышал, с самим Климом Тимофеевичем работаешь?
- Выполняю кое какие поручения.
Из смотрового кабинета вышел врач, и Евгений устремился к нему.
- Закрытый  перелом шейки бедра, сотрясение головного мозга, - сказал врач и понизил тон: - но гораздо хуже то что у него татуировка осины. Мы вчера получили указ о том, чтобы заявлять в органы о всех осинах, поступивших с любыми повреждениями. Многие осины, участвовавшие в массовых беспорядках, скрылись. АЕК  жаждет с ними пообщаться.
- Клянусь, этот нигде не участвовал, а вывалился из окна своей квартиры.
Доктор уныло усмехнулся:
- Вы видели это своими глазами?
- Нет.
- И при этом клянётесь. Ваш приятель наверняка дурачит вас, используя ваше... то есть наше расположение к вам. Он и знак  свой хитро замазал кровью.
- Вы его совсем не знаете. Он хоть и осина, но вполне вменяемый, ответственный и глубоко думающий человек.
- То что от него несёт водкой, и он прыгает по ночам из окон наводит меня на мысль совсем о других качествах.
- Он писатель.
- И это по вашему рекомендация?! А по- моему, нет более бессмысленных и ничтожных существ, чем писатели. Наша уборщица более основательна и полезна, чем сотня писак. Без их писанины я могу прожить легко, а без чистоты в сортире, извините, не получится.
- Допустим, заявите, что будет?
Доктор почесал одутловатую, словно маком усыпанную щёку.
-  Был уже случай. Одного, ещё не пришедшего в сознание, увезли сами знаете куда.
- Без оказания помощи?
- Они сказали, что окажут её у себя.
- Вы в это верите?
-  Странный вы молодой человек. Пользуетесь расположением главы АЕК и  Клима Тимофеевича, при этом печётесь о вредном и опасном изгое.
- Можно его пока оставить в больнице, не сообщая туда до тех пор пока я лично не переговорю с Климом Тимофеевичем?
- Хотите обратиться к нему с этим?! Не перегните палку!
- Да или нет?
- Нет. Я и так сделал рентген, хотя по инструкции...
- Провались эта ваша инструкция! Вы ведь можете сделать вид, что не заметили!
- О, вы совсем не понимаете. То что я с вами вообще об этом говорю уже огромная невообразимо рискованная уступка.
- Я прошу вас под мою личную ответственность...
- Под вашу? Не преувеличивайте свою значимость! К вам проявили некоторую благосклонность, но это не значит, что вы настолько ценны.
- Минутку, - Евгений вынул мобильный и сделал вызов Климу. Ответа не последовало. Он набрал номер несколько раз с тем же результатом и поднял взгляд на доктора:
- Насколько я понял, вы боитесь ответственности. Дайте мне пятнадцать минут, чтобы переговорить с главным врачом.
-  У нас рулит новый зам, доверенное лицо трибуна, Артур Филиппович. Если он лично разрешит, то вопрос решён.  Охранник проведёт вас к нему.
Евгений двинулся в след за Санычем к лифту. Тот направил на него миниатюрный пульт, и двери лифта бесшумно разверзлись.
- А говорили, что лифт не поднимается, - усмехнулся Евгений.
- Нам и не нужно вверх, -  невозмутимо ответил охранник.  
Они вошли, и Саныч  нажал на кнопку.  Кабина загерметизировалась и  с гулом заскользила вниз. Через минуту, остановившись, она разинула пасть, и Евгений устремился за Санычем по широкому длинному коридору, с многочисленными дверями, за которыми горел свет и слышались голоса.
Когда они подошли к металлической двери, перед ними возник охранник и доложил по телефону:
- Артур Филиппович, к вам посетители.
- Впусти, - ответил знакомый Евгению голос.
Охранник открыл дверь, проведя картой сквозь щель, и Евгений вступил в след за Санычем в просторный  освещённый многочисленными лампами кабинет. Молодой человек, сидевший за столом, оторвал взор от экрана монитора и взглянул на вошедших.
- Артур?! - воскликнул Евгений. - Руководишь больницей?
- Зам главного врача, но фактически курирую его. А ты как здесь? Хотя, конечно, глупый вопрос, - Артур замялся и чуть покраснел: - Понимаю. Настя.
- Не только это.
- Поскольку представлять вас друг другу не нужно, позвольте идти, - сказал Саныч.
- Конечно, - Артур махнул рукой. - И попросите охранника заказать два кофе.

Гл. 13

  Костюм цвета отполированной стали  ладно сидел на Артуре, но, казалось, несколько стеснял его движения. Юноша, доселе склонный к резким, хаотичным движениям, выглядел теперь неестественно медлительным и чопорным. Рыжие волосы, коротко остриженные, блистали лаком и на фоне ослепительной белизны воротничка приобрели багровый оттенок. Смущение, мелькнувшее во взгляде при появлении Евгения, быстро сменилось нарочитой деловитостью и отчуждённостью.
Он  вяло пожал Евгению руку, кивнул в сторону кресла, а сам уселся в стоявшее напротив за столом.
- Трудно представить, что в этом подземелье отгрохали такие хоромы, - Евгений оглядел обшитые панелями из орехового дерева стены. - Как ты очутился в этой сказке?
Артур прочистил горло:
- Осины подняли шум по поводу ранения Насти.  Вчера при разгоне их митинга двое участников погибли. Клим укрыл меня на время, пока не улягутся страсти.
- Куда уж глубже, разве что в могилу, как говорил Гамлет.
- Операцию Насте будет делать Кауфман. Он уже прибыл в клинику.
-  Что сможет это светило на устаревшем оборудовании?
-  Наверху барахло, а здесь всё  самое продвинутое и первоклассное.
- Юртаев сейчас в приёмном покое, - сказал Евгений и заметил в глазах Артура промелькнувшую тень удивления, смешанного с недовольством. - Перелом бедра.
- Как его угораздило?
-  Врач ждёт твоего распоряжения.
- Ах, он ждёт, - взгляд Артура заскользил по стенам, словно ища опоры. - Понимаешь, я лично не против, но, как бы тебе объяснить. Я сейчас в невыгодном положении...
- Иван, пожалуй, ещё в более...
- Ну знаешь ли, не я сломал ему ногу. Упал где нибудь по пьянке, а нормальные тополя должны из за него подставляться!
- Ах вот оно что! Осины уже тебе не компания. - Евгений усмехнулся. - Совсем недавно ты презирал отсталые суждения. Понимаю, ты сейчас на ладони у Клима, но так уж пресмыкаться...
- Давай без морали, - вспыхнул Артур. -  Хочешь, чтобы эту мороку я взял на себя, а ты вроде не при чём? Желаешь выглядеть перед Климом чистеньким за мой счёт. Позвони Климу сам и попроси его сделать для Юртаева исключение.
- Что? Думаешь, я бы пришёл к тебе, если бы Клим отвечал на  мои звонки? - Евгений достал телефон из кармана и протянул Артуру. - Попробуй-ка дозвониться. Со вчерашнего дня глухо.
Артур сделал непроизвольное движение навстречу, но, поморщившись, отвернулся и уселся в кресло.
- Вот видишь, - выдохнул Артур.
- Что именно, - Евгений убрал телефон в карман.
- Климу давно не нравится, что ты симпатизируешь осинам.
- Вернее, не злобствую по отношению к ним.  А ты, похоже, очень решительно настроен нравиться Климу.
- А ты против него что то имеешь? Он к тебе более чем доброжелателен. Я тебя не понимаю.
- Итак, что с Иваном?
- Поищи другое место, - громко произнёс Артур, рисуя что то на клочке бумаги фломастером.
- Прекрасно знаешь, куда его там определят.
- Ещё я знаю, что такое инструкция! - Артур вскочил с кресла, подошёл к Евгению, сунул ему в руку сложенный вдвое лист бумаги и вернулся на место.
Евгений развернул и, прочитав, поднял взгляд на Артура. Тот снял трубку стоявшего на столе телефона и положил рядом. Вынув из кармана мобильный, он отключил его.
- Увы, - вздохнул Артур. - Более ничего предложить не могу.
- Понял, - Евгений улыбнулся краешками губ, бросил записку в ощерившийся в углу уничтожитель бумаг и вышел.
Поднявшись на лифте в приёмный покой, Евгений сказал доктору, нервно курившему папиросу:
- Патрон не возражает.
- Почему он не позвонил? - доктор швырнул огрызок папиросы за переполненный бачок, вынул из чехла мобильный и уставился на дисплей. - Он должен был сообщить.
- У него важный разговор по телефону.
- А это, можно подумать, не важно!
Жёлтым пальцем доктор вдавил клавиши  и прижал телефон к уху. Сделав ещё несколько тщетных вызовов, он убрал трубку.
- Вам быстрее  сбегать к нему самому, - стараясь звучать доброжелательно, произнёс Евгений.
Доктор пристально посмотрел ему в глаза и проворчал:
- Мне пятьдесят, юноша. Я своё побегал.
Он вызвал санитаров и распорядился разместить Юртаева в отдельной палате.
Когда подчинённые унесли Ивана на носилках, доктор зажёг новую папиросу и сказал:
- В общей палате вашего протеже держать нельзя, а за особые условия надо платить.
Евгений вынул из бумажника несколько купюр и сунул доктору в оттопыренный карман халата.
В этот момент на пороге пыхтя появились двое санитаров, державших под руки окровавленного мужчину.
- Тополь? - прорычал доктор.
- Да, - ответил один из санитаров. - ДТП. Сейчас будут ещё двое тополей.
Евгений попрощался и поехал домой.
   Вечером на выходе из больницы к Артуру подошёл доктор и пробубнил :
- Артур Филиппович, не мог  сегодня до вас дозвониться.
- По поводу? - в глазах Артура отобразилось удивление, которое мгновенно разделил  и собеседник.
- Как это? Насчёт осины...
- Ничего не пойму, говорите толком.
Доктор, сильно смутившись, рассказал о том что произошло.
- Я разрешения не давал! - отчеканил Артур. - Понимаете, что вы наделали?
Доктор, сильно побледнев, схватил мобильный и, судорожно нажимая клавишу, прокручивал список номеров.
- Спятили! - Артур схватил его за руку. - Во сколько приняли больного?
- Где то под утро...в шесть.
- По инструкции вы должны сообщать в течении получаса. Теперь, наверняка, вас увезут  вместе с ним.
- Что же делать? - дрогнувшим голосом протянул доктор.
- Его татуировку - в гипс, а свой язык - на замок!
- Руку уже замазали, а язык у меня всегда пристёгнут.
- Санитары?
- Сунул ребятам на пиво. Они у меня в руках. Оба без татуировок.
- Нелегалы? - Артур уставился на доктора испепеляющим взглядом. - Вы считаете им место в образцовом мед учреждении?
- Указов  насчёт них не было, Артур Филиппович, - промямлил доктор.
- А вам всё распоряжения подавай. Сами головой думать не можете? - Артур вздохнул: - Подлечите осину и под зад коленом. В следующий раз...
- Ну уж непременно! Больше не облажаюсь! Спасибо, Артур Филиппович!
Артур вышел из больницы, сел в машину и поехал домой.

  
     Гл. 14

                  Михаил и Клим, одетые в рубашки с расстёгнутыми воротниками, сидели за накрытым столом в отдельном кабинете ресторана. Их пиджаки висели на соседних стульях.
  - Они наводят смуту не оттого что умные, - говорил Клим, разрезая кусок парной телятины, -  а по причине полного безверия.
- У них есть нечто вроде веры в то что осины и тополя принадлежат к одному семейству и враждовать им незачем.
- Почему же они выходят на улицы с дурацкими веточками?
- Хотят справедливости.
- Самое лукавое слово, в котором, в сущности, нет смысла.  Скажу больше: понятие справедливости ввёл сатана, чтобы смущать народ и досадить Богу. Мне плевать на то чего они требуют, меня возмущает то, что они безбожники, а стало быть не верят в божественность  моего правления. К счастью, тополя понимают, что эта гнусная ересь влечёт за собой распад и хаос, которого алчет дьявол, и грудью встали за истинную веру.
- Кстати, - Михаил отложил недопитый бокал и, протянув руку к своему пиджаку, извлёк из внутреннего кармана конверт. - Мне передали в АЕК любопытный донос некой санитарки.
- Разве твои подчинённые не уполномочены самостоятельно рассматривать информацию и принимать меры? - лицо Клима выражало скуку, подёрнутую лёгким раздражением.
-  Прислано из Кесаревской больницы.
Клим нахмурился, отложил вилку, нож, вытер губы салфеткой и отодвинул от себя блюдо.
- У тебя вошло в привычку портить мне аппетит, - сказал он.
- Напротив, - улыбнулся Михаил, - хотел повеселить. Вот что пишет отправитель:
"Дорогой антиеретический комитет, я санитарка в Кесаревской больнице. Хочу сообщить о подозрительном поведении одного из больных. Каждое утро он приветствует меня с улыбкой и всякий раз, когда я приношу еду или выношу за ним утку, он говорит спасибо. Он что то постоянно пишет в блокноте. Это подозрительно.  Вчера я подсыпала ему в обед снотворного и, пока он спал, достала блокнот из под подушки. Отксерив всё до единого листа, вернула тетрадь на место. Мои сомнения оказались не напрасны: в его каракулях ни слова про величие тополей! Выходит, это осина. Копии я спрятала у себя и отдам уполномоченному по первому требованию."
Михаил рассмеялся и положил письмо на стол.
- Звучит, конечно, сумбурно, - задумчиво произнёс Клим. - Но в этой уборщице...
- Санитарке.
- Да.  В ней заложена идея божественная, - Клим взял и повертел в руках письмо. - Воистину великие, хотя и незаметные, люди. Чего ждёт комитет?
- Специального распоряжения.  Они знают о специфике объекта и передали информацию мне.
- Разберись.
  Михаил достал телефон и позвонил своему заму:
-  По поводу сообщения из КБ. Согласовал. Действуйте.
             Юртаев в течение  недели предавался спокойным размышлениям, чтению и работе над романом. Изредка отвлекала своими разговорами баба Тася, пожилая, полная, невысокого роста санитарка с коротко остриженными под горшок светлыми волосами.
"Хорошо тут у вас, - частенько повторяла она. - А в коридоре не пройти и не продохнуть. - Она подмигивала круглым серым глазом и добавляла заговорщицким тоном: - Лучше быть богатым больным, чем здоровым нищим!"  
Когда Юртаев пускался в опровержения её, как ему казалось, несправедливых сентенций, она нетерпеливо отмахивалась и прерывала шумно : "Это я шучу просто! Мне что, наслаждайся коль богатый!"
  Она сообщила Юртаеву об удачно завершившейся операции Анастасии. Дескать, жива, пришла в сознание, заговорила.  Юртаев, растрогавшись, поцеловал бабе  Тасе руку; она засмеялась, отошла от  постели и вдруг осеклась и часто заморгала.
- Вы ведь, писатели, тоже оказывается люди... - произнесла она в задумчивости.
У Юртаева дрогнули губы, но тирада, мгновенно вспыхнувшая в голове, тут же охладилась осознанием её полной бесполезности. Он только посмотрел санитарке в глаза, жалко улыбнулся и подумал "Чем же она живёт?"
  Однажды баба Тася разговорилась.
- Некогда мне думать! На мне первый и второй этажи. Мою себе и мою. Сбегаю в обед домой, живу через дорогу, наемся, часок подремлю, и назад. Снова мою. Думают только бездельники и тунеядцы. Осины, одним словом!
- Осины? - на лбу Юртаева обозначилась морщина.
- Известное дело! Работать не хотят. Им бы только умничать, да себя показать! Безумно влюблены в собственную персону и в звёзды рвутся, оттого от них толку никакого, лишь беспорядок. Одна только осина более менее порядочная - Кауфман.
- Вы, вроде, на пенсии? Чего же не отдохнёте?
Баба Тася взглянула на Юртаева с удивлением: - А чего мне дома то сидеть? Чем заниматься целыми днями?  Здесь утром согнулась, а разогнулась - и день прошёл! Да пенсия ещё такая, что ноги протянешь.
  Безмятежное существование Юртаева закончилось в тот момент, когда в его палату вошли  четверо сотрудников АЕК и двое неизвестных Ивану больных, одетых в вылинявшие пижамы.
- Поступила информация, что вы прячете запрещённые предметы, - унылым тоном произнёс, представившись, старший.
Юртаев привстал на постели, открыл прикроватную тумбочку и сказал: - Разве что здесь или под подушкой.
Один из сотрудников склонился над тумбочкой, изучая её одержимое; другой тем временем, скинув с Ивана одеяло, внимательно осматривал загипсованную на растяжке ногу.
Старший постучал по гипсу и повернулся к подчинённому: - Санитаров сюда.
Те явились мгновенно с хмурыми, побелевшими лицами и испуганными взглядами.
- Снимайте гипс! - приказал старший.
- С руки или с ноги?
- Всё сдирайте! И побыстрее!
Санитары, смекнув, что пришли не по их души, трясущимися руками поспешно принялись за дело.
Гипс сняли, и старший, внимательно осмотрев ошмётки на ноге, сосредоточил внимание на руке Ивана.
- Да вы, батенька, осина! - сурово произнёс он, указав на татуировку, и обернулся на санитаров: - А вы, братцы, стало быть, укрыватели?
У санитаров побледнели губы. Один из них вскрикнул: - Ни сном ни духом! Клянусь!
- Встаём, уважаемый! - отчеканил старший, вновь повернувшись к Юртаеву.
-  Не могу. Перелом ноги, - со злой улыбкой ответил Иван.
- Чем докажете?
- Зачем лежать здесь в гипсе, когда я бы мог у себя дома на диване?
- Вот это мы и выясним! - старший взглянул на подчинённых, и те, схватив за низ кровати, рывком перевернули её. Сотрудники обшаривали постельное бельё, а Иван, с трудом поднявшись с пола, стоял на одной ноге, уцепившись руками за спинку кровати.
- Ничего, - брезгливо отпихнув носком сапога ворох, выдохнул один из сотрудников.
- Где тетрадь? - старший схватил Юртаева за подбородок и сильно потряс.
- Этак со всем его убьёте! - воскликнула появившаяся на пороге баба Тася.
- Вы кто? - спросил старший.
- Санитарка.
- Аверкина Таисия Петровна?
- Мда, - смущённо промямлила она.
- Сначала проявляете себя настоящим тополем, а потом вдруг на попятную! Жалеете этого проходимца? - старший повернул гладко выбритое серое с квадратным подбородком лицо к Юртаеву: - Это она сообщила о вас.
На губах старшего змеилась улыбка, он в упор смотрел на Ивана.
- Не профессионально, - усмехнулся Иван. - Сдаёте осведомителя. Похоже, для вас это не просто работа? Кайфуете.
- Мы это обсудим у нас, - холодно возвратил старший: - В машину его! - Он повернулся к Таисье: - А вы, уважаемая, дайте копии.
- Какие?
- О которых вы указали в письме. Не играйте, это  опасно.
- Ничего у меня нет, - прошипела Таисия, и в глазах её вспыхнули злые огоньки.
- Вы меня разочаровали, - протянул старший. - Поедете с нами.
- Зачем?
- Введение в заблуждение следственных органов и препятствование расследованию.
- Никуда я не поеду, - отрезала она. - И его тоже не возьмёте!
- Обоих в машину! - скомандовал старший.
Двое сотрудников схватили Юртаева под руки и потащили к выходу, один - направился к Таисье, но она выскочила в коридор и, размахивая металлическим совком, завопила: - Помогите! Меня, честную женщину, бьют!
Больные, которыми был заполнен весь этаж, встали с коек и потоком хлынули к санитарке. Они перекрыли проход и угрюмо смотрели на сотрудников, скрутивших Таисию и Юртаева.
- Не позволяйте им нас увести, - кричала Таисия.
- Расступитесь, дайте пройти, - кричал старший, потрясая пистолетом.
Толпа хранила молчание и не выполняла приказа.
- Кого защищаете? - крикнул старший и ткнул пальцем в татуировку Юртаева: - Осину? Он расположился в отдельной палате с телевизором и кондиционером, а вас свалили в кучу в коридоре!
  К удивлению старшего, его слова не произвели никакого эффекта. Будь он немного проницательней, он бы сообразил, что Юртаев больных вообще не интересует. Но они очень любили простодушную, общительную, санитарку, которая делала больным значительные поблажки: кому то приносила маленькую, кого то угощала пирогами, кому то тайком давала покурить. Обожаемая ими санитарка просила у них защиты и, стало быть, эти люди в форме были не правы.
  В это время в тылу бунтовщиков появилась группа из нескольких человек, и толпа расступилась, создавая проход для охранников больницы во главе с Санычем.  Он подошёл к старшему аековцу и тихо сказал: - Лучше вам их отпустить.
- Неудачно шутишь, служивый, - прошипел старший.
- Какие уж тут шутки, больница блокирована осинами.
- Вызовите спец отряд, и пусть разгонит смутьянов.
- Вы не поняли. Их там тысяч десять, если не больше. В окно посмотрите. Какой к чертям отряд!
Старший подошёл к окну и хрустнул кулаками.
-  У них  намечался шабаш на Площади Доблести! - он повернулся к Санычу: - Какого чёрта им здесь надо?
- Хотят убедиться, что Анастасия Плетнёва жива.
- Ну так покажите им её.
- Я не уполномочен.
- А кто?
- Я!  
Старший обернулся и увидел приближающегося Артура, щеголявшего в цветастой рубашке с расстёгнутым воротом. Слегка бледное лицо его носило печать раздражения и усталости.
- Вы? - старший слегка смутился, но тут же усилием воли придал себе невозмутимый вид и спросил: - Почему бы вам не показать  сброду, который бесчинствует на улице, эту девчонку? Насколько мне известно, с ней полный порядок.
- Не совсем, - еле слышно произнёс Артур, подойдя вплотную к старшему. - Она ослепла.
- Господи Иисусе, - прошептала Таисия и перекрестилась.
Юртаев вздрогнул, поднял голову и посмотрел Артуру прямо в глаза. Тот опустил взгляд.
- Она же не интервью давать будет, - сказал старший. - Покажите быстренько и дело с концом.
- Меня есть кому и без вас инструктировать! - раздражённо проговорил Артур.
- Советую не давать волю нервам! - в глазах старшего замерцали искорки гнева.
Артур ответил на вызов мобильного.
Некоторое время он напряжённо слушал, затем передал трубку старшему.
Возвращая телефон, старший прошипел своим сотрудникам: - Отпустите этих.
  Освобождённая Таисия схватила под руки Юртаева и помогла ему дойти до палаты.
- Наведите порядок хотя бы в своём учреждении, - злым тоном обратился старший к Артуру.
- Больные, разойдитесь по койкам! - рявкнул Саныч.
Кое кто подчинился , а некоторые прилипли к окну и разглядывали заполонившие прилегающие улицы толпы людей.

Гл 15

Слух о том, что всех осин, обратившихся за медицинской помощью, без оказания оной доставляли в АЕК, всколыхнул город. Аресты беременных осин, которых отпускали после длительных следственных проволочек, возмущали даже некоторых тополей.
"Неужто члены комитета не знают о сроках беременности?" - возмущались как женщины-осины, так и тополя.
На самом деле, роковую роль сыграло обыкновенное недоразумение, вследствие неудачной аббревиатуры. Распоряжение дословно гласило: "О всех, обратившихся в мед учреждения с ранениями и проч. т.п. осинах докладывать немедленно..."   Вместо   "и прочими телесными повреждениями"   прочитали   "и прочих  тому подобных", и когда доставили роженицу осину, то ответственное лицо призадумалось:"Что собственно подразумевалось под этим "и т.п."? Может, трясти начали всех осин без разбору?"  Приостановка деятельности единственной больницы  для осин  подтверждала последнее предположение.  Ответственная персона сообщала в комитет. Цепочка умозаключений  в иных случаях варьировалась,  но всегда приводила к единому выводу.  Сотрудники комитета, заваленные доносами, не вникали в причину обращения пациентов в больницу, а хватали всех заявленных лиц, и только в изоляторе АЕК выяснялось, что к беспорядкам несчастные женщины не имели никакого отношения. Врачи из АЕК, хотя и не высшей квалификации, принимали роды, освящали руку младенца знаком тополя и через несколько дней выставляли новоиспечённую маму за дверь вместе с чадом.
  "Мы делаем им неоценимую услугу, - заявила пресс служба АЕК. - Благодаря нам, их дети станут полноценными гражданами."
Немало женщин, опасаясь гонений, предпочли рожать дома. Две из них умерли, ещё одна родила мёртвое чадо. Сначала упоминалась косвенная вина  тополей; несколько позже пустился слух, что роженицы умерли от неумелых действий врачей АЕК, а под конец вдруг заговорили, что женщин замучили насмерть. Это произвело действие горящей спички в просушенном стоге сена.
Шествие по поводу очередной годовщины смерти отца Анастасии Плетнёвой, которое ранее привлекало в свои ряды умеренное количество осин, теперь забурлило мощным потоком возмущённых  осин. Кто то из участников позаботился о том, чтобы  "стихийно" изменился маршрут: вместо Площади Доблести,  направились к Кесаревской больнице, находившейся в списке запрещённых для мероприятий объектов.   Организаторы, сначала воодушевлённые столь неожиданной популярностью шествия, заметив, подтягивающиеся с боковых улиц вооружённые спец отряды тополей, струхнули и предлагали воодушевившейся толпе переместиться в разрешённую для митинга часть города. Но масса жила уже своей жизнью, и скучные сентенции о легальности казались ей  полной чепухой.
То тут то там из гущи осин доносились разудалые лозунги и сопровождались рёвом одобрения.
   Число сверкающих щитов и касок вокруг демонстрантов быстро увеличивалось. В воздухе, словно трупные мухи, зажужжали вертолёты.
На подступах к Кесаревской больнице шествие остановилось, не доходя метров десять до колонны автоматчиков, преградивших им путь. Командир спец отряда с  мегафоном в руке потребовал у демонстрантов не нарушать порядок и  разойтись.
Организаторы, полагая, что достаточно показали тополям свою силу, призвали подчиниться. Однако обнаружилось, что хотя передние ряды, находившиеся под прицелами автоматов, были не прочь уйти, сделать они этого не могли, поскольку в задних рядах, не видевших колонны бойцов, царило совершенно иное разухабистое, игривое настроение. Ошалев от ощущения своей многочисленности, опьянев от чувства полного отсутствия персональной ответственности, которое овладевает огромной толпой и затмевает здравомыслие в каждом индивиде, осины с жадностью наслаждались триумфом.
Среди протестующих случились перепалки и даже драки, которые закончились сразу же как только передние ряды осознали, что назад им не пробиться. С бледными, мрачными лицами люди в передних рядах стояли и с тревогой смотрели на целившие в них дула.
  Бойцы застыли с остекленевшими взглядами, судорожно сжимая автоматы и всё  ещё не веря, что прозвучит приказ и превратит всё последующее в кошмар, который не известно чем может закончиться. Командир, переговорив по телефону, поднял мегафон и прорычал:
- Приказываю немедленно разойтись! В случае неповиновения откроем огонь!
Глаза командира, круглые, серые, со зрачками, словно шляпки гвоздиков, вбитых наглухо, не выражали ничего, кроме полной решимости выполнять приказ.
  Организаторы, поняв, что их уговоры и призывы людей к благоразумию бесполезны, лихорадочно обсуждали безопасные выходы из ситуации. Самый рассудительный предложил завести переговоры, дающие выигрыш во времени. Тут и вспомнили про заявленный повод шествия: годовщину смерти Плетнёва и про его дочь, тяжело пострадавшую на митинге тополей.
- Мы желаем удостовериться, что Анастасия Плетнёва жива! - заявил лидер  через мегафон.
- У меня абсолютно точная информация: она жива и находится в стадии ремиссии.
Произнесённая командиром внешне бессмысленная фраза имела глубокое, поистине мудрое значение: даже незначительный посыл к мыслительным способностям оказывает действие  бальзама на разгорячённое подсознание. Безумство толпы сублимировалось в более осмысленные  формы противостояния, а именно в дискуссию, которая по крайней мере обещала, что в данный момент стороны не бросятся  друг  на друга.
- Мы вам не верим! - заявил лидер протестующих. - Покажите её!
-  Требуется разрешение главного врача больницы, - ответил командир, смутно сознавая, что несёт ахинею.
   В то самое время испуганная больничная охрана бросилась на третий этаж больницы, чтобы рассмотреть митингующих, и наткнулась на сбившихся в кучу больных, не выпускающих сотрудников АЕК с арестованными Юртаевым и Таисьей. Уладив этот инцидент, охрана, сотрудники АЕК и Артур страстно обсуждали возможный спектр действий в отношении митингующих.
Телефон Артура надрывался вызовами. Звонил Белкин, который, находясь на церемонии на Чёрной горе, из сводки новостей узнал про события у Кесаревской больницы и грозился устроить Артуру ад, если с Настей что нибудь случится; Евгений, не пробился к больнице и пытался выяснить, что там происходит. Встревоженные родственники больных атаковали приёмную звонками. Зам главы АЕК  дозвонился до Михаила, и тот, ответил что "Антиеретический Комитет имеет особые инструкции  для действий в данной ситуации. Или зам главы комитета забыл их при виде стада клоунов с искусственными осиновыми веточками? "
Михаил вместе с трибуном присутствовал на  проходившей в то время  на Чёрной Горе ежегодной церемонии Великого Посвящения.  Его заместитель, наблюдавший за армией осин с вертолёта, боялся не самого бунта, а возможности неправильной трактовки инструкции, которая сбивала его с толку.
" Всяческие беспорядки подавлять немедля и решительно, но в строгом соответствии с законностью" - гласил коренной пункт инструкции. А в своде законов читалось:  "Беспорядки, бунт  и прочая ересь подлежат безжалостному искоренению, в соответствии с особыми инструкциями АЕК". Что должно было находиться в соответствии с чем - зам тщетно силился определить.
  Наконец зам решил действовать по своему усмотрению, и  его вертолёт приземлился на взлётную площадку, расположенную на  крыше больницы.
Переговорив с Артуром, врачом и начальником охраны, он приказал предъявить девушку митингующим.
  - Есть некоторое затруднение, - заметил доктор. - Она лишилась зрения.
- Кто то должен её сопровождать, - рыкнул зам. - Вы и поведёте её!
- Исключено! - отрезал доктор. - У меня пациент на столе. Меня оторвали от сложнейшей операции, так что если ко мне более вопросов нет, я, пожалуй, вернусь к больному.
Он окинул взором аудиторию и удалился.
Зам повернулся к охранникам: - Разве не ваша обязанность обеспечивать безопасность больных?
- Исключительно на территории больницы! -  сказал Саныч, отпрянув. - Инструкция строго запрещает нам покидать её пределы даже в случае войны и прочих стихийных бедствий.
Зам перевёл взгляд на сотрудников АЕК, которые, отпустив Юртаева и Таисию, стояли с хмурыми лицами у окна.
- Отлично, - кивнул зам. - Во время вы здесь оказались. Каждому по ордену тополя и премию, если выполните всё как следует.
- Не пойду! - с побледневшим лицом вымолвил старший и оглянулся на подчинённых. Те завертели головами, словно сакральные ягнята.
- Хоть понимаешь что и кому ты говоришь, солдат? - зам вперил колючий взор в старшего.
- Наши лица мелькали по телеку! - заговорил старший, опустив взгляд. - Каждая собака знает и люто ненавидит. Наше появление спровоцирует взрыв недовольства.
- К тому же протестующие подумают, что Настя под арестом, и это им не понравится, - добавил Артур.
- Верно, - воскликнул зам: - Вы и пойдёте!
- Нет, - Артур смутился и заёрзал взглядом по сторонам, - я как бы в некотором роде...  в общем...
- Нельзя ему! - сказал Саныч. - Это он девчонку чуть не завалил! Толпа порвёт его, а заодно и нас. Ведь осины не знают, что он не под арестом!
- Мать вашу! - прошипел зам. - Мне что ли на старости лет в пажи записаться? - и крикнул: - Думайте быстро, пока я не занервничал!
Больные, почуяв опасность, улеглись на койки и  укрылись под одеялами.
Напряжённую тишину, длившуюся минуту, оживил проходивший мимо санитар: - В отдельной палате бездельничает осина,  пущай и прогуляется.
- Осина? - зам уставился на Саныча. Тот развёл руки и кивнул на сотрудников АЕК.
- Мы как раз прибыли по этому поводу, - доложил старший.
- У него перелом бедра, - пожал плечами Артур.
- Плевать на перелом, главное - что он осина! Присутствие собрата успокоит бунтовщиков!
Когда зам вошёл в палату Юртаева, тот лежал на постели и  отрешённо смотрел в потолок. Таисия обмывала смоченной тряпкой его ногу и застыла с разинутым ртом при виде статного седоватого незнакомца в чёрном плаще в сопровождении сотрудников АЕК.
Зам поздоровался. Таисия кивнула, поставила на пол тазик и застыла в немом ожидании. Иван медленно приподнял голову, помрачнел и вяло приветствовал визитёра.
- Знаете кто я? - спросил зам.  
- Да.
- А мне известно кто вы, - тихо произнёс зам, - и ваши печальные обстоятельства. Времени нет на прелюдии: требуется сопроводить ослепшую Анастасию Плетнёву  и показать митингующим, затем вернуть её целой и невредимой. В обмен обещаю, что все преследования вас со стороны АЕК прекратятся и  никогда более не будут иметь места. Слово офицера.
Юртаев с пол минуты молчал, затем кивнул на Таисию и сказал: - Её пусть тоже оставят в покое, а также дежурного доктора, что меня проморгал, и санитаров, наложивших гипс на руку.
- Запросто! - кивнул зам и повернулся к старшему: - Слышали? С этого момента забудьте про них!  Поняли?
- Есть! - ответил старший, уставившись в потолок.
- У нас мало времени, - сказал зам. - Срочно достаньте костыли, одежду,  тёмные очки, да и татуировку ему отмойте от гипса, чтобы чётко смотрелась!
   - Он бы итак с радостью всё исполнил, чтобы у следствия вину загладить, - сказал старший наряда начальнику, когда они вышли в коридор.  
- Не понимаешь, капитан, - в задумчивости глядя в окно на темнеющие внизу массы людей, проговорил зам. - Мне нужно, чтобы он вместе с этой девчонкой обязательно вернулся. А без моей индульгенции он чёрт знает чего выкинет.

Гл. 16

  Юртаев в потёртом светло коричневом халате с заново загипсованной ногой  стоял, опираясь на костыли, у входа, оцепленного бойцами, и курил.
Зам повесил ему мобильный на шею и сказал:
- Слушайте мои инструкции по громкой связи.
Санитар под руку вывел Настю на улицу. На ней было платье синего цвета и белый платок на голове.  Она достала из кармана очки, надела их, и санитар подвёл Настю к Юртаеву.
- Анастасия, -  сказал зам. - Этот человек будет вашим поводырём. Подойдите к митингующим на расстояние  метров десять, и ни в  коем случае не приближайтесь в плотную. Когда убедятся, что это вы, сразу возвращайтесь. - Зам повернулся к Насте: - Простите, но я вынужден в интересах вашей безопасности. Снимите очки на минуту.
Настя выполнила просьбу, и зам пристально посмотрел ей в глаза.
- Если бы не знал, не заметил, - сказал он и вдруг резко взмахнул рукой перед лицом девушки. Она вздрогнула. Зам прищурился.
- Простите, - Юртаев обратился к Насте, подняв руку с сигаретой. - Случайно задел вас сигаретой, извините. - Он отшвырнул окурок, взял руку Насти, провёл незаметно указательным пальцем по тыльной стороне и спросил: - Не болит?
- Чуть чуть, - сказала Настя.
Зам, увидев след пепла на запястье Анастасии, сказал Юртаеву: - Вам бы следовало бросить курить или, по крайней мере, не размахивать руками: - он повернулся к Насте: - Очки не надевайте.
Иван положил  один из костылей на землю, взял Настю за руку  и сказал: - Так будет удобней.
Зам кивнул командиру, тот дал команду, и автоматчики, разомкнув цепь, пропустили Юртаева  и Анастасию.
  Юртаев подпрыгивал, как придавленный кузнечик, и со стороны казалось, что, наоборот, девушка ведёт его. Толпа притихла, наблюдая приближение странной, довольно жалко выглядевшей парочки.
- Стоп! - скомандовал по телефону зам. - Юртаев, покажите  им татуировку!
Толпа приглушённо загудела, всматриваясь в подошедших.
" Это она!" - донеслось из толпы.
" Она! - подхватил другой голос. - Жива и здорова! Рядом с нею осина!
" Настсия жива! - разнеслось эхом по толпе. - Она в безопасности!"
Через минуту гул вертолётов, зависших над толпой, растворился в мощном рёве тысяч голосов: "Настя! Настя!"
" Быстро уходите! - крикнул по телефону зам. -  Ни секунды не мешкайте! Срочно назад!"
Юртаев и Настя развернулись и двинулись к больнице.
Рёв усиливался, толпа дёрнулась, словно разварившаяся каша из котла, передние ряды готовы были лопнуть по швам.
Едва Юртаев с Настей миновали бойцов, те мгновенно соединили цепь и уставили глазницы автоматов в сторону митингующих.
  - Молодцы! - зам похлопал по плечу  Юртаева и пожал руку Насте. - Отдыхайте! Мобильный оставьте себе.
Санитары повели Настю в палату, а Таисия, подперев Ивана плечом, помогла ему добраться до своей.
Выплеснув остатки бурного ликования, людское море растекалось десятком ручейков по улицам. У многих село горло, большинство проголодалось, некоторые устали, кому то приспичило по нужде или просто надоело - огромный резервуар  энергии Диониса иссяк - люди спешили вернуться к своей обыденной спокойной жизни. Лица бойцов порозовели и взгляды  приобрели осмысленное  выражение. Командир молодцевато перед ними прохаживался и курил. Зам в  холодной ярости тщетно пытался дозвониться до главы АЕК и доложить о гениально проведённой операции, усмирившей бунтовщиков.
  " Ему мартовские иды, а мне дерьмо разгребай!" - ворчал зам и дал команду: - Снимай своих людей, майор. На сегодня представление окончено."
  Юртаев не пролежал в постели и пол часа, как Таисия передала ему записку и сказала, погрозив пальцем: - Ну ты и гусь! Прогулялся под ручку с девочкой десять минут, и тебе уже послания шлют! Ты у меня смотри!
Иван развернул записку, в ней был указан номер мобильного и палаты.
Он встал с постели и взял костыли.
- Куда? - нахмурилась Таисия, и в её серых круглых глазах мелькнули властные огоньки.
- Мне нужно отойти.
- Никаких свиданий! - отрезала Таисия и вцепилась в костыли, но Иван не отпустил, строго взглянул на санитарку и жёстко произнёс: - Мне очень нужно!
- Сейчас человек придёт тебе вытяжку ставить, что ему скажу?
- Скажите, что больной напоследок решил сходить в туалет по нормальному, - отшутился Иван. - А то как подумаешь про  утку, так  в миг очко закупоривается.
- Ну и иди себе! Мне то что! - Таисия отпустила костыль и отвернулась.
Юртаев и вышел.
- Ишь поковылял! - проворчала Таисия. - К молоденьким так они бегом, а от нас нос воротят! А что в них, кроме мордашки, чего они понимают!
    При виде Юртаева женщины в палате оживились и заговорили наперебой: - Что то больно вы, мужчины, нашего ребёнка беспокоите! Девочка только прилегла, а вы тут как тут.
- Настя вы спите? - спросил Юртаев.
- Нет, - сказала она, вставая. - Помогите мне выйти, мы прогуляемся в коридоре.
Одна из женщин встала и проводила Настю до выхода.
- Спасибо, дальше сама, - сказала Настя.
Настя и Юртаев расположились на диванчике в предбаннике  между палатой и коридором.
- Спасибо, - сказала Настя. - За вашу находчивость с...
Юртаев приложил палец к губам,  достал из кармана мобильный, подаренный замом, извлёк из него батарею и сказал почти шёпотом:
- Похоже ты настроена на откровенный разговор, а мне этот презент внушает опасения. - Теперь и я могу позволить себе не лукавить. Некогда я обучал незрячих разговорному английскому и достаточно хорошо знаю, как они ведут и общаются.  Собственная мимика и жестикуляция у слепых, поскольку у них нет нужды реагировать на чужую, почти отсутствуют. Я смотрел на тебя в тот момент, когда ты вышла на улицу под руку с санитаром, и мог поклясться, что ты узнала меня. Едва заметное движение ладоней, чуть уловимое движение плеч вверх и слегка приподнятые брови. Всё это промелькнуло в долю секунды, и когда ты надела очки, я даже было засомневался, но решил держаться настороже и находиться как можно ближе. Заместителя главы АЕК на мякине не проведёшь. - Юртаев посмотрел Насте в глаза: - Однако, что всё это означает?
Настя с минуту сидела погружённая в размышления, затем, осмотревшись по сторонам, тихо заговорила:
- Кауфман, делавший мне операцию, дежурил день и ночь, ожидая когда я приду в сознание. Я очнулась с забинтованной головой, и Кауфман был первый кто со мной заговорил. Он представился, рассказал, что со мной произошло и что операция прошла успешно. Кауфман сказал мне, что его попросили сделать так, чтобы я лишилась зрения.
- Просят кофе или прикурить.
- Я выразилась в таком же духе. Кауфман сказал, что его дочери требуется донорская почка, а по закону она может её получить лишь после того как все нуждающиеся тополя будут обеспечены. Это по сути означает, что она её никогда не получит и умрёт. Ему предложили донорский орган вне очереди в обмен на услугу. Кауфман согласился, но не сделал этого. "Сознательно ослепить человека, - сказал мне Кауфман, - не могу. Особенно когда я узнал, что вы дочь Плетнёва, которого я безмерно уважал, и сейчас почитаю." И он попросил меня притвориться слепой на некоторое время. " Жизнь моей десятилетней дочери в ваших руках! - умолял он. - Как только она получит донорскую почку, я имитирую операцию,"возвратившую" вам зрение."
Разве могла я отказать человеку, который пожалел меня?
  - Ты поступила правильно, - кивнул Юртаев, - но очень рискованно. Если я догадался - сможет кто нибудь ещё. А у женщин к тому же есть ещё и чутьё, и удивительно, что они ещё тебя не раскусили.
- К выпускному вечеру в школе мы готовили спектакль "Король Лир", и я играла Глостера, от которого все отказывались. Специально выбрала эту роль, чтобы не говорили, мол, дочка декана оттяпала себе Корделию. Вот репетиции и пригодились. Вообще, стараюсь больше лежать и слушать. Помогают очки. Через них ничего не видно. Кауфман наказал снимать их через каждые полчаса, чтобы я по настоящему не ослепла. К счастью, его дочери уже предоставили почку, и он готовит её к операции.
По коридору шла медсестра с лекарствами и, подойдя к беседующим на диванчике, фыркнула: - Это ещё что такое? - она взяла Настю за руку и повела в палату. Юртаев встал и поковылял в свою.
"Кауфман наивен как дитя, - подумал он. - Впрочем, гений и есть самое беззащитное творение природы."

Гл. 17

Белкин приехал в больницу едва ему сообщили, что Настя пришла в сознание и находится в обычной палате. Он попросил перевести её в отдельную, но врач  ответил: - Она сама попросилась в общую. У неё временные проблемы со зрением. С людьми она чувствует себя не столь оторванной от жизни. К тому же они ей помогают.
- Насколько временные? - Белкин смотрел в упор в глаза доктору.
- Атрофия интракраниального отдела зрительного нерва вследствие повреждения хиазмы. Проводим курс лечения, через месяц будет ясно, нужна ли ещё операция. К счастью, удалось восстановить барабанную перепонку. Слух не пострадал.
- Как такое может быть?
- Кауфман, - доктор развёл руки и вознёс взгляд к потолку.
Белкин вошёл в палату с сумкой в руке и поздоровался.
При виде Насти, лежащей на больничной койке под вылинявшем одеялом с тёмными очками на бледном, исхудавшем лице у него защемило сердце.
   Он обнял, поцеловал её в лоб - вернее сказать марлю, потому что голова девушки была забинтована - и присел рядом на постели.
- Как чувствуешь?
- Жива, - ответила Настя и слабо улыбнулась.
Три дамы в больничных халатах, переглянулись, встали и удалились.
- Настенька, мы прогуляемся в коридоре, - сказала одна из женщин и закрыла дверь.
- Деликатные соседки, - сказал Белкин.
- Душевные, - ответила Настя. - Заботятся обо мне, словно о дочери.  Две пострадали в аварии. Третья -   от ревнивого мужа.
- Принёс продукты, и соки, -  сказал Белкин. Переложив содержимое сумки в тумбу, и кое что -  в холодильник,  он   снова сел рядом с Настей.
- Клянусь, я сделаю всё, чтобы зрение вернулось к тебе, - Белкин погладил её по плечу. - Привлеку самых лучших специалистов.
- Ты уже привлёк Кауфмана. К нему очередь. Спасибо.
" Не я, - подумал Белкин. - Но какое это имеет значение."
- Сегодня вечером улетаю. Оставлю тебе мобильный с длительной зарядкой. Буду звонить ежедневно.
- Женя мне тоже оставил. Скоро у меня будет коллекция телефонов. Командировка?
- Формальная поездка.
- На Чёрную гору?
- Да. Откуда ты знаешь?
- В это время там ежегодно проводятся помпезные представления. Тебя пригласил Клим Тимофеевич, и ты  не смог отказаться. Понимаю - я в его больнице.
Медсестра вкатила в палату стойку с капельницей.
- Извините, - сказала она. - Процедуры строго по распорядку. На сегодня заканчивайте. Она ещё слабенькая. После капельницы ей необходимо поспать.
- Не унывай, мы всё решим! - Белкин погладил руку Насти, встал  попрощался и вышел.
Он вёл машину, направляясь домой, с ощущением чего то упущенного, непонятого, а что именно он тщетно силился определить.
   Часа за три до рейса Белкину позвонил Михаил: - Заеду за вами ровно в восемь.  Есть белая рубашка?
- С десяток наберётся.
- Возьмите все.
- Не понял.
- Поймёте.
Михаил отключил связь.  Белкин в задумчивости положил трубку.
Он принял ванну, перекусил, предупредил домработницу  о своём отъезде на пару суток и в мрачном расположении духа укладывал вещи в дорожную сумку.
  В условленное время Михаил позвонил в дверь, и Белкин жестом пригласил его войти.
- Может, на дорожку чашечку кофе? - предложил декан.
- Спасибо, попьём в самолёте.  Вы готовы, профессор?
- Готов, - вздохнул Белкин. - Причём уже ко всему.
     На входе в аэропорт татуировку Белкина сканировал человек в форме АЕК, сверил её номер с указанным в паспорте и по компьютеру - соответствие в регистре. Тем временем двое других - распотрошили багаж профессора и проверили содержимое до последней нитки.
- Летим на секретный объект? - недоумевал Белкин.
- На святой, - ответил Михаил. - Ещё ни одна осина своим присутствием не осквернила то место.
- Уверены, что все тополя, которые теснятся вокруг нас, не содержат какой либо порчи?
- Нет, разумеется, - спокойно ответил Михаил. - Но у них допуск лишь в третий круг святости; у нас с вами - во второй.
- А в первый?
- Сами знаете у кого, - сухо ответил Михаил.
- То есть он разговаривает с...
- Идёмте, - дёрнул его за рукав Михаил. - Вон наш самолёт.
Михаил шепнул что то сотруднику аэропорта, и тот вызвал по рации коллег. Они мгновенно оцепили  Михаила и Белкина и повели их, расчищая путь, сквозь толпу в направлении  взлётной полосы, где мерцал серебристым цветом боинг.
  В проёме двери его показался Клим Тимофеевич, одетый в костюм, напоминающий скафандр космонавта.
- Поздравляю, профессор, - Клим пожал руку Белкину. - Добро пожаловать на борт.
Клим проводил Белкина в салон, где уже сидели в мягких креслах несколько персон с бокалами в руках.
- Располагайтесь, если желаете у окошка или подальше, телефончики отключите и сложите сюда в пакет, - мягко произнёс Клим, и от успокоительного почти убаюкивающего тембра его голоса у Белкина по спине прошлись мурашки удовольствия. Он почувствовал себя любимым, взлелеянным ребёнком. Усадив всех прибывших, Клим направился в кабину пилота.
Двери загерметизировались, заработали двигатели, Боинг мягко двинулся и набирал скорость.
- Климу Тимофеевичу не нравится наше общество? - спросил Белкин.
- Он управляет самолётом, - ответил Михаил, смакуя шампанское из бокала.
- А экипаж?
- Никаких пилотов. Клим всегда водит сам.
- Разве боингом управляют не двое?
- Иногда я помогаю, но сейчас идеальные метеоусловия, к тому же, Клим Тимофеевич один стоит сотни пилотов.
- Что за странный костюм на нём?
- Специальная разработка. При катапультировании автоматически обеспечивает безопасное приземление: кислород, автоматическая активизация парашюта, навигатор, маячок, видео и всякая чепуха, чтобы не скучно было падать.  
- То есть если что...
- Да, - усмехнулся Михаил, - если что, Клим будет рассказывать,что самолёт разбился, а его спасло божественное провидение.
- Дельно придумано, - Белкин закрыл глаза и попытался заснуть, однако вихрь мыслей одолевал его. Вся его жизнь до этого момента согласовывалась с твёрдым убеждением, что осины это некая патология, мешающая трансцендентности тополей. Но в последнее время он всё более и более замечал, что трансцендентность эта иллюзорная, а чаще всего просто лживая: так восхищение наше сменяется разочарованием внезапно открывшимся секретом фокуса, а сам маг представляется уже не в столь блистательном свете. Белкин смутно осознавал, что от его мыслительного взора ускользала более значимая девиация, нежели примитивное  деление на тополей и осин. И  что это последнее проистекает не из какого то особого предписания или злого намерения, а поднимается огромной волной из недр сознания миллионов и заполоняет всё вокруг, подчиняя своей воле всё более разумное и высшее. " Пастух не гонит, стадо, а бежит впереди, угадывая его направление, таким образом между ними создаётся устойчивый тип взаимодействия, который в конечном счёте формирует преобладающий человекообразный вид. "   Белкину вспомнился  отрывок из дипломной работы Евгения: " Лень, лицемерие, трусость и апатия думающих людей не будет преодолена до тех пор, пока они полностью не осознают и до конца не прочувствуют неизбежность скорого конца. Они мило рассуждают о необходимости зла и непреодолимости тёмных сил, упиваются собственной отрешённостью от всего происходящего, смакуют с высоты своего мысленно- птичьего полёта кажущееся им божественным положение "над схваткой", кичатся своей созерцательностью, считая её отметкой избранности, но всё это только до той поры, пока дело идёт о понятиях свободы, справедливости, равенства прав и тому подобных призрачных и неопределённых дефиниций, в которые многие из них, хотя и прославляя, внутренне не верят. Когда их сердца сдавит ужас неминуемой гибели, а воображению, вместо пышного расцвета их потомства, представится лишь чёрная ледяная бездна вечности, страх  вытряхнет всю шелуху из их голов, и они начнут думать по настоящему, но  тогда  уже история продвинется вперёд, ступая по их головам.  Деление на осин и тополей, столь азартно проповедуемое и укрепляющее, согласно поверхностному взгляду последних,  империю, свидетельствует о слабости и не популярности в обществе нравственных представлений.  Однако любое иное деление, не полагающее гуманность за основу,  при всей своей внешней привлекательности для убогого мышления само по себе служит её разрушению и скорому исчезновению.  Тот факт, что всё большее количество людей понимает это, свидетельствует о том что уничтожение человечества не является окончательным замыслом творца... "
Белкин вздрогнул от прикосновения  к своему плечу.
- Профессор? - шепнул Михаил.
Белкин открыл глаза и, щурясь, пробормотал: - Что нибудь случилось?
- Ничего, - Михаил пожал плечами. - У вас сильно дрожали руки.
- Плохо переношу полёт.
- Расслабьтесь, - Михаил улыбнулся. - Заходим на посадку. Уверяю вас, празднества у Чёрной горы окупят с лихвой все неудобства.

Гл 18

Центральное шасси коснулось цементобетонной  полосы, и боинг мягко опустился на переднее.
Лихо промчавшись по впп, он остановился и затих.
В салоне появился Клим, переодетый в белую тогу, улыбкой  ответил на аплодисменты пассажиров и вернул всем мобильные.
Он спустился по трапу и пожал руки встречающим его персонам, одетым в  чёрные костюмы,  белые рубахи и красные галстуки. За Климом последовали  пассажиры. Их тоже не обделили радушием.
Осанистый брюнет с аккуратной стрижкой, круглым лицом и щелочками глаз представился как распорядитель и протянул Белкину лопатообразную руку, заляпанную белой краской.
- Поздравляю! - с улыбкой произнёс он. -  Мы все в восхищении от вашей книги. Это лучшее, после сочинений Клима Тимофеевича, что я читал.
- Спасибо, -   декан, достав платок, украдкой вытер ладонь.
- Ваши вещи доставят в номера, - сказал  распорядитель и повернулся к Климу. - Господин трибун, вы, как всегда, приземлились с фантастической точностью. Не желаете взглянуть?
  Клим кивнул, и вся группа устремилась к переднему шасси самолёта.
Колесо стояло  впритык перпендикулярно белой линии.
- Аккуратность поразительная, -  елейным тоном произнёс распорядитель, окинул притихшую аудиторию торжественным взором и подал знак. Встречающие захлопали в ладоши.
"Воняет свежей краской," - подумал Белкин и вспомнил про пятна на руке распорядителя.
  К боингу подъехал автобус, лимузин и десятка два мотоциклистов в сверкающих рыцарских доспехах. Клим и Михаил сели в лимузин, остальные разместились в автобусе, и кортеж тронулся.
  - Мне поручили вас, - бодро заявил Белкину сидящий рядом распорядитель.  Его гладко выбритое нежно -розовое лицо источало здоровую и жизнеутверждающую энергию. -   Что делается в столице? Говорят, осины совсем распустились. Как это вы не поставите их на место?
- Я? - Белкин заглянул в глаза распорядителя и увидел в глубине их две серенькие, блестящие праведным неистовством бусинки.
- Не лично вы, конечно!  Тополя.
- Только этим и заняты, -  пробубнил, пожав плечами, профессор.
- У нас с осинами вопрос решён окончательно.
Белкин хмыкнул и уставился в окно, за которым мелькали одинокие кустики и карликовые деревца, окаймлявшие череду болот, затянутых пёстро -зеленоватой ряской. В дали на фоне бледно серого неба тянулась череда величественных сопок.
Путь автобусу преградил военный патруль на самоходке, замаскированной тополиными ветками. Водитель притормозил и  открыл двери.
В салон вошли вооружённые сканерами люди в чёрных хламидах. Молча, быстро и элегантно  они проверили татуировки на руках у пассажиров, а также содержимое их карманов.  Виртуозные движения  наводили на мысль об актёрах, искусно исполняющих хит миму, по окончании которой  они удалились столь же бесшумно как и появились. Самоходка отъехала к кромке болота и затаилась, изображая кустарник.  Автобус двинулся дальше.
- Какой класс обслуживания! - воскликнул распорядитель, заглядывая в глаза Белкину. - Не правда ли одно удовольствие, когда тебя так обыскивают!
Декан с мрачным любопытством посмотрел на него и тот, слегка раздосадованный отсутствием ответного энтузиазма, перевёл взгляд на противоположное окно и воскликнул: - А вот и она!
Пассажиры оживились и с интересом рассматривали высоченную сопку с чёрным пятном на вершине.
- Вы сможете ещё полюбоваться, - сказал распорядитель. - Окна ваших номеров выходят на неё.
Автобус остановился у пятнадцати-этажного монолитного здания, встав в ряд десятка трёх припаркованных подобного типа автобусов.  Пассажиры вышли.
Распорядитель проводил Белкина до его номера на девятом этаже и сказал прощаясь: - Советую сразу же ложиться, так как в одиннадцать начнётся.  Кстати, у вас есть белая рубашка?
- Пять.
- Две оставьте себе, остальные пожертвуйте на наше общее дело.
Белкин хотел было спросить "на какое?", но только пожал плечами , открыл сумку, которую доставили в номер до его прихода, и вручил распорядителю несколько рубашек. Тот поблагодарил и ушёл.
Белкин принял душ, переоделся в халат, принял таблетку, запив минералкой, и подошёл к окну. В начале лета ночи в тех местах были светлые, и сопка просматривалась из окна совершенно.  Над нею кружили несколько вертолётов, по  её склону чудилось какое то странное движение, а дороги ведущие к ней кишели транспортом.
Белкин лёг в постель и быстро заснул.
   Разбудил стук в дверь. Белкин приподнял голову.  Вошла горничная. Пожелав доброго утра, поставила поднос с завтраком на прикроватную тумбу и, сильно смущаясь, достала книгу из подмышки и протянула Белкину. Он полистал своё сочинение и, подписав, вернул.  Сияющая горничная удалилась.
У изголовья кровати задребезжал телефон. Не успел Белкин снять трубку, как голос распорядителя энергично сообщил: "Доброе утро, профессор, сбор через десять минут у входа в отель."
   Когда Белкин вышел на улицу, к нему бросилось десятка два женщин. Они протягивали ему книги для автографа. Распорядитель разогнал докучливых поклонниц и пригласил декана в автобус.
  В салоне Белкин увидел тех же людей, с которыми накануне ехал из аэропорта.
    По пути их остановили перед воротами трёхметровой ограды, сработанной из колючей проволоки, и проверили татуировки. На лицах инспекторов, напряженных и бледных, под остекленевшими глазами обозначились следы бессонной ночи.
- Работы им невпроворот, - шепнул распорядитель Белкину. - За нами следует колонна.
Миновав ворота, они проехали метров пятьсот и остановились.
  На некотором расстоянии от них колыхавшаяся чёрная масса народа полукругом охватывала сопку.
- Тополя! - с гордостью воскликнул распорядитель. Глазки его заблестели восторгом, а лицо приняло елейное выражение.
- Вот почему она Чёрная, - заметил Белкин. - У них на головах капюшоны?
- Да, но назвали не поэтому, а из за верхушки горы.
- Постойте, вчера она была чёрной, а сейчас, кажется, зелёная, - заметил один из приглашённых.
- Туда всю ночь свозили нарубленные осины.  Деревья, - пояснил распорядитель, - символизируют  дьявольское отродье в человеческом облике.
- Зачем? - спросил Белкин.
- Для церемонии. Кстати, она уже начинается.
На помосте, установленном на вершине сопки, появилась фигурка Клима, и народ разразился  шквалом приветствия.
"Мы снова стоим на этой святой земле, - начал Клим, и звук его голоса рвался из многочисленных динамиков, сверкающих под лучами солнца на крышах автобусов. - И опять, как и прежде, враг не прорвался сюда! - Смерч восторга всколыхнул толпу и на время заглушил динамики. - Однако, - продолжал Клим, - они собираются с силами, они спят и видят как бы осквернить нашу священную гору! Друзья, они не застанут нас врасплох! Мы готовы к последней решительной схватке! - Клим зажёг факел и воздел его над головой. - Вот что мы сделаем с теми, кто посягнёт на наши святыни! - он поднёс факел к куче хвороста, и тот вспыхнул синим пламенем. - Это пока только вредоносные деревья, но пусть знают их гнусные защитники, что их ждёт!"
Пламя разрасталось. Клим ловко взобрался по верёвочной лестнице на вертолёт, который взмыл прочь от сопки, и сверху в толпу полетела белая тога трибуна.
Народ с бурным ликованием разодрал тогу в  клочья.
Появились ещё несколько десятков вертолётов, из которых выпадали крупные белые комья. Они распушались в воздухе, и людям на голову опускались облака из белых рубашек. Народ с рёвом разрезал их на ленты и нашивал кресты на плащи.  Вскоре всё подножие пестрело чёрно-белым и резало зрение.
"Ради бездарной реконструкции Клермонских воззваний я пожертвовал новыми сорочками?" - с тоской подумал Белкин.
Пламя охватило верхушку сопки и плясало, хрустя ветками осин. Серые облака гари плыли над  толпой, и митингующим  щипало глаза. Вертолёты улетели.  Толпа гудела ликованием, наблюдая огромный костёр.
"Смерть осинам! - ревела она. - Спалим нечисть дотла!"
Когда огонь утих и уступил место удушливому дыму, стали понемногу расходиться.
- В автобус, - поторопил распорядитель. - Сейчас начнётся давка.
Пассажиры с хмурыми лицами, заняли свои  места и, автобус двинулся прочь от священнодействия.
  Вернувшись в отель, Белкин несколько минут наблюдал из окна за дымящейся в дали сопкой и вспомнил цитату из дипломной Евгения: " Наглядным примером заложенной  в людях тяги к самоуничтожению является огромное преобладание неуклонно растущих технических возможностей реализации эгоистических позывов  над чахлыми и хрупкими попытками развития интеллектуальности и духовности, призванных  эти амбиции ограничивать. Если честно и последовательно анализировать эту ситуацию, то следует признать, что в случае оставления её без глобальных изменений, конец цивилизации неминуем."
Некогда взбесившая Белкина "эсхатологическая выкладка" задиристого студента теперь представлялась ему не таким уж бесцветным и претенциозным штампом, и полностью согласиться с ней ему мешали только гордость и высокий научный статус.
В номер, постучавшись, вошёл распорядитель с выражением встревоженности на раскрасневшемся лице.
- Знаете, что у вас в городе творится? - спросил он, уставив блестящие бусинки глаз на Белкина.
- Что?
- Осины, воспользовавшись отсутствием Клима Тимофеевича, подняли восстание и осадили  Кесаревскую больницу. Они требуют освободить свою предводительницу некую Плетнёву Анастасию.
- Предводительницу? - воскликнул Белкин. - Абсолютная чушь!
- У меня телефон ломится от смс сообщений.
Белкин достал свой мобильный, который был отключён со времени полёта, и , включив, сделал вызов, на который ответа не последовало. Белкин позвонил Артуру и потребовал объяснений.
" Ваша дочь сейчас на процедурах, - отвечал деревянным голосом Артур. - Перезвонит  позже. Больницу никто не штурмует. Мирная делегация пришла справиться о здоровье Анастасии и выразить ей свою поддержку."
" Мне кажется, вы что то скрываете. Предупреждаю, если с ней что нибудь случится..."
" Не беспокойтесь, Аркадий Иванович, обещаю, всё будет в порядке."
Белкин отключил связь и повернулся к распорядителю: - Я улетаю первым рейсом.
- Куда? - распорядитель оторопело уставился на Белкина. -  Вечером банкет. Клим Тимофеевич будет лично раздавать награды. Вас - так и быть откроюсь - удостоили Ордена Тополя первой степени! А какова кухня! Специально доставили команду поваров. Всю ночь жарили парили! А вы видели фонтаны с красным вином и шампанским? Баня, бассейн, девочки! Уехать? Вы шутите!
- Плевать, - раздражённо бросил Белкин. -  Мне нужно срочно домой.
- Зачем? - недоумевал распорядитель. - Из за беспорядков? Не волнуйтесь, профессор, в город стянуты войска. Уж как нибудь без вашей помощи они разделают этих крикливых бездельников. Говорят их предводительница Анастасия Плетнёва в голову раненая, - распорядитель покрутил пальцем у своего виска и скорчил презрительную мину, - и к тому же  слепая.  Каково войско таков и вождь!  Слышали про её папашу? Безбожник и христопродавец.  Удивляюсь, как эту сучку не придушили вместе с ним в одной камере.
- Послушайте, - вскипел декан. -  Придержите свой грязный язык! Анастасия Плетнёва моя дочь! Приёмная. И если вы ещё произнесёте нечто подобно в её адрес, я позабочусь, чтобы вы больше никогда не были распорядителем!
- Ваша дочь? - воскликнул тот и отпрянул от Белкина. Несколько секунд он тупо взирал на декана и наконец, скосив взгляд на дверь, произнёс слегка придушенным тоном: - простите , профессор, я не знал.
- Я улетаю, - решительно произнёс Белкин. - Передайте мои извинения Климу Тимофеевичу.
- Непременно, - распорядитель скользнул фальшивым взглядом по Белкину и, попрощавшись, вышел.
  Белкин узнал, что ближайший рейс будет через два часа.  Он вызвал такси и быстро собрал вещи.
На пути в аэропорт авто несколько раз останавливали и проверяли татуировку как у пассажира , так и у водителя.
" Если ни одна осина, не может сюда проникнуть, - негодовал Белкин, - то каким образом она может отсюда выезжать? Вам это не действует на нервы?"
" Порядок такой, - водитель пожал плечами. - Я привык. Зато у нас нет бардака, как в центре."
  На середине дороги замаячила фигура женщины с поднятыми руками.
Водитель притормозил и, высунувшись в окошко, крикнул:
- Что такое?
Женщина бросилась к нему,  возбуждённо и сбивчиво  заговорила, указывая на стоявший у обочины старенький драндулет: - Надо срочно сына в больницу, а у нас мотор заглох.
- Эх, напасть,- водитель вылез из такси и пошёл за женщиной. На заднем сиденье авто полулежал обритый наголо парень в джинсах и расстёгнутой рубахе. На груди его сочился лимфой  бордовый крест со следами гноя по краям. Парень отрешённо смотрел вверх и скрипел зубами. Голова его блестела от пота, грубые с набитыми костяшками и грязными ногтями пальцы вцепились в край сиденья.
- Затащим его ко мне, - сказал водитель. - Вы мать?
Женщина кивнула, и они  с трудом перетащили парня на заднее сиденье такси.
Парень не сопротивлялся, тихо стонал и бормотал что то бессвязное.
- У него жар, - сказала женщина.
Она села рядом с сыном и, такси двинулось дальше.
- Чего же врача на дом не вызвали? - спросил Белкин.
- Чёрта с два дозовёшься, - ответила женщина. -  На церемонии в давке многим рёбра поломали. Моему лоскута белого не досталось, так он ножом крест на груди вырезал. А к вечеру загноился и температура под сорок.
- Занёс, видно, инфекцию, - водитель вздохнул. - Вечная история с этой церемонией. Года три тому даже сгорел один. Таскал деревья всю ночь и прикорнул под утро, бригады ушли, а он так и спал под ветками. Когда началась церемония, проснулся и носился среди пламени, орал во всё горло. Вертолёт не решился к огню приближаться - взорваться мог. Семье квартиру в новом доме дали, а мужику - орден посмертно! Теперича всех поголовно пересчитывают, сколько прибыло, сколько убыло. Что же делать. Расслабляться нельзя.  Эти гнусные осины только и ждут момента, чтобы развалить империю.  Вот и аэропорт!
Такси остановилось.  Белкин расплатился за поездку и протянул женщине значительную сумму.
- На лечение сыну, - сказал он.
Женщина взяла деньги. В тусклом взгляде её бесцветных глаз промелькнуло удивление.  Её бледное с чёрными полукружьями под глазам и впалыми щеками лицо дёрнулось судорогой. Она зарыдала и поцеловала Белкину руку.
- Ну что вы, не надо, - Белкин погладил её по плечу. - Он обязательно поправится.
Белкин вышел из авто и направился в аэропорт. Такси устремилось к высоченному зданию областной больницы.

Гл. 19

   После выхода с Настей к митингующим и последующего с нею разговора, в котором она выказала собеседнику полное доверие,  мысли Юртаева невольно всё чаще и чаще обращались к ней, и эта сердечная тяга усиливалась ещё и осознанием опасности, в которой, по  его мнению, находилась Анастасия.   Поглощённый своими  переживаниями, Иван, казалось, не замечал особого к нему расположения Таисии, которая с нежностью и теплотой заботилась о нём.   Она вернула ему тетрадь, которую,  как она призналась, решила спрятать в ожидании обыска, а сообщила в АЕК потому что думала поначалу, что Юртаев что то замышляет.
"Из за того что человек просто пишет?" - поразился Иван.
" Все образованные опасны для простого народа, - отвечала Таисия. - А те что пишут - вдвойне. Эти безбожники смотрят свысока на тех, кто верует, и подмигивают у них за спиной. Считают себя умными, а нас - отсталыми. А на что им эта образованность? Лишь для того, чтобы местечко помягче да посытнее под солнцем занять и детям своим застолбить, а  на простых  людей свысока смотреть! В этом заключается великость? - Таисия нагнулась и похлопала по тетради, лежавшей на тумбочке: - Вот и ты, голубчик, юродствуешь, дескать "они всё ещё считают, что земля плоская, хотя наука давно доказала, что она круглая..." На кой чёрт мне сдалась твоя наука, коли она здравому смыслу противоречит и приводит ум в смятение? Ты никогда не задумывался, о том, что если бы земля была круглой, то все реки, озёра, моря и вся остальная  вода  стекла бы с неё вниз!"
"Нет во вселенной ни низа, ни верха, - рассеянно возражал Юртаев. - Но есть закон тяготения."
" Вот именно, не существует у вас ни низа, ни верха, ни Бога, ни души! "
   Такие разговоры не воодушевляли Юртаева как потому при всей своей благодарности к санитарке он считал её убогой, так и потому что совсем другой образ питал его душевное волнение.
  Жёсткие дискурсы не мешали Таисье подкармливать Юртаева вкусностями, собственноручно ею приготовленными, поправлять ему подушку, причёсывать волосы, брить, приносить чай, кофе и сигареты. Каждый раз она появлялась в палате с сияющей нежной улыбкой, сверкающим ласкающим взглядом.
Частенько, помогая Ивану приподняться на постели, она прижималась к нему своей пышной грудью, отчего он испытывал некоторое смущение.
  Отсутствие какой либо ответной реакции со стороны Ивана Таисия объясняла "общей тупоголовостью осин, которые уткнувшись в книги, не ведают, что вокруг них творится".
Впрочем, она нутром постигла внутреннюю тонкую  натуру Ивана и познала  первое сомнение в том, что все осины отвратительны.
Юртаев в общении с Таисией кстати и некстати упоминал о Насте и всякий раз столь усердно её расхваливал, что санитарка в нетерпении махала рукой и прерывала: " Уже рассказывал!" Она испытывала некоторое раздражение, слушая эти дифирамбы и думала: " Что он мне постоянно в нос суёт эту девчонку?  Я то здесь перед ним стою. Ему меня мало?"
Однако ужасное увечье Анастасии мирило сострадательное сердце Таисии с красотой и молодостью девушки, захватившей воображение Юртаева.
       Лишь очень наивный человек может считать, что для Анастасии было чрезмерно тяжким испытанием - играть роль, даже если она столь неприглядна, как симуляция слепоты.  Женщины от природы склонны к исполнению куда более неблаговидных, как впрочем и самых возвышенных, сценариев. Наверное,  прелестные создания, прочитав это, поморщатся от презрения или негодования.  Думаю, однако, что ни одна из этих нимф не будет оспаривать тот факт, что почти непереносимым для молодой цветущей особы прелестного пола является невозможность видеть себя в зеркале, не помудрить над своей причёской, не подкрасить губки, ресницы, брови, не примерить то или иное платье.
   К счастью для Насти, в дамском туалете между раковиной и дверью находилось зеркало в полный рост, которое некогда было снято со старого трюмо, выброшенного на помойку. Настя оставляла провожатых за дверью, закрывалась на щеколду и предавалась собственному лицезрению. Ей стоило труда не усилить очарование своего милого личика при помощи косметики.
   Белкин, поспешно вернувшийся с церемонии на Чёрной горе, первым делом навестил дочь и подарил ей новый необычного зеленоватого оттенка халат с вышитыми на нём золотистыми иероглифами.
Когда Настя, при помощи соседок, надела обновку, женщины в палате заахали:" Чудо какой халатик!"  "Обалдеть, прямо на глазах  меняет цвет!"
"Верно, - улыбнулся довольный Белкин. - Это хамелеон. Восемь различных цветов."
" Жаль, Настюша не сможет оценить эту прелесть, " - вздохнула одна из женщин и тут же, спохватившись, зажала себе рот.
"Я переговорил с Кауфманом, - спокойно ответил Белкин. - Через неделю он сделает повторную операцию и вернёт Насте зрение. "
   Настя по уходу Белкина,  не снимая обновку, попросила проводить её в дамскую комнату. Как всегда, оставив провожатую снаружи, она закрыла дверь на щеколду, сняла очки и увлеклась созерцанием подарка. В это время во второй секции находилась Таисия, которая совершенно справедливо не посчитала нужным закрываться, и начищала до блеска унитаз. Она выглянула из проёма двери и остолбенела, увидев с каким восторженным блеском в глазах   Настя рассматривает свой наряд.
"Вот так слепая!" - подумала Таисия и тихонько вернулась к унитазу.
   Девушка надела очки и вышла. Санитарка закончила уборку и поспешила к главному врачу.
    Ею овладело самое тривиальное желание поделиться новостью, такое неудержимое, какое частенько бывает у женщин всех возрастов. Вплеталось сюда и желание поладить с новым главврачом, про которого было известно, что он состоит в Дружине самого  Клима Тимофеевича.  Артур, поздоровавшись с Таисией, всякий раз из вежливости спрашивал:"Не устаёте ли за целый день?"  Мнительная же Таисия думала " Не спровадить ли меня надумал? Я ещё тебя здесь переживу."
Артур, услышав  от подчинённой о симуляции Насти, погрузился в размышления.
Он не мог уразуметь, зачем девушке притворяться слепой. "Чепуха, - подумал он. - Бабке показалось."
Вечером ему позвонил Кауфман и объявил, что Анастасии срочно требуется повторная операция, которая возвратит ей зрение.
"Вот оно что! - ударил себя по лбу Артур. - Кауфману мнятся лавры Христа исцелителя! Придумал же осина! Как же он Настю впутал в свои махинации?"
  Когда Артур попытался выяснить это у Насти, она была вынуждена рассказать о печальных обстоятельствах Кауфмана.
Однако Артура больше поразило не бедственное положение дочери знаменитого хирурга, с которым он лишь пару раз на ходу  переговорил, а то что Анастасию записали в стан злейших врагов тополей.
  Дело приняло для Артура  неприятный оборот. Его осведомлённость о ситуации  была легко доказуемой, и вздумай санитарка донести в АЕК,  тут же вскрылось бы его, Артура, укрывательство симуляции больной.
"Старая дура! - внутренне негодовал он. - Заняться тебе нечем как только совать нос в чужие дела да сплетничать! Теперь мне просто положено отреагировать."
Доложить в АЕК Артуру не позволила обыкновенная брезгливость, и он позвонил Климу и как бы случайно в разговоре упомянул о сообщении санитарки.
" Доложил в органы?" - проскрипел  Клим.
" Нет ещё, - ответил Артур. - Осмысливаю ситуацию."
" Пока ты осмысливаешь, враги плетут заговор, - жёстко произнёс Клим. - История явно мутная. Вот пусть и разберутся кому положено."
"Я переживал из за того , что лишил её зрения, а она дурачила меня! -  в раздражении думал Артур, набрав номер и слушая длинные  гудки. - Настал мой черёд."
"Телефон доверия АЕК, говорите," - произнёс металлический женский голос.
  

Гл. 20

  Настя открыла глаза и увидела двух сидевших у её постели мужчин в серой форме АЕК, которые пристально смотрели на неё. Настя резко приподнялась и,  прижавшись к спинке кровати, уставилась в крайнем изумлении на неподвижную парочку. Краем глаза она заметила, что женщин в палате не было. Немного придя в себя, Настя потянулась за лежавшими на тумбочке чёрными очками. Мужчина постарше перехватил её руку и сказал.
- Нет, госпожа Плетнёва, закончим маскарад.  - Он кивнул - оба встали и отошли к окну. Младший подал знак рукой, а старший повернулся к Анастасии: - Одевайтесь, поедете с нами.
- Зачем?
- Вы подозреваетесь в причастности к гибели ребёнка со знаком тополя.
- Смерть детей со знаком осины вас не беспокоит?
- Не кощунствуйте! Вы и так уже за гранью всего святого!
- Каким образом, лёжа в больнице с тяжёлым ранением, я могу быть причастна к гибели кого либо?
- Разберёмся. Одевайтесь, - он кивнул на стул, на спинке которого висела одежда Насти.
Дверь со стуком распахнулась - в палату ворвались с десяток мужчин в серой форме,  рыцарских шлемах с забралами и с автоматами в руках. Повесив оружие на плечи, они опрокидывали кровати, вытряхивали содержимое тумбочек и холодильника на пол, рылись в постельном белье и дамских принадлежностях.
- Зачем выливаете соки в раковину? - не выдержала Настя, которая, уже одевшись, сидела на стуле и мрачно наблюдала за происходящим. -  Портите чужие продукты!
- Не повезло дамам с соседкой, - сказал старший. - Невинные люди страдают из за вас.
- Из за меня?  Это безумие, - выдохнула Настя. -  Дайте позвонить. Я имею право.
- Не во время обыска.
- Мне нужно отойти в туалет.
Старший сделал знак одному из бойцов и сказал : - Он проводит вас.
Настя встала и направилась к выходу.  Боец с автоматом наперевес последовал за ней.
  - Подождёте снаружи? - сказала Настя, когда он протиснулся в дамскую комнату.
- Инструкция, - проговорил боец.
Он ни на мгновение не спускал с Насти лютого взгляда сквозь прорези шлема.
- Может, будете хоть что нибудь говорить! - взмолилась Настя. - Я не могу так...
- А песенку тебе не спеть? - жёстко произнёс конвоир. - Делай быстро что  нужно и не пудри мозги!
Когда он привёл Настю назад, в палате находились только старший и младший, которые со скучающим видом наблюдали, как вернувшиеся женщины с причитаниями наводили порядок.
Настя приветствовала их.
Одна из женщин повернула к ней искажённое злобой лицо и прошипела:
- Утро то, может быть, и доброе только ты, Настенька, змеёй подколодной оказалась! - она отвернулась и продолжила собирать с пола вещи.
Сотрудники встали и, старший приказал конвоиру: - Задержанную в машину.
  - Отдайте хоть один мобильный, - сказала Настя. - Я имею право на звонок.
- Шевели ножками, - сурово произнёс конвоир и двинулся на девушку. Она повернулась и пошла к выходу в сопровождении рыцаря.
   В это самое время один из участников обыска зашёл в мужской туалет, расположенный на втором этаже. Там на него уставился старичок из больных, дивясь на блистающий шлем с выгравированными на лобной части большими буквами "АЕК".
- Снова что ль  за осиной? - полюбопытствовал старичок.
- Какой ещё осиной? - насторожился боец.
- В отдельной палате, - прошамкал дедуля. - Тут рядом.
- Покажи!
Через несколько минут бойцы выволокли Юртаева на улицу. Он тщетно упирался и кричал:
- Ваш начальник дал распоряжение меня не трогать! Вас накажут!
Его закинули в зарешеченный фургон и захлопнули дверь.  Во вторую машину усадили Настю, в третьей - разместились бойцы, и кортеж тронулся.
   Ехали около получаса. Когда остановились, послышался лязг ворот; машина сделала последний рывок и окончательно затихла. Позади снова заскрежетала сталь и лязгнули запоры. Дверь фургона открылась и старший сказал: - Выходите.
  Конвоиры ввели Настю в пятиэтажное закопчённого красного кирпича здание. Миновав часовых и пройдя по узкому коридору, они взошли по металлической решётчатой лестнице на второй этаж, с которого хорошо просматривался первый, поскольку пол и стена с левой стороны представляли собой мелкую стальную решётку.  Конвойный остановился,  открыл одну из камер, расположенных с правой стороны, подтолкнул Настю внутрь и закрыл. Помещение два на три метра  без окна с высоченным потолком, стиснутое серыми бетонными стенами. Тусклая лампочка в стальном каркасе, закреплённом в потолке, освещала вульгарные надписи на стенах, самой пристойной из которых была " Свободу осинам!"
В углу рядом с унитазом стояла койка, в изголовье которой лежала стопка постельного белья. Настя  расстелила простынь с многочисленными застиранными тёмными пятнами и села на кровать. Она провела часа три в мрачных размышлениях прежде чем замок заскрежетал, и дверь со скрипом открылась.
- Плетнёва на выход, - резанул слух  женский голос
Настя встала и поспешила наружу.
  - Лицом к стене, - скомандовала женщина в форме.
Ощупав с головы до ног Анастасию, конвоир сказала: - Направо и вперёд марш!
- Куда идём? - спросила Настя.
- Разговорчики! - отрезала женщина.
   Настю ввели в небольшой, но уютный кабинет с огромным письменным столом посередине, за которым сидел с сигаретой в руке худощавый мужчина средних лет  в коричневом с чёрными полосами костюме. Он поднял бледное лицо с резко очерченными скулами и устремил взгляд серых уставших глаз на вошедших.
Отпустив конвоира и усадив задержанную напротив, мужчина минут десять листал толстую тетрадь, выписывая что то быстро на листок бумаги. Закрыв журнал, он поднял взгляд на Анастасию и сказал:
- Меня зовут Коледа Кирилл Петрович. Я буду вести ваше дело. Моё правило - максимальная доброжелательность к тем кто сотрудничает со следствием.   Ваше имя?
Настя представилась.
- Где проживаете в настоящее время?
Она назвала адрес.
Коледа задал ещё десятка два пространных вопросов и аккуратно записывал ответы.
- Может, скажете в чём меня обвиняют? - не выдержала Настя.
Следователь уставился на девушку удивлённым взглядом и тихо произнёс:
- Имею право не сообщать вам до официального предъявления, но, в виду особой благожелательности  к вашему отцу, скажу.  Вы обвиняетесь в пособничестве известному вам Кауфману Эрнесту Самуиловичу  в убийстве двенадцатилетней девочки из тополей, - следователь по слогам прочитал имя и поднял взгляд на Анастасию.
- Выдающийся хирург убил ребёнка? - воскликнула Настя.
- Конечно не топором он её зарубил, -  пояснил следователь. - Однако, воспользовавшись, некоторой сумбурностью в больничной картотеке, Кауфман использовал донорский орган, предназначенный потерпевшей,  для имплантации своей дочери. В результате чего обделённая умерла.
- Не знаю что и сказать, - выдохнула Настя. - Каким образом я могла в этом участвовать?
- Ваша, якобы предстоящая,  операция планировалась Кауфманом, как отвлекающий момент: кого обеспокоит умершая в больнице девочка, когда всё внимание медперсонала будет обращено на это чудесное исцеление от слепоты? Как он уговорил вас  играть эту роль? Деньги? Шантаж?
- Просто решила ему помочь.
- Что это значит?
- Кауфман сказал, что его дочери предоставят донорский орган, при условии если  в результате операции, которую он собирался делать мне, я ослепну. Он не исполнил этого, пожалев меня, и умолял подыграть ему некоторое время.
Следователь пристально смотрел Насте в глаза.
- Предполагаете, кто то хотел вас ослепить?
- Я верю Кауфману.
- Ах вот как!  Кто же эти злодеи?                                                                                    - Вам бы и следовало это выяснить, - ответила Настя.
Следователь откинулся на спинку стула, прикурил сигарету от кончика тлеющего окурка, упёрся жёстким взглядом в Настю и сказал с расстановкой: - Я предлагал вам проходные мотивации вашего падения - деньги, а ещё лучше шантаж - при которых вас бы классифицировали, как жертву обмана или косвенную пособницу. Но вас тянет на опасный путь лжесвидетельства, клеветы и запутывания следствия. На этот раз будем считать наше общение неофициальным. Это дань уважения вашему отчиму. - Коледа нагнулся, достал из ящика стола книгу Белкина и положил её на стол. - "Падение в Эдем"! - Следователь похлопал по обложке. - Не понимаю, как духовный вождь тополей мог вырастить столь неблагодарную, распущенную особу, как вы. В следующую нашу встречу допрос будет по форме, и я советую хорошенько подумать над вашими показаниями, потому что вам придётся их подписать и а мне - подшить к делу.
- У меня изъяли три мобильных телефона, - сказала Настя. -  Верните хоть один.
- Не положено.
-  Имею право позвонить.
- После следующего допроса, - ответил следователь. - Завтра.
Коледа нажал на кнопку в столе, и в кабинет вошла конвоир.
   Она отвела Анастасию в камеру, где на полу стояла миска каши, ломоть чёрного хлеба и кружка с бледным киселём.

Гл. 21

  Дверь камеры отворилась и коренастый конвоир в серой форме сказал:
- Юртаев, на выход!
- Как вы это представляете! - воскликнул Юртаев, приподнявшись на койке. - У меня сломана нога, а вы не позволили мне взять костыли!
Слабая судорога мысли пробежала по бесстрастному лицу охранника.
Он вошёл в камеру, снял с пояса наручники, пристегнул один конец к своей левой руке, другой - к левой заключённого и, расположив её  на своих плечах и скомандовал: - Встаём и выходим.
  Опираясь "арестованной" рукой о плечо конвоира, Юртаев приковылял к кабинету следователя.
   Последний поднял взгляд от лежащих перед ним бумаг на вошедших  и сказал: - Браслеты оставьте,  и сами тоже. - Усадив подследственного и пристегнув его наручниками к стулу, конвоир присел в уголке на кипу бумаг.  Коледа унылым тоном представился и закурил.
Минут десять Юртаев отвечал на формальные вопросы.
- Считайте, что усыпили мою бдительность, - язвительным тоном произнёс он, - и переходите к делу.
Коледа улыбнулся, побарабанил по столу тонкими белыми пальцами с жёлтыми ногтями на указательном и среднем и сказал: - Как вам удалось проникнуть в больницу?
- Неудачный выбор глагола, - Иван усмехнулся, -  инфинитив, без всякой семантики и какой либо связи с контекстом.
- Уважаемый, - прошипел Коледа, сцепив хрустнувшие пальцы. -  Не умничайте! У тех, кто препятствует следствию, мы быстро отбиваем охоту. Отвечайте на вопросы точно и ясно: - Как попали в больницу?
- Сломал ногу, вызвал "скорую", и меня привезли в госпиталь.
- Почему скрыли от персонала свою принадлежность к осинам?
- Не преднамеренно. Татуировку залило кровью, а сам я находился в шоке.
- Поранились на митинге?
- Дома.
- Кто нибудь из тополей подтвердит?
- Точных данных не знаю. Мужчина с собакой.
- Значит, нет. Где были, - Коледа назвал дату, - с семи до одиннадцати вечера?
- Дома.
- Свидетели есть?
- Нет.
- Знакомы с кем либо из этих лиц? - Коледа показал несколько фотографий, сделанных, очевидно,  во время уличного шествия.
- Нет, - сказал Иван, внимательно их просмотрев.
- Перечислите своих друзей, знакомых, родственников.
- Зачем?
- Чтобы не перейти в камеру к тем, кто не сотрудничает со следствием.
-  Солидный резон, - кивнул Иван. - Но у меня никого нет. Живу совершенно уединённо.
- Женщины из больницы свидетельствуют, что вы общались с Анастасией Плетнёвой.
- С вами я тоже в некотором смысле общаюсь, но вы мне не родственник и не друг.
- О чём говорили?
- Не помню.
- Вы не понимаете в каком положении находитесь.
- Отчего же? В положении немыслимо дурацком. У меня есть ценная информация, и я хочу поделиться ею с замом главы вашего ведомства, а мне приходится вести пустые разговоры с вами.
- У начальства полно более важных дел. Я вытащу из вас всё, что вы имеете сказать, и определю, стоят ли эти сведения времени нашего шефа.
- Я думаю, вы тоже не понимаете моего положения, которое сильно зависит от моего упорства. Кстати, как вы думаете, зам главы одобрит нежелание подчинённого уступить ему лавры успеха в чрезвычайно важном деле?
Коледа уставился на Юртаева ненавистным взглядом.
Несколько минут он в молчании курил, рассматривая тлеющую в дрожавших пальцах сигарету. Резким движением раздавив окурок в пепельнице, Коледа поднял трубку и набрал номер.
   Переговорив по телефону, Коледа с мрачным видом обратился к конвоиру:
- Сопроводите к заму.
Конвоир отцепил наручники от стула, заправским жестом подсунул свою шею подмышку Юртаеву и, подняв его со стула,  потащил в коридор.
  Они миновали несколько постов охранников, каждый из которых связывался по телефону с обитателем кабинета за резной из тополя дверью, прежде чем вошли к нему.
  Зам, сидевший за огромным письменным столом, с первого взгляда узнал Юртаева и предложил сесть.  Конвоир усадил Юртаева, снял с него, по команде хозяина кабинета, наручники, а на себя водрузил наушники из учебного тира, отошёл к двери и застыл, сжимая рукоять дубинки-электрошокера, висевшей на поясе.
- Мне доложили, имеете некие важные сведения, - тихо произнёс зам. - Видимо, это уловка, чтобы добраться до меня и догадываюсь для чего.
- Обидно, когда жалкое недоразумение бросает  тень на мундир достойного офицера, держущего своё слово, - с ироничной улыбкой ответил Юртаев.
Зам  в ответ улыбнулся.
- Ведь вы, осины, достаточно хитры и неглупы, - сказал он. - Зачем же сеете смуту, которая ни к чему, кроме хаоса, привести не может?
- Осины, мне кажется, ещё верят в справедливость.
- И как вы её понимаете?
- Когда всем воздаётся по их делам, а не в соответствии с принадлежностью знаку осины или тополя, распределение которых весьма произвольно.
- Это заблуждение проистекает из вашего неверия в божественный промысел.
- Если он заключается в садизме по отношению к людям с иным рисунком на руке, то, конечно, не верю.
- Значит мы, тополя, должны прощать тем, кто плюёт на святое?
- Чего стоит святое, которое плюёт на человека?
- Человек? - Зам встал и зашагал по кабинету из угла в угол. - Что такое, собственно, ваш этот человек? Самое гнусное и отвратительное создание природы. Прикажи я сейчас этому  человеку, - он кивнул на конвоира, - вывести вас в коридор, пристрелить и инсценировать попытку к бегству - он не задумываясь выполнит! А вечером  дома будет есть борщ, гладить детишек по голове и угощать леденцами.  Или, к примеру, я дал бы команду открыть огонь по толпе осин у больницы, думаете  у кого нибудь была бы осечка? Если бы всех осин там положили, хоть один из тополей об этом бы пожалел? А ведь вы, кажется, ратуете и за их в том числе хвалёное достоинство.
- Вы и тополей презираете? - воскликнул Юртаев.
Зам подошёл к Ивану нагнулся к его уху и вполголоса заговорил:
- Строго между нами:  не вижу никакой разницы между теми и другими. Человек дерьмо по природе своей, и ровно так же как его плоть не может существовать без скелета, не может и масса этих жалких,  подлых людишек быть хоть на что то похожей без жёсткой иерархии отношений.
- Вилять хвостом, лизать руку вышестоящему, при этом рычать и грызть нижестоящего!  Садомазохизм - вот суть вашей конструкции!
- Называйте как угодно, но только так мыслимо некое одухотворение стада, которое вы именуете людьми. Древние это поняли. Моисей допытывался: "Кто же ты?" Бог ответил : "Я тот кто я есть!" и  хитрый Моисей сообразил, что неважно, кто именно, суть в том, что это только так и должно быть! И он сказал людям : " Он тот кто он есть", но люди не могли этого представить и твердили в недоумении: " И всё таки, кто же он?"  Моисей понял, что толпе нужны не истинные и сложные, а  простые, чёткие и  строгие, пусть даже не имеющие отношения к правде понятия. Он сложил первые буквы  расплывчатого божественного определения и получилось "Яхве".
  "Яхве! - заорала толпа, - вот наш истинный и единственный Бог!"   Клим Тимофеевич не изобрёл методы, а мудро принял и усовершенствовал наиболее разумные из них.
- Очень поверхностное суждение о древнейшем писании, - ответил Юртаев. - Вы надёргали то, что вам выгодно. Это меня не убеждает.
- Пройдёмте-ка со мной! - крикнул зам, подошёл к двери и  сделал знак конвоиру. Тот снял наушники, схватил Юртаева под мышки, приподнял, словно пушинку, и понёс вслед за быстро удалявшимся замом.
Они спустились в подвал, решётку которого с лязгом открыл охранник в рыцарских доспехах, и прошли по коридору, стиснутому покрытыми плесенью стенами  с запахом прелой сырости и навоза.  Отражаясь эхом по стенам с вмонтированными в них  фонарями,  разнеслось рычание. Ему вторило оглушительное многоголосие лая. Зам остановился у решётки, за которой, тряся облезлой гривой, метался огромный  лев. К клетке примыкал питомник из десяти  вольеров, в каждом из которых надрывалась лаем собака.
- Взгляните, - зам указал на столик перед клеткой со встроенным ножом для резки, на котором лежали одиннадцать одинаковых по размеру кусков мяса. - Это норма, отпущенная нашим питомцам на завтрак.
Из подсобки вынырнул тощий, маленький, плешивый мужчина, одетый в полосатую арестантскую робу,  со знаком осины на руке. Он подошёл к столику, подобострастно улыбаясь.
- Осины, не желавшие помогать следствию, - продолжал зам, - ломают здесь голову над проблемой, как справедливо накормить наш зверинец из имеющихся ресурсов. Применявшаяся поначалу система "всем поровну", какую вы сейчас видите на столе, давала частенько сбой. Собаки, безусловно, были удовлетворены такой внушительной порцией, зато лев постоянно чувствовал себя обделённым. Его недовольство дошло до такой степени, что однажды, обезумев от  голода,  он взломал решётку и сожрал всё приготовленное на столе мясо и недальновидного осину в придачу. Следующие осины были предусмотрительнее и отрезали от десяти паек половину и добавляли к порции льва. - При этих словах он кивнул, и арестант, ловко расчленил куски. - Да, да именно так! И что же? Лев немного присмирел и подобрел, но собаки осатанели от недоедания и постоянно лают о несправедливости.  Слава богу, они не столь сильные, чтобы взломать решётку.  Здесь выживают только те из осин, кто понимает, с кем надо договариваться, в случае, если со всеми сделать этого невозможно. - При этих словах он подал знак охраннику, и решётка внезапно открылась.
- Господи Иисусе! - прошептал Юртаев, мгновенно побледнев.
Лев рванулся на посетителей, и Юртаев судорожным толчком здоровой ноги отпрыгнул в сторону, задев плечом арестанта-осину, и растянулся на полу. Однако жутко заскрежетавшая цепь,  от которой содрогнулся стальной каркас, не пустила льва  наружу.  Решётка захлопнулась, клетка, едва не опрокинувшись, вернулась в исходное положение, и разъярённый питомец снова заметался из угла в угол.
Зам подал знак - конвоир поднял Юртаева и потащил по коридору к выходу.
Когда они вернулись на прежние места в кабинете, зам сказал Юртаеву:
- Это убеждает вас?
Юртаев молчал, опустив голову и сцепив сильно дрожавшие пальцы.
- Хвалились безверием, считая его знаком качества вашего интеллекта, - продолжал зам. - Вещали про всеобщее равенство и ценность человеческой личности. Но стоило только возникнуть малейшей угрозе вашей драгоценнейшей персоне - вмиг всё забыто: вспомнили про бога, когда ваше нутро подсказало, что только на него вы и можете рассчитывать; забыли про арестанта осину, вашего собрата, которого вы, спасаясь, чуть не сбили с ног. А ваше достоинство? Оно тоже оказалось туфтой!  И таковы вы все осины! Вечно недовольно жужжащие, митингующие, протестующие из за того что ваши хилые представления о жизни, почерпнутые из книжек, не соответствуют действительности; вы, плесень и труха жизни, претендуете на определяющую роль в обществе и считаете, что знаете наилучшую систему взаимоотношений осин и тополей?  Я дал вам слово, и я сдержу его. - Зам снял трубку и сказал: - Соедините с Коледой. - Через полминуты, услышав голос следователя, жёстким тоном произнёс. - Вашего хромого подследственного отпустить немедленно, и более не задерживать, без моего особого распоряжения! Да, да, Юртаева.  Верните все изъятые у него вещи и доставьте в Кесаревскую больницу. - Зам положил трубку и поднял взгляд на конвоира.
- Взамен вы, я полагаю, рассчитываете на моё молчание? - спросил Юртаев, боясь поверить, что освобождение не розыгрыш.
- Относительно чего? - Зам прищурился. - Насчёт  зверинца? Рассказывайте сколько угодно! Кто вам поверит?!  А вот над нашим разговором подумайте.
  Конвоир и вошедший охранник подхватили Юртаева под  руки и потащили к выходу.

Гл 22

    Первые сутки заключения воспринимались Настей как некое странное, диковатое, никогда ранее не испытанное, непродолжительное приключение. Ей казалось, что эта нелепая история вот вот прояснится, следователь поймёт, что она ни в чём не виновата, и её отпустят. Она даже придумывала слова, которые скажет в ответ на извинения, что, дескать, ничего, это ваша работа, еrrare humanum est и так далее.
На второй день, после того как она тщательно проанализировала допрос, Настя поняла что, во-первых, причиной ареста являлась не её притворная слепота( что это будет именно арест она уже не сомневалась), а тот факт, что по нелепому стечению обстоятельств, она оказалась причисленной к злейшим еретикам, с которыми АЕК вёл беспощадную борьбу; во-вторых,  не Кауфман втянул её в эту историю, а, наоборот, сам он оказался в водовороте событий, закрутившегося вокруг неё. В третьих, мотивации заинтересованных в её ослеплении  теперь очерчивались более определённо.  Настя осознала, что шумиха, поднятая в связи с провозглашением её знаменем движения осин, не забавное недоразумение, слегка щекочущее самолюбие и тщеславие, а чрезвычайно опасное, можно сказать, роковое обстоятельство и что если уж и существовало какое либо недоразумение в действиях АЕК, то оно относилось не к существу инкриминируемого дела, а было заложено в самом фундаменте системы, на котором пышным цветом произрастало это почтенное ведомство.
Следует отдать Насте должное: всего сутки и один допрос потребовались ей, чтобы прозреть окончательно и понять, что волею некого причудливого поворота судьбы она оказалась между жерновами слепой и не рассуждающей машины для перемалывания тех, кто каким либо образом оказался причисленным к стану врагов и что рассчитывать на здравый смысл, справедливое, беспристрастное расследование,  и, упаси Господи, на простое человеческое сочувствие здесь не приходилось. "Что я могу противопоставить этой злобной высокоорганизованной серости, убеждённой в том, что все противоречия необходимо стирать в порошок? - думала Настя, сидя на койке и закрыв лицо руками. -  Знанием механизма этой системы  или опытом пребывания в подобных ситуациях, так же как и юридическим образованием я не обладаю, хотя последнее здесь поможет вряд ли.  Дважды два здесь будет столько, сколько скажет Коледа. Языки? В данной ситуации нет ничего бесполезнее этого!  Внешность? Очаровать можно отдельного мужчину, но Левиафана, в котором каждый из них лишь клеточка, не обольстишь, не говоря уже о том, что и вообще это гадко.  Мои познания в истории?  Как  Томмазо Кампанелла вырвался из лап инквизиции? Он сумел вытерпеть пытки, и у него нашёлся  покровитель, имеющий огромное влияние в стане его преследователей - глава католической церкви.  Значит, моя судьба зависит лишь от того, входит ли отчим в стан моих врагов и насколько влиятелен он среди них? Но ведь Кампанелла не ждал безучастно - он сам создал себе покровителя, потому что, несмотря на внешнее неприступное величие в каждом глубоко внутри сидит человек со всеми своими страхами и слабостями.  Человек обычно проявляет их, когда выходит из себя.  Что может заставить Коледу занервничать? Только мои собственные спокойствие, уверенность, твёрдость и интеллектуальное превосходство. Обладаю ли я последним?  Выяснится на следующем допросе."
Настя почувствовала, что на неё смотрят в глазок, и подняла голову.
  Когда лязгнула дверь и женщина конвоир скомандовала "на выход", из камеры вышла не растерянная и благодушная девочка, а личность, настроенная на серьёзную и длительную борьбу.
Настя внимательно взглянула на конвоира: женщина лет тридцати, среднего роста и телосложения, не слишком привлекательная, но и недурна. Бледное лицо, как  и серые глаза, округлой формы, щёки словно у хомячка,  губы не накрашенные, по детски пухлые, поджатые, чтобы ненароком не улыбнуться; из под серой пилотки торчали чёрные коротко остриженные волосы.
"Лицом к  стене", - приказала женщина.
Насте показалось, что конвоир боялась и избегала её взгляда.
- Как вас зовут? - тихо спросила Настя, повернувшись.
- Вперёд марш! - скомандовала конвоир.
- Странное имя, - улыбнулась Настя и пошла по коридору.
Когда они вошли в кабинет, Коледа скользнул по Насте холодным взглядом,  указал на стул и уткнулся в бумаги, разложенные на столе. Он не углублялся в их смысл: негласная методика предписывала "слегка попарить подследственного до полной готовности."
Настя поняла этот ход и, не теряя времени на бесплодные терзания, внимательно изучала как самого следователя, так и окружающую обстановку.
У диванчика, расположенного вдоль стены, на столике Настя разглядела в рамочке на подставке фото мальчика лет семи, держащего за руку Коледу, облачённого в парадный мундир. Настя вспомнила, что такую форму она видела на работниках прокуратуры и что на прошлом допросе  рамочка с фото лежала изображением вниз.      
  За спиной у Коледы на стене висел портрет Клима Тимофеевича Демуры, рядом - изображение терракотовой армии.
- Вы знаете, - сказала Настя, -  Цинь Шихуанди всё таки добился столь им желаемого бессмертия.
- Что, что? - Коледа чуть приподнял голову и кинул недоумевающий взгляд на подследственную.
- Судя по вашим картинам, и сам он и его доблестные глиняные воины возродились в новом обличье.
Коледа рассматривал бумаги со скучающим видом в течение минуты, вдруг, нахмурившись, обернулся, посмотрел пристально на портреты и вернул лютый взгляд на девушку.
- Я вам очень советую, гражданка Плетнёва, впредь открывать рот, только для того, чтобы отвечать на мои вопросы. Лукавые, хитроумные аналогии и двусмысленные каверзы оставьте для своих почитателей - осин, которых, кстати сказать, вы очень долго не увидите.
- Приговорили к длительному заключению, не предъявив обвинения?- сказала Настя. - Никак не состряпать? Оснований маловато? Полагаете, я должна помочь? А я, пожалуй, помогать не буду.  Я требую звонок и адвоката.
Коледа с посеревшим лицом и ненавистью в глазах в упор посмотрел на подследственную.
- Подождите за дверью, - обратился он к конвоиру, и женщина вышла.
Коледа, не спуская взгляда с Анастасии, медленно тихим, дрожащим от злобы голосом сказал:
- Ты, тля профессорская, не выделывайся. Забудь про какие то там права. Здесь тебе не митинг осиновых ублюдков, совращающих народ от истинной веры.
- Веры в то, что осины мечтают уничтожить тополей и за это их надо сжечь на Чёрной горе? Хороша вера!
- Не кощунствуй.  Профессор Белкин пожалел тебя, осиновое отродье, впустил в свой дом, дал блестящее образование! - Коледа трясущимися пальцами прикурил сигарету. - С детства пять репетиторов - носителей языка! Не плохо!   Я своему ребёнку одного не мог нанять! В результате диплом с отличием, свободное владение пятью языками. Чем же ты ответила на великодушие Белкина? Устроила скандал на его презентации, оскорбила священные чувства тополей, снюхалась с подонками из осин и вместе с ними подрываешь величие империи. - Коледа задел сигаретой о край стола и сломал её пополам. Выхватив новую из пачки, он прикурил и с пол минуты молча лихорадочно делал затяжки. - А тут ещё и пособничество   осине Кауфману в убийстве ребёнка тополя! - неожиданно, словно бы вспомнив, произнёс Коледа и затушил окурок.
- Собираетесь преследовать гениального хирурга за то, что он отказался меня ослепить.  А вам не страшно будет потом доверить свою печень одному из его учеников, которых у него видимо невидимо?  Вы слишком раздражительны, у вас желтизна в глазах, пройдите УЗИ и подумайте прежде чем трогать Кауфмана.
- Моя печень не твоя забота! - прошипел Коледа, достал из папки бланк протокола и взял ручку. - Фамилия, имя, отчество!
- Я представилась в первую нашу встречу, - ответила Настя.
-  Год рождения, место жительства, гражданство.
- Послушайте, уважаемый, я уже поняла, что вы звёзд с неба не хватаете, - сказала Настя, - но общаясь со мной, называйте меня на вы и забудьте ваши  унтерские замашки, иначе, боюсь, вашему сыну, который и так  не очень  вас уважает,  будет стыдно смотреть людям в глаза, потому что  папашу сначала вышибли из прокуратуры, а затем даже из этого незатейливого учреждения!
  Коледа резко встал,  оглянулся, прошипел сквозь зубы ругательство, подскочил к столику и перевернул рамку с фотографией. В два прыжка следователь оказался перед Настей, выхватил из под мышки пистолет и пальцами свободной руки вцепился  Насте в горло. Она пыталась освободиться, но рука Коледы, худая и жилистая, держала  крепко. Настя, задыхаясь, открыла рот и Коледа сунул в него дуло.
- Соси, тварь, пока это! - крикнул он.
Стул, потеряв равновесие, упал вместе с Настей. Пытаясь её поднять, Коледа невольно ослабил хватку.  Настя, на мгновение освободившись, впилась в руку следователя зубами - он взвыл от  боли и разразился ругательствами. В кабинет ворвалась конвоир с оружием на изготовку и, увидев лежавшую Настю и склонившегося над ней Коледу, застыла с побледневшим ликом. Коледа, пряча пистолет у себя за спиной  и тяжело дыша, сказал конвоиру:
- Задержанная на меня напала.  Подошьём к делу ещё и это.
- Он меня избивал и угрожал изнасиловать! - крикнула Настя. - Вы же сами видели!  
- Подследственную в карцер, - скомандовал Коледа. - Посидит двое суток, подумает о своём здоровье. А ты, Наталья, не трясись, всё под контролем, - бодро сказал он, взглянув на пляшущий в её руке пистолет. - Убери ствол от греха.
  Коледа не правильно оценил причину столь чувствительной реакции подчинённой, потому что не знал некоторых подробностей её детства и девичества. Наталья родилась и выросла в глухом шахтёрском посёлке. Отец, напившись, частенько избивал и насиловал жену при дочери.
Однажды в пьяном угаре он возжелал своего собственного ребёнка. Жена ударила насильника ухватом по затылку.  Отец скончался в больнице, а мать отправили в тюрьму. Наталья оказалась в приюте. Из за пожара случившегося в нём, частично пострадала картотека, и Наталье по выходу из детдома в личном деле написали: "Сирота с момента рождения. Была подкинута в учреждение."  В анкете на вопрос, почему она хочет работать в системе исполнения наказаний,  мрачная и замкнутая девица объяснила: "Чтобы видеть страдания подлых тварей."
  Противоречивые и одинаково острые чувства раздирали душу Натальи в то время как она вела Настю по коридорам в карцер. Вся боль, горечь обид и унижений всколыхнулись внутри этой скрытной и непримечательной женщины. Её затаённая  и уснувшая ненависть к мужчинам вспыхнула в одно мгновение с ошеломляющей силой. На миг ей даже показалось, что это ненавистный отец восстал из гроба, чтобы глумиться над ней, и лишь резкий окрик Коледы вернул её к реальности.
   Анастасия шла пошатываясь со смертельно бледным лицом и с блестящими от негодования глазами. Руки её заметно тряслись, плечи судорожно передёргивались. Она повернулась и сказала:
- Мне нужно в туалет.
Наталья кивнула и скомандовала "Вперёд".
   Когда они поравнялись с узкой закопчённой железной дверцей, конвоир приказала остановиться.
   Они зашли в туалет, и Наталья прикрыла дверь. Настя рухнула ей в ноги и разрыдалась и, как ни странно, суровый конвоир, не оттолкнула её и не призвала к порядку посредством свинцовой дубинки, а погладила заключённую ладонью по коротко остриженной голове.
- Дайте мне сделать звонок, - пролепетала Настя. - Этот садист теперь меня  живой не выпустит. Вы прекрасно это понимаете. Всего один звонок, умоляю!    Мне страшно.
Конвоир достала  мобильный и протянула девушке. Настя схватила телефон и дрожащими пальцами набрала номер.
- Привет! Это Настя, - лихорадочно заговорила она, услышав голос автоответчика. - Я арестована АЕК и нахожусь в заключении в его стенах. Обвинение не предъявляют, но настроены упечь надолго. Nota bene!  Следователь Коледа Кирилл Петрович отказывает мне в адвокате, пытался меня задушить, избивал и угрожал изнасилованием! Наталья, с телефона которой я звоню, была свидетелем...
   Конвоир выхватила трубку из рук Насти и,отключив, со злобой прошипела:
- Куда меня впутываешь? Какой я тебе свидетель?!  У тебя могущественный папуля, а у меня никогошеньки! Дашь вам поблажку, так вы сразу ноги на голову ставите!
Наталья сопроводила заключённую до двери  карцера.   Стражник в рыцарском шлеме открыл дверь и мягко подтолкнул заключённую внутрь. За спиной Насти лязгнули запоры, и она осталась в замкнутом полутёмном пространстве размером  два на три метра.
Когда глаза привыкли к полумраку, Настя с чувством тревоги осмотрела весьма странное устройство пола, стен и потолка: они были выполнены из мелкой стальной решётки, образуя клетку,  которая находилась в некой узкой шахте.
" Это лифт что ли? - недоумевала девушка. - Что они ещё придумали?"
Наверху глухо загудело, клетка дёрнулась и, к ужасу заключённой, стала медленно подниматься.
- Что вы творите? - закричала Настя. - Сейчас же остановите!
Гул наверху стих, клетка повисла на тросе метрах в двух от пола.
" Зачем? - Подумала Настя. - Что это значит?"
Она сделала шаг,  пол покачнулся в направлении её движения, и она потеряв равновесие, схватилась за решётчатую стену. Простояв с минуту с учащённо бьющимся сердцем, она попробовала сделать шаг обратно, но пол уходил из под ног, создавая ощущение невесомости.  У Насти закружилась голова, пересохло во рту, сердце бешено колотилось.
- Опустите эту проклятую клетку! - крикнула Настя. - Мне плохо!
- Будете нарушать порядок - выключим свет! - донеслось из динамика, вмонтированного в стену шахты.
Настя доползла до центра клетки и лежала на решётке пола. Любое, даже самое малейшее, движение вызывало перемещение центра тяжести и потерю равновесия, влекущие за собой новый сбой в работе вестибулярного аппарата: сердцебиение, головокружение и тошноту.
Сдерживая рыдания, Настя обливалась слезами и кусала губы.
" Я ещё собиралась с ними бороться? - думала она. - Таких как я они ежедневно, не моргнув глазом, пачками обламывают."

Гл. 23

   Когда Юртаева доставили из АЕК в больницу, выяснилось, что его палату уже заняли, вследствие чего он оказался в общей, обитатели которой встретили его радушно, хотя и знали, что он из осин.   Иван сообщил по телефону  Евгению об аресте Насти.  Тот примчался в больницу, выяснил все подробности задержания  и позвонил Белкину.
"Во всяком случае, - сказал Евгений, изложив печальные обстоятельства, - я очень рад, что у неё зрение в порядке."
Белкин, сильно встревоженный, обратился в АЕК за разъяснениями и, наткнувшись на глухую стену  проволочек и пустословия, сделал официальный запрос главе АЕК с требованием о немедленной встрече. Не дождавшись ответа, он связался по телефону с Климом Тимофеевичем, и тот успокоил профессора следующей тирадой: " АЕК действует строго по инструкции, и я не могу вмешиваться в ход следствия, но уверен, что там работают достойные профессионалы."   Профессор выразил сомнение в корректности действий комитета, не допускающего нанятого им адвоката к заключённой и не позволяющего ни свиданий , ни  даже звонков, на что Клим ответил: " Вас, наверное, удивит, но это делается в интересах подследственной. Посудите сами, если в дело вмешается адвокат, то комитет рассмотрит это как косвенное признание вины, а звонки только усложнят дело, добавляя новых фигурантов."  Окончательно сбитый с толку профессор услышал длинный гудок и с тяжёлым вздохом положил трубку.
    Неожиданный звонок Насти,  записанный на автоответчик, поверг Белкина в шок. Он тут же сообщил в ректорат о том, что берёт отпуск, и обратился к заму главы АЕК с требованием немедленно принять его, но чиновник не торопился с ответом. Евгений, который ежедневно звонил  профессору в ожидании сведений о Насте, узнав о хамском обращении следователя с девушкой, пришёл в ярость. Он примчался к профессору и попросил запись с телефона.  Возражения Белкина  отпарировал замечанием, что Насте вернее было позвонить ему на мобильный, и если она предпочла автоответчик, стало быть,  желала оставить именно запись.  Скопировав последнюю, за исключением  того места, где упоминалось имя конвоира Натальи,  Евгений договорился о встрече с представителем организационного комитета протестного движения осин, члены которого гудели как пчёлы в сотах интернета по поводу слухов об аресте Анастасии.
  Парень и девушка, одетые в джинсы и футболки с заплатами из осиновой коры, с венками из веточек осины на головах, пришли на встречу в кафе, угощались заказанными Евгением кофе и пирожными, бурно выражали возмущение  действиями АЕК  и сочувствие Насте.  Прослушав запись, они оживились.
- Цифры? - спросил парень, откусив и проглотив половину эклера.
- Да.
- Выложим в сеть! -  воскликнул активист и потёр ладони. - Пусть знают все, каково оно тополиное правосудие!
- Как будто кто то ещё о нём не знает! -  пробурчал Евгений, ощутив у себя на щеке брызги эклера.
- Не скажите, - серьёзно заметила девушка, придвинув своё пирожное сподвижнику.  - Вода камень точит капля по капле.
- Может быть вы и правы, - Евгений протянул парню диктофон.
    Когда в сети появилась запись звонка Анастасии, по интернету прокатилось торнадо негодования.  В орг комитете осин разгорелись споры по поводу призывов наиболее активной части к шествию к зданию АЕК. Противники акции ссылались на специальное постановление, подписанное трибуном, категорически запрещавшее,  какие либо собрания у стен правительственных организаций: за нарушение устанавливался штраф в миллион сестерций, а в случае отсутствия оного у провинившегося - пожизненное заключение.
Сторонники предстоящей акции в свою очередь восклицали, что если АЕК нарушает законы, то отчего же протестующие должны их соблюдать и что, вообще, смешивать уголовное право с административным абсурдно.  Пока шли дебаты, сетевая масса определилась сама с выходом на демонстрацию, а орг комитет, чтобы не упустить инициативу и не потерять авторитет, поспешно поддержал. Активисты горячо обсуждали лозунги и требования, с которыми предстояло выступить.
  Спецслужба АЕК доложила  заму главы ведомства о готовящейся акции, и он - что с ним случалось довольно редко -  побеспокоил шефа.  Михаил лаконично объяснил  заму, что чем быстрее и искуснее тот замнёт сложившийся казус, тем больше у него шансов усидеть в своём кабинете.
"Неплохо устроился сукин сын, - скрипя зубами размышлял зам. - Он рядом с трибуном почётом и славой упивается, а я  вкалываю до седьмого пота и авгиевы конюшни расчищаю!"
  Зам, вызвав Настю на допрос,  побеседовал с ней, приказал отправить в лазарет и позвонил Коледе.
- Инструкцию нарушаем, Кирилл Петрович? - саркастически произнёс зам. - В карцер сажают только с моего одобрения, не забыли?
- Отвлекать вас по пустякам? - рассмеялся Коледа. - Пару дней всего то!
- Видел я  её сейчас после пары дней, - нарочито жёстко произнёс зам. - С этой девчонкой всё очень не просто. Её отчим на хорошем счету у трибуна, который издал его книгу и, надо сказать, очень правильную книгу.
- Книга то недурна, - серьёзным тоном произнёс Коледа. - Кабы  он ещё отродье Плетнёвское воспитал правильно.
- Кое чему он её научил.  Она мне тут такой красочный опус настрочила, что не поверить невозможно. А ну как подобное заявление наружу вылезет?  Сумела же она позвонить. Не уследил ты, Кирилл Петрович,  стал теперь героем интернета, не слышал?
- Когда мне в интернетах ползать.  У меня и компьютера нет и сыну запретил.
- Да, знаю, ты и в кабинете его в стол убрал.  Только какой же ты к чертям следователь, если не можешь в наш просвещённый век мгновенно получить информацию.
- Оно конечно, - вздохнул Коледа. - Я и то уже подумываю достать.
- Теперь и не надо, Кирилл Петрович, - сурово произнёс зам. - Накосячил ты сильно, да к тому же и засветился. Пиши по собственному.
- Как так? -  голос Коледы дрогнул, несколько секунд он молчал, а затем совсем уже глухим тоном произнёс: - Из за того что поставил на место завравшуюся сучку, продавшуюся осинам? Вы шутите что ли?
- И не тяни! - отрезал зам. - Сегодня к вечеру, чтобы у меня на столе лежало заявление и все причиндалы, а с завтрашнего дня сюда ни ногой.
- Это так то у вас своих не сдают! - задыхаясь от обиды, прошипел Коледа.
"Дурак," - подумал зам и повесив трубку.
"Провались она пропадом ваша поганая контора, - процедил сквозь зубы Коледа, услышав длинные гудки. - Ни зарплаты путней,  ни крыши, ни навара."
Заму главы АЕК позвонил прокурор и тоскливым голосом сказал: " Небезызвестный вам профессор Белкин, дочь которого вы задержали, обратился к нам с заявлением и настоятельно требовал разобраться в противоправных действиях  следователя вашей конторы Коледы Кирилла Петровича. Хотя ушёл он от нас в своё время  по собственному, но нагадил, конечно, и всё больше от глупости. А вы в пику нам его к себе устроили.  Прежде чем брать этого идиота, запросили бы у нас на него досье.  Я уже выслал, читайте. Советую договориться с Белкиным, не то дерьмом и прокуратуру забрызгает, а нам лучше  начать дружить, не так ли?"
Зам вызвал Коледу и  потребовал письменных объяснений. Хотя тот полностью отрицал насильственные действия в отношении подследственной, зам с большим облегчением подписал увольнение задним числом.  Он понимал, что Коледа при всей своей лояльности к братству тополей и ненависти к осинам причинял больше вреда, нежели пользы институту АЕК и общественному устройству, которое он призван был защищать. Изучив досье Коледы, зам поразился скупости и убогости бывшего работника прокуратуры, который по служебному телефону вёл переговоры о сумме для отказа в возбуждении уголовного дела; удивился он также своей персональной и его ведомственного аппарата по кадрам  халатности.   Зам жёстко переговорил с Натальей, конвоиром, но та заявила что никакого телефона никому не давала. Звонок вычислили, но абонент не имел ни малейшего отношения к Наталье, поскольку она изъяла мобильный у одного из заключённых, а  тот лет десять тому оформил его на некую персону, проживавшую неизвестно где.
  Коледа, прослушавший запись в кабинете  цифрового наблюдения, переговорил с Натальей, перехватив её у входа на сторожевую вышку.
- Какого хрена ты, дурища, телефон ей дала.  Несознанку не включай! Только ты могла, больше некому. Ты заводила её в туалет. Теперь эти осиноёбы пинают моё имя в хвост и в гриву! Я тебя, коза недоделанная, упакую капитально. - Он схватил её подбородок  пальцами. Наталья резко отбила его руку и ледяным тоном произнесла:
- Кирилл Петрович, вас я слышала уволили? Вдруг ещё и разбирательство начнут - а я свидетель. Вы пылинки с меня сдувать должны, а вы хамите. -  Она, толкнув его плечом, устремилась  к лестнице, поспешно поднялась на наблюдательный пункт и сменила прежнего часового.
  Несмотря на расторопность зама, в АЕК приехал Михаил и жёстко с ним переговорил.
-  Ваша бескомпромиссность мне импонирует, - сказал Михаил, - но вредит делу, которое нельзя решать устаревшими методами. Адвокаты, конечно, ублюдки, но мы не можем выглядеть дикарями, так что уж извольте допустить его к девчонке. А чтобы парализовать его деятельность, напрягите мозги. А не знаете как, так ступайте командовать спец отрядами. Скоро, думаю, им работки подвалит. Слышал, Коледу сливаете?
- Приходится, - унылым тоном ответил зам. - Без этого  дело не замять. Уж чересчур он резвый для нашей  конторы.
-  Знаю.  Он когда то воевал под моим командованием. Нервный немного, но он не в тихих кабинетах с кондиционерами восседал! - Михаил кинул на стол карточку. - Передайте ему, пусть срочно позвонит. Мы своих не бросаем! - Михаил встал и, подойдя к двери, обернулся. - Кстати, Кауфмана полностью отмажьте. И не пяльте глаза! Я эту подлую осину живьём бы зажарил в собственном камине, но он, - Михаил возвёл глаза к потолку, - он приказал его пока не трогать. Дескать, предстоит сложнейшая операция у одного его родственника.
  Зам уставился на главу АЕК с выражением полного недоумения.
- Мы же эту девку только на Кауфмане зацепили, а если он невиновен, то как же тогда...
- Работать надо лучше, а не причитать! - отрезал Михаил. - Миллионы осин величают её в интернете своим вождём, а вы не можете ничего найти!

ГЛ.24

Коледа, небритый, одетый в спортивный костюм, сидел за столиком в пятиметровой кухне, хмуро уставившись в портативный телевизор, стоявший на холодильнике. Приютившаяся рядом жена, худощавая шатенка с короткой стрижкой, лет сорока, одетая в белый махровый халатик пила из бокала чай и тревожно поглядывала то на мужа, то на початую бутылку водки, стоявшую перед ним.
- Может, хватит, - простонала женщина. - Третий день квасишь. У Митьки сегодня день рождения, помнишь?
- Целую неделю твердишь! - огрызнулся Коледа.
- Ну и? Подарок где?
- Сказал же, денег нет! - Коледа сжал бутылку и плеснул в стопочку. - Сама знаешь, уволили меня из комитета!
- Сказал, повысили тебя, - пожала плечами женщина и потянулась к  вазочке с печеньем. Из под рукава халата обнажилось бордовое пятно на запястье - она резко отдёрнула руку и взяла печенье - другой.
- Да.  Я теперь командир спец отряда, вот и обмываю назначение.
- На это  у тебя деньги есть. Я и то купила ему сумочку для ноутбука.
- У него уже есть ноутбук? - Коледа на мгновение задержал стопку, поднесённую ко рту, и жёстко взглянул на супругу.
- Думала, ты купишь.
- Не помню, чтобы я это обещал! - Коледа яростно плеснул содержимое стопки в рот и поморщился.
- Ведь договорились.
- Я сказал, что подумаю! - Коледа схватил пачку сигарет и прикурил.
В кухню заглянул рослый парень со вздёрнутым, как у матери,  носиком, круглыми голубыми глазами и каштановыми аккуратно подстриженными волосами. Одет он был в белую футболку и  цветастые шорты.
- Если не купили подарка, хотя бы не орали об этом на весь дом! - раздражённым тоном произнёс он.
- Голосок то не повышай! - прорычал Коледа и бросил свирепый взгляд на сына. - Мне в детстве на дни рождения марки почтовые дарили. Им цена две копейки, а я счастлив был!
- Ещё вспомни как в окружении мочу пил, - проворчал юноша.
- Митька! - поморщилась жена и отставила бокал. - За столом ведь!
- Да! - Коледа затушил окурок в пепельнице и налил ещё водки. - Пил! А мочи бы не было, пили бы свою собственную кровь, но врагу бы не сдались. Родину защищали!
- Да, да, - усмехнулся сын, - только что то очень далеко от нашей территории.
- Чего ты в этом понимаешь! - вскричал Коледа, багровея, и стукнул кулаком по столу. - У нас были идеалы, а вам бы только хапать и жрать!
- Пожрёшь тут у вас, - пробурчал Митька, приоткрыв холодильник и с досадой захлопнув. - Мам, чай сделай что ли имениннику.
Женщина встала и принялась хлопотать над плитой.
Коледа плеснул в рот водки и снизил тон: - Всё лето проболтался. Мог бы сам себе на подарок заработать.
- Мам, принеси мне чай в комнату, - сквозь зубы процедил Митька.
- А моя компания тебе западло?! - Коледа прицелился в сына взглядом. - Садись за стол, и не выпендривайся.
- Ребёнок обиделся, - вступилась жена. - Чего пристал?
- Восемнадцатилетнему ребёнку подарочка не досталось! -  с усмешкой произнёс Коледа,  встал, вытащил из за холодильника полицейскую дубинку  и вручил Митьке. - С днём рождения, сын!
Жена застыла с открытым ртом, а Митька раскачивал дубинкой, перекладывая её из руки в руку. Глаза его засветились, а лицо зарделось от удовольствия.
- Внутри свинец?
- А то, - ответил самодовольно Коледа. - На рукоятке белый переключатель - электро шокер... на утопленную красную не вздумай нажимать! Перцовый распылитель! Мы тут мгновенно задохнёмся!
Митька с интересом разглядывал появившиеся на конце дубинки стальные усики, которые вспыхнув искрами и синим пламенем, издали жуткий треск.
- Зачем ему это! - вскричала жена, отшатнувшись. - Угробит всех нас!
- Класс! - восхищённо произнёс Митька. - А сколько вольт?
- Несколько тысяч, - ответил Коледа. - Говорят, осин валит как подкошенных.
- Пробовал?
- Вечером опробую. Мой отряд будет стоять в оцеплении с пяти часов.
- Где?
-  У АЕК. Осины там назначили митинг в поддержку арестованных преступников. Предполагается, что не обойдётся без разборок. Осины совсем оборзели, полицию ни во что не ставят.
- Можно мне с тобой?! - Митька с загоревшимся взглядом уставился на отца.
- С ума сошёл?! - воскликнула жена и оглянулась на мужа за поддержкой.
Однако Коледа не спешил с ответом. Полминуты он переводил взгляд с Митьки на мелькавший экран телевизора и обратно. Затем в задумчивости произнёс: - Ну а почему бы собственно. Надо же когда то становиться мужчиной.
- Рехнулись оба?! - вскричала жена и с яростью взглянула на мужа. - Какое ещё дело? Ребёнка в кровавое месиво отправлять!
- У осин оружия нет, одна лишь борзость! Пора объяснить этой шушере, что негоже гадить на Великую Империю.  Не боись! - Коледа убрал бутылку в холодильник. - Выдам Митьке комплект амуниции: шлем, броник, спец костюм, щит. Ребята у меня в отряде орлы, среди таких не пропадёт, да и я буду рядом всё время.
- Когда выступаем? - воскликнул Митька.
- Ванну приму, побреюсь и поедем.
Митька схватил бокал с чаем и отхлебнул.
- Мам, сделай яичницу, а то жрать захотелось, - сказал он и сел за стол.
Когда Коледа закрылся в ванной, мать показала Митьке тёмно- красное пятно на руке и сказала:
- Ты стал совсем взрослым и должен знать правду: это был не несчастный случай.
Митька нахмурился и настороженно смотрел на мать.
- Под ожёгом скрывается знак осины, - продолжала женщина тихим голосом.
- Ё маё! - выдохнул Митька, отшатнувшись.  В глазах его застыло выражение ужаса, перемешенного с жалостью. - Но как же ты, мам?! Как могло так получиться?
- Да уж так вышло, - вздохнула женщина и смахнула краешком полотенца слезу. - Твой отец был в бешенстве, когда узнал. Он любил меня и очень страдал, и я его настолько сильно любила, что сожгла себе запястье.  Однако теперь жалею, что изуродовала руку.  Осины вовсе не такие подонки, какими их изображают тополиные газеты. Среди них очень много выдающихся и достойных людей.
- Мам, ты с ума сошла? - воскликнул Митька. - Из за этих гадов тебе пришлось самой жечь свою руку, и ты их защищаешь?
- Не самой, - ответила мать. - Это твой отец. Он  выжег мою татуировку, и только после этого мы поженились.
Минуту они молчали.
- Приготовлю тебе поесть, - женщина встала и открыла холодильник.
- Не хочу я есть, - отрезал Митька, вынул из холодильника бутылку и налил в стопку.
- Не надо бы тебе это, - печальным голосом произнесла мать.
- А обманывать меня с детства, что ты тополь, можно?
- Отец настоял... - мать осеклась и заплакала.
Митька некоторое время крутил рюмку между пальцами, уставившись в её содержимое, затем отставил, положил руку на плечо матери и сказал:
- Ладно, мам, чёрт с ней с татировкой. Проехали и забыли.  Главное, ты в душе тополь!
- Дурачок ты, - всхлипнув, ответила  мать. - Когда своей головой думать начнёшь?

                    Между тем в сети накал страстей достиг апогея: десятки тысяч комментов, обсуждающих выдвинутые лозунги, наводнили сетевое пространство. Орг комитет одобрил следующие: свободу всем заключённым осинам и Анастасии Плетнёвой, отмену  указа о закрытии больницы для осин и восстановлении права передачи знака осины по наследству, предоставление осинам равных прав в сфере медицины и образования; закрытия и роспуска АЕК, как недостойного цивилизованного общества института, формирования вместо него общественного представительского органа и наделения всех граждан равными правами выбора своих посланцев в собор лучших граждан, а также предоставление возможности каждому гражданину участвовать в выборе народного трибуна.
    Евгений  почти ежедневно звонил Белкину. Их прошлая вражда была забыта - или по крайне мере померкла - в связи со случившимся с Настей несчастьем.  Профессор ни чем не мог порадовать своего бывшего студента: адвокат, сумевший, наконец, пробиться к Насте, докладывал Белкину, что следствие  с участием другого следователя ведётся также с нарушением процессуальных норм и что вместо прежнего смехотворного обвинения выдвинуто ещё более глупое: Настю обвиняли в злостной краже мобильного телефона, с которого она позвонила из заключения отчиму. В чём заключалась злостность, следователь объяснить отказался. Сказал только что отыскали владельца телефона, обнаруженного у Насти, и тот написал заявление о краже. Адвокат установил, что потерпевший некогда находился в заключении в стенах АЕК и был выпущен задолго до ареста Насти. Сомнение усиливалось ещё и тем, что адвокат прекрасно знал, что из АЕК выпускают только тех, кто подписывает бумагу о безоговорочном и всеобъемлющем сотрудничестве.  Встретиться с потерпевшим адвокату не удалось, так как дверь ему не открывали, а изнутри раздавались собачье рычание и лай. Следователь сказал, что на телефоне обнаружены отпечатки пальцев Анастасии и что ознакомиться с данными экспертизы адвокат пока не может в связи с особой секретностью дела. В чём она заключалась следователь не уточнил.
Белкин признал, что отсутствие правосудия в АЕК не миф, раздуваемый осинами, а печальная реальность.
- Поэтому я и передал запись разговора осиновым активистам, - сказал Белкину Евгений. -  Получается, именно я подлил масла в огонь.
- Не стоит себя винить, - ответил Белкин, - таких фантастических  последствий не смог бы предвидеть  самый изощрённый ум.
- По крайней мере, - подхватил Евгений, - сегодняшний марш к стенам АЕК может немного отрезвить комитетчиков.
- Ты думаешь? - с сомнением в голосе произнёс Белкин.
- Лозунги у шествия довольно дурацкие, - сказал Евгений, - равное представительство, выборы трибуна  и полная амнистия всех осин! Как будто среди осин нет преступников. А что означает требование снова открыть больницу для осин и право клеймить младенцев знаками осины? Раскол и грядущую  катастрофу. У тех и у других отшибло мозги. Они намерены последовательно разжигать вражду в  без того свихнувшейся толпе.  И никто не вспомнил про штрафы, которые почему то установлены в сестерциях да ещё и миллион! Ведь никто не сможет выплатить даже один! Таких денег не существует. Это придумано, чтобы упекать людей пожизненно!
- Когда то они были в ходу в древнейшей империи.
- И что потом стало с этой империей?
- Это произошло вовсе не из за сестерций, а оттого что обожествлённая власть окончательно  развратила население.
- А сейчас не то же самое? - Евгений понизил голос. - Те кто борется против сакрализации сами же торопятся воздвигнуть идолов. Один ролик о случившемся с Настей - и она уже лидер!  
- Лидер? - воскликнул Белкин. - Который раз я слышу эту чушь! Неужели одна нелепая речь девушки на презентации моей книги может сделать её вождём?
- Речь пламенная и закончившаяся трагически, - возразил Евгений. - Помните, профессор,  вы говорили на лекции, что в истории иногда случаются вещи настолько непостижимые, что их следует принимать на веру как факты, неподдающиеся разумному или логическому объяснению. Сейчас как раз тот случай.
- Да, я говорил, - глухим тоном ответил Белкин, - я говорил, когда дело касалось других, но когда это происходит с моей дочерью, - то я не говорю, а вопию и тоже пойду на этот чёртов митинг, раз мне перекрыли все другие способы добиться правосудия.
- Любые акции у стен АЕК запрещены, - сказал Евгений. - Это будет опасно.
- Возможно, однако, я не могу просто сидеть и наблюдать, как Настю пытаются засудить по идиотскому недоразумению.
- В таком случае встретимся  заранее и пойдём вместе.
- Согласен. Место и время?

Гл. 25

Для того чтобы держать под контролем предстоящее шествие, АЕК стянул к городу  все имеющиеся в его распоряжении спец подразделения, усиленные к тому же  армейской бронетехникой и вертолётами. В стан митингующих направили сотни агентов с нарисованными на руке знаками осины. Средства массовой информации, едва упомянув о шествии осин и указав на его незаконность и вредность, задорно твердили о предстоявшем празднестве тополей на Чёрной горе, где пожелал выступить народный трибун. Поскольку речь мыслилась сакральной, то и произнесена она могла быть лишь на священном месте. Сотни автобусов вывозили тополей из города к  Чёрной Горе, а взамен город наполнялся войсками. Эта акция была задумана  трибуном и горячо одобрена замом АЕК, потому что, во-первых, в случае непредвиденных ситуаций и применения войсками силы меньшее количество тополей могло пострадать от своего любопытства; во-вторых, вид спешно эвакуируемых тополей  должен был навести осин на мысль о том, что войска готовы на жёсткое подавление демонстрации, вероятно, с применением удушающих газов,  что в свою очередь охладило бы пыл значительного числа осин. В третьих, огромная масса тополей, собравшаяся у Чёрной горы, наглядно показала бы, насколько  количество людей, одобряющих  АЕК превосходит кучку скандальных протестующих.  Заму главы АЕК было невдомёк, что  трибун имел свои особенные причины для проведения Климминга (как его в сети прозвали осины, скомбинировав "Митинг Клима"); более того, когда Михаил сообщил по телефону своему заму о запланированной сакральной акции трибуна,  последний, слушавший разговор с прараллельного аппарата, несколько недоумевал, отчего зам восхищённо охарактеризовал её как гениальную.
"Что он может знать? - думал Клим, слушая с досадой славословия зама главы АЕК. - Или обычный подхалимаж?"  По окончании разговора, Клим, откинулся на высокую спинку кресла  и  поделился своим впечатлением с сидевшим напротив него с бокалом вина в руке Михаилом, и тот объяснил, что акция на Чёрной горе совпала с митингом осин, что действительно было очень удачно.
- Чем они теперь недовольны?
- На этот раз они намерены толпиться у стен АЕК, требуя отпустить преступников.
- Только сейчас об этом узнаю? - лицо трибуна приняло серьёзное выражение. - Кажется, я слишком вас всех распустил.
- Я решил не сообщать тебе именно потому что ничего существенного не произойдёт. Никто их к зданию АЕК не пустит. Я отдал распоряжения командующему округа о полной боевой готовности. Погалдят, как обычно, где нибудь на задворках, и разбредутся. А у тебя есть проблемы поважнее.
- Да, есть и поважнее, - кивнул Клим и задумался.
Михаил смаковал вино  и поглядывал на Клима.  Тот, словно очнувшись, резко поднял голову и спросил:
- Этот старец действительно толковый?
- Никанор? - Михаил поставил бокал на стол и откинулся в кресле. - Ты с ним беседовал два часа кряду, не я.  А те сведения, что я собрал,  вторичны. Сам я со свечкой, разумеется, не стоял, когда он инвалидам возвращал ноги и руки. Никанор закончил семинарию - это  я проверил - отправлял богослужения в храме Святого Николы длительное время, был удостоен сана,  затем вдруг пустился в странствия, проповедовал, построил сруб где то на отшибе, дескать, видение ему там было. Стали к нему приходить разные люди...
- Осины? - встрепенулся Клим.
- Да нет у него ни осин, ни тополей! - пожал плечами Михаил. - Для него это неведомо. У него все - божьи твари; так вот людям этим вроде тоже видение было об этом святом с точным указанием местонахождения его жилища. А все калеки, им якобы вылеченные, построили рядом со срубом церковь, в которой он и по сей день служит. Говорят, он общался с Богом напрямую и получил от него способность творить чудеса, в том числе знает секрет вечной жизни.  Вот и всё, что мне известно.
- Сам то веришь в это? - спросил Клим, смотря в упор на Михаила. Тот спокойно выдержал взгляд трибуна,  но прочистил горло и заговорил на пол тона ниже:
-  Конечно, я больше полагаюсь на логику, факты, документы и  силовую аргументацию, но, - Михаил оглянулся по сторонам, хотя в кабинете никого, кроме них не было, - но иногда со мной происходили такие вещи, которые иначе как чудесами не объяснишь.
- Это ты про не взорвавшуюся гранату?  Сказал тоже - чудо!
- Какая к чёрту граната, - отмахнулся с досадой Михаил. - Помнится со мной такое приключилось: мы ехали в район Сулемского ущелья, двадцать бойцов в кузове под брезентом и я ,сопровождающий, рядом с водителем. Не спали до этого двое суток, ну меня и развезло. Водила меня тряс за плечо и орал: "Хватит храпеть, а то я, глядя на тебя, клевать носом начинаю, а мы, между прочим, по горной дороге едем, чуть руль упустил - и в пропасть! Хочешь спать  - залезай в кузов и храпи себе!" Остановил, значит, шестьдесят шестую и дверь открыл. Я вышел и говорю: "Глянь-ка на колесо".
Он, встревоженный, вышел, а я ему  с разворота в челюсть хрясть! Он парень здоровый, но так у колеса и осел. Быстро, правда, очухался и залез в кабину за руль. Я сел рядом и спрашиваю: "Больше в сон не клонит?" И что ты думаешь? Этот ефрейтор вытер рукой кровь, посмотрел лукаво на меня и рассмеялся. "Вот теперь другое дело, - говорит, - сон как рукой сняло! Если опять разомлею, снова к вам обращусь. Только в следующий раз я разводной ключ прихвачу!" Ну тут мы уж оба заржали.
- И это, по- твоему, чудо? - презрительно произнёс Клим и закурил сигарету. - Чушь какая то.
- Не торопись, - ответил Михаил. - Чудо впереди: я снова заснул, и водила больше меня не беспокоил. И снится мне, что я школьник и вместе с классом еду в автобусе на какую то экскурсию, вроде бы в зоопарк.   Из окна вижу на обочине свою мать: улыбается, машет мне рукой, что то кричит и вдруг замечаю, что на неё надвигается камаз. Я начинаю орать и махать руками, а она не понимает и пуще прежнего смеётся, а камаз уже летит на неё. С невероятным усилием открываю дверь и выскакиваю на ходу из автобуса, рвусь к ней , а ноги не двигаются. Просыпаюсь и с ужасом узнаю, что и впрямь бегу, только не из автобуса к маме, а по горной дороге - от нашей машины. Едва начал соображать, шарахнуло сзади. Обернулся - шестьдесят шестая вся в огненных клочьях.  Через десять минут следующая машина подъехала. Говорят, тоже их обстреляли. А от нашей и от наших ни хрена не осталось. Пока место расчищали, ни одного живого не нашли. То ли мина, то ли сверху шарахнули - разбираться было некогда, сзади шла колонна. Сел я в кабину рядом с сопровождающим и поехали. Он поглядывает на меня и спрашивает "Как же ты уцелел?" "До ветру вышел, - отвечаю, - и в тот момент ребят накрыло." "Странно, - протянул он, и чувствую, мне не верит. - Только вышел и на тебе! Везучий ты, товарищ майор!"  "Дурак ты, капитан, - думаю, - кабы я тебе правду поведал, вот то бы действительно странно было!" Да и то сказать, разве бы он поверил? Но уж больше я глаз не сомкнул. Сердце бешено колотилось, и я всё сидел и думал, что же это произошло. И даже сейчас не могу дать ответа. Ведь ни отца, ни матери своих я никогда не видел. Детдомовский я, а ведь во сне сразу понял, что это мать!
  Михаил замолчал, привстал, подлил в бокал вина и вернулся в прежнее положение.
  -  Так что отец Никанор для меня бином Ньютона.  Не представляю о чём ты с ним так долго говорил. О Боге? - стараясь придать себе беззаботный вид, переменил тему Михаил.
- Этого в двух словах не расскажешь, как твою историю, - задумчиво произнёс Клим. - У нас беседа получилась тонкая, трансцендентная. - Клим взял со стола свой бокал, пригубил и задумался...

Гл. 26

Отец Никанор с накинутой поверх  чёрной рясы епитрахилью, расшитой золотыми узорами, с перекинутым через левое плечо белоснежным орарем и сверкающими из широких рукавов ослепительно чистыми поручами приветствовал Клима Тимофеевича в церкви и выразил радость при виде столь ревностного стремления к благочестию.
Трибун поставил свечку перед иконой святого Николы, помолился и предложил святому отцу уединиться для серьёзного разговора.
  Отец Никанор пригласил его в свою примыкавшую  к церкви  келью размером четыре метра в длину и три - в ширину.  Он усадил гостя на деревянный табурет, стоявший рядом с дубовым столом и сколоченной из досок кроватью, на которой расположился сам, и внимательно посмотрел на Клима.
- Я оттого настоял на уединении, - начал Клим, - что намерен обсудить с вами дело абсолютно интимное, деликатное, не допускающее посторонних ушей. Я буду говорить откровенно, и рассчитываю на это  с вашей стороны.
- Господь над нами залог моей искренности и вашего благочестия, и не важно, где вы просите милости у Бога, пред аналоем или в моей убогой хижине. Желаете ли вы исповедоваться?
- Нет, святой отец,  хотя подозреваю, что предмет, о котором я собираюсь говорить, не будет свидетельствовать о моём благочестии. Это скорее будет разговор по душам. Ведь я думаю, что на самом деле не к благочестию мы через веру стремимся и вовсе не любовь к ближнему нас к ней побуждает.  Когда вдумаешься, какая маленькая я козявка, и срок мне отмерен мгновение, а исчезну так и в миг забудут, а коли нет, так глумиться станут оттого что забыть не могут, так вот как подумаешь, что в миг для тебя  всё исчезнет навсегда, уж так погано сделается, что какое там благочестие; до него ли будет, когда напоследок наберёшь полной грудью воздух, всем нутром осознавая, что выдохнешь его в последний раз?  Осознанно или неосознанно мы жаждем бессмертия, припадая к Богу! - Трибун скосил заблестевшие  глаза на дверь и понизил тон. -   Мы, словно собака голодная, заглядываем в глаза Господина , не скинет ли он нам косточку с барского стола.  Он ведь, Бог то велик, всесилен и, главное, бессмертен. Он же нас создал по образу своему и подобию, а коли так, то я его мельчайшая частичка и, стало быть, тоже никогда не умру. И тут ведь самая главная забота, отключиться полностью от размышлений, не думать, ни в коем случае ни думать, всё решат за нас, всё решено за нас, наша основная забота лишь убедить Бога, что мы в него верим, чтобы он не лишил нас надежды на бессмертие, и скорее всего мы убеждаем себя, что верим в него, да, впрочем, какая разница, кто кого убедил, тут главное - в чём? Что вы думаете об этом, святой отец?
Отец Никанор некоторое время молчал. Лицо его, напоминающее лики святых на иконах, со спокойным ясным взглядом и аккуратной бородкой, поразило Клима своим полным бесстрастием. Трибун тщетно силился уяснить, какое впечатление производит его речь на слушателя.
- Не вера это, - тихим голосом заговорил отец Никанор, - а страдание по вере, мучение отчаявшегося сердца, оттого что любить не способно. Не любящее сердце мертво для Бога. А не любите вы оттого, что слишком высоко вознеслись над людьми, и с высоты этой кажутся они вам насекомыми. А как можно любить столь ниже себя стоящего? Ведь и собаку  вы любите до тех пор, пока она не перечит вам, пока полностью и безропотно подчиняется, пребывая частью вашей воли, а стало быть и вас самих. А прояви она свою волю, покажи она, что не ваша часть, а отдельное, цельное и законченное создание, так ещё и пинка получит, а это как то не очень на любовь похоже.  Ведь все то рвутся сначала поверить в Бога,  и  с ним встать в некие отношения, а до окружающих и дела нет;  кто они, что с них толку?  И получается, что формально то всё выполняете, и даже бывает что и с чрезвычайным усердием, а вот в душе как то пусто, да и сомнения как ржа разъедают; а ведь всё просто: надо прежде стараться не в Бога поверить, а в то, что все есть создания Божии и все перед ним равны, а значит и смотреть на другого презрительно сверху как на низшего величайший грех и богохульство.
- Святой отец, как же я могу кого то считать себе равным,  если его ничтожность и моё величие столь очевидны сколь и неоспоримы. Разве меня, решающего судьбы миллионов, обладающего могуществом, наделённого необычайными способностями, и что самое главное, отмеченного Богом, можно сопоставить с копошащимся в своём огородике обывателем, с торговцем в овощной лавке и прочим убожеством?  
- В вашем вопросе зреют зёрна ответов. Вы говорите "наделённый способностями, отмеченный Богом" ; верно; но кто наделил? Всевышний и наделил. Кто отметил? Бог и отметил. А стало быть и всё ваше могущество от Бога. Тут бы как раз смириться, ан нет, вы, напротив, сами себя Богом ощущаете, и совершенно напрасно, потому что никакой вашей персональной заслуги в вашем могуществе нет. Ничем вы не лучше самого последнего чистильщика обуви. Всё вам дано и всё с вас спросится. Опять же вы говорите, что зазорно вам равняться с каким то убожеством. А слово то "убожество" что значит?  У Бога. На милости Божьей. Если вы и вправду у Бога милости ждёте, так и смиритесь с тем, что вы такое же убожество , как и самый безвестный  сторож в сельской церквушке.
- Я готов, святой отец, целовать прокажённого, подобно Франциску Ассизскому, и нести его на себе, если только вы подскажете мне путь к вечному служению.
- Зачем искать?  Мы все пребываем на нём. Разве не знаете вы, что бедные с нами будут всегда и что душа бессмертна?
- Постойте, святой отец, - Клим болезненно поморщился. - Всё это вы можете говорить вашей пастве, но со мной, умоляю, говорите серьёзно. Потому что я хочу не  какого то иллюзорного спасения в виде некой предположительной души...
Священник поднял руку и произнёс строго: - Если вы действительно ждёте от меня какой либо помощи и сочувствия, то воздержитесь от богохульства. В противном случае беседа закончится прямо сейчас.
- Каюсь, святой отец, - смиренно произнёс Клим. - Я разумею не только духовное бессмертие или вечную память, которые мне представляются весьма лестными, но самое простое физическое бессмертие.
- И вы полагаете, что Бог вам в этом должен помочь? А знаете ли вы, что само это желание уже есть богохульство, противодействие божественной воле. Люди рождаются, потому что это угодно Богу, и умирают, потому что такова воля Божья.
- Но не я! - воскликнул Клим с  досадой в голосе. -  Ведь я  не просто человек! Верно?
- Вы творение Божье, как и все прочие люди, которые рождаются и умирают,  и на этом отрезке вашего пути вы лишь для того назначены пастырем, чтобы стать скромным послушником - на другом.
- Вы говорите чудно, святой отец, и, кажется, мы друг друга не понимаем. Если бы мне нужны были общие духовные наставления, я бы пришёл к вам на воскресную проповедь, которые надлежащим образом посещаю в своём приходе. Но я желаю говорить с вами приватно и просить совета или помощи в моей просьбе о бессмертии.
- То есть, вы хотите, чтобы я говорил не как лицо духовного сана, а как человек.
- Вот именно! - кивнул Клим. - По простому.
- Хорошо, - продолжал отец Никанор. - Тогда ответьте на вопрос, только подумайте и не спешите с ответом: на столько ли вы сильно желаете бессмертия, чтобы отрешиться от рода человеческого?
- Чего тут думать! - воскликнул Клим. - Повторяю, я готов на всё ради бессмертия!
- Это очень важный вопрос, потому что для исполнения вашего желания нужно стать Богом.
- Но как?
- Первое, следует перестать бояться смерти и воспринимать её как небесную благодать; второе, нужно умереть и воскреснуть, как это уже сделал посланник всевышнего, а о третьем уместно будет поговорить, когда первые два условия будут выполнены. - Отец Никанор встал, и Клим непроизвольно последовал его примеру. - В заключении же я, уже как священное лицо, скажу только “Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас…". Аминь.
  Отец  Никанор смиренно опустил взгляд. Клим поклонился, отступил несколько шагов пятясь, затем резко развернулся и вышел из кельи.

Гл. 27

   Вид войсковых подразделений в городе  и массовый отъезд тополей произвёл отрезвляющее и подавляющее впечатление на большинство осин и их лидеров. Последние заявили, что не следует подвергать риску людей у стен АЕК: вполне достаточно пройтись по центральному проспекту и заявить свои требования. Нашлись и другие, клеймившие трусами своих соратников и призывавшие всех "кому дОроги свобода и равенство, прокричать свои требования у стен АЕК так, чтобы стены этой садистской организации задрожали". Были также, хотя и малочисленные, призывы  вооружаться, строить баррикады, поджечь здание АЕК и бросать в отряды спецназа бутылки с зажигательной смесью.  Умеренные осины решительно отмежевались от   "непримиримых ", назвав их предложения глупыми и опасными.
    Евгений и Белкин встретились в условленное время на пересечении  переулка Магии и канала Тамплиеров на Черепаховом мостике.
- Знаешь почему так называется? - спросил Белкин, поздоровавшись с Евгением за руку. -  Некогда два инженера, проектировавшие мост, стояли на берегу и гадали, как его назвать, и ничего интересного придумать не могли. Вдруг один из них взглянул на воду и увидел огромную черепаху, плывшую по течению неведомо откуда. Заметив людей, она нырнула, и более её никто не видел.
- Аркадий Иванович, - сказал Евгений, встревоженный бледностью лица профессора, -  могут произойти беспорядки.
Белкин кивнул.
-  Похоже на то, - пробормотал он, -  и мне это чертовски не по душе.
Некоторое время они молчали, глядя на сверкающую под лучами солнца рябь на поверхности канала. С площади долетало бормотание мегафона и гул толпы, на мгновение срывающийся на рёв и тут же затихавший.
- Аркадий Иванович, - тихо произнёс Евгений. -  Скажу честно, выглядите не важно  Ещё не поздно вернуться. Из толпы не просто выбраться.
- Лекарство принял, давление в норме, - ответил Белкин. - Или почти; а насчёт того, как я выгляжу, так и ты сильно похудел, да и круги под глазами. Может, думаешь, что любишь Настю больше моего? Хватит разглагольствовать, идём к этим горлопанам.
   Евгений и Белкин миновали переулок, вошли в арку,  и на входе на площадь группа молодых людей в зелёных шортах и футболках, окружила их, протягивая диковинные разноцветные предметы.
- Свисток? - спросил Евгений, взяв один из них и с иронической улыбкой разглядывая.
Профессору предложили игрушечный тамбурин.
- И что прикажете с ним делать, юноша? -  произнёс Белкин саркастическим тоном.
- Производить как можно больше шума!
- Для чего?
- Мы же не на похоронах, - пожал плечами парень, слегка смутившись. - Сегодня рождается свобода! Все берут с радостью, а вы...
- Возьмите хотя бы это, - к ним подскочили две сияющие улыбками девушки и воткнули веточки осины в петлицы пиджаков.  Парни устремились к следующим новоприбывшим, одаривая их шариками, дудочками, свистками и, кроме всего прочего, веточками осины.
- Сатурналии, - пробормотал Белкин, выдернул веточку из петлицы и убрал во внутренний карман.
- Раз мы сюда пришли, - сказал, улыбаясь, Евгений, - приходится уважать.
- Да, - кивнул профессор, - но не настолько, чтобы становиться клоуном.
Они направились к толпе, чернеющей на фоне ясного с белыми пушистыми облаками неба.
Осины разного толка стекались на Площадь Тополей у Краеугольного моста, однако большинство казалось относительно здравомыслящим. Лозунги на плакатах и транспарантах гласили: " Свободу всем еретикам!", "АЕК, убирайся в Средние века!", "Осинам и тополям равные права!", " Представительский орган вместо искусственного фаллоса!", " Если трибун зовётся народный - позвольте народу его выбирать!"
  Белкин и Евгений протиснулись сквозь толпу к плакату с надписью "Даёшь Больницы для Осин",  под которой буквами помельче было написано: "Свободу Анастасии Плетнёвой!"  Его держал двухметровый мужчина с круглой маленькой головой, с черной квадратной бородой, одетый в серый до пят плащ и кепку с длинным козырьком.  В центре площади на помосте стоял щуплый, среднего возраста мужчина, обритый наголо,  в  тёмных джинсах, очках и пуловере.  Он держал в руках мегафон и озвучивал более пространным образом то, чем пестрили и тут и там плакаты.  Толпа взрывалась ответными возгласами на всякий его подчёркнутый повышенным тоном слоган, отчего Белкин  болезненно морщился. Когда выступающий упомянул об эвакуации тополей из города и назвал их трусами, многоголосая гидра огласила площадь рёвом восторга.  Бородатый верзила, потрясая плакатом, заорал "Долой тополей!"  Белкин инстинктивно от него отшатнулся и с ужасом уставился на гигантского берсекра. Тот взглянул на профессора и, заметив знак тополя на его запястье, миролюбиво произнёс: "Не пугайтесь, я и сам из тополей." Он отвернул рукав плаща и мельком показал знак на руке. Подмигнув профессору, он заорал как Иерихонская труба : "Тополя, вон из города!"
  Координатор, предупредив о возможности провокаций и призвав осин к бдительности, закончил своё действо, и толпа, словно гигантский оползень, поплыла в сторону центральной городской магистрали.  Белкин и Евгений шли рядом с бородатым тополем, который оказался довольно простодушным и приятным в общении. Он рассказал, что жена у него из осин, и перед свадьбой они договорились, что первый ребёнок будет тополем, а второй - осиной.  
  - Сейчас жена беременна вторым, - сказал он, - а  больницы для осин, где ставили соответствующее клеймо, запретили, и, стало быть, договор невыполним. Жена в шоке, собирается делать аборт, я насилу уговорил её повременить, и обещал участвовать в шествии и поднять вопрос о больницах.
- Может, оно и к лучшему, если все постепенно станут тополями и закончится эта тупая злоба и бессмысленная вражда, - в задумчивости произнёс Евгений.
- Когда то и я так думал, - молвил снисходительно бородач, - но в последнее время всё более прихожу к мысли, что борьба это закон существования вселенной. Если привести все её элементы в абсолютное согласие - это будет её конец.
Демонстранты вскидывали головы, пытаясь рассмотреть жужжавшие над ними вертолёты.
"Они нас боятся!" - крикнул в мегафон один из организаторов. Это вызвало всеобщее оживление, смех, некоторые свистели, кто то грозил кулаком.  Однако приподнятое  настроение длилось недолго. На подступах к Площади Величия толпа замедлила ход, постепенно сжимаясь как губка, и наконец остановилась. "Спец войска перекрыли проспект," - загудели в  толпе.
"Граждане, вы нарушаете порядок! - прокатился над головами жёсткий, трескучий голос. - Предлагаем разойтись и освободить проезжую часть."
"Бей душителей свободы! - вырвался из толпы визгливый ломающийся голос. -  Вперёд на штурм АЕК!  Смерть тополиной дикта..." Крик оборвался внезапно и вместо него донеслись хлёсткие, звонкие звуки ударов.
" Братья осины!  - возгласил в мегафон координатор шествия. - Только что добровольная дружина пресекла попытку провокации в наших рядах. Думаю, она не последняя, и, поскольку силы нашей дружины ограничены, убедительно прошу вас всячески содействовать ей в устранении очагов беспорядков!  Наши требования справедливы, гуманны и законны. Они не совместимы с пролитием крови и насилием. Мы мирная демонстрация и желаем лишь, чтобы нас услышали, позволили жить свободно и цивилизованно!"
  Над толпой пронёсся гул одобрения.
"Граждане, - зарокотал мегафон начальника спец отряда Коледы. - Все мероприятия в окружности диаметром три километра от здания АЕК запрещены.  Убедительная просьба не нарушать закон и разойтись!"
Коледа передал мегафон Митьке и, держа шлем в руке, закурил. Митька был одет, как и все бойцы, в спец костюм, шлем с вмонтированным в него противогазом и переговорным устройством. На боку у Митьки висел подарок отца - дубинка-электрошокер. В левой руке он держал щит "невидимку", снаружи покрытый тонким слоем необычно прочного сплава, обладающего зеркальным эффектом. Группа психологов из особого управления по подготовке и экипировке личного состава тополиных спец отрядов утверждала, что нападающий на бойца, снабжённого таким щитом, будет наполовину обескуражен, и значит, наполовину обессилен, внезапно увидев,  что наносит удар по своему собственному изображению. Кроме того, в солнечный день луч, посланный щитом в глаза нападавшему, нейтрализовал зрение последнего на время достаточное, чтобы огреть его дубинкой по голове.
Плотный ряд таких щитов, перегородивших магистраль и отражающих шествие, так что передние ряды видели самих себя, создавал иллюзию, что толпе противостоит не меньшая по численности рать. Позади цепи отряда Коледы стояли несколько десятков фургонов со спец войсками и примерно такое же количество самоходок.
  Митька поставил щит, прислонив его к бедру, поднял забрало и поднёс мегафон к губам, но отец, бросив сигарету, перехватил его руку.
- Сдурел! - прорычал он. - Это не игрушка.
- Можно я скажу! - взмолился Митька. - День рождения у меня сегодня!
Коледа, явно колеблясь, взглянул на сына. Если бы он большую часть своей жизни не просидел в тиши мрачных  кабинетов, допрашивая по одному и , иногда - на перекрёстных - по двое человеческих особей, если бы он наработал опыт общения  с толпой и знал о её возможных реакциях не по наслышке,  если бы он более времени проводил с сыном и лучше его знал, -  он наверняка бы не взял восемнадцатилетнего юношу с собой. Необычайно бледное Митькино лицо с матово розовыми пятнами на щеках, чуть дрожавшие губы, трепещущие ноздри и глаза, сверкавшие лихорадочным блеском - всё это явно указывало на то что Митьку следовало срочно удалить с места событий.
Однако то ли бывшему следователю на мгновение затмило разум, возможно под влиянием флюидов аккумулированной бунтарской энергии или тайного стыда за не купленный Митьке подарок, то ли так сложилось сочетание звёзд , то ли ещё по какой непостижимой  причине, но Коледа кивнул и сказал:
- Ладно, давай, слово в слово повторяй за мной.
" Граждане, в соответствии с законом, общественные мероприятия в этой части города запрещены. Убедительная просьба не нарушать порядок и разойтись!" - срывающимся голосом крикнул Митька и с восхищённым видом опустил мегафон.
"Что он делает?!" - сердито переговаривались стоявшие позади него цепью бойцы.  
Толпа, словно огромное дикое животное, принюхивающееся к стоявшему у него на пути противнику, уловила некую неубедительность, неуверенность и нервозность Митькиного голоса и, почувствовав своим глухим дремучим нутром слабину, заволновалась. Сначала раздались отдельные выкрики: " Это уже стало частным владением Демуры?!", " Разделили город на части как пирог! А все куски достались тополям!"  " В законе сказано, - забубнил мегафон координатора, - что запрет касается радиуса в три километра, а по нашим данным до АЕК - четыре; так что ваше воспрепятствование нашему шествию и является нарушением закона!"
"Дорогу! Дорогу!" - принялась скандировать толпа.  Несколько фигур в толстовках с капюшонами на головах выскочили из неё, бросили камни в сторону бойцов и в мгновение ока нырнули обратно. Основная часть снарядов не долетела до цепи и, упав метрах в пяти, безвольно докатилась бойцам под ноги. Лишь один ударил Митьке в ногу, попав, по счастью, в пластиковый наколенник.
  Митька, потряс в воздухе дубинкой, и с побагровевшим от гнева лицом, яростно вращая выпученными глазами, заорал в мегафон: " Идите сюда, осиновые гниды!"  Коледа вырвал мегафон у сына и прошипел: " Рехнулся? Чего несёшь? Взял тебя на свою голову. Надень шлем и от меня ни на шаг!"
Запоздалое прозрение Коледы не  предотвратило прискорбного развития событий.
  В ответ на Митькин клич над толпой пронёсся гул осуждения. Из передних рядов снова выскользнули молодчики в капюшонах. На этот раз они  метали камни более прицельно, а именно - в Митьку.
Едва последний опустил забрало, как ему в шлем угодил снаряд. Митька, подняв щит, и вздев руку с дубинкой,  бросился к обидчикам.  Вслед за ним с матерными криками рванулся Коледа. Цепь стремительно двинулась за своим командиром.  Метальщики мгновенно растворились в толпе, и Митька, остановившись метрах в десяти от переднего ряда демонстрантов,  в растерянности смотрел на их суровые лица. Коледа нагнал сына, схватил за руку, потащил назад и дал команду приближающейся цепи вернуться на исходную.  Этим, может быть, исчерпался бы инцидент, но тут произошло то, что произвело эффект более страшный, чем летящие камни:
"В штаны наделал!" - крикнул из толпы какой то шутник, и передние ряды демонстрантов заколыхались от смеха. Он становился всё громче и громче, потому что задние ряды, узнав причину, заражались весельем и передавали дальше. Вскоре хохот заглушил жужжание вертолётов.
Задыхаясь и не помня себя, Митька вырвался из цепкой хватки отца и с воплем ринулся на демонстрантов. Коледа, чертыхаясь, бросился его догонять. Однако юноша  успел нанести несколько ударов дубинкой и повалить трёх, прежде чем подоспел отец. Сзади за ним двинулась цепь зеркальных щитов. Разъярённые демонстранты, окружив, пинали ногами отца и сына, и с последнего сорвали шлем. Кто то, изловчившись, коротким поставленным ударом в челюсть свалил Митьку. Коледу оттеснили, и он,  махая дубинкой, прорывался к сыну, но место упавших мгновенно заполнялось другими осинами. Цепь бойцов вступила в схватку стремительно и успешно, но сумбурное перемещение толпы отрезало её от командира, и бойцы с трудом прокладывали к нему дорогу. Коледа перешагивал через лежавших на асфальте людей, приближаясь к сыну и отбиваясь от атакующих его осин. К  ужасу своему, он увидел, как Митька, очнувшись от удара медленно поднимался, а над ним занеслась рука человека- капюшона, державшая бутылку из под шампанского.
" Стой!" -  заорал Коледа и бросился к нему, но получив удар ногой в спину, упал. Вставая, он видел, как бутылка лопнула, столкнувшись с Митькиной головой,  и юноша медленно осел на землю. Обезумев от ярости, Коледа в несколько прыжков очутился подле сына, лежавшего без сознания с окровавленной головой, но человек-капюшон уже исчез.  В то время пока Коледа, изрыгая проклятия, валил людей вокруг себя одного за другим, неподалёку из фургонов выскакивали бойцы и строились в шеренги. Заревели двигатели самоходок, и они выстроились в боевом порядке, ожидая приказа.
Цепь бойцов Коледы, орудуя умело и напористо, к тому времени оттеснила демонстрантов и воссоединилась с командиром.
- Срочно "скорую"! - орал Коледа по рации, неся Митьку на плече.
Подоспевшие медики уложили юношу на носилки и унесли в машину.
  Ярость от понесённых потерь в среде митингующих дошла до точки кипения.
  Они атаковали бойцов с отчаянием и бесстрашием, и  уже вывели нескольких из строя.
   "Отводи своих!" - приказал Коледе командующий округа. Зеркальные щиты отодвинулись, разошлись по обе стороны. Фаланга бойцов в камуфляжных костюмах и  противогазах с гранатомётами наперевес двинулась к месту столкновения. Они подняли орудия и нацелили на толпу. Демонстранты стихли в ожидании. По рядам пронеслась весть о гранатах со слезоточивым газом. Организаторы шествия отработанным движением надели вынутые из сумок противогазы. Люди, окружавшие их,  с побледневшими лицами вертели головами и гудели, словно высоковольтные провода.  Приземистый парень с расплющенным носом и взглядом замороженного окуня сорвал с одного из координаторов противогаз и пытался скрыться с ним в толпе. Его задержали, завязалась драка - в результате защитный комплект разорвали пополам.
  - Неужели посмеют травить нас газами? - вопрошал Белкин.
  Бородач достал кислородную маску и надел на своё лицо.
- У вас больше нет? - обратился к нему не на шутку встревоженный Евгений.
Бородач промычал что то сквозь маску и пожал плечами.
- Какой то страшный сон, - пробормотал Белкин.
  Однако, бойцы, застыв в позе на изготовку, не стреляли.
Когда до последних рядов участников шествия докатилась угроза применения  газов, там сразу смекнули, что их  сметёт или раздавит в паническом бегстве толпа, и они, не дожидаясь этого, спешно хлынули назад.  Толпа мало помалу, последовав за ними, рассасывалась.   АЕК более никого не интересовал. Когда демонстранты разошлись,  в тишине, поскольку вертолёты к тому времени  улетели,  военные упаковались в фургоны и уехали вместе с самоходками.  Когда машины неотложной помощи увозили оставшихся на асфальте  раненных, а бойцы набивали фургоны задержанными осинами,  Митька был уже в отделе реанимации, а отец метался в коридоре больницы, куря одну сигарету за другой, не обращая внимания на запреты охранника.
Евгений проводил Белкина домой, и они долго обсуждали произошедшее за чаем.

Гл. 28

    Замена Коледы на следователя молодого, учтивого и , казалось, более объективного поначалу  вселили  в Анастасию надежду на скорое завершение дела и освобождение.
Вадим Сергеевич Котин, среднего роста и сложения брюнет  с карими глазами и спокойным взглядом вёл допрос скорее как радушный хозяин, нежели официальное лицо. На столе у него стоял миниатюрный  самовар, из которого он периодически подливал обоим чаю и придвигал банку варенья Насте со словами "Не стесняйтесь, угощайтесь, мама  варила".
  Он ни словом не обмолвился о Кауфмане, операции и симуляции слепоты, из чего Настя сделала вывод, что следствие осознало глупость  и необоснованность ареста и прежде чем отпустить пытается ласковым обхождением умилостивить её.
  На самом деле, Котину передали подследственную с отсутствием даже намёка на состав преступления, поскольку, по распоряжению  Михаила, возглавлявшего АЕК, из дела срочно изъяли всё касающееся Кауфмана со всеми прилегающими обстоятельствами.
  - Выходит, мы просто так её держим? - с трудом скрывая досаду, произнёс Котин. -  Мне допрашивать её о чём?
- Поговори  по душам, - ответил зам. - А материал скоро подкинем.  Распоряжусь, чтобы интендант выдал тебе варенье, печенье и чай.
  Увидев "подследственную", Котин, к удивлению конвоира Натальи, встал и потребовал у неё ключи от наручников. Сняв оковы с Насти и усадив её на стул, Котин вернулся на своё место.
- Подождите за дверью, - приказал он конвоиру, и та вышла.
- Как ваше самочувствие? - спросил Котин.
Настя молча смотрела на следователя.
- Поверьте, я искренне сочувствую вам и осуждаю действия Коледы.  Закрыть милую интеллигентную девушку в карцере на двое суток!  И  в нашей системе попадаются подонки, но как видите, мы очищаем свои ряды.  Я надеюсь, по крайней мере, вам оказали достойный уход в лазарете. - Котин выключил засвистевший самовар. -  Мы побеседуем неофициально, откровенно и ... - он чуть было не сказал "по душам", но вдруг запнулся и принялся наливать чай из самовара, - и чайковского погоняем. - Он придвинул чашку Насте и подул на свою.- Есть какие нибудь жалобы?
- Жаловаться мне в общем не на что, - с саркастической улыбкой произнесла Настя. - Разве что не понятно на каком основании меня держат, словно дикого зверя, в клетке и не позволяют свиданий с близкими.
- Да, да, - несколько смутился следователь, - мы скоро в этом разберёмся. Угощайтесь печеньем, вареньем. Парикмахер и маникюрша ходят к вам?
Настя, взглянув на свои ухоженные ногти, сказала:
- Да.
- Питание нормальное?
- Ничего, я здесь стала даже стройнее.
- Почему отказались от телевизора? - спросил Котин, подливая себе чаю.
- Отчим с детства приучил меня к книгам и вселил недоверие к ширпотребу.
-  Почему же он, - Котин замялся, -  не предостерёг вас от столь пагубного заблуждения относительно лояльности осин?
- Что вы имеете в виду?
- Выступая на презентации книги профессора Белкина, вы сказали что, дескать,
  осины ничем не хуже тополей, и дали понять, что, может, в некотором смысле, даже лучше.
- Такого я не говорила.
-  Вы сказали, что гордитесь вашим отцом, который был из осин, а это косвенно принижает тополей.
-  Я не подразумевала этого, и вообще не понимаю, как гордясь кем то, можно кого либо унизить.
- Ещё более удивительно то, что ваш отчим не приучил вас к исполнению священных обрядов.
- Он желал, чтобы я сделалась учёным. Либо знания, либо обряды.
- Но вы не пошли ни по той, ни  по этой стезе.
- Я приобрела достаточно знаний, чтобы не жалеть об усилиях отчима.
- Вам не приходило в голову, что Владыка, создавший всё, чем вы пользуетесь, в праве рассчитывать на искреннее, если не благоговение, то хотя бы  почтение?
-  Полагаю, что большинство предметов, которыми я привыкла пользоваться, сделали люди.
- Вы шутите? - тонкие брови Котина взметнулись вверх, на  белом высоком лбу прорезалась морщина, а в глазах обозначилось неподдельное изумление. - Этот стол, стул, одежду, самовар, машины, дома и прочее сделали люди?  Вы когда-нибудь видели человека, который сделал хоть одну из существующих в мире вещей?
- Нет.
- И я нет, - Котин подавился печеньем, прокашлялся, поставил чашку и продолжал с каким то внезапным неистовством: - никогда в жизни я не видел такого человека, и мои друзья, родственники, сослуживцы и знакомые, никто и никогда их не видел. И если все эти вещи есть, а тех, кто их сделал, нет, то зачем мудрствовать и не принять на веру очень простое объяснение, что они созданы Владыкой, как это делают добропорядочные  тополя.
- Я знаю, что большинству по душе упрощённые взгляды на жизнь, - спокойно ответила Анастасия. -  Но я убеждена в том, что  существуют люди, создающие и производящие, которых  я когда нибудь, несмотря на то, что их тщательно скрывают, увижу.
Следователь пристально посмотрел на девушку и покачал головой: - Я ни сколько не желаю вам зла, и, напротив, очень к вам расположен, но вы говорите такие вещи!  Поскольку  наша беседа носит не официальный характер, я воздержусь давать законный ход делу, но в следующий раз буду вынужден как то отреагировать, и лучше впредь воздержитесь от подобных речей. - Он долил Насте чай и придвинул печенье. - Вы совсем не едите! Угощайтесь!  Это правда , что вы свободно владеете пятью языками?
Настя кивнула.
- Какая удача! - воскликнул с улыбкой следователь. - Мне как раз требуется репетитор для дочери. Ей девять, и в школе она не успевает по Аукосперио; вы ведь его знаете?   Не против, если я буду привозить её на пару часов, скажем, через день, чтобы вы её подтянули.
- Пожалуй, - сказала Анастасия, но лицо её и взгляд  помрачнели.
"Что то не то я сказал, - подумал Котин, с беззаботным видом отправляя ложку варенья в рот. - Э, да она ждёт решение об освобождении, а я вместо этого ей бессрочное репетиторство навешиваю."
"Значит, и этот меня долго мурыжить собирается. Знает про моё выступление на презентации, изучал мою биографию, и стало быть, несмотря на чаёк и вежливость, настроен весьма серьёзно," - подумала Настя и сказала:
- Согласна, но взамен хотела бы получить некоторые поблажки, например, избавить меня от наручников, разрешить пользование телефоном, свидание с отчимом и женихом.
- Совершенно разумно, - кивнул Котин, взглянул на часы и нажал на кнопку.
В кабинет вошла конвоир.
- Впредь водите её без наручников, - сказал Котин, убирая стальные браслеты в ящик стола. - С этого момента разрешаю пользоваться телефоном. Насчёт свидания решим вопрос позже.  Можете увести!
  Настя в сопровождении Натальи вышла.  Когда они шли по коридору Наталья сказала: - Поздравляю.
- Спасибо, но если бы мне ещё вернули мои телефоны.
- Навряд ли. Говорят, в сейфе Коледы их не обнаружили. Но можешь поговорить прямо сейчас. - Наталья открыла дверь в туалет, мимо которого они проходили, и предварительно осмотрев, впустила Анастасию. Когда обе оказались внутри, Наталья закрыла дверь и протянула Насте телефон: - Дарю. Бери смело, у меня таких конфискованных десяток. Зарядку потом принесу.  Не свети. Особенно перед парикмахером и маникюршей - штатные стукачи. Если всё таки найдут, тверди тупо, мол, в камере за унитазом нашла. Такое иногда случается.
Настя поговорила с Евгением и с отчимом и вернулась в камеру воодушевлённая возможностью общения с близкими.
  На следующий день к ней пришёл зам главы АЕК в сопровождении трёх мужчин в штатском, один из коих был на редкость опухший, помятый и небритый.  Последний остался у входа в камеру снаружи, двое, пропустив зама, застыли в проёме двери.
- Анастасия Павловна, - тихо произнёс зам. - Чтобы не подвергать вас обыску, прошу выдать имеющийся у вас телефон.
Настя вынула его из под матраса и вручила заму.
- Следователь разрешил, - сказала Настя,  наивно полагая, что зам этого не знает.
Тот передал мобильный понятым, а те - помятому господину, который, едва взяв его в руки, заголосил:
- Конечно, мой!
- Уверены? - спросил зам.
- Стопудово! - воскликнул  неопрятный господин, и его тусклые глаза вспыхнули.  - Присягну на коре тополя!
Однако, когда один из мужчин забрал телефон, огонь потух в глазах хозяина. Он  растерянно взглянул на зама.
- Не волнуйтесь, - сказал тот, - мы временно удержим его в качестве улики, и обязательно вернём по окончании следствия.
- Следствия?! - воскликнула ошеломлённая Анастасия.
- Гражданин написал заявление по факту кражи у него мобильного телефона, - скучным тоном произнёс зам. - Мы обязаны разобраться.
- У меня изъяли  три дорогих мобильных  при  задержании!  И вы  обвиняете меня в краже этой допотопной модели?
- Можете объяснить, откуда он у вас? - холодно спросил зам.
- Нашла здесь, -  Настя ткнула пальцем за стояк унитаза.
- Хорошо, - кивнул зам. - Следователь снимет с вас показания.   Подумайте перед тем как их давать: чистосердечное содействие всегда учитывается.
   Посетители вышли. Лязгнул запор.  Настя легла на кровать и зарыдала.
                Кауфману не пришлось долго удивляться, отчего шумиха в связи с пересадкой донорского органа его дочери, так же внезапно прекратилась, как и началась.
  Ему позвонили из АЕК и объявили, что обвинение в убийстве несовершеннолетней с него снято, и его подписка о не выезде аннулируется.
"Дело в том, - любезно объяснил сотрудник, - что пострадавшей  не хватило донорской почки вовсе не потому, что вы пересадили её своей дочери, а, как оказалось, в результате хищения и перепродажи огромной партии донорских органов медперсоналом больницы."
"Это невозможно!" - воскликнул Кауфман.
" Отчего же, господин Кауфман? - с некоторой обидой в голосе произнёс сотрудник. - Ведь если не они причина гибели ребёнка - остаётесь только вы!"
   Кауфман не мог не признать неумолимость этой подлой логики и повесил трубку.
  " Что взамен? - злобно размышлял он, бесцельно бродя по квартире. - Эти никогда ничего  не делают из побуждений совести и справедливости. Чую,  предложат какую-нибудь гадость."
  Когда зазвонил телефон, Кауфман сел в кресло и ответил.
- Добрый день, Эрнест Самуилович! - донёсся из трубки мягкий, и вместе с тем  энергичный голос. - Демура Клим Тимофеевич.
- Здравствуйте, господин трибун,  простите, что не поздравил вас с назначением, то есть я хотел сказать с избранием.
- Сказать по правде, мне осточертели эти поздравления настолько, что у меня разыгралась мигрень. Вы, можно сказать, пощадили моё здоровье. Я желал бы встретиться с вами и кое что обсудить приватно. Сегодня в три за вами заедут. До встречи!
  Положив трубку, Кауфман взглянул на часы: стрелки указывали  час дня.
   Когда пришла домработница, он попросил её прибраться в кабинете во время его отсутствия, а пока приготовить ему кофе. " В три будут звонить, так откройте!" -  чуть поморщившись,  добавил он.
" Значит, это будет не гадость, - думал Кауфман. - Подлости Демура заказывает через других, якобы не имеющих к нему  никакого отношения персонажей. И чаще они предугадывают его желания и предпочтения.  В случае  болезни, требующей сложной операции, его лечащий врач  пригласил бы на консилиум. По поводу дочери  несчастного Плетнёва  звонил бы следователь, да и дело то решили прикрыть."
Кауфман пытался отвлечься чтением, но взгляд его блуждал по строкам в полном оцепенении. В бесплодных размышлениях он провёл два часа, когда в дверь позвонили.
   На пороге кабинета появился Михаил, Кауфман встал, и они поехали на встречу.
- Не знаете дорогу во Дворец? - удивился Кауфман, заметив, что Михаил сверяется с навигатором.
- У трибуна двадцать с лишним резиденций, - буркнул тот. - В этой я ещё не был.
Они въехали на территорию окружённого глубоким рвом замка по подъёмному мосту, и Михаил, проведя Кауфмана через анфиладу залов, ввёл его в небольшое освещённое многочисленными люстрами помещение.
     Клим Тимофеевич, одетый в белую тогу, пригласил Кауфмана присесть за  круглый обильно накрытый столик. В кабинете, изящно отделанном и обставленным  старинного стиля мебелью из редких пород древесины, никого, кроме гостя и хозяина, не было, и трибун сам подливал вино Кауфману и рекомендовал закуски.
- Эрнест Самуилович, - ласково говорил трибун. - Вы личность известная во всём мире своими познаниями в медицине.  Многие ваши  операции вошли в учебники. Вам присудили Кастильонскую премию, которую вы до сих пор не удосужились получить. Вас приглашает преподавать добрая половина мировых университетов. Известнейшие клиники мира предлагают вам невероятные условия, стремясь привлечь к сотрудничеству. Однако вы отказываетесь, несмотря на все соблазны, и не взирая на то что ... - Клим  не спускал цепкого взгляда с Кауфмана, - на тот факт, что осин у нас не очень любят.   Почему?
- Почему не любят осин?
- Почему не уехали?
- Я здесь родился, - пожал плечами Кауфман. - А что касается ненависти к осинам, то вам как трибуну и флаг в руки, не военный, конечно, а мирный.
- Я ничего против осин не имею, - сказал Клим и вытер губы салфеткой. - Но один мой  заслуженный консультант говорит, что народу в целом, как и отдельному индивиду, для психологического баланса необходимо кого то любить и кого то ненавидеть.
- Я знаком с этой теорией, - кивнул Кауфман. - В ней есть, конечно, спорные моменты, но мне почему то кажется, что вы пригласили меня не для их обсуждения.
Клим Тимофеевич поставил бокал, положил руки на стол, сцепив пальцы, и в упор посмотрел на Кауфмана.  Последний отодвинул прибор и сдёрнул с груди салфетку.
- Вы когда то серьёзно занимались проблемами бессмертия.
- Да, - вздохнул Кауфман. - Добрый кусок жизни псу под хвост.
- Отчего же?  Я читал ваши работы, и они впечатлили меня.
- По молодости я умел пускать пыль в глаза, но теперь отношусь к науке серьёзнее.
- Вы не верите в возможность бессмертия?
- К науке не применима категория веры. Мы либо располагаем фактами и данными, либо нет.
- Ладно, - кивнул Клим, и глаза его заблестели. - Удалось ли вам добыть какие либо данные о возможности вечной жизни?
- Нет, как и всем остальным кто пытался.
-  Это, я думаю, оттого, что плохо искали! - воскликнул Клим, вздев указательный перст. - Такие вещи случайно не происходят. Чтобы такое открытие состоялось, нужно очень сильно этого захотеть!  
- Может, вы и правы, - пожал плечами Кауфман, - но в действительности, есть куда более неразрешимые и насущные задачи, чем достижение бессмертия.
- Что может быть насущнее желания преодолеть смерть?! - Клим уставился в академика изумлённым взглядом.
- К примеру, вторую половину моей жизни меня более занимал вопрос: кто я?
- В каком смысле? - в глазах трибуна застыло недоумение.
- Конечно, не в том, что вот это моя рука или не моя, а в смысле метафизическом, трансцендентном: как соотносится кто я  с тем что я вообще, почему я это именно я.
По лицу трибуна проскользнула тень досады. В пытливом  взгляде его читалось желание определить, всё ли в порядке у Кауфмана с головой, шутит он, желает порисоваться или ведёт очень тонкую игру.
- К какому выводу вы пришли? -  спросил трибун.  
- К самому неутешительному: я - самая иллюзорная, ненадёжная и непознаваемая философская категория.
- А как же теория самопознания?
- Чепуха, - усмехнулся Кауфман. - Сознание не способно изучать самоё себя, точно так же как зеркало может отображать всё , кроме собственной амальгамы. Конечно, человек осознаёт себя как сознающего, но этот последний является лишь проекцией. И только её, эту идеальную картинку,  сознание может изучать.  Вот если бы этот идеальный образ мог изучать само сознание! Но это, увы, невозможно.
- Словесная паутина, Эрнест Самуилович, - улыбнулся Клим. - Прикажи  я сейчас отправить вас в следственный изолятор АЕК, вы бы сразу убедились, что я существует и определяет всё ваше поведение! Однако, не за тем пригласил вас, а для дела более основательного, чем умственное кокетство с собственным я.   Вы знаете, что под моим особым покровительством находится Кесаревская больница, и мне известно, что вам довелось там несколько раз делать операцию. Мне говорили, случаи были настолько сложны, что без вашего участия, больные бы не выжили.  Предлагаю вам возглавить секретную лабораторию и приступить немедленно к разработке средства для бессмертия.
Минуту Кауфман молчал, склонив голову.
"Уж не заснул ли он?" - подумал трибун и несколько раз кашлянул.
Кауфман вздрогнул, поднял голову и с задумчивым взглядом спросил:
- Представляете сколько понадобится...
- В вашем распоряжении будут столько средств, сколько нужно, - холодно отчеканил Клим.
-  Дело не только в деньгах , - Кауфман прочистил горло, -  Я имел в виду время.
- Сколько вам понадобится?
- Может, лет триста, а то и больше.
-  Готов ждать не более пяти лет!  - сказал Клим.  - В случае успеха, станете миллиардером.  Итак, ваш ответ?
- Предложение настолько серьёзное, что я хотел бы подумать!
- Вы разочаровываете меня. Я на блюдце преподношу вам возможность осуществить мечту вашей юности, а вы - "подумать"?  Грустно видеть, что даже у самых лучших и достойных осин холодное, равнодушное сердце. Один из моих  юных помощников, руководитель Кесаревской больницы Артур, тополь, красавец, умница, талантливый поэт,  увидев, что я порезался во время ужина в ресторане, схватил тот нож и полоснул по своей руке.
"Зачем? " - спросил я его.
" Я, - он отвечает, - счастлив тем, что поранился тем же лезвием, что и вы, Клим Тимофеевич, и  горд тем, что испытываю такую же боль."  Вызывает метрдотеля и показывает ему нож: - "Разве, - кричит он, - сервировочный нож должен быть таким острым? Его наверняка подложил кто нибудь из осин. А может, ты и есть осина?" И хвать его ножом по бабочке! Насилу охрана моя его уняла.  Вот великодушие! Широкое, горячее сердце! Это тополь!  - Клим вздохнул.  - Ладно, Эрнест Самуилович, подумайте. Через сутки  вам позвонят.
  Клим поднялся. Кауфман встал, попрощался без рукопожатия, и охранник проводил его до выхода из Дворца, где, сидя в машине, его ждал Михаил.

Гл 29

   После беседы с трибуном  Кауфман, вернувшись домой,  весь вечер  просидел в кресле за  письменным столом, погружённый в размышления.
Его воодушевляла возможность проведения  изысканий и опытов в лаборатории бессмертия, но некоторые обстоятельства тревожили.
   Он знал, что для самых незначительных успехов в этом направлении потребуется не одна сотня лет. Он, Кауфман, мог только заложить основы исследовательской школы, а наследники этого проекта, передавая научный багаж из поколения в поколение, когда-нибудь, возможно, добились бы успеха.
"Но им подай всё сразу! - мысленно негодовал Кауфман. -  Как соблазнительно считать, что мэтр химии увидел свою таблицу во сне!  Упорный труд нынче не в почёте, а холуйство, как быстрый и эффективный способ приобретения всяческих благ, расцвело пышным цветом.  Впрочем, этим обеспокоились уже авторы Библии, отрицая магию, которая, в сущности, являлась средством безвозмездного получения благ от высших сил. Но единобожие, которое  они полагали средством борьбы с магией, послужило причиной такого безудержного разгула холуйства, что оно, заложенное в природе человека, в качестве альтернативного,  сделалось определяющим кодом,  передающимся на генетическом уровне.   Мы живём в царстве магии и тянемся инстинктивно к тому, кто может нас облагодетельствовать, манипулируя, посредством покорности,  высшими силами. Даже трибун рассуждает, как средний обыватель, полагая, что деньги и воля суть окончательные аргументы в переговорах с мирозданием.   Этот образчик поверхностного и вульгарного мышления стремится к  обожествлению без малейшего сомнения "достоин ли я вечности?", с абсолютной уверенностью в своей исключительной ценности и избранности. Личности думающей и сколько либо значимой следует иногда брать паузу и выверять себя, свою жизнь,  взгляды на весах понятий высших, иначе можно раствориться  во мраке ложных  стереотипов. Спасибо тебе, мать-природа,  за установленный тобой лимит. Спасибо, Создатель - хотя я и не имею достаточных данных о твоём существовании - за то что бессмертие, это вопрос не физики, химии и математики, а категория трансцендентная. Ведь лежи он в этих относительно  достижимых человеческому разуму сферах, кто бы воспользовался сим запретным плодом? Учёные? Творцы? Или, быть может, умные, честные, порядочные, созидательные личности? Нет!   Хитрые, алчные, бессовестные и бездарные хищники  рванулись  бы в бессмертие, как они до этого заполонили власть и обслуживающие её синекуры.  Низкий поклон тебе, природа-мать, что не позволяешь нашей и без того неприглядной жизни превратиться в бесконечный кромешный ад!  Великий поклон тебе, Хронос, за то что предусмотрительно ограничил срок бесчинства чудовищного уродства природы, воплощённого в большинстве из людей.     С другой стороны, откажись я - в лабораторию набьются маги-хищники, которые, побуждая тополей рубить осины, сами будут пилить совсем иные субстанции. Не говоря уже о том, что моя дочь, по причине закрытия больниц для осин, переведена в Кесаревскую, куратором которой является сам трибун, а статус осины становится чрезвычайно опасным.  Кроме того, в лаборатории я смогу укрыть многих талантливых осин от преследований всё более набирающей силу партии борьбы против вырубки тополей. Надо же придумать такое название!  Осины, в большинстве своём, люди интеллектуального труда, ни топора, ни пилы в жизнь в руках не держали. "  
Утешившись этой мыслью, Кауфман задремал.
  Академика разбудили звонки телефона, стоявшего на столе рядом с часами со слипшимися на цифре двенадцать усиками.
- День добрый, Эрнест Самуилович, - донеслось до Кауфмана из поднятой им трубки.
- Здравствуйте, с кем говорю?
- Артур Филиппович. Руководитель Кесаревской больницы.
" Поэт, который тыкал  ножиком в метрдотеля, чтобы угодить трибуну, возглавляет лучшее мед учреждение города?" - с тоской подумал Кауфман.
- Ваш ответ?
- Согласен, - выдохнул Кауфман.
- В пять вылетаете на объект.
- Куда? Я полагал, лаборатория находится в Кесаревской больнице.
- Во -первых, она ещё нигде не находится, во - вторых, Кесаревская больница имеет сеть секретных филиалов по всей империи, в одном из которых сегодня состоится симпозиум учёных , занимавшихся проблемами бессмертия. Ваше присутствие необходимо, поскольку вы теперь в центре проблемы. В четыре за вами заедет Михаил. До свидания.
   По пути в аэропорт Кауфман, сидевший на заднем сиденье с саквояжем, лежащим у него на коленях, не мог отделаться от мучившего его вопроса: почему правая рука Клима, глава АЕК,  лидер доминирующей  политической партии, лично возит его, Кауфмана, презренную осину, пусть даже и академика и будущего руководителя лаборатории бессмертия?     "Известно, - думал Кауфман, - что этот тип всегда участвовал в глобальных криминальных делах."
Джип остановился у ворот серого гранитного замка.
- Это не похоже на аэропорт, - сказал Кауфман.
-  Резиденция Клима, - ответил Михаил.
- Он меняет их каждые сутки?
- Нас ждут на ВПП, - сухо произнёс Михаил.
В самом деле, сбоку от замка Кауфман разглядел несколько цементобетонных полос, простирающихся вдаль, и самолёт, стоявший в самом их начале.
  Они  направились к нему. Миновав вышку с будкой охраны и радио-маячной антенной системой, они подошли к боингу.  Поднявшись по трапу,  оказались в просторном салоне, где сидели в креслах двенадцать, по большей части, пожилых мужчин в строгих костюмах и галстуках.  Пассажиры  живо  обсуждали предполагавшееся в тот день в городе шествие осин, ввод войск и срочную эвакуацию тополей.  При виде вновь прибывшего, разговоры прервались, улыбки растворились в ожесточившихся чертах.    Все смотрели на Кауфмана напряжёнными, недружелюбными взглядами. Большинство узнало его: хотя никогда не общались лично, но не единожды читали его работы, писали с них свои диссертации, посещали тайком лекции, наблюдали выдающиеся операции и скрипели зубами, узнавая о его очередной премии.
  Вышедший из кабины пилота Клим Тимофеевич поздоровался за руку с Кауфманом и сказал: - Господа учёные, ваш будущий руководитель! Представлять, надеюсь, не надо.
По салону прошёлся гул, взгляды аудитории выразили крайнее недоумение: ими, тополями, будет руководить хоть и выдающаяся но всё таки - осина!
Клим обратился к Кауфману: - Эрнест Самуилович, я хотел бы персонально представить ваших будущих сотрудников.
- Благодарю, господин трибун, - ответил академик. - Я достаточно знаю о каждом из здесь присутствующих.
" Неслыханное хамство!" - прошелестело по салону. - "Кругом эти осины, тополям проходу нет!"
Кауфман пропустил мимо ушей эти замечания и хотел было сесть в свободное кресло, но Клим, ловко взяв его под руку, сказал: - пройдёмте, покажу кабину пилота.
   Оказавшись внутри  маленького помещения с двумя креслами, в одном из которых уже сидел Михаил, и многочисленными приборами на панели управления, Клим тихо произнёс :
-  Каково ваше  мнение об  этой команде?
Кауфман уныло взглянул на трибуна и, чуть помедлив, спросил:
- Хотите оценку  учёного или версию придворного?
- Я всегда за честность, - сказал трибун, - а в этом деле чрезвычайно желаю правды.
- Научная значимость этих господ не дороже занавесок на иллюминаторах этого самолёта. Со  скукой и брезгливостью читал я работы каждого из них: компиляции, тавтологии, бессовестный плагиат, поругание  всего стоящего и талантливого в науке, беспредельное само выпячивание, чванливое умничанье и щегольство чужими идеями - такие, с позволения сказать, учёные будут висеть у меня веригами на ногах. Идея бессмертия задохнётся и покроется плесенью в этой стае воронья. Они будут качать с вас миллиарды, а неудачи списывать на меня.
- Не желаете послушать теперь, что говорят о вас, - Клим  улыбнулся и кивнул Михаилу.   Тот щёлкнул тумблером на панели, и  сверху из динамика донеслось: " Этот прощелыга делал операцию Плетнёвской прошмондовке, что сейчас парится в АЕК. А своей дочке вставил печень, которую вытащил у живого ребёнка- осины!"  " Кажется, почку," - неуверенно произнёс другой голос. "Какая разница? Главное, что он ублюдок! Да и  Клим тоже хорош!" " Полегче, - встрял третий голос, - накликаешь на нашу голову." " Я не боюсь! В лицо могу сказать, что он  не прав! Кто его в трибуны вытащил? Кауфман и хитрожопые осины? Мы, тополя, его поставили!" " Уймитесь ради бога! - кто то злобно просипел. - Иначе, клянусь, встану и в морду дам!"
- Выключи, - приказал трибун,  поморщившись, и обратился к Кауфману, жёстко посмотрев ему в глаза : - Подумайте хорошенько, нет ли всё же среди них , мало мальски стоящего.  Это очень важно!
Михаил пощёлкал выключателями, и на экране монитора появились бледные, хмурые лица пассажиров.
Кауфман просмотрел всех и сказал:- Куроедов.  Предпоследний с бородкой.  Некогда предлагал оригинальные идеи, в его ранних работах намечались проблески, и он шёл верным путём,  но потом его затравила около научная свора.
- Располагайтесь в салоне, Эрнест Самуилович. Взлетаем, - сказал Клим и повернулся к панели управления.
  Кауфман устроился в кресле, самолёт двинулся с места и стремительно разгонялся.  Бессонная ночь давала себя знать, и, когда боинг набрал высоту, Кауфман задремал. Остальные пассажиры, тихо переговаривались, обменивались знаками, улыбками, некоторые читали.
По салону прошёлся Михаил, предлагая охлаждающие и горячительные напитки.   Учёные  подшучивали над ним, уверяя, что синяя юбка,  белая блузка и пилотка ему бы подошли. Михаил улыбался, кивал, но в глазах его застыло холодное выражение. Он потряс за плечо Кауфмана, и нагнувшись, прошептал: - Клим Тимофеевич срочно  вызывает.
- Что... -  воскликнул мгновенно проснувшийся академик.
- Тише, - шикнул Михаил. - Не поднимайте панику. Через пару минут подойдите к кабине пилота.
  Когда побледневший Кауфман на трясущихся ногах оказался у кабины, Михаил открыл дверь и резко втащил его.
- Что случилось? - спросил Кауфман у Клима. Тот снял наушники и повернул суровое лицо к академику: - Эрнест Самуилович, мы потеряли управление и самолёт снижается.
- Почему?
- Потому что так говорит альтиметр.
- Может, прибор неисправен?
- Вариометр показывает тоже самое.
- Наверное, он тоже сломался...
- Выйди из строя хоть один или оба прибора - показания различались бы, чёрт возьми! - воскликнул Клим раздражённым тоном.
- Но моторы работают! Почему мы падаем?
- Автоматика среагировала на помпаж, и самолёт пошёл на снижение. Перешли на ручное управление, но выровнять не удалось.
- Из за чего помпаж? - окончательно растерявшись, спросил Кауфман.
- Откуда мне знать, - процедил Клим с остервенелым выражением лица.  - Может, вихревой поток или абразивная пыль с вулкана.  Давайте порассуждаем о возможных причинах, ведь у нас куча времени - под нами целых пять тысяч метров.
- Почему бы не  сделать аварийную посадку?
- Под нами лесной массив.
- То есть... - Кауфман стиснул побелевшие губы, черты лица его ожесточились, глаза словно остекленели.
- Оставайтесь здесь. Ваше физиономия всех испугает, - сказал ему Клим и перешёл на шёпот: - Миша, тащи сюда козлиную бородку.
Михаил вышел из кабины и вскоре привёл профессора Куроедова, худого, с  длинными засаленными каштанового цвета волосами, длинным носом и очками.
- Сколько? - спросил Михаил.
- Три тысячи, - ответил Клим, включил тумблер и сообщил по громкой связи:
- Господа учёные, по причине неисправности оборудования, мы вынуждены произвести аварийную посадку. Просьба всем убрать подальше колющие, режущие, бьющиеся предметы, пристегнуться, пригнуть голову к коленям и закрыть  её сверху руками.
- Две тысячи! - крикнул Михаил.
- Пора, - шепнул Клим. - Отключай самописец.
Он и Михаил пристегнулись ремнями, и последний, схватив обоих учёных за шиворот, усадил их на пол рядом с собой по обе стороны кресла, и  держал мёртвой хваткой.
- Герметизация, - Клим щёлкнул тумблером. - Отсоединение! - Клим открыл красную заглушку на панели и надавил на кнопку - кабину с диким воем тряхнуло, она вырвалась с оси, и с огромной скоростью, отделившись от самолёта, описала дугу и начала падать.
Трибун переключил тумблер и над капсулой появился пропеллер, который тут же заработал, образовывая таким образом мини вертолёт.
- Порядок, - сказал Клим. - Летим прежним курсом.
- Что стало с остальными пассажирами?! - воскликнул Кауфман.
-  Внизу найдут их обгоревшие останки, - ответил Михаил, отпуская воротники трепетавших на полу учёных.
- Как же так,  - просипел ошеломлённый Кауфман  и зашёлся тяжёлым, надрывным кашлем.
-  Сами же говорили, что они бездари и будут только воровать, - презрительно произнёс Михаил и принюхался: - Господа, кому то из вас нужно срочно подмыться.
  Через пол часа вертолёт приземлился на площадке среди леса,  рядом с выкрашенным в камуфляжный цвет коттеджем.

Гл 30

    Жители села Черногорское, услышав  взрыв и  увидев огромное зарево, побежали к месту происшествия. Кто то заскочил к участковому, а тот позвонил в районную управу.  На место катастрофы  выехали компетентные службы. Полицейские,  разогнав стайки сельской ребятни, выискивавшей среди обломков  расплавленные в слитки золотые кольца и прочую всячину,  оцепили территорию. Пожарные  затушили остатки обожравшегося керосином огня, который осоловело перемигивался среди тлеющих  частей самолёта, и  вытащили обгоревшие останки пассажиров. Специалисты авиационного комитета, провели осмотр места крушения и  сделали предварительное заключение: самолёт взорвался в воздухе в результате чего  оторвало носовую часть; обезглавленное судно пролетело несколько километров и упало. Отряд полиции и спасательной службы прочёсывал местность в поисках  тела трибуна,  бортового самописца и частей от кабины пилота. Из центра управления полётами сообщили, что 777 выходил на связь за десять минут до катастрофы и что все остальные рейсы сопредельных эшелонов поддерживают связь, что исключало версию о столкновении с другим воздушным судном.   Ещё не были найдены неопровержимые свидетельства, как  СМИ наперебой вещали о гибели трибуна. Одной из ведущих версий признавался теракт.
  Клим Тимофеевич в это время сидел на диване в  гостиной лесного коттеджа и в компании Михаила, Кауфмана и Куроедова смотрел  телевизор, по которому передавали интервью главы  Кесаревской больницы.
" Что вас навело на мысль о причастности Кауфмана к теракту?" - спросил корреспондент.
" Он осина,  - ответил Артур. -  Зачем тополям  покушаться на трибуна, если они его выбрали!"
" Уверены, что Кауфман, летел вместе с трибуном?"
" Разумеется!  Я сам передал ему приглашение на конференцию и сообщил о предстоящем полёте."
" Сколько ещё пассажиров, кроме трибуна и Кауфмана, было на борту?"
" Двенадцать, но все они были тополя."
Артур достал платок, вытер глаза и, отворачиваясь, сказал: "Извините, нет больше сил говорить. У меня словно вырвали сердце. Без Клима Тимофеевича жизнь потеряла всяческие смыслы."
- Вот! - глаза трибуна заблестели, и он часто заморгал. - Истинная преданность!  Видите, Эрнест Самуилович, каковы тополя!
Михаил достал из бара бутылку коньяка, разлил на всех  и протянул одну из стопочек Кауфману. Тот взял, но отставил в сторону и спросил: - Чей это дом?
- Странный вопрос, - скривил губы Клим. - Один из двадцати шести моих секретных объектов недвижимости. Все они, вроде как строятся, и потому в реестре не числятся.
- Вечная стройка, - кивнул Кауфман. - И налоги платить не надо.
Клим и Михаил переглянулись и расхохотались.
- И одиннадцать угробленных вами тополей хоронить не придётся, - сказал Кауфман. - Воистину гениальная экономика.
Клим впился взглядом в Кауфмана.
- Считаете, что авария произошла по моей вине?
- Нет,  скорее по умыслу.
- Профессор, следите за словами! - сказал Михаил.
- Я академик, - спокойно ответил Кауфман. - И слежу не только за словами , но и за многим другим.
- Например? - с вызывом спросил Клим.
- Дом секретный, стало быть, никто, кроме вас, здесь не живёт. Мы, как было заявлено, летели в Черногорск, и люксы в гостинице были забронированы. Однако здесь натоплено, свет горит, коньяк в баре холодный. Я не видел линии электропередач, значит,  питаетесь от генератора.  Чтобы протопить такой домик, понадобится гонять его не менее суток.  Похоже, вы планировали оказаться здесь. Я ни черта не смыслю в самолётах, но всё же понимаю, что помпаж двигателя должен, по крайней мере,  вызывать некоторую вибрацию или колебания фюзеляжа, но никто ничего подобного не заметил. Среди пассажиров ваше имя - он взглянул на Михаила - не упоминается, и это  не случайность. Мне показалось странным, что прежде, чем произнести фразу,  вы переключали тумблер. Потом я понял, что это самописец. Смысл его в том, что он записывает всё происходящее во время полёта, самостоятельно, независимо от пристрастий пилота. У вас же - только то, что вам угодно.  Вы сказали, что если бы высотомер и вариометр были  неисправны, то их показания различались бы,  однако и в нормальном режиме их показания не совпадают. Вариометр - прибор не столь точный, как альтиметр. У меня остаётся лишь  один вопрос: зачем же вы, господин трибун, делали из меня идиота?
Секунд на тридцать в гостиной установилась зловещая тишина. Михаил убрал звук телевизора, а только что начавший розоветь после душа Куроедов снова сильно побледнел и с ужасом смотрел на Кауфмана.
- Вы меня разочаровываете, Эрнест Самуилович, -  поперечная морщинка над переносицей Клима обозначилась жёстче, чем обычно. - Бесспорно, вы чертовски наблюдательны и умны, но, как и многие люди науки, страдаете некоторой ментальной близорукостью.  Занимаясь какой либо проблемой, вы фокусируете своё внимание на ней в течение многих лет и в результате острота проникновения  в суть вопросов, находящихся вне сферы ваших исследований,  сильно снижается.  Вы видите их расплывчато, но  при этом, безапелляционно высказываете о них свои суждения и даже спешите вынести приговор. А между тем, все события, как и картины Дан Фога, надо рассматривать на некотором  пространственном и временном расстоянии. Как вы считаете, я дорожу своей жизнью?
- Полагаю, даже очень, - кивнул Кауфман.
- И вы думаете, что я буду выполнять пилотажные трюки, требующие громадного опыта и высочайшей квалификации, лишь для того, чтобы жалкая кучка бездарей разбилась?
- Факт, что вы слишком серьёзно восприняли моё, с вашей точки зрения, легкомысленное замечание, - сказал Кауфман, - наводит на мысль о существовании некоторых пока ещё неизвестных мотивациях.
-  Я понимаю этиологию вашего обвинения. Нет, нет, не возражайте! Вы  именно предъявляете! Иначе,  не упомянули бы об этом, как, например, это сделал Куроедов. - Клим устремил взор на последнего: -  Вы разделяете точку зрения коллеги, Виктор ....
- Степанович, - подсказал Кауфман.
- Нет, - затряс головой Куроедов, - определённо это был несчастный случай!
- Вот! - провозгласил  Клим и возвратил взгляд на Кауфмана.
- Мы оба знаем, каким образом крепятся величайшие пирамиды холуйства, - пожал плечами Кауфман.
- Однако значение этого мы оцениваем по разному, - сказал Клим. - Вы походя ставите мне обвинения, пусть и имеющие некоторые основания, так же как вы бы сделали  их любому  обитателю империи при схожих обстоятельствах.  В этом коренится  ошибочность и порочность вашего мировоззрения, да и всех осин тоже! Вы считаете, что мне можно ставить в вину гибель двенадцати...
- Одиннадцати, - поправил Кауфман.
- Плевать! - воскликнул Клим раздражённым тоном, не отрывая горящего взгляда от Кауфмана. - Хоть двадцати или ста миллионов! Какая разница!  Чудовищная нелепость - вменять мне на тех же принципах, что и любому другому! Вам, тем кто не отвечает за картину  в целом, и способны лишь шлифовать какую нибудь крапинку на ней, не ведая главного замысла, не терпится поднять крик: " Ах, ужас, капелька краски упала на пол! А вот там в углу, какой кошмар, прилипла муха!"  Вы оттого визжите, что не имеете ни малейшего представления о глобальном проекте высшего творца! Не способные охватить идею, вы цепляетесь за формальные жалкие формулы равенства, права, свободы и прочей ерунды! Спроси кого-нибудь из осин, что означает любое из этих понятий, и он тут же начинает тасовать общие фразы, из которых не составишь мало мальски чёткого определения. Они и сами то не верят в них толком! Лишь бы трещать языком в угоду сложившейся моде. А я говорю, что если  творец и обувщик будут равны в правах и свободах, то от творца ожидать идеи более  содержательной, нежели вариации конструкции каблука и его прочности, не приходится, потому что за всякие иные, не относящиеся  к делу, идеи эти самые  сапожники этого творца  камнями закидают.  Эти балаболы и бездельники шляются по площадям с плакатами "Дайте нам возможность избирать трибуна!"   Они думают, что право управлять и выстраивать из бесконечной бурлящей людской массы что либо пристойное, может соотноситься с правами каждой мельчайшей частички этого вселенского муравейника, склонного к ненависти, жадности и лжи! Какая глупость, ограниченность и самонадеянность!  Такое право предоставляется свыше и может существовать только с изволения высочайших сил. Помнится,  вы намекнули, что, дескать,  я  не избран народом. Хотя все тополя ликовали, когда я пришёл к власти, осины шушукались по углам, распространяя  лживые сплетни, что меня, мол, назначил предыдущий трибун. На самом деле, очень мало кто знает, каким образом я получил эту должность!  Мой предшественник, при котором, как вы помните, осины совсем распоясались, частенько играл в карты с приближёнными. Ставки бывали  самые диковинные, потому что играть на деньги было уже скучно. Играли на кукареку, на щелбаны, на езду на спине свиньи и прочее. Однажды трибун поставил свой пост против жизни. Все отказались. Трибун был игрок искушённый. Вдруг я внутри себя услышал голос: "Сядь и сыграй!"  На меня вдруг нашло какое то странное состояние: стало задорно и легко, словно веселящего газа хватанул.
"Сыграем, - говорю, - при условии, что я сам закажу колоду карт и при этом никто из присутствующих не выйдет из зала и не сделает ни одного  звонка."
  Он согласился.  Доставили карты, и мы начали.  Мне ни одного козыря почти всю игру не приходило, и под конец я сдрейфил. Руки затряслись, ноги задрожали, перед глазами мушки замелькали, воздуху не хватает. Ну, думаю, конец. Хотел карты на стол и  в ноги трибуну броситься, чтобы, дескать, сжалился.  Тут опять голос: "Продолжай!", и снова эйфория в голове разлилась, словно абсента хлебнул. И пошёл противник мне мостить, словно специально, и вся моя шваль вместе со страхами утекла.  Взял под конец одну козырную и призадумался: выдай я три восьмёрки, он мою последнюю карту бы знал,  но и с козырной пойти боязно.  Сам то он упакован был по полной. Что то меня словно под руку толкнуло: шлёпнул я семёркой козырной, и сердце моё, кажется, остановилось, холодный пот градом по спине скатывался. Ему бы валетом крыть, да и раскатать меня по полной, а он - вот жадность то природная - он экономно так восьмёрку кладёт, а я ему свои сбросил! Остался наш экс правитель с двумя козырями на руках.  Почему, спрашиваю я себя, все испугались играть, а я нет; почему, несмотря на полное невезение, не остановил  игру, хотя, согласно правилам, вовремя остановившийся подвергался остракизму, но сохранял жизнь? Почему, такому опытному игроку, как мой соперник, на одно мгновение изменили память и здравый смысл? Бьюсь об заклад, вы, Эрнест Самуилович, при схожих обстоятельствах ни за что бы не сели играть, а я сел. Значит, что то принципиально различает нас. Это рука всевышнего уготовила мне особое предназначение, ведёт меня и оберегает.  Господь решил возложить на меня часть своих обязанностей. И недавно, когда я спал, он шепнул, что отдаст мне с радостью все свои полномочия.
  Клим опустил голову и задумался.
Михаил прибавил звук телевизора.
  "Мы ведём репортаж с митинга тополей у Чёрной горы, который собрался стихийно, после сообщения СМИ  о катастрофе самолёта народного трибуна. Численность участников превышает двести тысяч человек. Главный лозунг скорбящих - "Убийц трибуна к ответу!" и "Кауфману гореть в адском огне!"
- Вот вы и преступником стали, - Клим саркастически улыбнулся Кауфману. - Лет пять я защиту гарантирую, но после, если с бессмертием затянете...
- Полагаю, вы намерены объявиться раньше чем через пять лет, - пожал плечами Кауфман.
- Я то, конечно, воскресну, - серьёзно произнёс Клим. - Но вы то убийцей  останетесь!
- Даже если увидят, что  вы живы?
- Объявляется тот, кто скрывался, а воскресает тот, кого подло убили!
- Вот оно что, - выдохнул Кауфман, помрачнев. - Начинаю понимать ваш замысел! Уж не в боги ли метите?
- И опять сарказм, Эрнест Самуилович, - вздохнул Клим. - Ядовитый вы народ осины.   Смотрите на меня и думаете: " Серый, бездарный, ограниченный тиран, раздувшийся самомнением и безграничными амбициями, ну и так далее..." А вам бы следовало вспомнить о вашей дочери, которая находится, между прочим, в больнице для тополей.
  Кауфман вскочил и хлопнул себя по лбу:
- Господи, - вскрикнул он. -  Она теперь в страшной опасности!
- Сядьте, - сказал Клим. - Успокойтесь! Она в надёжном месте.
- Где?
- В Кесаревской больнице, но не в пределах досягаемости.
- Говорите яснее! - крикнул Кауфман. - Что с ней?
- Лежит в шикарной палате и получает лучшее медицинское обслуживание. И никто, кроме узкого круга лиц, не имеет туда доступа. Как такое может быть, узнаете очень скоро. Михаил, организуй сеанс связи, а то господин академик близок к обмороку.
   Минут через десять Михаил подозвал Кауфмана к ноутбуку, и тот, приблизившись, увидел дочь,  лежавшую на кровати.
- Говорите, - сказал Михаил и отошёл. - И выражение лица отрегулируйте, а то ребёнка напугаете.
- Здравствуй, Неля, - дрожащим голосом сказал Кауфман.
- Привет, папа, - ответила девочка, слабо улыбаясь. - Меня вчера перевели в палату без телевизора, но обещали показать тебя по скайпу и принесли ноутбук.  
- Сколько раз говорил: - телевизор вреден. Как себя чувствуешь?
-  Нормально.
- Ничего не болит?
- Нет.
Михаил, стоявший с тыльной стороны экрана, показал на часы.
- Ладно, дочура, целую тебя. Я сейчас в командировке. Скоро вернусь и принесу тебе книги и твою любимую, которую тебе читала бабушка. Напомни, как она называется.
- Забыл? Фру-Фру.
- Ну, конечно. Целую.
- Целую тебя, папа.
На экране появилась медсестра, и связь прервалась.
- Фру-Фру, - повторил Клим и с укоризной взглянул на Кауфмана. -  Думаете,  буду мухлевать там, где дело касается детей? Ваше недоверие оскорбительно.
- Пока ещё вы не стали богом, - пробормотал Кауфман.
Михаил присел у компьютера и через пару минут  сказал Климу:
- Мальчонка мчит на Феррари с такой скоростью, что, думаю, через  пару часов, если не опрокинется, будет у Чёрной Горы.
Клим взглянул на экран и подошёл к Кауфману.
- Эрнест Самуилович, присядьте, - Клим указал на кресло и сел в расположенное напротив. -  Мне говорили, что вы не верите, что все вещи, окружающие нас, сотворил Бог. Это правда? Отвечайте честно: разговор останется между нами.
Кауфман испытующим взглядом оглядел трибуна, Михаила, и Куроедова, застывшего с  открытым ртом и рюмкой в руке.
- Я считаю, что это создано людьми, - тихо, но твёрдо произнёс Кауфман, возвратив взгляд на трибуна.
- Хотя никто  никогда этих людей не видел, - продолжил Клим.
- Кто нибудь, когда нибудь их видел, но это было очень давно.
- А если я покажу вам этих людей, - прищурился Клим, - но взамен потребую  хранить молчание, дадите слово?
- Вряд ли, -  ответил Кауфман.
- Если я лично распоряжусь, чтобы  вашей дочери оказывали самое продвинутое медицинское обслуживание в моей больнице, - последние два слова Клим произнёс со столь подчёркнутой интонацией, что Кауфман вздрогнул, опустил голову, а когда поднял, на лице его отображалось душевное страдание.
- Да, обещаю, - выдавил он. - Буду молчать.
- Тогда в путь, - сказал трибун вставая. - Приготовьтесь, Эрнест Самуилович, увидеть такое, о существовании чего многие даже не подозревают.

Гл. 31

Митька довольно быстро пришёл в сознание, о чём врач с удовольствием сообщил порядком уже надоевшему Коледе.  Последний направился в  реанимационную палату, но врач решительно и проворно преградил ему путь.
- Наложили парочку швов.  Состояние стабильное, - сказал он вежливым тоном. - Проведём полное обследование, и если всё нормально, завтра переведём в обычную, тогда и навестите. Номер телефона свой чиркните. Кстати, он у вас надрывается. Не хотите ответить?
  Коледа возвращался домой на метро. По дороге купил пол литровку и выбрал пустой вагон, чтобы водкой отогреть  душу перед объяснениями с женой, которая звонила ему несколько раз. Он ответил: "Батарея садится. Сейчас буду" и отключил телефон, зная, что после услышанного жена замучает звонками.
  В вагон забежала ватага смеющихся ребят и девушек с осиновыми веточками в петлицах.
Они сели у центральных дверей и оживлённо балагурили, мельком поглядывая на одетого в форму спец отряда тополей Коледу.
" Случайно сели в середине или знают, что в торцах камеры пишут чище? - думал Коледа. -  Нет. Обнаглевшие до предела и ничего не боятся.   Вытряхнуть бы вас отсюда, так завтра в вашей поганой сети польётся потоком трепотня про то, как негодяй тополь учинил беззаконие над бедными осинами. А может, кто нибудь из них моего Митьку по голове и огрел? Кабы знать, так на месте бы пристрелил!"
Коледа достал бутылку и сделал глоток.  "Закурить бы, - подумал он, кинув прицельный взгляд на молодых людей, и заметил что блеснувшее в руке парня. - Он меня снимает!" Коледа вскочил и рванулся к нему.
- Давай телефон! - прорычал Коледа, убирая поллитровку в карман.
- С какой стати? - воскликнул парень, натянуто улыбаясь.
- Быстро! - Коледа схватил юношу за горло.
Остальные бросились к нападавшему, но Коледа, оттолкнув их, отскочил на несколько шагов, вынул пистолет и крикнул: "Всем руки на голову!"
- На каком основании? - промычал один из слегка струхнувших парней.
- Неподчинение сотруднику полиции! - отчеканил Коледа.
- Возьмите мобильник, - сказал парень, похлопав по оттопыренному карману куртки.
Коледа  вытащил телефон, кинул на пол и разбил вдребезги несколькими ударами каблука.
- Поснимай мне ещё, - сказал он, вернулся на место, хлебнул из бутылки и закурил.  Парни помрачнели и смотрели в пол. Девушки молчали, бросая возмущённые взгляды на Коледу.
На следующей остановке молодые люди вышли, и Коледа сделал  затяжной и душевный глоток.  
   Жена, учуяв запах водки,  встретила мужа  суровым молчанием. Уже слышала о беспорядках и пострадавших в новостях  и, приготовившись к самому худшему, обзвонила все больницы города. Узнав, что Митька находится в сознании и на следующий день его можно будет навестить в общей палате, она успокоилась, по крайней мере, внешне.
   В это самое время Климу   позвонил Михаил и рассказал о сложившейся ситуации.
- Комполка Гром требует убрать Коледу из своего подразделения, - сказал Михаил. - Иначе, говорит, подаст в отставку.
- Прыткие какие все стали, - проворчал Клим. - По закону, такие заявки приравнены к измене.
- Разве такой есть?
- Завтра установлю.
- Это актуально для военного времени.
- А сейчас, по-твоему, что?  Бактериологическая война, а  смертоносным вирусом служат осины. Кто этот чёрт... как его?
- Коледа.
- Собутыльник?
- Нет, - отрезал Михаил. -  Воевали бок о бок.
- Что натворил?
- Во время шествия осин его восемнадцатилетний балбес, которого Коледа в полной амуниции держал подле себя, один без команды бросился на толпу. Многих осин завалил, ну и самому попало по репе. Слава богу, жив, сейчас в Кесаревской больнице.
- В восемнадцать один на толпу, - задумчиво произнёс Клим, - да ещё и жив остался. Побольше бы мне таких орлов.
- Что с Громом?
- С комполка? - Клим задумался. - Заслуженный мужик... ладно. Пристроим твоего Коледу куда нибудь.  Не хочу я Грома трогать, поди- ка найди ему замену!
     После серии анализов, томографии и прочего Митьку перевели в общую палату, обитатели которой, просмотревшие новости по телевизору, встретили его бурными восклицаниями и гулом.  С несколько угрюмым видом промолчал лишь Юртаев, оказавшийся через кровать от вновь поступившего. Митьку засыпали вопросами, и он с явным удовольствием на них отвечал.
- Какое чувство испытываешь, когда бьёшь кого- нибудь дубинкой по голове? - сумел вставить Юртаев.
Митька приподнялся на постели и, прислонившись к спинке кровати, в мгновенно установившейся тишине сказал:
- Принялся один в толпе меня стыдить: " Я заведующий кафедрой точных наук в таком то НИИ, закончил такой то институт, а потом ещё такую то академию",   внутри у меня закипело: " Умный? А я, значит, быдло?" и так шарахнул ему по голове, что он мгновенно обмяк и осел. Так вот я вам честно признаюсь, это такой кайф! Ведь он то думал, что он бог, а я говно. А ему хрясть - и доказал, что, наоборот!
- Небось, сразу докторская степень из головы выскочила, - осклабился, мелькнув единственным зубом,  сосед Митьки, сухонький старичок, в своё время сдавший Юртаева аековцам.
Все, кроме Ивана, засмеялись.
  Дверь открылась, и в палату вошли доктор, медсестра, фальшиво улыбающиеся, за ними проследовали Клим Тимофеевич и Михаил в сверкающих костюмах, за которыми протиснулись Коледа и его жена с увесистой сумкой в руке.
  На мгновение в палате установилась тишина.
Узнав парочку, Юртаев скрылся под одеялом, а старичок воскликнул: "Братцы! Ведь это же наш дорогой высокочтимый трибун!" Он соскользнул с кровати и вытянулся по стойке смирно.
- Лежите! -  сказал Клим Тимофеевич. -  А то я могу подумать, что вы все здесь симулянты!
Михаил улыбнулся, доктор и медсестра разразились смехом, который тут же был подхвачен обитателями палаты.  Старичок сконфуженно захихикал, прикрывая рот рукой, и вернулся в постель, а Клим чрезвычайно довольный тем, что его шутка произвела бурный эффект, подошёл к Митьке, на которого кивнула медсестра. Юноша замер, прижавшись к спинке кровати, и растерянно поглядывал на вошедших.
Клим протянул руку Митьке, и тот, затаив дыхание, её пожал.
- Хорошего парня воспитал, Кирилл Петрович! - трибун повернулся к Коледе.
- Это всё больше я, - воскликнула, улыбаясь, жена, - сам то он вечно на службе!
- Правильно! - кивнул Клим. - Осинами тоже кто то должен заниматься!  Выходит, оба молодцы.
Клим тронул Михаила за локоть, и тот достал из кармана брелок с ключами и поднял для всеобщего обозрения.
- Что это, по твоему? - спросил трибун у Митьки, лукаво улыбаясь.
Юноша, совсем потерянный, переводил взгляд с него на Клима, Михаила и обратно.
- Чёрный жеребец на жёлтом! - воскликнул один из больных. - Это феррари!
- Верно, - кивнул Клим, - но не совсем. Энцо Феррари! - Клим взял брелок и вручил Митьке. - Подарок тебе, именинник! Машина стоит заправленная на больничной стоянке, вся сопутствующая документация в салоне. Поправляйся и наслаждайся ездой!
- Двери открываются вверх, - улыбаясь, произнёс Михаил. - Передачи на руле, и со скоростью осторожнее, она  под четыреста выдаёт.
Ошеломлённый Митька судорожно сжимал в руке ключи, губы его, крепко сжатые, пытались удержать рвавшиеся изнутри чувства. Проглотив комок в горле, он произнёс глухим, дрожавшим от волнения голосом: - Клим Тимофеевич,  я  за вас в огонь и в воду! Я за вас любому голову оторву! Да я всё что угодно... - Митька держался из последних сил, чтобы не зарыдать, но судорожное подёргивание плеч, в конец уже сорвавшийся голос,  обильно  выступившие слёзы выдавали его эмоции.
- Ну, ну, воин, - мягким тоном произнёс Клим. - Ещё будет время послужить отечеству! А теперь поправляйся. Досталось тебе в заварухе немало.
Трибун в сопровождении Михаила вышел из палаты. Мать бросилась к Митьке и обняла.
Коледа выложил из сумки продукты, и доктор, улыбаясь, сказал: -  На неделю привезли, а мы завтра, наверное, его и выпишем. Всё у него в порядке, ни гематом, ни опухоли. Не тошнит?
"Нет. И ест хорошо. Крепкий парнишка!" - встрял старичок.
- Ну и отлично, дома недельку отдохнуть, конечно, придётся.
Едва врач с медсестрой удалились, а  мать отошла мыть яблоки, Коледа нагнулся к сыну, протянул руку и сказал тихо: - Ключи покамест у меня побудут.
Однако немного пришедший в себя Митька убрал руку за спину и сказал:
- Нет, батя, это мой подарок.
- Давай сюда, - Коледа схватил Митьку за плечо и потряс. - У тебя всё одно прав нет, а я тачку к дому отгоню.
- Не дам! - огрызнулся Митька. - Мне подарили! И водить я умею!
- Действительно, мальца машина! - прошамкал дедуля. - Стало быть, и ключи у него должны быть.
- Ясное дело, - загудели в палате. - Сам трибун подарил!
Коледа бросил на старика сумрачный взгляд, но промолчал и отошёл от Митьки.
- Угощайтесь все! - сказала мать, выбрав сыну огромное красное яблоко, а остальные раздавая больным.
В палату заглянула белокурая девушка с бойким взглядом и спросила:
- Мужчины, добрый день! Митя Коледа здесь?
- А кто вы? - спросила мать.
- С телеканала Тополь Плюс. Хотим  взять у него интервью. Вы его мать?
- Да, но он сейчас плохо себя чувствует...
- Подожди-ка, ма, - воскликнул Митька. - Это, кажется, ко мне пришли, мне и решать!
Девушка подала знак, и в палату вошёл парень с камерой в руке.
     На следующий день Митьку выписали.  Сияя от счастья, он выехал на феррари, лихо промчался по городу и припарковался у своего подъезда.  К нему подскочил сосед по лестничной площадке и сказал:
- Ну, Митяй, выдал номер! Видели тебя по телеку. У меня сейчас гараж холостой, так что ставь покамест ко мне. За это дашь мне раз в месяц рассечь по городу на этой принцессе!
Вокруг машины стали собираться зеваки, и Митька, подумав, согласился.
    Дома его ожидал купленный Коледой ноутбук.
- Интернет подключён.  Приобщайся к цивилизации, сынок, - смущённо произнёс отец.
-  И портфель для компьютера, - мать протянула кожаный футляр.
Митька вошёл в комнату и обомлел:  стоявший посередине стол, накрытый белоснежной скатертью, ломился от яств.
Раздался звонок.
- Вот уже и народ подгребает, - сказал Коледа и пошёл открывать.
  Когда гости после шумного застолья и восторженного обсуждения феррари разошлись, Митька занялся компьютером. Он провозился с ним  всю ночь и заснул только под утро.
Проснувшись, Митька засел за ноутбук и в ленте новостей прочитал сообщение о гибели своего благодетеля.
"Этого не может быть!" - воскликнул Митька и включил телевизор, который подтвердил печальную новость.
Тополя, собравшиеся в Черногорске для предстоящей встречи с трибуном, узнав об аварии, случившейся с его самолётом,  собрались у Чёрной горы и давали клятву отомстить осинам за убийство их вождя. Бесконечная колонна тополей медленно двигалась вдоль подножия сопки и каждому участнику горящим  осиновым прутом прижигали ладонь в знак того, что теперь, чтобы не  видеть мерзкой отметины, он должен не разжимать кулак, пока не истребит всех до единой осины. Формировались  и нумеровались отряды, автобусы заправлялись и выстраивались в колонну.  Однако никак не могли определиться, кому встать во главе движения. И кто то предложил: " Тот парень, что один разогнал сто тысяч осин на центральной улице города". "Точно, - подхватила молва. - Богатырь  Митяй возглавит нас!"
Митька обнаружил сотни подобных комментов в сети, обсуждавших гибель трибуна, обвинявших осин в заговоре и призывавших Митьку "возглавить армию священного гнева."
Телефонный звонок стал последней каплей.
" Ждём вас у Чёрной горы. Лавина мести уже нависла над осинами, не хватает лишь героя," - сказал мужской голос.
"Кто вы? - спросил Митька.
"Осиротевший тополь как и вы," - ответил мужчина и отключил связь.
  Митька, быстро собрался, написал записку родителям и тихонько выскользнул из квартиры.
Он вывел машину из гаража и выехал на проспект.

Гл.  32

Клим, Михаил с ноутбуком в руке, Кауфман и Куроедов вышли из дома и, обогнув его, оказались перед  теннисной площадкой.
Клим достал из кармана пульт, направил на будку для переодевания, и корт, покрытый ковром коротко подстриженной травы, медленно приподнялся  на уровень человеческого роста.
- Добро пожаловать! Теперь вы поймёте, почему моё королевство посвящённые называют империей, - сказал Клим и вошёл в открывшийся проход. Остальные проследовали за ним, и навес опустился.  Они миновали  тоннель шириной метра три, освещённый лампами, вмонтированными в бетонные стены, и оказались на платформе линии  железной дороги .
- Не знал, что в такой глуши есть метро, - сказал Кауфман.
- И не могли, - ответил Клим, нажимая на кнопку  в стене. - Это секретный объект.
- Что стало с теми, кто его строил?
- Они под землёй.
Кауфман пристально посмотрел в глаза Климу, затем Михаилу и спросил:
- Их убили?
Михаил рассмеялся и сказал:
- Вам не терпится, профессор, уличить нас в кровавых расправах.
- Я академик, - холодно ответил Кауфман.
- Не обижайтесь, Эрнест Самуилович, - вмешался Клим. - У него все  образованные, в независимости от ранга - профессора.  А строители целы, они  живут и работают под землёй.
- Что здесь можно делать? - воскликнул Куроедов.
- А ботинки на вас откуда? А часы, машина, галстук? - усмехнулся Михаил.
- Ясное дело, от всевышнего, - сконфузившись, произнёс Куроедов.
- Держите карман шире, - сказал Михаил. -  Кстати, вот и наша карета.
С правой стороны  к ним подъехал бронированный вагон с тонированными стёклами и  остановился. Двери  его открылись и тут же закрылись, едва пассажиры вошли.
  Вагон тронулся и загудел, набирая скорость.  Салон с  диванами, креслами, телевизором и баром не уступал номеру люкс. За окнами, расположенными по обе стороны,  мелькали бесчисленные бетонные плиты.
Клим Тимофеевич прилёг на диван, укрывшись пледом. Михаил  сидел за столом  перед ноутбуком. Кауфман расположился рядом, посмотрел на экран и увидел изображение панели управления с видом  из кабины машиниста.
- Да, - кивнул Михаил, перехватив взгляд Кауфмана. - Управление  компьютером.
- Куда едем?
-  На Чёрную Гору.
- Зачем?
- Это лучше увидеть, - ответил Михаил. - Вот и первая остановка.  Закройте тщательно свою татуировку.  
Вагон снизил скорость и вскоре остановился. Двери открылись.  Михаил, Кауфман и Куроедов вышли на  ярко освещённый перрон и увидели толпу людей в чёрных робах с одинаковым выражением сосредоточенной серьёзности на лице уставившихся на главу АЕК.  Клим прильнул к окну, наблюдая за происходящим.  Кауфман разглядел расположенный поодаль от толпы  бюст Клима Тимофеевича на постаменте, осыпанном тополиными ветками. Вокруг него лежали покрытые простынями тела.
- Что здесь происходит? - шепнул Кауфман Михаилу.
Тот, приказав учёным оставаться на месте, направился к замершей в молчании толпе.
- Мы потрясены известием! - сказал Михаилу худощавый небольшого роста мужчина с песочного цвета редкими волосами и выцветшими глазами, единственный из всех одетый в костюм, впрочем тоже чёрного цвета, но со вдетой в петлицу веточкой тополя и с бэйджем "руководящий" под ней. - Не могу подобрать слов...
- И не пытайтесь, - прервал его Михаил. -  Память воина чтят залпом орудий или молчанием. - Михаил кивнул в сторону  распластанных тел: -  И у вас авария?
- На заводе сильно переживают по поводу гибели трибуна. Цеха стоят, объявлен траур. Некоторые, не выдержав, покончили с собой. Вскрыли себе вены.  Кое кого спасли, а этих не успели.
Михаил направился к трупам.
Он обошёл их, снимая с каждого простыню и внимательно осматривая. Вернувшись, обратился к руководящему:
- Кто отвечает за технику безопасности?
- Я, - смутившись ответил тот. -  Исполняю по совместительству.
- Хорошо исполняете! - проворчал Михаил. - Почему самоубийцы все как один в исподних? Они  разделись, чтобы на  тот свет себя отправить?
- В конце смены узнали, - замялся руководящий. - А спецодежда казённая.
- Почему у всех разбиты головы?
- Поранились, когда падали.
-  И все как один затылком? В порядке рабочей дисциплины?  Кто начальник охраны?
- Я.
- Может, сами и охраняете?
- Нет, - директор почесал голову. - Охранники имеются.
- Почему ни одного нет на объекте.
- Они у нас ту же форму носят, что и рабочие. - Директор махнул рукой, и мгновенно из толпы высыпало десятка два дюжих мужчин с дубинками на боку.
- Уберите трупы, - приказал Михаил.
Охранники бросились исполнять, а Михаил повернулся к руководящему и сказал:
- Подчинённых оденьте по инструкции.  Бабло экономите? Куда его здесь тратить?
Михаил развернулся и направился к вагону. За ним поспешили Кауфман и Куроедов.
- Что здесь производят? - спросил он, но Михаил промолчал.
Двери за ними автоматически закрылись, и поезд тронулся.
- Потери? - спросил Клим.
- Пятнадцать самоубийц, - кивнул Михаил. - Не перенесли утраты любимого трибуна.
- Эрнест Самуилович, - обратился Клим к Кауфману. - Умри вы сейчас, кто нибудь покончил бы с собой, оплакивая вас?
Кауфман сидел, уставившись в окно, и даже не повернул головы. Мимо проносились станции с толпами людей в черных спецовках.  Они махали  головными уборами, платками и веточками тополей, а за ними чернели корпуса заводов и фабрик.
- Как же всё это может быть? - воскликнул Кауфман, оторвав взгляд от окна. - Кто эти люди, откуда все эти предприятия? Куда, к примеру, уходит дым из труб?
- На поверхность, - ответил трибун, наливая в бокал вина. - Наверху стоит муляж кочегарки и дымит себе круглосуточно, а никому и дела нет.
- Но ведь их требуется тысячи?
- А сотни тысяч не хотите? - усмехнулся Клим и пригубил вино.
- Тем более! Как всё это может оставаться в тайне?
-  На поверхности осталось лишь бесчисленное нагромождение мулежей. Всё настоящее здесь.
- Как вывозится продукция? - спросил Кауфман.
-  Слышали про три степени священных зон? Подземка в первой и во второй выходит на поверхность.
- Вот почему туда не пускают осин, а тополей только посвящённых и по спец пропускам, - кивнул Кауфман: - Зачем создавать такое подземное производство? И для чего скрывать?
- Это очень давняя история. Никто специально и не собирался это засекречивать. Сначала соорудили тоннель для беспрепятственной доставки дешёвой рабочей силы. Осины чересчур образованные и талантливые, а тополя слишком великие для чёрной работы - пришлось пополнять ресурсы из бедствующих королевств.  Возмущение населения по поводу наплыва не татуированных особей неуклонно возрастало, и в правительстве смекнули, что выгоднее прямо в тоннеле создавать производства, а товары представлять, как продукты божественной воли. Все успокоились, а потом привыкли к мысли, что труд - это тёмный период истории, канувший в вечность, а современный мир зиждется на комфорте, роскоши и наслаждениях. Лишь осины сомневались и что то подозревали, но, к счастью,  у них, кроме собственных неутомимых языков, ничего  против нас нет.
- Сейчас будет судостроительный, - вмешался Михаил. - Сделаем  остановку?
- Конечно! - Клим поставил бокал на стол и приник к окну.
- Здесь и суда строят? - изумился Кауфман.
- Подводные, - уточнил Клим, не отрываясь от окна.
- Как же их поднимут в случае надобности наверх?
- С чего вы взяли, что их следует поднимать?
- Какой с них толк под землёй?
- На случай, если Богу взбредёт на ум устроить ещё один потоп, - Клим оторвал взгляд от окна и с гордостью взглянул на Кауфмана. - Тут создаются модели, гарантирующие минимум сто пятьдесят дней полной изоляции, а максимум - ещё в разработке.
- Вы не доверяете даже Богу? - удивился Кауфман. - А как же договор с Ноем?
Клим рассмеялся.
- Если учесть, сколько гадостей натворило человечество с того времени, остаётся только диву даваться, почему Бог не нарушил его и не затопил землю без всяких уже ковчегов.
Поезд остановился. Михаил, Кауфман и Куроедов вышли, а Клим остался наблюдать через окно.
Толпа людей в синих робах, с чёрными ленточками на левой стороне груди, теснилась на подступах к платформе, которую цепью окружили охранники  в чёрной форме с дубинками на боку. Михаил тщательно оглядел их и обратился к старшему:
- Новенькое обмундирование. Никак предупредили?
Старший выпучил глаза, силясь осмыслить ответ, но Михаил отвернулся и присмотрелся к памятнику Климу Тимофеевичу, отлитому в основной части из серебра, а в верхней - а именно голова - из золота.  Однако внимание Михаила привлёк не венец, а подножие, вокруг которого лежали штабелями трупы, покрытые брезентом.
- Самоубийцы? - жёстко обратился он к подошедшему директору завода, плотному коротышке в мундире офицера флота и фуражке с ленточкой.
Тот сузил и без того прищуренные серые глазки и промычал: - Мда, господин трибун, так точно, все рабочие и служащие завода пребывают в столь великой скорби, что многие не выдержали и покончили  с собой из револьвера.
- Во-первых, я не трибун, а лишь временно исполняю, - сурово произнёс Михаил. - Во- вторых, откуда у них столько оружия?
- Оружейку охраны взяли на абордаж и взломали.
- Куда смотрела охрана? - раздражённо бросил Михаил. -  Без вас уже на часовом заводе пятнадцать самоубийц!
- Фи, пятнадцать, -  скроив презрительную гримасу, процедил директор и с гордостью прибавил: - у нас тридцать! Мы не какие нибудь часики ходики, а серьёзное производство!
Михаил направился к телам, Кауфман устремился за ним, а Куроедов мялся на месте, бросая взгляды по сторонам.
Кауфман, осмотрев несколько трупов, с мрачным видом произнёс:
- Я с десяток лет хирургом в горячих точках отработал и ранений всяких насмотрелся.  Уверен, все выстрелы сделаны с расстояния не менее двух метров.  Вы что же, вояка ветеран, не видите этого?
Михаил накинул брезент на тело, которое он разглядывал, и в упор посмотрел на Кауфмана:
- Да.  Их расстреляли. И тех на часовом заводе тоже убили: у каждого, кроме перерезанных вен, на затылке я заметил рану от удара. Обычная показуха. Ещё и соревнование затеяли: кто сильнее оплакивает смерть трибуна, потому что знают, что пришедший на его место это учтёт. Уверен, что на следующем заводе  будет не тридцать, а сорок или пятьдесят.
-  Так спокойно об этом рассуждаете? - вспыхнул Кауфман. - Словно речь идёт о поголовье скота, а не о людях!
- Вот в этом вы правы, профессор, - Михаил откинул брезент и приподнял руку покойника. - Видите татуировку?
- Нет,  - приглядевшись, произнёс  Кауфман с некоторым удивлением. - Я не обратил внимания, поскольку ярлыки меня мало интересуют. И что это значит?
- А то, что это не люди. Вы, осины, хоть и мерзкие, подлые враги, но имеете  чёткое обозначение, свой символ, а эти, никак не определённые, самим своим существованием подрывают основы нашей империи, которые заключаются  в чётко обозначенном делении на своих и врагов.
- Если это не люди, - сказал Кауфман, взваливая себе на спину труп маленького худенького паренька. - То я, как учёный, просто обязан взять образец этого диковинного существа для научного исследования.
- Постойте, профессор,  не дурите! -  с раздражением крикнул Михаил. - Положите немедленно!
- И не подумаю! - Кауфман направился к вагону.
- Хотите присоединиться к ним? - прошипел Михаил, железной хваткой вцепившись в плечо Кауфмана. - Так это мигом. Это вам не наверху. Здесь осин расстреливают на месте.
- А бессмертие Клима Тимофеевича? Забыли?  Он вам этого не простит.
- Что вы пытаетесь доказать? - более мирным тоном произнёс Михаил, освободив плечо академика. - Чего вы хотите?
Кауфман положил труп и с ненавистью посмотрел в глаза Михаилу.
Тот выдержал взгляд и глухо произнёс:
- Эрнест Самуилович,  мы оба знаем, что кто то непременно должен быть на его месте, - Михаил кивнул в сторону лежащего на мраморном покрытии тела,  - кому то приходится выполнять  нудную, тяжёлую работу за гроши, чтобы мы, те кто имеют отличительные знаки, могли, управляя ими,  жить в роскошных домах, ездить в шикарных автомобилях и ни в чём себе не отказывать. Кстати, к последним, несмотря на свой порочный знак, принадлежите и вы. Только так может быть устроена система и никак иначе!
- Система, основанная на убийстве?
-  Что вы прицепились к этой глупой выходке местного руководства?  Конечно, они переборщили малость. И вы, может быть, правы, в том, что с физиологической точки зрения, эти несчастные ничем не отличаются от нас, но какая разница, люди они или не люди, живы они или мертвы? Кому до них какое дело?!
- Мне! - сказал  Кауфман. - И многим из тех, кто носит такой же порочный, как вы изволили выразиться, знак. Нам не нравится ваша система, при которой подобных себе  считают насекомыми,  и творят с ними всё что угодно, исходя из собственных меркантильных расчётов.
- Но вы, болтуны, никогда ничего не сможете изменить.
- Действительно мы заболтались, - кивнул Кауфман. -  Немедленно позвоните и предупредите, чтобы ни одного более убийства.
Михаил оглянулся по сторонам и тихо произнёс:
- Обещайте взамен, не говорить Климу.
- Боитесь испортить ему настроение?
- Он наверняка предполагает, как  всё обстоит на самом деле.  Однако, если вы ему донесёте, это будет означать, что я плохо работаю.
- По рукам. Звоните быстрее.
Михаил вынул телефон, набрал номер и сказал:
- Срочно: особое распоряжение главы АЕК,  временно исполняющего должность трибуна: всем руководителям всех производств и примыкающим к ним ведомств настоятельно предлагаю предотвратить все случаи самоубийств. В случае не исполнения - немедленное снятие с должности и лишение знака тополя путём отрубания руки.
  Михаил подозвал директора, распорядился убрать трупы и, отказавшись от участия в поминальном банкете, направился к вагону. Кауфман и Куроедов последовали за ним.
  - Что то вы долго глазели на тела, - скосился на Кауфмана Клим. - Это не слишком достойно по отношению к беззаветно преданным мне самоубийцам.
- Меня заинтересовали две дырки от пуль в голове одного из них.
- Что удивительного? - пожал плечами трибун. - Стрелял из двух рук, чтобы наверняка.
- Ага, - кивнул Кауфман. - И с разных расстояний.
Михаил оторвался от ноутбука, незаметно ткнул Кауфмана в бок и нарочито громко обратился к Климу:
- Дальше без остановок до Чёрной Горы: феррари только что миновал КПП.
- Поддай газу, - сказал трибун, взглянув на экран.
Михаил кликнул по кнопке на дисплее, и вагон загудел, словно работающая центрифуга, а бетонные плиты по бокам тоннеля замелькали столь быстро, что слились в единую серую с тонкой линией тусклых фонарей массу.

Гл. 33

Миновав КПП, на котором  проверяли татуировки, Митька увидел в дали  темнеющую сопку, которую навигатор обозначал Чёрной горой.  Ехать приходилось очень медленно, потому что дорога, хотя и асфальтированная, была заполнена бредущими в сторону Горы людьми и резко петляла между  болотами, затянутыми ряской вперемежку с тиной и плесенью. По бокам одиноко торчали карликовые деревца, а серое небо добавляло унылости в скудный пейзаж.
У  следующего КПП выстроилась огромная очередь, в том числе из машин, и Митька совсем пал духом.
" На кой хрен я рванул сюда, - думал он. - Мало ли чего в сети напишут! Кто меня здесь знает?"
Митька уже всерьёз подумывал, не повернуть ли обратно,  когда к нему подошёл  среднего возраста мужчина, невысокий ростом, но спортивного сложения, одетый в серый костюм  и с сосредоточенно серьёзным гладко выбритым лицом.
- Вы Митя Коледа? - поздоровавшись, спросил он.
Юноша кивнул, недоверчиво поглядывая на незнакомца.
- Я из не правительственной организации "Тополиное Братство".  Мы ждём вас для того, чтобы двинуться в стонущий под игом осин город.
- Я только что оттуда, - сказал Митька, - никто там не стонет.
- Вы правы, - кивнул мужчина, -  нынче скорбь перебралась к Священной Горе, а в столице, скорее, ликование, которое, поскольку вы прибыли,  продлится недолго.
  Мужчина сел рядом с Митькой и сказал:
- Попытаемся проехать. Народ уже заждался.
Феррари осторожно двинулся, изредка сигналя.
- На крутой тачке, так можно вперёд всех? - ворчали пешеходы, неохотно уступая дорогу.  - Здесь блатных нет! В очередь!
Вдруг кто то крикнул: " Братцы, это Митяй с Площади Славы, который мочил осин! Он с нами!"
Толпа расступилась.  Сотрудники КПП не стали смотреть у Митьки и его сопровождающего  татуировки, восхищённо разглядывали владельца Феррари, и даже попросили автограф.
  Миновав последний на пути следования КПП,  феррари, проехав метров пятьсот, остановился в ряду припаркованных машин.  Митька посмотрел в направлении сопки, сдавленной со всех сторон гудящими толпами, а мужчина - вверх. Неподалёку от них прогуливался небритый детина в форме цвета хаки и прижимал к уху телефон.
Митька услышал жужжание и, приподняв голову, увидел приближающийся вертолёт, который через минуту  опустился на землю. Сопровождающий , хлопнув Митьку по локтю, крикнул: - Садимся в геликоптер. Оставьте  ключи охраннику, он присмотрит за машиной.
Митька на несколько секунд застыл в нерешительности. "Кто он такой? - подумал юноша. - Может, разводка? Придёшь -  ни охранника , ни феррари!"
- Вы главный в "Тополином Братстве?" - Митька взглянул на сопровождающего. - Извините, не расслышал вашего имени.
Тот рассмеялся и произнёс несколько ироничным, но  дружелюбным тоном:
- Нет, нет. Мы не охотники за иномарками, особенно за такими, которых во всём королевстве три штуки.
- А две ещё у кого?
- У главы АЕК и у покойного трибуна. Кстати, в эти модели вмонтирован микрочип,  позволяющий в любое время определить её местонахождение, и скрытая камера, дающая возможность наблюдать всё, что происходит вокруг. И насчёт моего имени не напрягайтесь.  Зовите меня просто - распорядитель.
- Но зачем ключи охраннику, - пожал плечами Митька. - Пусть у меня будут.
- А если тачке, что позади, выехать понадобится? - просипел подошедший охранник со зверским выражением  красноватого лица.
Митька вышел из машины, отдал ключи и, пригибаясь, побежал вслед за распорядителем  к вертолёту. Когда они забрались в кабину, пилот со шлемом на голове улыбнулся и сказал:
- Ваша красотка  сверху сразу бросается в глаза.
Вертолёт оторвался от земли и набрал высоту.
Они пролетели над мятущейся толпой, и зависли над сколоченной из досок платформой, установленной чуть выше подножия сопки.    Митька спустился вслед за распорядителем по верёвочной лестнице и обнаружил, что сооружение, казавшееся сверху крохотным, на самом деле было метров десять в высоту, с площадкой примерно сорок квадратных метров с установленными на ней микрофоном, усилителем и динамиками. Митьку изрядно удивило, что провода, идущие к аппаратуре, выходили, казалось, прямо из под земли.  Распорядитель постучал ногтем по микрофону, издав  мощный скрежещущий звук, и сказал:
- Приветствую вас, друзья! В это горестное время судьба послала нам одно утешение: Митя Коледа,  юный герой, былинный богатырь, оправившись после тяжёлого ранения, прибыл к нам, чтобы возглавить наш священный поход. Поприветствуем, героя!
Над толпой пронеслось мощное "ура".
Распорядитель подозвал Митьку и сунул ему в одну руку микрофон, в другую - бумажку.
-  Слава тополям, пауза,  - прочитал Митька.
- Нет, нет, -  прошипел распорядитель, прикрыв микрофон ладонью, - это нужно с душой, с чувством! А пауза означает, что вы должны помолчать секунд десять. Давайте сначала!
- Слава тополям! - рявкнул Митька.
- Слава тополям! - взорвалось людское море. - Смерть осинам!
- Друзья! - продолжал Митька, скосив глаза на бумажку. - Чаша терпения переполнилась. Раньше  осины позволяли себе  лишь подлые предательские речи, которые именовали оценочными суждениями; теперь они перешли к жестоким убийствам наших вождей. Положим этому конец!  Двинемся в столицу и уничтожим поганое племя!
- Смерть осинам! - загудела толпа. - Да здравствуют тополя!
- Осины с радостью потирают свои потные ручонки, - вещал Митька. -  и думают, настал их час и теперь они будут диктовать, как нам жить. Они не знают, что дух Клима Тимофеевича с нами, он в нас, он над нами. Взгляните ввысь, что вы там видите?! - Митька и сам на миг оторвался от текста и приподнял голову, но, поскольку уже смеркалось, вверху, кроме темного марева, разглядеть ничего было нельзя.
- Читайте, читайте! - пыхнул жаром в ухо Митьке распорядитель. - Здесь пауза не предусмотрена.
Митька уткнулся в бумажку, но потерял нужную строку и, шевеля губами, блуждал взглядом по тексту.
- Ну что вы? - раздражённо произнёс распорядитель.
- Темно, - огрызнулся Митька. - Дайте фонарик.
- Нельзя,  - распорядитель взял лист из руки Митьки и присмотрелся: - Какого чёрта! Всё прекрасно видно! Взгляните! - он протянул текст юноше, но в тот миг, когда последний пытался незаметно его взять, порыв ветра выхватил листок и понёс над головами митингующих.
- Ладно! - вздохнул распорядитель. - Повторяйте за мной!
Он встал позади Митьки и зашептал ему в ухо, а юноша пылко озвучивал:
-  Клим Тимофеевич смотрит на нас сверху. Он горд, что служил такому народу на земле, и счастлив, что будет служить ему  на небе. Я спрашиваю его: благословляет ли он нашу великую битву?
Митька отодвинул микрофон и  шёпотом обратился к суфлёру: - Уверены, что таков текст? Это ведь какая то чушь.
- Нас приучили в школе все важные документы запоминать дословно, - ответил суфлёр. -  Не отвлекайтесь. Повторяйте!
- Давайте хором призовём его! - крикнул в микрофон Митька и подумал: " Словно Деда Мороза кличем на  новогодней ёлке."
- Трибун, трибун! - скандировала толпа.
Распорядитель вынул телефон, нажал на вызов и поднял голову.
С минуту толпа ревела, призывая трибуна откликнуться, и Митька с удивлением смотрел на беснующуюся людскую массу, легко купившуюся на эту, по его мнению, отъявленную чепуху.   Распорядитель, тоже  смотревший вверх,  вдруг схватил микрофон и закричал:
- Вижу!
В мгновенно установившейся тишине яркие разноцветные всполохи заметались над толпой. Из вершины сопки вырвался столп света, уходящий ввысь. Внутри его обозначилась огромная светящаяся фигура Клима Тимофеевича, и над толпой пронёсся его громоподобный глас:
- Я здесь, братья мои, и воскрес, чтобы заботиться о вас вечно, ибо я теперь не только избран богом, но и присущ богу.
Толпа опустилась на колени и с благоговением взирала на световой столп.
- Простите меня, всевышний, - крикнул Митька, повторяя за суфлёром, - за моё дерзновенное намерение о мщении!
- Ты ангел мести, назначенный мной, - ответила  светящаяся фигура сверху , - и значит действуешь согласно моей, божественной, воле.
Световой столп исчез, люди встали с колен, и дикий рёв огласил долину, примыкавшую к сопке: - Да здравствует трибун! Да здравствует Демура!
Распорядитель толкнул оратора  в бок.
- Завтра утром  мы  все как один выдвигаемся к столице, - крикнул Митька. - Общий сбор в восемь в Черногорске на площади Единства Тополей. С нами правда! С нами воскресший Клим Тимофеевич!
Толпа ответила бурным ликованием.
Над импровизированной трибуной зажужжал вертолёт, от которого вниз протянулась верёвочная лестница. Распорядитель с  Митькой взобрались в кабину, и вертолёт полетел над штормом людского моря к стоянке автомобилей.
Когда приземлились, Митька устремился к феррари.
  Охранник, пожав Митьке руку, отдал ключи и сказал:
- Достойная речь!
- Кстати, юноша, - шепнул распорядитель, нагнувшись к Митькиному уху, - вы уж как приедете в отель, примите сразу ванну. Герой не должен вонять, словно дикий кабан.
Митька сконфузился и вспомнил, что не мылся с момента отправки в госпиталь.
- Я бы рад, - пробормотал он. - Но где гостиница?
- Поехали, - кивнул распорядитель, усаживаясь рядом с водительским сидением. -  В отеле для вас забронирован люкс.
Митька удивлённо воззрился на спутника.
- Вы знаменитость похлеще герцога Бульонского, - пояснил распорядитель.
- Это было шоу или взаправду? - спросил Митька.
- Вам решать, молодой человек, - с загадочным взглядом ответил распорядитель. - Хотите, чтобы жизнь  удалась, считайте взаправду, а желаете горюшко мыкать - воля ваша.
   Приехав в отель, Митька купался в джакузи,  расположенном в его номере.  Попивая джин тоник, он размышлял о назревающих событиях, когда зазвонил телефон.  Звонки, длившиеся слишком долго, действовали Митьке на нервы, и он, накинув халат, вылез из ванны и поднял трубку.
- Что вытворяешь? - услышал Митька голос отца. - Умчался на тачке  без разрешения, без прав, ничего толком не объяснив, и ещё телефон отключил!  Мать все морги обзвонила! Только из новостей узнали, где ты и что. Мать рвётся к трубке, даю...
- Как ты там, чревовещатель? - послышался взволнованный голос матери.
- Вы видели? - изумился Митька.
- А как же! Это шоу по всем каналам передавали!  Ты превосходно сыграл.
-  Мам, это не шоу, а на полном серьёзе. Завтра мы выдвигаемся в город.
Несколько секунд мать молчала, а потом сказала упавшим голосом.
- Если это правда, как же ты можешь участвовать в этом безумии? Я боюсь за тебя. Возвращайся срочно домой.
- Утром мы и двинемся в путь, к обеду поспеем. Только, мам, ты уж завтра из дома не выходи. Вечером расскажу всё толком.
Связь разъединилась.   Митька вернулся в джакузи, но прежнего расслабленного и вместе с тем  счастливого ощущения не было:  неприятный осадок отравлял бывшее столь благодушным настроение.
  Впрочем, он с аппетитом съел доставленный в номер ужин, и только когда лёг в постель, ясная, как молния, мысль обозначилась среди его сумбурных размышлений: "Раз об этом трындят по всем каналам, то, если поход не состоится или будет не успешен, я прослыву навеки одиозным клоуном, меня будут показывать в утренних комиксах, а дети, жуя чипсы, будут смеяться надо мной!  Остаётся  только идти в этот чёртов поход. Но что конкретно мы будем делать с осинами? Бить или убивать? Чем? А если они не выйдут на битву? Мы будем врываться во все дома, что ли? Тогда это будет что то наподобие  Варсо...соньемской ночи, когда одни резали других.  Но осин то, пожалуй, побольше будет, чем тех других, и чёрт его знает во что всё это выльется?" Митька поразился тому, какая пропасть лежала между его эмоциональными заявлениями и реальным их осуществлением. На словах всё выглядело красиво и благородно, однако, как ни старался, Митька не мог себе представить этого в жизни.
Тем не менее,  засыпая, он благодушно подумал: - Завтра разберёмся. Авось не пропадём.
Однако проснулся Митька с тем же таившимся в глубине души тревожным ощущением.  Горничная принесла Митьке завтрак на подносе, а затем чёрный костюм, белоснежную рубашку, красный галстук и ботинки.
Всё удивительно подошло ему по размеру. В кармане пиджака он обнаружил искусственную веточку тополя, которую вдел в петлицу.
Распорядитель сообщил Митьке по телефону, что тополя уже заполняли бесчисленные автобусы, колонна которых растянулась на несколько километров. Все ждали предводителя, чтобы тронуться в путь.
Митька покинул гостиницу и, выставив на навигаторе "Черногорск. Площадь Единства Тополей" помчался к своему войску.  Он остановился, немного не доехав до места, поскольку все проезды были забиты автобусами и снующими взад вперёд людьми. Откуда ни возьмись появившийся распорядитель поздоровался с Митькой за руку, пересел в феррари и позвонил по телефону.
- Главнокомандующий на месте, - сказал он. -   Знаю, что ему следует быть впереди, но нам сейчас не пробиться. Выдвигайтесь, чтобы здесь всё рассосалось!
  Через полчаса улицы очистились и феррари устремился вперёд, обгоняя двигавшуюся колонну. Из окон высовывались люди, орали, махали руками, шарфами, ветками тополей.  Вскоре феррари оказалась во главе процессии.
- Сколько всего автобусов? - спросил Митька.
- Заявлено двадцать тысяч, - ответил распорядитель. - Но с учётом отката, думаю, половина. К сожалению, сбился со счёта.
- И в каждом человек по тридцать?
- Сорок.  Вы же видели, многие стоят. Что то вы очень бледный, - распорядитель всмотрелся пристально в Митькино лицо. - Не заболели?
- Не выспался, - буркнул Митька.
- Остановитесь, - скомандовал распорядитель, и Митька подчинился.
Распорядитель достал зажигалку, заправленную бензином, и веточку осины из внутреннего кармана. На горящем фитиле он прожёг кончик  прутика, взял Митькину руку и прижёг дымящимся угольком ладонь. Митька поморщился и зашипел сквозь стиснутые зубы.
-  А теперь полный вперёд! - сказал распорядитель. -  Наc ждут великие события!

ГЛ. 34

Кауфман, уставившись на ряд динамиков, каждый из которых был  размером со шкаф, спросил у техника, наматывавшего на руку шнур: - Сколько выходная мощность?
- Точно сказать не могу, - ответил тот. - У нас все приборы только до тысячи измеряют. Тут гораздо больше. Однажды, когда я стоял рядом, напарник включил на полную мощность - меня метров на пять отшвырнуло и после этого  я несколько дней ни черта не слышал.
  Клим Тимофеевич поблагодарил, пожав руку каждому из задействованных специалистов  лазерного шоу.  Михаил окликнул  Кауфмана и Куроедова,  которые с интересом рассматривали аппаратуру, и они проследовали за трибуном в кабину лифта, где уселись в кресла. Михаил нажал на кнопку в стене и элеватор заскользил вниз.
- Это всё , конечно, очень познавательно, - обратился Кауфман к трибуну, - но я никак в толк не возьму: для чего мы с коллегой здесь были нужны.
- У меня нет особой надобности в вашем присутствии здесь, но есть необходимость в вашем отсутствии там.
- Теперь куда? - спросил Кауфман.
- Заглянем на секретный объект.  Увидите  наши достижения в военной промышленности.
- Меня это не интересует, - Кауфман поморщился.
- А вот коллегу вашего очень! - Клим обратился к Куроедову. - Не так ли?
- Да! - воскликнул тот. - Ужасно хочется взглянуть.
- Большинством голосов, - рассмеялся Клим.
Лифт остановился, пассажиры пересели в ожидавший их на путях вагон и продолжили путешествие в более комфортной обстановке.
- Каков смысл вашего лазерного представления? - спросил Кауфман. - Ведь это очень дорогое удовольствие, а вы, ссылаясь на дефицит бюджета, закрыли медицинский центр для осин.
- Влетело в копеечку, - кивнул Клим, - но и не для потехи затеяно. Империя на грани развала из за того, что все идеи сожраны гнусными недостойными людишками. Они как муравьи,  мгновенно наполняют любое великое начинание и начинают выгрызать и разъедать его, словно ржа, изнутри. В чём главная ошибка бога? В договоре с Ноем. Он наивно полагал, что есть хоть один человек, с которым его великий проект будет успешен. Но даже самый благочестивый из людей, в конечном счёте развёл на земле свинарник.  Он думал, что зло борется с человеком и в большинстве случаев побеждает. Он считал, что человеку надо помочь в борьбе со злом и пытался остановить Каина. Он не понимал главного: человек и есть то самое зло, от которого надо спасать вселенную.
- Хотите взять на себя эту миссию? - спросил Кауфман.
-  Скорее, определить новый вектор в развитии мироздания, которое отравляется  гнилостным смрадом, исходящим от  нашей загаженной планетки. Человечество в отчаянии  и  жаждет новой идеи; а откуда ей взяться, если лучшие умы парализованы неверием в окончательно развращённое стадо, именующее себя человечеством? Настоящая идея может быть только у бога, но не у того что заключал один за другим смешные договора с людишками, а  у того, который перешагнёт через этот никчёмный материл и будет искать более продуктивные средства для осуществления высочайшего замысла.
-  Что же тут нового? Кинематограф, компьютерные игры, книжки и комиксы кишат апокалиптическими злодеями, а человечество стояло и будет стоять, потому что есть ещё и многое другое, отличное от того, что вы именуете свинарником.
-  Все те клоуны, забавляющиеся с апокалипсисом, в котором ровно ничего не смыслят, и есть те самые споры плесени, противостоящие божественной идее, и потому  никто из них никогда не был и не будет богом.
Вагон остановился и двери раскрылись. Клим Тимофеевич вышел на перрон, за ним последовали остальные.
  Кауфман и Куроедов при виде встречающих застыли в изумлении:  десяток маленьких, коренастых, заросших шерстью, человекообразных существ, обвёрнутых  шкурами животных, стояли на перроне и с суровой преданностью на физиономиях взирали на гостей.
-  Антропологическая реконструкция? - шепнул Кауфман.
- Не обижайте, Эрнест Самуилович, здешних обитателей, - ответил Клим с укоризной. - Они производят продукцию для оборонной промышленности и разработали новый класс ракет, которого нет ни в одном королевстве.
- Рад приветствовать вас, Господин! - заговорил один из аборигенов, старейшина, судя по количеству  морщин и седых косичек с вплетёнными в них веточками тополя. - Поздравляем со вступлением в должность Бога!
- Благодарю, друзья, - заулыбался Клим. - Не покажите ли ваше последнее достижение.
Вождь сделал знак -  из за угла выскочили аборигены с четырьмя носилками, каждые из которых опустились перед гостем.
- Садитесь, - подбодрил Клим замешкавшегося Кауфмана. -  Это ритуал.
Все последовали совету трибуна и расположились на носилках, которые аборигены понесли друг за другом в строгом соответствии с субординацией.
  Они миновали большие, ярко освещённые помещения, заполненные сложнейшей аппаратурой, над которой, склонившись, работали такие же, одетые в шкуры, люди.  Старейшина завода по ходу движения рассказывал о проектах, воплощавшихся в этих цехах и о уже запущенных в производство моделях ракет.
  Когда они оказались в огромном зале с пылающим в центре костром, носилки опустили, и гости сошли на каменный пол. Вдоль стены, усеянной софитами, выстроились в ряд, зафиксированные на подставках ракеты.
Старейшина подвёл гостей к экспонатам и с гордостью произнёс: - Что делает ракета, когда противник поражает её другой ракетой? Она взрывается. Наша ведёт себя иначе: она раздваивается, и то же самое происходит при последующем попадании в каждую из них. Причём цель у всех остаётся прежней. Чем больше враг поразит ракет, тем большее количество их прилетит на его территорию.  
- Как вам это, Эрнест Самуилович? - Клим с сияющим взором повернулся к Кауфману.
- Что за красная лампочка мигает на головном обтекателе? - спросил тот.
- Маячок, - ответил старейшина и подвёл Кауфмана к компьютеру. - Специальная программа отслеживает их местонахождение и подаёт сигнал тревоги, если объект переместился хоть на сантиметр. Попробуйте-ка чуть сдвинуть одну из ракет.
- Нет, спасибо, - смутился Кауфман. - Верю на слово. У вас были случаи хищения?
- Полностью изделия никто ещё не решался, а вот микрочипы некоторых соблазняли. - Старейшина принюхался: - Кажется, шашлыки поспевают, друзья мои, пройдёмте.
Он провёл гостей к костру, где на мангале сочилось, шипело, брызгаясь, мясо, усадил гостей и остальных участников экскурсии на пол, расположив по окружности.
Взор Кауфмана привлекла куча книг, сваленных неподалёку.
- Просвещаетесь? - спросил он, указав на неё.
- Используем на растопку, - ответил старейшина, встал и кинул несколько фолиантов в костёр.
Он уселся на прежнее место и с удовольствием рассматривал вспыхнувшее пламя. - Нам их постоянно привозят чудаки-просветители и отдают бесплатно, вот мы и нашли им применение.
Один из мужчин по знаку вождя снял шампура с мангала и раздал собравшимся.  Все, кроме Кауфмана и сидевшего напротив него с унылым видом  аборигена, принялись покусывать лакомство зубами, периодически дуя на него и причмокивая.
- Съешьте кусочек непременно, - сказал Клим Тимофеевич Кауфману. - Сидеть у костра и не отведать угощения, по их закону, жесточайшее преступление.
- Отчего же мужчина, сидящий напротив, не ест?
Абориген с опущенной головой встрепенулся, распрямился, и Кауфман разглядел на его лице слёзы.
- По закону, можно не есть кушанье, приготовленное из близкого родственника, - пояснил старейшина. - Это был его брат: пытался продать микрочип одному из просветителей.
Кауфман вручил шампур аборигену, сидевшему рядом, и сказал старейшине:
- Поскольку я, основываясь на библейском утверждении о едином праотце Адаме, совершенно искренне считаю любого человека своим братом, то, согласно вашим законам, тоже имею право не вкушать сего лакомства.
- Это весомое основание, - кивнул старейшина и вонзил зубы в шашлык.
  Гостей, по окончании пиршества, понесли к перрону. Куроедова тошнило, и приходилось несколько раз останавливаться. Уже у самого вагона, когда носилки опустились и делегация собиралась войти в вагон, старейшина, Клим и Михаил, глядя на посиневшего, согнувшегося пополам Куроедова, разразились длительным, мощным приступом  смеха. Остальные провожающие последовали их примеру, и вскоре многие из них уже катались на каменном полу в судорогах безудержного веселья.
- Вы в самом деле, - пробулькал Клим, содрогаясь от смеха, - действительно решили, что этого воришку съели? Вы же учёные! Как вы могли в такое поверить?
- А как же брат его? - воскликнул сбитый с толку Кауфман.
- Никакого брата, - держась за живот, всхлипывал старейшина. - Тот, что не ел, и есть вор! Согласно нашему закону, попавшийся на краже на целый день лишается пищи! - Старейшина присел на корточки, закрыл лицо руками и сотрясался конвульсиями смеха.
Кауфман взял Куроедова за локоть и потянул в вагон. Клим и Михаил, похлопав старейшину по плечу, последовали за ними. Двери закрылись, и путешествие продолжилось.
- Довольно хмуриться, Эрнест Самуилович, - сказал трибун. - Взгляните на Куроедова: пострадал  серьёзнее вашего, однако же весел.
- Я всегда завидовал умению некоторых  жить легко, - ответил Кауфман. - Однако не эта пошлая шутка меня расстраивает, а скорее сознание того, в чьих руках находится мощнейшее оружие уничтожения.
- Вы полагаете, что эти нефилимы в состоянии активировать ракету? - обиженно произнёс Клим и вытащил из под рубахи брелок на цепочке. - Без этих кодов ракеты - металлолом. - он повернулся к Михаилу: - В Кесаревскую без остановок.
Кауфман в изумлении уставился на Клима.
- Конечно, прямое сообщение, - кивнул ему Клим. -  Зачем ещё стал бы я курировать эту больницу?
             А в это самое время  в столице  сложилась  напряжённая обстановка. После неудачного шествия к зданию АЕК активность осин спала, а сообщение о катастрофе самолёта трибуна свела её на нет. Радости, как предполагало большинство тополей, осины не испытывали. Они, напротив, замерли в ожидании  неотвратимых событий и перемен.  Заявления СМИ о теракте, якобы, организованном осинами и исполненном  Кауфманом, и последовавшая реакция сотен тысяч тополей, собравшихся у Чёрной Горы и клявшихся разделаться с осинами, привели последних в состояние тревоги и беспокойства.
После трансляции по телевидению выступления Мити Коледы мнения осин касательно происходящего разделились. Большая часть пришла к выводу, что воскресение трибуна является бездарным шоу и дешёвой профанацией библейского сюжета, которое  глупо принимать всерьёз. Меньшая, но всё таки значительная часть, напротив, чересчур остро восприняла угрозу и, спешно собираясь, покидала город. "Разве не видите, - говорили они, - что вокруг ни одного полицейского! Когда такое было? Явно это не с проста!"
  Остальные, немало встревоженные, всё таки остались, рассуждая, подобно  фаталистам, "Конечно, что то назревает, но куда идти? Как можно оставить дом, работу, где жить и что есть?  Пересидим  дома недельку, авось всё и наладится."
  Евгений и Белкин до полуночи обсуждали воскресение трибуна, показанное по телевидению, и договорились встретиться ранним утром и обратиться по поводу собиравшегося ополчения тополей к чиновникам полиции и районных администраций  и даже в самый АЕК .
  Оба они на следующий день были поражены спокойствием правоохранительных органов в свете назревающих событий.
- Если вы тополя, -  заявил  в недоумении начальник  полиции города, - почему вас это тревожит? Из ваших слов явствует, что они идут разбираться с осинами.
- Вы полагаете, - ответил Белкин, - что при этом в городе сохранится порядок? А ведь поддерживать его является вашей прямой обязанностью.
- Свои обязанности мы знаем! - жёстко произнёс шеф полиции. - Точно также как и то что возвращаться с  митинга у священной горы в свой родной город не является правонарушением. А если у кого то в связи с убийством трибуна и членов научного совета перехлёстывают эмоции, так это не угроза, а нормальная человеческая реакция.
К мэру Белкина пустили лишь после того как секретарь подробно доложила о том, что "это именно тот самый профессор, написавший книгу, которую отметил трибун."
Внимательно выслушав посетителя, глава города сказал:
- Разумеется, мы примем все меры, чтобы не допустить беспорядки в городе. Но пока я не вижу причин для беспокойства. По телевидению показывают много всякой чепухи - и я, к примеру, вообще его не смотрю - не могу же я вводить комендантский час на основании телевизионной передачи.
От мэра  Белкин и Евгений направились в АЕК, к главе которого, как и к его заму,  попасть они не смогли.  Начальник охраны, отказавшийся выписать пропуск, объяснил это тем, что, по его мнению,  в  чудесном воскресении трибуна и ликовании по этому поводу народа состава ереси не просматривается, и даже, наоборот, всё это было одобрено Богом и, стало быть,  никак не относится к компетенции АЕК.
  "Я хотел бы ещё переговорить с главой вашего ведомства относительно моей дочери, содержащейся по надуманному обвинению в следственном изоляторе. - сказал Белкин. - Мне не позволяют её увидеть и чинят препятствие адвокату."
" Во-первых, - ответил начальник охраны, понизив тон, - тем, кто арестован по надуманным обвинениям,  свиданий не разрешают, да и адвокатов их зажимают; во-вторых, с этим вам следует обратиться к секретарю для записи в очередь."
" Я уже записан давно, - воскликнул  Белкин. - И всё без толку!"
Начальник охраны развёл руки и вздохнул.
Белкин с Евгением развернулись и вышли из проходной.
- Теперь я начинаю верить, что против осин что то готовится, - сказал Белкин, сев в машину и вынув из кармана упаковку таблеток.
- Я отвезу вас домой, - сказал Евгений, - но по пути захватим одного бедолагу осину из Кесаревской больницы.
- Как он оказался в больнице для тополей?
-  Талантливый писатель со знаком осины, и,  к несчастью, сломал ногу, как раз после закрытия медицинского центра для осин.
-  Теперь оставаться там опасно. Лучше ему пересидеть дома.  Отвезём ка его ко мне. У меня несколько комнат пустых, домработница, между прочим, из осин, кстати, гораздо дешевле обходится и прибирается чище, чем предыдущая из тополей.
- И это говорит ярый противник осин? - улыбнулся Евгений.
- Знаете ли, мой уважаемый бывший студент,  всякая, даже самая блестящая, идея оказывается когда нибудь безнадёжно устаревшей.
- Тогда, господин декан, достаньте из бардачка бутылку минералки, запейте таблетку и в путь.  

Гл.35

Колонна  остановилась   на автомагистрали при въезде в город, и люди с глухим гомоном выходили  через передние двери автобусов.  Водитель вручал каждому бейсбольную биту или клюшку для гольфа.  Многие, прикурив и стиснув вожделенную сигарету зубами, проверяли, хорошо ли лежит в руке бита, красиво ли свистит клюшка - в результате несколько тополей  получили незапланированные увечья.
  Митька, по настоянию распорядителя, оставил  феррари на прилегающей к шоссе охраняемой стоянке. Распорядитель вручил ему биту,  водрузил на голову шлем и, протягивая мегафон, сказал:
-  Выступите с речью.  Покороче, просто и зажигательно.
- Братцы! - крикнул Митька. - Это наш город! Вернём его себе!
- Долой осин! - пронеслось над вздыбленным морем клюшек и бит. - Да здравствуют тополя!
Юноша взмахнул орудием и двинулся  в город.
  Однако Митька   поубавил свою резвость, потому что колонна сильно растянулась, шла вяло, отставая от вождя. Многие справляли мелкую нужду,  некоторые опохмелялись, кто то подрался из за биты. Были и такие что не торопились, мысленно прикидывая, в какую ловушку, подстроенную осинами, попадёт авангард.
- Да, - с кислой улыбкой кивнул распорядитель, заметив выражение досады на Митькином лице, - человеческий фактор. Каждый лидер с этим сталкивается.
Колонна вошла в город и ползла по центральному проспекту, где каждый дом, уставившись тёмными бойницами окон, казалось, спрашивал: "Ну и какого чёрта?"
Лишь на подступах к Площади Тополиной Славы по бокам то тут то там стали возникать редкие группки людей, машущих тополиными веточками.
Распорядитель ответил на телефонный звонок и повернул к Митьке помрачневшее лицо:
- Отставшие шалят:  взломали жалюзи, разбили несколько витрин с алкоголем и устроили массовую опохмелку.   Это оттого что нет врага. Хитрые осины разбежались и попрятались. Они не дают бой, рассчитывая, что мы от бездействия  сопьёмся, свихнёмся и перемолотим друг друга. На площади выступите с воззванием.
Распорядитель достал блокнот, фломастер,  на ходу набросал речь и вручил Митьке:      
- Выучите наизусть, чтобы не позориться с бумажкой.
На площади толпа замедлила движение и сгрудилась вокруг "Газели", на которую, при помощи распорядителя, взобрался главнокомандующий.
- Друзья! - заорал Митька в мегафон, потрясая битой. - Коварные осины перехитрили нас, замыслив выставить идиотами. Но не сами они до этого додумались! Их вождь, подлое Плетнёвское отродье, ядовитая змея  продолжает руководить осинами из стен АЕК, где находится за совершение чудовищного преступления против тополей. Следственные органы чрезвычайно щепетильны и   снисходительны  по отношению к ней по причине того, что её приёмный отец  тополь и написал анти-осиновую книгу. Используя столь мощное прикрытие, обнаглевшая тварь ведёт себя вызывающе и позволяет  оскорбительные замечания в наш адрес. Если правосудие АЕК спасовало перед ней, то с нами это не пройдёт!  Покажем, что умеем жечь не только осиновые прутья на Чёрной горе! Да  взовьются костры священной мести!  Вперёд к АЕК, и пусть они только попробуют не выдать нам это исчадие ада для справедливого возмездия!
Речь слово в слово передавалась передними рядами задним и волнами докатывалась до самых крайних, что сгрудились в проходах к площади.
Море голов взметнулось тысячами бит, клюшек и мощным рёвом: "Смерть предателям!"
Распорядитель взял мегафон и помог Митьке слезть с фургончика.    Толпа поплыла в сторону проспекта, где по бокам уже стояли полицейские отряды, которые, однако, никак не реагировали на шествие.
Некоторые участники хода, почуяв, что затея начинает дурно пахнуть, потихоньку отставали и незаметно покидали шествие, но, по иронии судьбы, именно этих - добровольно отказавшихся - полиция отлавливала и увозила. Задержали так же небольшую, отбившуюся от основного тела, группу, которая, поглотив разграбленный алкоголь, пожелала добавки и принялась ломиться в закрытый вино-водочный магазин.  Не считая этих эпизодов, шествие было монолитно, эмоционально заряжено и многочисленно.
Полицейские командиры, причмокивая и кивая, говорили с гордостью: " Сразу видно, орлы! Не то что эти визгливые осины!"
Беспрепятственно добравшись до здания АЕК,  толпа остановилась, и распорядитель, повернувшись к ней,  сказал в мегафон:
- Друзья, просьба соблюдать выдержку и спокойствие!  Нам нужна только Плетнёва Анастасия! Мы не желаем беспорядков, погромов и захвата АЕК. Только выдачи преступницы народному суду!
Из окошка здания высунулся мегафон и прорычал: - Граждане, вы нарушаете закон, просьба срочно разойтись!
- Не будем оглушать друг друга угрозами, - крикнул распорядитель. - Мы такие же тополя и противники еретиков, как и вы. Выйдите  к народу, и по людски обсудим вопросы.
Минут через пять ворота АЕК приоткрылись, и начальник охраны с бледным лицом вышел на улицу. Расширенными зрачками он уставился на Митьку и распорядителя, который поднятой рукой остановил загудевшую толпу.
- Мы все тополя, и ничего не имеем против вас, - нарочито громко сказал распорядитель, - и даже понимаем, что вы связаны инструкциями, приказами сверху, давлением осин и так далее, но и вы поймите, что более терпеть издевательства невозможно. Уже сколько времени мы наблюдаем, как следствие безуспешно пытается доказать виновность Плетнёвой, а дело то проще простого: она наш заклятый враг, и её следует  казнить.
  Дверь здания  вновь открылась, и к переговорщикам вышел зам главы АЕК.
- Плетнёва Анастасия находится под следствием по делу, возбуждённому комитетом,  - сурово произнёс он,  - и по закону не может быть предана никакому другому суду, кроме нашего. Если вы будете настаивать на её выдаче, то окажетесь по другую сторону закона,  хотя вы наши братья и друзья.
- Что мешает вашему следствию осудить и покарать преступницу? - крикнул Митька, раздражённый невниманием к нему зама. - Чего тянете?
- Правильно, - распорядитель похлопал Митьку по плечу.
Толпа одобрительно загудела: - Верно! Всё оглядываетесь на осин!
- Следствие ведётся в установленном законом порядке, - ответил зам. - И мы не намерены нарушать процессуальный кодекс,  утверждённый нашим бессмертным трибуном.
Распорядитель подошёл вплотную к заму и тихо произнёс:
- Почему бы вам не снять с неё ваши  обвинения, раз они настолько глупы и бездарны, что не позволяют воздать распутнице должное?
- Что вы имеете в виду? - спросил зам,  прищурившись.
- Чего же тут не ясного?  Признайте невиновной и выпустите. Пусть ваш терпила напишет заявление, что подарил ей телефон.
- Эк у вас всё просто! - раздражённо выпалил зам. - Вы о следственной процедуре судите по сериалам или осиновой прессе?
- Спросите у толпы, которая стоит у меня за спиной! - мерцая холодным взглядом,  парировал распорядитель.  - Отдайте нам преступницу.  Оформите оправдание задним числом.
- Указываете мне что делать? - вспыхнул зам. - Я нынче непосредственно подчинён  временно исполняющему обязанности трибуна главе АЕК.
- Нет, нет, - улыбнулся распорядитель. - Я и не думал вам диктовать. Просто  в нашей ситуации, когда и за вами и за мной стоят  мощные  и примерно равные силы, мы просто вынуждены договариваться.
Зам секунд тридцать молчал с хмурым видом, кидая взгляды, то на собеседника, то на толпу и произнёс  несколько смягчившимся тоном:
- Скажите хотя бы, для чего вам она? Что вы затеяли?
- Осины попрятались по норам и выставили нас придурками. А мы покажем их предателями и трусами.  Объявим о  казни их предводительницы и посмотрим, вылезут ли они из щелей, чтобы вступиться за неё. Если да - вступим  в бой, если нет - они навек войдут в историю под именем трусливых тараканов, бросивших своего вождя на произвол судьбы. Никогда более не привлекут они к своим идеям ни малейшей симпатии.
- Дельно звучит, но кто вы такой? Вы пришли, что то сказали и всё? - в задумчивости произнёс зам и пристально взглянул в глаза распорядителю: -  Думаете, что я сам решаю, что тут и как?
Распорядитель вынул из внутреннего кармана удостоверение, раскрыл и показал заму.
Тот поднял брови, нахмурился и кивнул.
Митька прохаживался неподалёку от переговорщиков и, когда они закончили беседу, встретил распорядителя насупленными бровями  и недовольным взглядом.
- Простите, - с усмешкой произнёс тот. - Я немного увлёкся и, кажется, вас оттеснил, а ведь это вы у нас вождь и герой. Объявите народу, что завтра главная ведьма королевства будет гореть на костре на Площади Тополиного Гнева. А я тем временем позабочусь об охране, чтобы эту тварь раньше не порвали.
               Дверь в камеру Анастасии открылась, и конвоир Наталья повела её на допрос.
- Что случилось? - встревожилась Настя. -  Днём допрашивали.
- Слушай внимательно, - тихо заговорила Наталья, -  не поворачивай голову и молчи.  АЕК обложили толпы тополей, требующих твоей выдачи для их собственного суда. Пока ты под следствием АЕК, по закону не можешь быть подсудна никакой более инстанции. Если поняла, подай знак.
Настя громко кашлянула.
Секунд двадцать они шли молча. Оказавшись на несколько мгновений вне обзора камер, Наталья продолжила: - Если дашь признательные показания, то даже при отказе потерпевшего от заявления нельзя закрывать следствие, и значит выпустить тебя они не имеют права. Всё! Больше говорить не могу. Ты грамотная,  думай сама.
  Они спустились по лестнице, прошли по коридору с серыми замызганными стенами, и Наталья, постучав в дверь, ввела подследственную в кабинет.
Вадим Сергеевич Котин при виде их встал, заулыбался и жестом пригласил Настю сесть.
- У вас хорошие новости! - воскликнул, улыбаясь, Котин, когда конвоир вышла за дверь. - Потерпевший человек пожилой и страдает провалами в памяти. Но, к счастью, он вспомнил, что потерял телефон, и написал новое заявление. Поскольку все основания для вашего ареста отпали, ознакомьтесь с решением о прекращении против вас дела и подпишите бумажку, что претензий к АЕК не имеете.
Настя закрыла лицо руками и всхлипнула.
- Да, да, - кивнул Котин. - Понятное дело, вы столько пережили, но теперь всё позади!
- Так неожиданно, - сказала Настя. - Голова идёт кругом. Нет ли у вас воды.
- Аккурат самоварчик вскипел! - обрадовался Котин и, достав из стола две чашки и пакетики, заварил чай. - Вам с вареньем или сахаром.
- И с тем и с другим, - ответила Настя, вытирая слёзы ладошкой.
- Почему бы и нет! -  Котин рассмеялся глухим, деревянным смехом, и Настя заметила фальшивый блеск в его глазах. - Почему бы и не побаловать себя после стольких страданий!
" Может, это постановка с участием Натальи, - думала Анастасия, помешивая чай, - чтобы я подписала признание в краже? Дескать, на улице тебя забьют камнями, так уж лучше сиди здесь. Да ещё эта история с телефоном. Хотя Наталья клялась, что понятия не имеет, как они пронюхали и что, скорее всего, номер отчима прослушивается, но всё же нельзя исключать и худшего.  Наталья не учла одного -  я знаю, что собрания у стен АЕК запрещены. Даже если каким то чудом они доберутся сюда, то их быстро разгонят.  Однако, я тоже упустила из виду, что полиция люта по отношению к осинам, а к тополям проявляет терпимость и симпатию."
  Анастасия встала и с лихорадочным блеском в глазах воскликнула:
- Вадим Сергеевич, я вам так благодарна! Вы столько для меня сделали! - по щекам её вновь потекли слёзы. - Вам удалось раскрыть дело и доказать мою невиновность! Позвольте поцеловать вам руку! - с этими словами Настя  обошла стол и, мимоходом заглянув в окно, приблизилась к следователю. Тот, несколько сконфузившись,  поднялся со стула и сказал:
- Не стоит благодарности, Анастасия Павловна, это моя работа. И потом, даже оправданным разгуливать по кабинету не положено. Присядьте и  по ходу чаепития подпишите кое какую бумажку.
" Конечно, окно выходит во внутренний двор. Чего же я хотела, -  с досадой подумала Настя, вернувшись на своё место.  - Как определить, врёт Наталья или нет?"
- Могла бы я прежде чем что либо подписывать посоветоваться с адвокатом? - спросила Настя.
Котин отставил чашку и уставился на девушку недоумевающим взглядом.
- Это ещё зачем?
- Он настаивает, чтобы я ничего не подписывала и не предпринимала без его ведома.
- Господь с вами, Анастасия Павловна! - воскликнул слегка побелевший Котин. - Это типовой бланк чисто для отчётности! Вы же не хотите, чтобы меня, вашего спасителя, лишили премиальных? Да если на то пошло, так и не подписывайте! Плевал я на премиальные. Для меня главное, чтобы невиновный оказался на свободе.
" Чего он так заволновался? - подумала Настя. - Похоже он и впрямь желает меня поскорее спровадить. А почему бы и нет? Дело закрыто, и, может, он боится получить нагоняй за медлительность?"
- Вы позволите мне взглянуть на  новое заявление так называемого потерпевшего?
- Для чего? - насторожился Котин.
- Чисто женское любопытство.
- В принципе не возражаю, но дело у зама на подписи, и всё это слишком затянется без всякой нужды.
- Что то у вас не сходится, Вадим Сергеевич, - усмехнулась Настя. - Выходит, начальство ещё не одобрило, а вы меня уже на волю?
- Я совсем вас не понимаю, Анастасия Павловна,  - раздражённым тоном заговорил Котин, нервно постукивая ручкой по краю стола.  - Вы словно меня в чём то пытаетесь уличить, но ни малейшего представления не имеете о том, как у нас тут  заведено.   Наверное, полагаете, что едва я принёс шефу дело, как он тут же на него набросился? Чихать он хотел на ваше дело! У него без вас забот навалом и поважнее! Конечно, он подпишет, но когда дойдут руки, когда появится окошко. Однако есть такое маленькое изобретение - телефон, наверное, вам приходилось слышать, и посредством его мы решаем некоторые вопросы и оперативно, надо сказать,  решаем! Я мог бы спокойно ждать, как вы выразились, одобрения начальства, но я звоню, настаиваю, получаю устную резолюцию с единственной целью, чтобы человек невиновный и часа лишнего не просидел в камере. И что я получаю в ответ? Какие то странные инсинуации, недоверие, враждебность! - Котин бросил ручку на стол и мрачно уставился на Анастасию.
С пол минуты в кабинете слышалось лишь слабое гудение люминесцентной лампы.
" Он не проявлял никакого рвения, чтобы допустить ко мне адвоката, - подумала Настя, -  а тут вдруг засуетился, разгорячился; а ведь они здесь преспокойно держат людей без всякого основания месяцами. Похоже, Наталья сказала правду."
Настя попросила ручку и бумагу.
- Пожалуйте, - устало вздохнул Котин и придвинул к ней требуемое.
Она корпела пару минут над текстом, и протянула следователю. Он взял, пробежал взглядом по строкам и, хлопнув листом об стол, вскочил и в ярости уставился на Анастасию.
- Это же враньё! -  крикнул он. - Само оговор! Решили сделать из себя мученицу? Авторитет зарабатываете?  А мне создаёте головную боль! Вот что я сделаю с этой цедулькой! - Котин разорвал бумагу на множество клочков, схватил трубку телефона и вызвал охрану.
Когда двое мужчин в серой форме с дубинками на боку вошли в кабинет, Котин встал и, опершись кулаками о стол,  отчеканил:
- В отношении гражданки Плетнёвой Анастасии Павловны дело прекращено за отсутствием состава преступления. Она свободна. Верните ей вещи и  проводите до ворот.
- Не забудьте, - крикнула Анастасия. - У меня было три мобильных телефона!
- Мне про это ничего не известно, -  вспыхнув взглядом, ответил Котин и отвернулся к окну.  - Уведите!
Через пятнадцать минут Анастасию, переодетую в китайский халат, некогда подаренный отчимом, вели через двор к главным воротам. Створки их плавно разошлись и, когда Анастасия, подталкиваемая охранниками, оказалась снаружи, снова сомкнулись.
" Даже ворота нынче не скрипят", - подумала Анастасия, представ перед толпой, тысячами злобных взглядов уставившуюся на неё.
- Плетнёва Анастасия Павловна, - торжественно отчеканил распорядитель. - Вы признаётесь виновной в предательстве великого дела тополей, в нанесении непоправимого ущерба интересам империи, в кощунстве и глумлении над святынями, в пособничестве  злейшим врагам империи - осинам!  - Он незаметно толкнул в бок Митьку - который в странном оцепенении, приоткрыв рот, уставился на Анастасию  расширенными зрачками.  - Очнитесь, герой, и дайте команду!
Митька обернулся и промолвил:
- Арестуйте её.
Несколько охранников в черной форме бросились к Насте.   Связав сзади руки и обступив пленницу по бокам, они  повели её к толпе.
- Вперёд на Площадь Тополиного Гнева! - крикнул распорядитель.  - Поглядим, как горят предатели империи!
"На костёр!" - заревела толпа, ощетинившись битами и клюшками,  дёрнулась и пришла в движение.

Гл 36

     Армия тополей  запрудила Площадь Тополиного Гнева, посередине которой стоял строительный вагончик - металлический блок-контейнер - куда и привели Анастасию.  Диванчик, стол, несколько стульев и телевизор на кронштейне в углу под потолком, придавали освещённому настенными софитами помещению уют.  Перед входом в туалет, совмещённый с душевой кабиной, располагались электроплита и раковина.
Распорядитель оставил с Анастасией двух охранников и отлучился, как он сказал, на пару часов.
Охранники включили телевизор, сварили кофе и устроились  на диване.
Митька сидел за столом напротив девушки и поглядывал то на неё, то на экран телевизора, то на охранников.
Анастасия, совершенно подавленная, с отчаянием в голосе воскликнула:
- Может, развяжете мне руки?
- У нас инструкция, - вяло ответил охранник, не отрывая взгляд от экрана телевизора.
- Постой-ка, - встрепенулся Митька, - какая инструкция? Это мой поход и моя битва.
- Какая на фиг битва? - рассмеялся охранник. - Осины ни за что не выйдут драться.
- Угу, - кивнул второй.
- Три здоровых парня с битами боятся одну девушку, - презрительно усмехнулась Настя.
У охранников это замечание не вызвало ни малейшей реакции; однако, Митька слегка смутился и закусил губу. Несколько минут он сидел, играя желваками на скулах и поглядывая на пленницу.
Анастасия перехватывала его взгляды, и он каждый раз мгновенно отводил их  в сторону.
- Может, хочешь кофе? - спросил Митька.
- Будешь поить меня с ложечки? - с укоризной произнесла Настя.
Митка встал, подошёл к ней и, попросив приподняться, принялся развязывать узел на её руках.
- Эй, чего делаешь? - воскликнул один из охранников. - Сказано же, инструкция!
Митька подошёл к ним и с побагровевшим от гнева лицом крикнул:
- Вы кто такие меня строить?! Это ты что ли один с дубинкой бросился в атаку на сто тысяч озверевших осин? Это ты молотил их направо и налево, пока какая то трусливая гадина не вдарила тебе по затылку? Это к вам в больничную палату приходил Клим Тимофеевич вместе с главой АЕК  и подарил феррари, какую вам и во сне не видать? Это о вас, шестёрках, гудит весь интернет и знает всё королевство?
- У нас инструкция, - более почтительно произнёс второй охранник.
- Этого? - Митька кивнул в сторону выхода. -  Кто он? Как его имя? - Митька открыл дверь настежь и вышел на площадку перед ступеньками.
Завидев его, люди, сидевшие на асфальте вокруг костров, встали и огласили померкшее небо мощным рёвом:
- Да здравствует Митяй! Да здравствует наш вождь!
- Есть ли среди вас крепкие ребята, готовые охранять пленницу? - крикнул Митька.
Со всех сторон донеслись крики одобрения и согласия  тут же приступить к обязанностям.
Многие приблизились к лестнице, ведущей в вагончик, и потрясая битами, орали: " Мы не проспим, Митяй, не сомневайся!"
- Молодцы, - ответил Митька,  - когда охранники устанут, я призову вас!"
Он вошёл в вагончик,  закрыл дверь и обратился к сидящей на диване, несколько поникшей парочке.
- Уважаемые, тот, кто вас уполномочивал и инструктировал, не просёк одно обстоятельство: вы только что его слышали. Ты развяжи девушку, а ты пересядь к двери на стульчик и когда тебе вздумается базланить, приоткрой дверцу  и посмотри сколько тополей  желают послужить отечеству.
Охранник с мрачным видом перебрался на указанное место;  второй, сильно пыхтя, развязал руки Насте и тоже пересел к двери.
- Спасибо, - Настя пристально посмотрела Митьке в глаза.   Он отвернулся к буфету,  достал две чашки и буркнул:
- Попьём кофейку что ли.
Они пили кофе, изредка кидая друг на друга цепкие взгляды.
Митька не мог понять причину внезапно накатившей на него робости. В школе к любой красотке он подходил с уверенностью победителя, и ни одна из них не отказывалась от приглашения на вечеринку или  дискотеку.
- Интересный у тебя халатик, - сказал он.
- Да, - кивнула Настя. - Подарок отчима.
- Он у тебя знаменитость, - сказал Митька. -  Отец даже книгу его заставлял прочесть.
- Ну и?
- Не читал. Я вообще не читаю.
- Почему?
- Зачем время тратить на пустое!
- А я люблю читать.
- Женщинам это простительно, - пожал плечами Митька. - А мужчина должен делом заниматься.
- Воевать с осинами?
- Ну и это тоже, - кивнул Митька, и на минуту в вагончике стало тихо.
Митька, словно очнувшись от размышления, поднял голову, и Настя заметила морщинку, обозначившуюся у него на лбу.
- Как же ты с нашим знаком на руке оказалась во главе осин? - спросил он.
- Я всего лишь выступила в защиту своего отца. Ты бы не сделал то же самое?
- У меня батя настоящий тополь! Воевал и имеет награды, и главное, ненавидит осин.
- Ненавидеть - это, по твоему, главное?
- Мы не должны испытывать других чувств, пока враг глумится над нашими святынями и затевает козни.
- Почему ты развязал мне руки и угощаешь кофе?
- Ты не виновата, что у тебя отец был осиной, - сконфуженно ответил Митька. -  Враги, сыграв на этом, запудрили тебе мозги, и ещё ты... - Митька замялся.
- Что?
" Ты чертовски красивая " - подумал Митька, но ответил: - ты тоже пострадала.
Дверь распахнулась, и в вагончик вошёл Коледа старший. Глаза его мерцали хмельным блеском, а из кармана чёрного плаща торчало горлышко бутылки. Мгновенно вагончик заполнился прогорклым запахом водки, перемешенным с табачным дымом.
Анастасия  помрачнела лицом и отставила чашку. Митька повернулся на стуле и выжидательно смотрел на отца.
Задремавшие охранники , очнувшись,  синхронно подскочили, и один из них  воскликнул:
- Гражданин, ваш знак.
- Смотри, служивый! - сказал Коледа и отдёрнул рукав чёрного плаща.
- Нас предупредили, что осины попытаются пробраться к нам, чтобы вызволить преступницу, - промямлил охранник, возвращая свой зад на стул.
- Не извиняйся! - похлопал его по плечу Коледа. - Служба есть служба. - Он повернулся к Митьке: - А ты, вроде, как мне не рад?  Опять мобила у тебя отключена! Я ж тебе подарил!
- Зарядки нет, - проворчал Митька.
- Не ври! Там батарея неделю работает! Тачка где?
- На стоянке, на въезде на проспект Игнатия Лойолы.
- Там бешеные бабки дерут! На меня не рассчитывай! Бабла нет! По твоей милости из отряда турнули!
- На новый плащ у тебя деньги нашлись, - буркнул Митька.
-  Фронтовые товарищи не забывают. Пристроили в отдел особых поручений. Вот и выдали обмундирование. Представляешь какая штука, - Коледа вынул из кармана початую бутылку и поставил на стол. Расстегнув и сняв плащ, он вывернул его на изнанку и нахлобучил на себя. Митька и охранники, разинув рты, встали  и с удивлением поглядывали друг на друга: Коледа исчез буквально на глазах.
- Каково! - крикнул Коледа, появившись вновь и придав плащу прежний вид. - Плащ невидимка! Последняя разработка спец отдела по борьбе с осинами.
- Вы так боитесь осин? - соскочило с губ Насти, и она тут же пожалела о своей реплике.
Коледа пристально посмотрел на неё, и взгляд его выражал злобу и ещё одну, им двоим известную, коннотацию.  Коледа положил свёрнутый плащ на диван, снял с пояса наручники и подошёл к Анастасии.
- Кошечка разгуливает свободно? - обратился он к охранникам. -  Глядите, как мы работаем! - Коледа схватил руку девушки и надел один браслет. Протащив упиравшуюся Настю до водяного котла, он прицепил второй браслет к металлической ручке.
- Вы пьяны! - крикнула Настя. - И не понимаете сами, что творите!
- Батя, - сказал Митька. - Это уже слишком!
- Ага! - воскликнул Коледа и посмотрел сыну в глаза. - Значит, правильно я подумал! Уже поплыли сопли? Сердечко забилось?
- Батя, чушь несёшь! - с раздражением воскликнул Митька.
- Покраснел сынуля, - расхохотался Коледа и приложился к бутылке.
- Ему за вас стыдно, - сказала Настя. - Потому что, вопреки вашему  мерзкому личному примеру, он каким то чудом стал честным и достойным парнем.
Коледа поставил бутылку на стол и резко повернулся к охранникам.
- Ребята, перекурите за дверью! - сказал он, сыпанув из пачки на ладонь пяток сигарет  и протянув охранникам. - И не торопитесь.
- Только что курили, - промямлил один из стражей.
- Покурите ещё! - заревел Коледа столь мощно, что жила вздулась у него на лбу,  и на мгновение откинул полу пиджака, под которой темнела кобура.
Охранники повскакали с мест, трясущимися руками взяли сигареты и вышли на площадку.
- Ты, Митька, тоже погуляй минут двадцать, пообщайся с народом как вождь.
Отец и сын секунд десять  смотрели в упор друг на друга.
- Нет, батя, -  дрожащим голосом ответил Митька. - Я не уйду.
- Оборзел? - задыхаясь от гнева, прошипел Коледа, надвигаясь на сына.
- Стой, батя!  Ты пьян и затеял не дело! - крикнул Митька, схватив биту со стола и отодвигаясь к противоположной стенке.
-  На кого дёргаешься, высерок! - крикнул Коледа, багровея. -  Головку вскружило?  Героем стал? Ты с моё повоюй, потом пасть разевай! Положь свою деревяшку! -  он вынул из кобуры пистолет.
Митька, сильно побледневший,  трясущимися руками бросил биту на пол, отошёл в сторону, достал и включил телефон.
- Стоило появиться пушке как сразу всё заработало? - усмехнулся Коледа. - Прямо волшебная палочка!
- Я матери сейчас расскажу, что ты здесь вытворяешь! - сказал Митька, прокручивая список на дисплее.
- Вот и нашёлся мой мобильный! - воскликнула Настя.
Митька замер и ошарашенно переводил взгляд с девушки на отца. Ноздри его затрепетали, нижняя губа подрагивала в конвульсии.
- Так вот, значит, откуда подарочек, - выдохнул он с потухшим взором.
- А ты думал, белый голубок в клювике принёс?! - воскликнул Коледа. - Из моей груди кило металлу наковыряли, чтобы королевство богатело, а пока я воевал, - он указал стволом на пленницу - эти жирели и разводили осиновую гниль.  Вернулся, а они уже тут  хозяева: вот вам, доблестный воин Кирилл Петрович, работёнка за три с половиной копейки!  Вот и приходится крутиться, вертеться, чтобы последним чмом не выглядеть.
-  Позвоню и верну тебе, - упавшим тоном обратился Митька к Анастасии.
- Никуда ты не позвонишь! - Коледа, перегнувшись через стол, выхватил из руки Митьки мобильный, развернулся и швырнул его об стену. - Иди, сынок, проветрись. И вы ещё погуляйте: - крикнул он заглянувшему в проём двери охраннику. Последний, увидев в руке Коледы пистолет, юркнул назад и прикрыл дверь.
- Батя, оставь её, - сказал Митька, - я тебе тачку отдам!
- Дурачок ты! - усмехнулся Коледа. - Тачку я и так возьму.
- Ты не понял.  Не покататься. Документы на тебя оформлю. В собственность.
- Дарственную что ли? - Коледа задумался. - И налог платить не придётся. И тем более ты дурак! Узнает трибун, что ты его подарок передарил... не видать тебе больше его покровительства.
- Плевать!
- О! - протянул Коледа. - Ты ещё не знаешь, о чём говоришь. Это один раз даётся и один раз теряется! Если бы у меня не было товарищей там, - он указал стволом в потолок, - я бы давно сгнил в тюрьме.
- Ну так что? - настаивал Митька.
- Где гарантия, что не надуешь?
- У тебя в руке, - ответил Митька.
Коледа рассмеялся, потряс оружием и хлебнул из бутылки.
- Верно! Обманешь - пристрелю!
- Значит, по рукам? - Спросил Митька.
- Лады! Давай ключи.
- Батя, ты совсем пьяный, - пробормотал Митька. - Протрезвеешь и отдам.
- Гони сюда! - рыкнул Коледа. - Учить меня будешь!
Митька вынул из кармана брелок и положил на стол.
Коледа взял ключи, сунул их в карман брюк, а пистолет - в кобуру под полой пиджака.  Покачнувшись, он повернулся к Насте и сказал: - Повезло тебя, сучка, но не надолго. Завтра тебя поджарят. Народ вокруг собирается поглазеть на это представление, да и я подъеду на феррари полюбуюсь.
Он толкнул дверь и  вышел. Взгляд Митьки упал на забытый отцом плащ. Он схватил его и бросился к двери, но резко остановился и прошептал: " Это само провидение!"  Он развернул плащ и оглядел его с двух сторон, сунул руку в карман, достал ключик от наручников и подумал : " Везёт мне! Хотя, скорее не мне, а ей."  Он сунул плащ за бойлер.
Услышав крики Коледы, Митька устремился к двери и выглянул наружу.  Отец лежал на земле, а охранники пытались его поднять, но он оттолкнул их, и встав на ноги, зарычал заплетающимся языком: - Отвалите, уроды!  Охраняйте суку! И получше! Приеду проверю!
Нетвёрдой походкой он направился мимо сгрудившихся вокруг костров людей.
Охранники вернулись в вагончик, и один из них с тревожным видом осмотрелся и сказал:
- Он ведь в плаще приходил, а ушёл вроде без.
- Он его свернул и подмышкой понёс, - сказал Митька.
- Не было у него ничего, - охранник растерянно взглянул на напарника. - Мы ему помогали подняться.
- Конечно, - кивнул Митька. - Плащ то невидимка, вот вы и не заметили.
- Наверное, внизу валяется,  -   неуверенно произнёс охранник, - надо поискать, и вернуть ему. - Он направился к выходу, но напарник схватил его за локоть и жёстко произнёс: - Чего шоркаешься?  Наша задача тёлку охранять! Только от него избавились! Оно нам надо?
Напарник сел и обратился к Митьке:
- Митрий Кириллович, разрешите нам по кофейку, озябли.
Митька кивнул и попросил у  охранника телефон.
Тот охотно дал свой мобильный и сказал : - Говорите, не стесняясь, у меня безлимитка.
Митька набрал номер полиции.
- Тридцатый отдел, капитан Курин, слушаю, - ответил сочный баритон.
- У меня угнали автомобиль Феррари двухместный красного цвета номер
- Не надо номера, - прервал его дежурный. -  Сейчас одна такая в городе. Вы Митя Коледа?
- Он самый.
- Место угона?
- Площадь Тополиной Славы.
- Время?
- В пределах последнего часа. И ещё знаю, что угонщик сильно пьяный.
- Принято. Будут новости - позвоним, - сказал капитан и положил трубку.
Митька вернул, поблагодарив, телефон охраннику,  сел на стул и пытался осмыслить всё произошедшее.

   ГЛАВА 37

      

   После выписки Митьки из больницы его койку занял худощавый брюнет среднего роста лет тридцати.   Он вошёл в палату в след за медсестрой, опираясь на костыль, вернее, клюку, вырезанную из ивы и украшенную разнообразными сакральными символами, и громко приветствовал больных.  Пока он перекладывал  свои вещи из пакета в тумбочку, лежащий по соседству дед поведал ему о героическом юноше, пострадавшем в битве с осинами и награждённом феррари.
- Приколотите табличку "Палата имени Митяя", - сказал вновь прибывший, и было не понятно сарказм это или совет.  Заметив, как Юртаев, полулёжа на кровати, расположенной  по другую сторону от старика, что то быстро записал в блокнот,  новичок встал и приковылял к нему.
- Донос пишете? - спросил он, присаживаясь на краешек постели, и вонзил в Юртаева острый, пытливый взгляд слегка прищуренных  глаз. Юртаев взглянул на жилистую узловатую руку парня с набитыми костяшками пальцев, сжимавшую рукоять клюки,  и ответил:
- Я писатель и всегда отмечаю вновь услышанные интересные слова. Вы употребили "шаволики", что мне чрезвычайно понравилось.
- А я боялся, что одичаю тут! - воскликнул молодой человек. - Я тоже сочинитель! Антон Бесов, - сказал он, стиснув клюку коленями и протягивая ладонь. - Не слышали?
- Нет, - промямлил Юртаев, пожал  руку коллеги и представился.
-  Я ваше тоже впервые слышу, - сказал Антон и вздохнул: - И сколько нас таких, которых никто не знает и знать не желает! А букинисты забиты   тоннами загубленной  бездарями бумаги, и у них  хватает наглости  считать себя писателями.  Бог с ними,  давайте что ли за знакомство. Только вот, мне ходить не комфортно, да и вы с костылями...
Антон разжал колени, и клюка упала на соседнюю койку, на которой лежал дед.
Тот зашевелился, перевернулся, кинул на Антона лукавый взгляд и сказал:
- Интересный кий.
- Из святого места. Сам отец Никанор подарил.
- Да ну? - осклабился дед и присел на постели. - Как же ты там очутился?
- Слетал бы  кто в магазин, - сказал Антон, доставая деньги. - Я вам всё как на духу выложу.
- Зачем летать? -  Дед выудил из под тумбочки пол литра. - Доставайте баклашки.
- Я не буду, - сказал Юртаев.
- Как так? - нахмурился Антон.
- Завязал, - сказал Юртаев, лёг и отвернулся.
Лицо Антона вытянулось, он встал и вернулся на свою постель.
Антон протянул кружку деду, и тот ловко плеснул в неё водки. Они выпили и закусили дольками  лимона.
Дед крякнул, оглянулся на Юртаева и тихо сказал:
- Этот немного странный, что то всё бормочет по ночам, одним словом, осина. Всё в толк не возьму, как его здесь держат? - дед облизал  пальцы. -  Как ногу то раскурочил?
- На тренировке, - ответил Антон.
- Спортсмен? - дед обнажил в изумлении одинокий зуб. - По какой части?
- Карате.
Дед перекрестился и спросил: - А при чём тут отец Никанор?
-  Я с десяти лет на стакане сидел. Мать с отцом пытались отвадить, пугали, лечили, к экстрасенсу таскали - ни хрена не помогало. Кто то надоумил свозить к отцу Никанору  в недавно созданный им монастырь. Поговорил он со мной минут пять и подарил эту клюку. "Зачем спрашиваю?", а он отвечает: "Придёт время, узнаешь! Храни пуще живота. Посох сей наделён силой чудодейственной."  После этого я до армии спиртного в рот не брал и  занимался карате.
- А щас чаво ж? - дед оглянулся на дверь,  ловким движением наполнил кружки и поставил бутылку между ножкой кровати и тумбочкой.
- С женой развёлся, - Антон махнул рукой, - да тут ещё травма. - Он опрокинул кружку в рот и надкусил дольку лимона.
- Ничё, парень ты видный, найдёшь зазнобу, - дед выпил и понюхал корку лимона: - А чё разошлись?
- Её раздражало, что я часами сидел у компьютера. Она считает сочинение романов бессмысленным и глупым занятием. Нормальный человек, по её мнению, должен днями и ночами деньги  зарабатывать.
- Да,  оказия, - протянул дед. - Тебе бы богатую невесту.
- Я только на  богатых и женился, - вздохнул Антон.
- И чего ж  не жилось? - изумился дед.
- После того как они выходили за меня, через некоторое время становились бедными.
"Чёрт возьми, - думал Юртаев. - Как аппетитно выпивают.  Присоединиться? Потом опять на неделю, а то и две. Ладно, сегодня расслабимся, а завтра ни ни."
Он сел на постели, похлопал деда по плечу и сказал:
- Плесни что ли, отец.
- Надумал таки, - проворчал дед, взял кружку из руки Ивана и плеснул остатки. - Однако вот и бутылочка.
- Раз такое дело, - Иван достал деньги, -  гуляем.
- Никифор, - обратился дед к юноше в спортивном костюме, давившему угря перед зеркалом умывальника. - Ты, вроде, в магазин собирался.
- Нет проблем, - вытерев пальцы о полотенце,  бодро ответил тот.
Когда прибыла "добавка", посиделки продолжились.  Юртаев осознавал лишь первые три тоста, изысканные рассуждения Антона о женщинах,  подобострастное хихиканье деда, мелькавшего пожелтевшим зубом. Наступивший вслед за этим вакуум  сменился сильной вибрацией. Юртаев, морщась, приподнял голову и увидел Евгения, трясущего его за плечо. Юртаев сел на постели, угрюмо оглянулся и закрыл  ладонями помятое, опухшее лицо.
- Ого,  - протянул Евгений.
- В тумбочке глянь, - пробормотал  развалившийся на своей постели с йогуртом в руке Антон.
Юртаев открыл и увидел кружку, накрытую книгой. Одним махом опорожнил заначку и поморщился.
-  Не скучаете, - сказал Евгений. - Но веселье скоро закончится. - Он рассказал Юртаеву о гибели и воскресении  трибуна и о намечавшемся походе тополей на осин. -   Лучше тебе переждать в спокойном месте, в которое я сейчас отвезу.
- С чего это они вдруг будут искать осин  в больнице для тополей? - спросил Юртаев, которому уже заметно полегчало.
- Многие знают, что ты здесь.
- Кому я нужен? - пожал плечами Юртаев.
- Ты меня удивляешь. Они клянутся истребить всех осин и направляются в город, а ты сидишь и рассуждаешь.
- Чушь, - отмахнулся Иван. - Никакого похода не будет, болтовня одна. Власти этого не допустят.   Эта орда,  хоть и не в первую очередь,  для неё  же самой угроза, и вообще она боится народных ополчений любого толка.
- Да, - кивнул Евгений. - Если власть более менее разумная.
- Будь что будет, - сказал Иван. - Я остаюсь. Здесь у меня шикарная компания, дедуля ветеран, Антон, кстати, известнейший писатель.
- Насчёт популярности товарищ гиперболизирует, - просипел Антон. - Однако пишу.
- Ладно, пойду, - сказал Евгений. - Профессор ждёт в машине.
- Белкин? - воскликнул Иван. -  Ты хотел меня к нему определить?
Евгений  вышел из палаты.
- Теперь самое время добавить, - пробормотал Юртаев.
- Понятное дело, -  дед приподнялся на кровати и достал из под неё бутылку.
Снова наполнились три кружки, которые мгновенно были выпиты. Юртаеву похорошело, и всё происходящее слилось в его сознании в единый ком с обрывочными видениями то презрительного выражения на личике медсестры, то сурового - Антона, уличавшего  писателей -классиков в халтуре, то откуда ни возьмись всплывало сморщенное с седоватой щетиной лицо деда, шамкающего "здесь нельзя курить, пойдём в сортир", видения всплывали, словно пузыри на воде, и тут же исчезали.
   Зябкий воздух привёл Юртаева в чувство, и он с тревогой на душе понял, что сидит на скамейке  в садике, окутанном мглой.  Метрах в тридцати  всполохи фар выхватили из темноты очертания переулка и с глухим рёвом унеслись прочь.  Рядом чернело большое пятно, которое встрепенулось и произнесло голосом Таисьи:
- Никак проснулся?
-  Где мы?
- Там куда ты нас приволок, - сказала Таисия.
- Нас? - недоумевал Юртаев.
- Я видал людей, напивающихся в хлам, - сказал Антон, показавшись из за дерева и застёгивая ширинку. - Но такого свинства, ещё не лицезрел. - Он взял трость-клюку, прислоненную к дереву, и, бодрым, пружинистым шагом подойдя к скамейке, присел. - По твоей милости и меня выперли из больницы. А куда мне идти? С женой только что развёлся, а своё жильё сдаю.
- Что произошло? - встревожился Юртаев.
- Он ещё спрашивает, - проворчала Таисия.
-  Ты сильно нарывался, - сказал Антон, прикуривая и угощая Юртаева сигаретой. - А когда  медсестра сделала укол успокоительный, по твоей настоятельной просьбе, так совсем  охренел: пошёл к ней просить ещё один: понравилось, наверное.
- Или понравилась, - сердито вторила Таисия.
- Она закрылась от тебя в ординаторской, а ты ломиться стал. Охранники прибежали и давай тебя отоваривать, я врезал в нюх одному, другому, и  они успокоились, но сказали твёрдо: " Либо пошли вон оба, либо полицию вызываем." Я им говорю, дескать, у меня главврач в друзьях, а они, похоже на него чихать хотели. Вот и пришлось на ночь глядя покинуть тёпленькое местечко."
- А ты чего здесь? - спросил Юртаев Таисию.
- Как это? - изумилась санитарка. - Ничего не помнишь? Я слышала, как Артур говорил врачу, что девчонку, что лежала у нас якобы слепая и которую забрал АЕК, выкрали тополя и собираются сегодня утром сжечь на Площади Тополиного Гнева.  Я мыла в вашей палате пол, ну и рассказала об этом, так ты всё приставал с расспросами что, мол, и как. А потом сказал, что пойдёшь спасать её.  А я тоже не хочу, чтобы её сожгли. Хоть и притворялась слепой, и отец её был подонок, но разве можно за это в огонь живьём!
-  Бред, - сказал Иван. - В наше время публично сжечь?
- Я тоже сначала думал, что утка, - сказал Антон. -  Но в сети  сотни роликов. На площади установлен столб, помост, кучи хвороста и дров. Народ собирается поглазеть.
- И никто не вступился? - воскликнул Юртаев. - Как можно спокойно смотреть на это варварство!
- Я, например,  как писатель, хотел бы  хоть раз в жизни присутствовать  при такого рода казни. А то, бывает, пишешь о том, чего сам не видел, а читатель чувствует фальшь и вещь получается слабой.
-  Какого чёрта ты несёшь? - крикнул Иван. - Хочешь поглазеть, как обезумевшие ублюдки сожгут невиновную девушку заживо, чтобы в книжке описать? А если бы это была твоя дочь?
- Это совсем другое,  и не советую этого касаться, - в полумраке глаза Антона сверкнули недобрым блеском. -  А с той барышней я не знаком, хотя и к сожалению, наверное, судя по её смазливой мордашке и крепкой попке.
- Ты просто скотина! -  Юртаев схватил костыли и пытался подняться, но Антон ткнул его ребром ладони в бок, и тот  с лёгким стоном согнулся и осел в прежнее положение.
- Кабы не он, - вмешалась Таисья, - отдыхал бы ты сейчас в холодильнике. Охранники начали бить тебя ногами, кричали "Пора прикончить осину!".  Антон уложил их в секунду. И нога у него вдруг поправилась.
- И впрямь! - встрепенулся Юртаев. - Ты больше не хромаешь!
- На кой мне теперь... - унылым голосом произнёс Антон и вынул из кармана бутылку пива. - Чёрт меня дёрнул сунуться.
- Значит, придуривал?
- Говорю же, после развода  жить негде, - Антон сделал несколько мощных глотков и протянул пиво Юртаеву.
Тот схватил бутылку,  присосался к горлышку и поставил опустевшую тару под скамейку и спросил:
- Полиция знает про похищение Насти? И чем заняты осины?
- В интернете гвалт такой стоит, что об этом знают, пожалуй, на Марсе.  Осины негодуют, осуждают бездействие властей. Координационный совет назначил на утро экстренное заседание. Хотя, если верить сети, на  это же время назначена казнь.
- То есть они ни хрена не делают, -  с нетерпением прервал его Иван. - Надо срочно действовать самим.
-  Да ну? - усмехнулся Антон. - Меня больше беспокоит, куда мне теперь идти. Придётся опять выпроваживать жильцов. Они ведь через агентство по договору сняли; склочное предстоит дельце. Кстати,  чего так суетишься насчёт девчонки? Знакомая что ли?
- А то! - воскликнула Таисья. - Он её под ручку к митингующим осинам выводил, она ему потом записочку передала, и он к ней бегом!
- Не говори глупости, - пробормотал Юртаев, - это всё не то.
- Ну, брат, удивил, - протянул Антон и похлопал его по плечу. -  Совсем другой сюжет.
Юртаев пошарил по карманам и вздохнул:
- И мобилу гады помыли.
- Уже хотели, - сказал Антон, вручив Ивану его мобильный, -  но  я  вовремя заметил.
Иван выбрал номер и нажал на кнопку вызова.
- Алло, - послышался голос Евгения. - Иван? Всё бухаешь в больнице? Извини, сейчас не до тебя.
-  Свалил я оттуда! - крикнул Иван. - Какое к чертям бухло!  Ты слышал про Настю?
- Конечно!  С вечера ношусь с Белкиным по инстанциям!  Все, словно сговорились! Почему, говорят, подданные королевства и жители города не могут посидеть ночью на Площади Гнева Тополей? А насчёт казни через сожжение никакой достоверной информации нет. " Мало ли кто чего собирается сделать!  Вот сожгут, тогда и приходите с заявлением!" Хотели к мэру - у него приёмный день закончился, а по домашнему не дозвониться. Белкина домой отвёз, опять ему плохо с сердцем, сам мчусь  на площадь Николло Макиавелли.  Переговорил с одним толковым из координационного совета, он, вопреки остальным, от своего имени призвал всех осин собраться.
- У меня дисплей мигает, заряд кончается, - крикнул Иван. - Жди меня там!
- Где находишься?
- Чёрт его знает, - пробормотал Юртаев, озираясь по сторонам.
- На углу Филиппа Доброго и Изабеллы Баварской, - подсказала Таисия.
- Слышал, - сказал Евгений. -  Кто с тобой?
- Ещё двое.
- Ладно, крюк не большой. Жди, сейчас буду!
  Минут через пять Евгений остановил машину в проулке напротив сквера и мигнул фарами.
- Вот и он.  Ты с нами? - сказал Юртаев, обращаясь к Антону.
- Если такси на шару, - кивнул Антон и встал. -  Всё одно ночь коротать.
- Тебя подкинем до дома, - Иван оглянулся на Таисию, которая последовала за ними.
- Нет, я с тобой на площадь Николы.
- Это ещё зачем? - Юртаев остановился, с недоумением уставившись на Таисию. -  Драться с тополями?  Домой - и никаких обсуждений! Это абсолютно не твоё дело!
- Ещё как моё! - всхлипнула Таисия, вытащила из кармана платочек и вытерла глаза.
- Что это значит, чёрт возьми? - с несколько растерянным видом произнёс Юртаев.
- Расскажи, - буркнула Таисия, повернувшись, к Антону.
Юртаев достал телефон и ответил на вызов Евгения и  повернулся к Антону: - Так в чём дело? Только компактнее, а то человек сейчас уедет.
- Мы с Артуром некогда посещали один литературный кружок "Ничевоки", - сказал Антон. -  Он узнал, что я в больнице, которую он возглавляет, ну и посидели у него в кабинете, попили, вспомнили прошлое. Он крепко принял и сказал между прочим, что Таисия слила ему эту девчонку, а ему пришлось её сдать, потому что он сам на коротком поводке:  его Клим от уголовного дела отмазал, которое ещё формально не закрыто. Ну я после под балдой ей и сказал, дескать, правда это или нет. А с ней истерика приключилась.
- Я же не знала, что её за это за решётку упрячут! - плачущим голосом произнесла Таисия. - А потом ещё и на костёр.
У Юртаева вновь зазвонил телефон.
- Двинули, - сказал Иван, не отвечая, и устремился к машине. Антон и Таисия поспешили за ним.
Евгений, стоявший у раскрытой дверцы, повернулся к подошедшим, поздоровался за руку и усадил Ивана с костылями и Таисию на заднее сиденье, взглянул  на клюку Антона и сказал:
- Чудесная вещица, но пока пусть побудет у них.
Евгений сел за руль, Антон - рядом, и они поехали.
   На площади Николы мелькали редкие огоньки сигарет на фоне скучившихся теней.
Евгений остановил машину и позвонил по телефону.
- Да, вижу тебя , -  ответил отделившийся от гудевшей массы молодой высокий с модельной стрижкой брюнет, одетый в элегантный тёмного цвета костюм.
Он подошёл к машине и поздоровался со всеми за руку, представившись Дмитрием.
- Это все? -  Евгений с мрачным видом кивнул на жидкую группу людей.
- Пока с вами пятьдесят три, - ответил Дмитрий.
- Меня не засчитывайте, - сказал Антон и , выйдя из машины,  взял с заднего сиденья клюку, виртуозно крутанул её пальцами и ткнул  в  булыжник, которыми была вымощена площадь.  - Я вроде как наблюдатель.
-  Только пол ста осин? -  разочарованно протянул Евгений. -  Как же так?
- Каэс  опубликовал в сети обращение с просьбой не принимать участие в никаких акциях до завтрашнего утра, - сказал Дмитрий.  -  Боятся,  что обстановка может выйти из под контроля и погибнут тысячи людей. Завтра, - он взглянул на часы, - то есть сегодня, в пять совет соберётся на чрезвычайное совещание, на котором будет одобрено открытое письмо к трибуну или врио...
- Письмо?! - крикнул Юртаев. - Вы рехнулись!  Эти взбесившиеся питекантропы сожгут её к тому времени!
- Не надо кричать, - отрезал Дмитрий. -  Я передаю вам мнение совета, с которым я лично не согласен. Считаю, что действовать надо незамедлительно, и потому на свой страх и риск, опубликовал неофициальное воззвание.  Завтра у меня будут большие неприятности вплоть до исключения.  Но плевал я на этот гадюшник. Слышал, как некоторые его члены рассуждали по поводу казни: " Если этот варварский акт состоится, это вызовет огромный резонанс в мировом сообществе, мы сможем требовать увеличения дотаций от международного комитета по правам человека."
- Сволочи, - проскрежетал Евгений. - Что мы можем с этой кучкой!
- Не паникуй, - сказал Дмитрий. -  Это, конечно, мало против двухсот тысяч, но эти ребята все на подбор упёртые. Я лично каждого знаю, все они за идею готовы жизнь положить.
- Это ещё проверить надо, - усмехнулся Антон и протянул сигарету Дмитрию.
Тот отказался и ответил:
- Многие побывали в застенках АЕК, где их пытали, -  и ни один из них не сдал товарищей.  Наши люди побывали в лагере тополей. Пленница у них, видимо, в строительном фургоне, который строго охраняется. Мы думали сначала трактор пригнать, зацепить и утащить его, но  пространство вокруг вагончика облеплено народом.  Многих подавим, и тополя, наверняка, не будут сидеть сложа руки.
- Велика важность если  размажем пару   тупых, злобных тварей, - сказал Евгений.
-  Не понимаешь, - сказал Дима. - Там очень неоднородный состав. Конечно есть и отмороженные ублюдки, но таких, может, сотни три, а остальные  накаченные антиосиновой пропагандой обычные, в сущности совсем неплохие, люди. Много народу  пришло просто посмотреть.
- Даже если ты прав, - сказал Евгений, - и этих уродов, скажем, триста, то у нас, пятидесяти, шансов нет.
- Это как сказать!  Те ребятки, в отличие от наших, трусливы как шакалы. Они смелы пока во много раз превосходят противника числом, или не столкнутся с чем то непостижимым и угрожающим их единству...
- Давай без тумана, - прервал его Евгений. - Есть план?
-  Нет, кроме того что нужно выдвигаться к их лагерю, потому что здесь мы никак не сможем на что либо повлиять.
Дмитрий подошёл к товарищам, переговорил,  вернулся к Евгению и сказал:
- Ждать, похоже, больше некого.  Выдвигаемся к Площади Тополиного Гнева.
- Пешком? - неуверенно произнёс Евгений. -  Машин, я вижу, маловато.
- Многие, хотя и не участвуют, но откликнулись и обещали помочь, - сказал Дмитрий, и обернулся. -  Вот и пара автобусов прибыла. По коням и разобьем свой лагерь на подходе к площади.  
Когда осины, истыкав мостовую окурками, расселись в автобусах,  которые тут же двинулись друг за другом, Евгений, Юртаев, Антон и Таисия последовали  за ними на машине.

ГЛ 38
  
   Митька, сидя за столом, смотрел телевизор и поглядывал на охранников, которые расположившись на диване валетом, дремали. Два раза он подходил к ним вплотную, пытаясь определить спят ли они и насколько крепко. Один тихо посапывал с приоткрытым ртом и глазами,  другой лежал лицом к стенке.
Митька подошёл к Насте, освободил от наручников, вытащил из за бойлера плащ и прошептал: надень это, и я тебя выведу.
- Нет, - тихо ответила Настя.
- Ты не поняла? Я освобождаю тебя.
- Нет.
Митька оглянулся и в недоумении посмотрел на девушку.  Она покачала головой.  Митька подошёл к охранникам,  склонился над ними и рявкнул:
- Бойцы, подъём!
Те вздрогнули и подскочили, озираясь и протирая глаза.
- Так то вы несёте службу! - крикнул Митька.
- Она же пристёгнута, - забормотал один из служак; второй с ненавистью поглядывал на Митьку то сжимая, то разжимая кулаки.
- Марш на улицу и десять минут приседайте, чтобы сон стряхнуть! - в ярости заорал Митька.
Охранники вышли, спустились лестнице, присели у колеса вагончика и закурили.
- Коль родитель мудак, то и сынок козёл, - сказал один; второй кивнул и энергично сплюнул.
Митька подскочил к Насте и сказал:
- Надень плащ, и я тебя выведу.
- Нет, - сказала Настя.
- Почему?!  
- Куда мне бежать и зачем? Мне всю жизнь теперь прятаться? Я не совершала преступлений, которые мне предъявили и не побегу.
- Им нет никакого дела до того виновна ты или нет. Они просто жаждут увидеть тебя на костре. Так они устроены.  Ты ничего им не докажешь,  и они ничего не оценят. Будут с удовольствием смотреть, как ты корчишься в огне, а затем сядут пить пиво и с хохотом травить про тебя  гнусные байки. Я открою дверь - ты выйдешь и минут через десять будешь в безопасности.
- Нет, - ответила Настя.
- Но почему? - крикнул Митька. - Этот плащ для тебя последняя надежда.
- Если я побегу, значит, признаю себя виновной, а я не хочу играть по их правилам.
- Предпочитаешь умереть?
- Нет, но хочу сохранить достоинство.
- Это в огне то?! - воскликнул Митька.
- Во-первых, я сомневаюсь, что дело до этого дойдёт...
- Принесли кучу дров и осиновой коры, - прервал её Митька, - сколотили помост, а в центре установили столб. Они ради шутки всем этим занимались? Ты не знаешь, с кем имеешь дело.
- Во- вторых, - продолжала Настя, -  интуиция мне подсказывает, что не следует связываться с этим плащом. Они не продаются в салонах одежды. Это изобретение держится в  строгом секрете, а  потому,  все, кто причастен к его раскрытию, находятся в большой опасности.
- Не в большей чем сейчас ты, -  Митька протянул плащ Насте.
Она села на стул и опустила голову.
- Ты просто сумасшедшая! - в ярости крикнул Митька, долбанул дверь ногой и швырнул плащ наружу.
- Эй, где вы там? - заорал он охранникам.  Те сидели у костра, чокались с тополями и закусывали, черпая ложками из котелка. Оглянувшись на окрик и поблагодарив за гостеприимство тополей, они направились к вагончику, но едва приблизившись к нему, остановились и подняли головы.  Сверху доносилось гудение, которое быстро приближалось и переросло в ужасающий грохот. Вертолёт завис над площадью, высвечивая прожектором разбегающиеся  фигурки людей со вздёрнутыми головами и, когда площадка расчистилась, приземлился, выбрав место подальше от костров.
Всколыхнувшееся Митькино войско, сам вождь и охранники, наблюдали с тревожным любопытством, как из кабины выскочило десятка два бойцов  в шлемах  и полной амуниции. С автоматами в руках они устремились гуськом к вагончику.
- Вот оно что, - сказал, повернувшись к Насте, Митька. - Ты знала, что за тобой придут спасатели. Поздравляю!
Он сел за стол и закрыл лицо руками.
Охранники нырнули под вагончик и притаились за колесом.
Бойцы с оружием на изготовку, стуча подковами по металлическим ступенькам лестницы, ворвались внутрь и  застыли, то ли изучая обстановку, то ли ожидая приказа. Один из них поднял забрало и сказал по рации:
- Нептун, я Люцерна. Мы на месте, объекта нет. Вижу только его пацана.
Другой боец ходил по периметру с пиликающим и мигающим прибором в руках.
- Немного реагирует, но чётко не поймать, - доложил он Люцерне.
Тот подошёл к Митьке и спросил:
- Где плащ?
- Какой? - Митька изобразил недоумение на лице.
Люцерна лёгким жестом отцепил электрошокер с пояса и ткнул Митьке в шею.
Сухой треск и Митькин вопль слились в одно, и юноша, упав на пол, извивался в судорогах.
- Чёрного цвета. Невидимка, - склонившись над жертвой произнёс Люцерна.
- Какая на хрен невидимка, - просипел Митька, еле ворочая языком.
Один из бойцов подскочил к нему и ударил носком сапога в бок.
- Нет, - остановил его Люцерна. - Он ничего не чувствует, минут через пять продолжим.
Столпившиеся у дверей расступились, и  двое бойцов ввели охранников, прикованных к друг другу наручниками. У обоих по лицу текла кровь.
- Наше дело служивое, братцы! - в ужасе озираясь и всхлипывая, лепетал один. - Нам приказали её охранять, а кто она и что, мы знать не знаем!
- Мы выполняем приказы начальства! - твердил второй, сильно побледневший. - Мужики, вы же сами на службе.
Когда их подвели к Люцерне, он, внимательно их оглядев, спросил:
- Не появлялся здесь мужчина, среднего роста, худощавый...
- Да! - закричала Настя. - На нём был чёрный плащ! Он взял ключи от машины и тут же ушёл.
- Ушёл он без плаща... - пробормотал охранник, и его напарник наступил ему на ногу и метнул в него яростный взгляд.
- Без? - зрачки  Люцерны сузились до булавочного острия.
- Хотя, кажись,  в нём, - охранник не выдержал пристального взгляда и покосился на товарища, - или в руке его держал. Не помню.
Люцерна ударил его дубинкой в челюсть, и бедолага закашлялся и сплюнул кровью.
- Темните, ребятки.
- Нет, он правильно говорит, - крикнула Настя. - Тому типу стало жарко, он снял плащ, свернул и ушёл, держа его под мышкой.
- Врёт, - сказал боец с пиликающим прибором. - Объект неподалёку.
- Подождите, - воскликнул оклемавшийся Митька и, вцепившись за край стола, встал на ноги . - Он у вагончика, когда выходил, упал!  Пьяный был, и потерял, наверное. Может, под ним и валяется?
Несколько бойцов последовали за бросившимся вниз спецом.
Через минуту он появился, сияя взором и держа в руках плащ.
Старший кивнул - с охранников сняли наручники.
- Нептун, я Люцерна, объект обнаружен, - сказал по рации старший. Он  подал знак, и команда устремилась вниз.
Настя подскочила к старшему, схватила его за руку и крикнула:
- Меня похитили и насильно здесь удерживают. Спасите меня!
Старший рывком освободил руку, оттолкнул девушку и сказал охранникам:
- Приказано охранять, говорите? Так выполняйте, придурки!
Охранники схватили Настю под руки и потащили к бойлеру.
Бойцы также гуськом вернулись к вертолёту, и вскоре он, взметнув пыль, клочки газет, ветки тополей и облака окурков, отделился от земли, унося с собой таинственных пришельцев.
  Примерно в это самое время два автобуса и несколько машин остановились на Бульваре Урбана Второго, не доезжая метров пятьсот до Площади Тополиного Гнева, освещённой мириадами кострищ.
Пассажиры, открыв окна,  курили. Евгений, Юртаев, Антон и Таисия вышли из машины.
- Сообщили что за оранжереей патруль тополей, - сказал, приблизившись к ним Дмитрий.
- Это просто невозможно! - воскликнула Таисия.
- Человек абсолютно надёжный, - сказал Дмитрий.
- Да я не про то, - Таисия не отрывала взгляда от нескольких тянущихся вдоль бульвара чернеющих в смутном рассвете полос. - Тут ведь была и впрямь оранжерея. Куда она делась?
- Не следите за событиями в королевстве? Особым указом Клим Тимофеевич запретил поставлять в оранжерею воду.
- Как это?! - воскликнула Таисия. - Как цветам без воды?
- Осиновая пресса подняла шум, а трибун пояснил на пресс- конференции: " Мы не можем содержать такое количество весьма милой, причудливой, но абсолютно бесполезной флоры. Пусть цветы сами зарабатывают себе на воду."  Работников уволили,  воду перекрыли, а сами цветы не смогли себя напоить, так как ничего, кроме как украшать собою жизнь, не умели делать, и постепенно высохли.
- Но как же люди позволили?
- А что люди, - горько усмехнулся Дмитрий. - Они, смекнув что к чему, за несколько ночей растащили пластик и ценные стёкла для своих дачных парников и огородов. Полиция ни одного не остановила.
- Скоты, - проскрипел сквозь зубы Юртаев.
- Ещё есть сведения, что на площади высаживался десант, - продолжал Дмитрий. - Группа бойцов заходила в вагончик.  Наш источник говорит, что  ни он сам, ни стоявшие рядом не видели, чтобы спецы выводили  девушку, но точно не может сказать, потому что   вертолёт поднял над площадью облака пыли.
- Господи, - всплеснула руками Таисия. -   Неужели спасена!
Евгений вынул мобильный и взглянул на дисплей.
- Сомневаюсь, - пробормотал он. - Она бы первым делом сообщила мне.
- Может, телефона нет, - пожала плечами Таисия.
- Ваш разведчик не мог зайти в фургон и убедиться? - раздражённо произнёс Юртаев.
- Он осина, - нарочито спокойно ответил Дмитрий,  -  а на входе охрана проверяет татуировки.
- Я пойду сам, чёрт возьми! - сказал Евгений.
- Сожалею, но известно, что некие люди ходили среди толпы с твоей фотографией и предлагали за хорошее вознаграждение сообщить о твоём появлении.
- Хорошенькое дело!  Я преступник что ли? Путает ваш осведомитель или сочиняет. Я тополь и не могу пройтись по Площади Тополиного Гнева?! Чихал я на патрули, пусть только попробуют меня остановить!
Евгений  повернулся к Юртаеву и спросил: приглядите за машиной и будьте на связи.
- Подожди пару минут, - сказал Дмитрий, вошёл в автобус и вышел с кепкой в руке.
Он надел её на голову Евгения таким образом, что длинный козырёк скрывал лицо.
- Лучше тебе идти вместе с Таисией, - сказал Юртаев.
- Зачем?
- Она работает в Кесаревской больнице, и стало быть, у неё есть серебряный тополиный лист.
- Да, - засияла гордостью, Таисия, доставая из пышных грудей амулет на цепочке. - Это у нас вроде пропуска.
-  Для женщины гораздо правдоподобнее попроситься  в туалет, расположенный в вагончике, - кивнул Дмитрий.
-  Верно. Разыграем влюблённую парочку, - улыбнулась Таисия. - Это усыпит бдительность стражей.
- Такая парочка скорее похожа на маму с сыном, - с сомнением в голосе произнёс Дмитрий.
- Где это видано, чтобы сынок с мамочкой разгуливал во мраке ночи? - рассмеялся Антон.
- Чем скалиться, - со злостью ответила Таисия, - лучше бы шёл с нами. Ты вроде постарше Жени, как раз сгодишься мне в любовники!
- Вот это мысль! - Дмитрий пристально взглянул на Антона. - Вы же хотели быть наблюдателем. Вот и окажетесь в центре событий.
- Пойду! - кивнул Антон. - А то скучно становится.
Юртаев и Дмитрий пожелали удачи разведгруппе, и последняя двинулась в сторону Площади Тополиного Гнева.
  Из зарослей кустарника в конце останков от оранжереи вышло несколько мужчин и подошли к бредущей по бульвару троице.
- Предъявите ваши татуировки, - прошепелявил то что был пониже ростом и постарше.
- С какого перепугу!  - воскликнул Антон. - Это частная территория?
- Ты чего, мужик, - верзила в спортивном костюме двинулся на Антона, который стремительно ушёл в сторону и крутанул палкой.
Второй крепыш полез за пазуху, но старший остановил его.
- Мы не шпана какая нибудь, - сказал он , обращаясь к Антону, - нам дали указание выявлять осин, потому что есть опасения, что они затеют провокацию.
- Плевал я на ваш указ, кто вы такие и на основании чего действуете?
- Мы народная дружина и уполномочены в соответствии с законом о добровольных тополиных дружинах, - ответил старший. - Нам не очень то приятно заниматься этим, но отечество в опасности. Проявите понимание к ситуации.
Антон воткнул палку в землю.  Евгений и Таисия закатали рукава.
Старший включил фонарь, тщательно осмотрел татуировки, кивнул и поднял взгляд на Антона: - Вы?
- Любуйтесь, - вздохнул тот и показал оголённую руку.
- Зачем кривлялись? - проворчал старший. - Взрослый человек, а  ведёте словно мальчишка.  Свободны.
Троица продолжила путь. Минут через десять после того как они скрылись из виду, один из патруля внезапно сказал: - Мы же по фотке не сверили!
- Вроде не он, - вздохнул старший.
- А второй в кепке? - крикнул парень. - Может, он её потому и нацепил!
- Чего орёшь, - шикнул на него старший. - Хвалился, что глаз у тебя острый, а сам профукал!
- Придурок этот палкой своей крутить начал...
- Постой, - прервал его старший. - Потому он и выделывался, чтобы наше внимание на себя переключить.
Он достал телефон и сделал вызов.
- Парнишка должен у вас объявиться в кепке с козырьком, - сказал старший, когда ему ответили. - С ним баба и мужик с клюкой, дёрганный такой. Почему пропустили? Потому что дюже скользкие гады. За инфу пузырь  выставишь.
Он опустил телефон и взглянул на подчинённых: - Молодцы! Прозевали премию!
- Хрен выплатят, - пробурчал парень, - они всегда только обещают...
      Когда  Евгений, Антон и Таисия пробирались между пылающими кострами и сидящими вокруг них гомонящими людьми, у первого зазвонил телефон.
Евгений быстро переговорил, убрал телефон и сказал спутникам:
- Диму и его молодцов повязали.
- Всех  пятьдесят? - спросил Антон.
- Не знаю. Дима говорит, что их обложили со всех сторон более сотни бойцов спец отряда и вырваться вряд ли получится. Так что теперь вся надежда на нас.  
Они направились к белеющему в хмуром неспешном рассвете фургону.
Приблизившись к нему на расстояние метров двадцати, Антон сказал Евгению:
- Тебе дальше лучше не ходить. Покури в сторонке. А мы Ваньку поваляем.
Антон под руку с Таисией поднялись по ступенькам вагончика и открыли дверь.
Двое охранников  встали и преградили им путь.
- Ой не могу, ребятки, нужно срочно в туалет, - заголосила Таисия голосом пьяной бабы.
- Вокруг места полно, - прошипел охранник , закрывая дверь.
- Неужто при всём честном народе! - завопила Таисия, налегая на дверь мощным торсом. - Это вам мужикам всё ни по чём, а как нам честным женщинам?
Дверь вновь открылась и охранник, проверив татуировку, впустил Таисию и остановил устремившегося за ней Антона.
- Это муж мой! - рассмеялась Таисия. - Ревнивый сатана! Ни на шаг не отпускает!
- Оставь тебя, - огрызнулся Антон. - Через секунду первому встречному в штаны залезешь, дура!
Охранники расхохотались.  Митька, сидевший за столом, уставился на Таисию и пытался вспомнить, где он её видел. Один из охранников, взглянув на татуировку Антона, кивнул и, оба стража уселись на своими места. Таисия, подошла к двери туалета и, подмигнув прикованной к ручке бойлера Анастасии, спросила:
- Вы тоже  сюда, девушка?
- Идите, идите, - крикнул охранник, махнув рукой. - Она ещё успеет.
Антон впился взглядом в Анастасию и повернулся к охранникам.
- Та самая бунтовщица?
Охранник неохотно кивнул.
- Во сколько начинается представление?
- Как расцветёт так и начнём, - с усмешкой проговорил возникший на пороге распорядитель.
Охранники синхронно подскочили.
- Посторонних пускаете, - ласково произнёс он.
- Припёрло бабу, - пробормотал один.
- Тополя оба, - добавил другой.
- А с лицами у вас что? - усмехнулся распорядитель и поднял руку. - Не трудитесь,  знаю. - Он повернулся к Антону: - Очень похвально, что вы пришли на казнь клятвопреступницы.
Таисия вышла из туалета и направилась к выходу, взяла Антона под руку, и они вышли из фургона. Распорядитель поспешил за ними.
- Подышу тоже воздухом, - сказал он.
Уже спускаясь по лестнице, они  увидели лежащего на земле Евгения.  Рядом с ним стояло четверо спортивного вида мужчин.
Таисия и Антон обернулись на распорядителя.
- Абсолютно глупо оказывать бессмысленное сопротивление, - усмехнулся тот, держа руку под полой пиджака.
Четверо крепышей двинулись на Антона.
В тот же момент он услышав сухой треск и  почувствовал жуткую боль в позвоночнике. Тело дёрнулось в судороге и парализовало. Выронив палку, Антон упал на мостовую, а Таисия истошно завопила.
Распорядитель ткнул ей электрошокером в спину, и она замолчав, обмякла и опустилась рядом с Антоном.
- Вы мне ещё спасибо скажете, - взглянув на них молвил распорядитель и сказал подошедшим парням:- Давайте всех вместе на первый ряд. И хахаля её тоже. Пусть полюбуется, как жарится его подружка.

Гл. 39

Отец Никанор, одетый в чёрную рясу с крестом на груди, молился в своей келье стоя перед иконой святого Николы, когда в дверь тихо постучали. Отец Никанор чтил заповедь Святого Григория Богослова о  молитве и не реагировал на многократно повторявшийся стук, пока не закончил её:
"Без числа согрешил я, Господи. Господи, прости меня. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь." Отец Никанор воздел руки, и со вздохом повернулся и увидел, что дверь приоткрыта. Он подошёл к ней, распахнул настежь и выглянул - никого. Отец Никанор собрался прикрыть дверь, как вдруг услышал голос, раздавшийся совсем близко у его уха:
- Благословите, святой отец.
"Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам," - пробормотал отец Никанор и трижды перекрестился.
- Не беспокойтесь, святой отец, - произнёс голос. - Я не посланник сатаны, а тот кто смиренно молил вас о бессмертии. Вы указали мне на два условия, кои я выполнил. Узнаёте ли вы меня?
- Да, брат мой, хотя очи мои не видят, но духовное око узрело; наслышан о твоей смерти и воскрешении, и вижу наглядно сколь удивительными способностями ты теперь одарён,  а посему вот и третье условие: твоё бессмертие на площади Тополиного Гнева и ты сумеешь им воспользоваться, если поспешишь.
- Но в чём оно? - воскликнул голос. - Как распознать его?
- В том и смысл условия:  если ты преемник Бога, легко увидишь его дар ибо обозначится он сиянием божественным; а коли ты плод хитросплетений дьявольских - накажет тебя презрительным  укором.
- И всё же хоть какую нибудь подсказку, - взмолился голос.
- Уж не сомневаешься ли ты, брат, в воле Господа, избравшего тебя?
- Я уверен в ней, святой отец, - воскликнул голос, - как в том, что сейчас утро, но одну единственную черту, какую нибудь грань укажите мне, умоляю!
- Одним краем это указывает на то из чего Бог сотворил человека, второй - во что он превратился по своему легкомыслию, а середине - то чем он сам пожелает стать. Более этого сказать не могу, но повторяю: торопись, брат, ибо единожды осенит Господь такой благодатью.
   Отец Никанор минуту стоял в задумчивости, затем, увидев на некотором расстоянии взмывший в небо вертолёт, произнёс:  " Господи, светом Твоего сияния сохрани меня на утро, на день, на вечер, на сон грядущий, и силою Благодати Твоей отврати и удали всякие злые бесчестья, действующие по наущению дьявола. Яко Твое есть Царство и Сила, и Слава, Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь."
    
           Распорядитель с мегафоном в руке толкнул дверь вагончика и, подав знак охранникам, сошёл по ступенькам  под гул возбуждённой толпы, сгрудившейся вокруг.
Охранники схватили Анастасию под руки потащили к выходу. При виде её площадь огласилась рёвом. Настя с ужасом взглянула на помост, к которому её повели, и увидела стоявшего на нём высокого, обнажённого по пояс мужчину с чёрной балаклавой на голове. Он стоял широко расставив мускулистые, обтянутые красным трико ноги в остроносых сапожках  и, сложив руки на широкой груди, поигрывал бицепсами. На боку у него был прикреплен моток верёвки.  Настя побледнела, на глазах её выступили слёзы. Судорожно дёрнувшись, она оглянулась на Митьку, шедшего сзади, и тихо произнесла:
-  Этого  ведь не может быть, верно?
Митька опустил голову и хрустнул кулаками.
- Шевели копытами, - рыкнул один из конвойных и дёрнул Настю за локоть.
Она устремила на него негодующий взгляд и крикнула:
- Куда меня тащите! Уберите свои лапы!
Охранники, усилив хватку,  понесли жертву  к помосту, сколоченному из досок с установленным в середине высоким столбом, у подножия которого были сложены дрова.  Палач, перегнувшись с помоста, подхватил девушку, приняв от охранников, перенёс её к столбу и поставил рядом с ним.  Он снял с пояса верёвку, накинул заготовленную петлю на голову жертвы, прижал её к столбу и принялся ловкими движениями привязывать.
Толпа одобрительно загудела.  
Закончив предварительную процедуру, палач отошёл к краю помоста и взял протянутый к нему  снизу мегафон.  Распорядитель забрался по кривенькой лестнице в след за ним и развернул высушенную кору тополя. Потребовав тишины, он принялся читать глухим монотонным голосом приговор.
Шагах в двадцати от помоста на скамейке сидели связанные по рукам и ногам  Таисия, Евгений и Антон.  У первой, из за её бурной многоречивости по поводу столь грубого обхождения, был завязан рот её собственным платком.  Позади них прохаживался охранник, карикатурно опираясь  на клюку, изъятую у Антона, и строил комические гримасы, чем вызывал ухмылки коллег. Евгений несколько раз пытался встать, но шутник цеплял его рукоятью за горло и резко возвращал на место к немалому удовольствию публики.
- Хватит юродствовать, -  повернув голову, процедил сквозь зубы Антон. - И верни  мой посох.
- Конечно, отдам, - с улыбкой произнёс детина. - Когда от этой тёлки останутся угольки, ты сможешь подойти и помешать их этой палкой.
На помост неуклюже взобрался  Белкин.  Мрачным взглядом он окинул  гудящую публику. Тёмные полукружья под глазами оттенялись бледностью лица и белым воротом рубашки под серым в крапинку костюмом.   На красном галстуке виднелась заколка в виде тополиной веточки.
- Слава тополям, - крикнул профессор.
- Слава тополям! - взревела человеческая масса, потрясая битами.
- Слава тополям, - продолжал Белкин, - заключается  не в бессмысленной жестокости , а в понятиях доброты и милосердия.
Толпа издала протяжный гул разочарования.
- А в книге вы писали совсем иное, господин Белкин, - усмехнулся распорядитель. - А именно, что всё противоречащее интересам империи, подлежит беспощадному и безоговорочному искоренению. Будем ли мы слушать столь лживого и непоследовательного профессора?!
- А чего же, - выкрикнул кто то. - Пусть скажет, ухо и глотка всё стерпят.
Вокруг засмеялись.
- Моя дочь, - продолжал Белкин, - урождённая тополь.
- Ага, а физический её папаша  был выродок осина! - крикнул распорядитель.
- Взгляните на её татуировку! - яростно сверкая взглядом, крикнул Белкин.
- Не то он говорит, - прохрипел в отчаянии Евгений.
- Да, - кивнул Антон. - Не с того начал.
- Разве можно, - крикнул Белкин, - подвергать чудовищной казни человека одного с вами знака, которого  осины оклеветали, чтобы погубить и внести раскол в наши ряды.
- Это, уважаемый профессор, пытаетесь сделать сейчас вы! - распорядитель направил указующий перст на Белкина и оглянулся на собравшихся.
- Довольно! - закричали в толпе. - Хватит мутить!  Дело ясное: отмазывает дочку. Долой его!
Из толпы вылетели несколько гнилых помидоров, один из которых, пролетев у виска Белкина, угодил в лоб палачу. Тот счистил ошмётки толстыми пальцами, и в прорезях маски змеилось судорожное движение его толстых губ.
Настя разразилась нервным хохотом, тело её судорожно передёргивалось под стиснувшими его путами её, а голова стукалась о бревно, к которому она была привязана.
- Одержимая бесом, - крикнул распорядитель, указывая на осуждённую белым пухлым пальцем с лакированным ногтем.
Охранники забрались на помост и, схватив Белкина за руки, потащили в низ.
- У неё истерика, - сказал палач распорядителю и, подойдя к Насте,  влепил ей с размаху оплеуху.
Настя прекратила смех и с удивлением смотрела на палача.
- Пусть скажет что-нибудь напоследок! - крикнул кто то, и толпа подхватила: " Последнее слово!"
- Имеете что либо сказать? - обратился распорядитель к Насте, похлопывая свёрнутым в трубочку приговором по своей ладони.
- Да, -  проговорила Настя в установившейся тишине.
- Погромче! - послышалось из  задних рядов.
- Я не буду оправдываться, - крикнула Настя, - и  доказывать свою невиновность. Для большинства из вас она очевидна, и не признаёте вы её лишь потому, что опасаетесь высказать собственное мнение. А некоторым просто любопытно посмотреть, как заживо сгорает человек. Наслаждайтесь зрелищем, но не забывайте, в этом мире всегда кто то наблюдает и за каждым из вас.
Толпа осуждающе загудела.
- Завела шарманку! - донеслось из толпы. - Покаялась бы лучше!
- Мне всегда было занятно наблюдать, - крикнул в мегафон распорядитель, - как самые отчаянные распутницы перед лицом смерти мгновенно превращались в набожных проповедниц!
Людская масса заколыхалась от смеха, раздались аплодисменты. Когда последние стихли, кто крикнул:   - Хватить резинить, всю ночь прождали! Может, приступите уже!
Масса заколыхалась, ощетинившись битами, испуская  одобрительные возгласы.
Распорядитель подал знак - и палач вынул из заднего кармана трико зажигалку и продемонстрировал её публике. Толпа смолкла. Тысячи взглядов были прикованы к манипуляциям палача, проверяющего исправность реквизита.
- Стойте, - разрезал тишину Митькин голос. Юноша взобрался на помост и был встречен мощным рёвом приветствия.
Распорядитель, заулыбавшись, подошёл к Митьке, протянул листочек и сказал: -  Спасибо, что напомнили. У меня совсем вылетело из головы.
Митька не взял текст и попросил тишины.
- Вы знаете про то, как я доблестно бился с осинами и был ранен в неравной схватке, - сказал он.
Толпа огласила хмурое небо взрывом ликования.
- Вам следует знать и кое что другое. Сегодня ночью я предлагал этой девушке свободу, и она отказалась.
В установившейся тишине было слышно, как скрипят доски под палачом, переминавшимся с ноги на ногу.
- Вы не ослышались.  У меня была возможность вывести её, - повторил Митька. - И когда она отвергла моё предложение, я поверил, что она действительно невиновна. Скажите, многие из вас сделали бы то же самое, окажись вы на её месте?  У этой девушки мужественное и благородное сердце. Человек с такой честной душой никак не может быть предателем! И если вы всё ещё верите в меня, то проявим не меньшее благородство и освободим её.
- Даже наши вожди не застрахованы от пагубного воздействия чар этой ведьмы, - крикнул в мегафон распорядитель. - И потому, пока она всех нас не околдовала, предлагаю сжечь её немедля.
Минуту толпа пребывала в некотором оцепенении, испуская глухой, неопределённый гул. Распорядитель кивнул, и палач, пристально следивший за ним, направился к столбу.
- Дайте мне сказать! - пожилой мужчина в светло - сером костюме с жёлтым галстуком на фоне чёрной рубашки в сопровождении двух высоченных парней подошёл к помосту.
- Я знаю об этом деле не понаслышке! - крикнул он.
Парни помогли мужчине взобраться на помост и ловко запрыгнули сами.
- Пятнадцать лет назад, - начал мужчина и положил руки на плечи стоявшим по обе стороны от него молодым людям, - мои сыновья совсем ещё мальчишками играли на льду и угодили в полынью. Её отец, - он обернулся на Анастасию - нырнул вслед за ними в ледяную воду и спас. Однако его собственный сын, который тонул вместе с ними, погиб, за что отец и был жестоко наказан. Он умер в тюрьме при не выясненных обстоятельствах. Я не собираюсь  рассуждать о том, преступно или нет было спасать в первую очередь  моих детей, а не своих, я не буду гадать, каким образом мастер спорта по плаванию умер в тюрьме от сердечного приступа, но одно скажу твёрдо: только через мой труп вы посмеете причинить ей какой либо вред! Или я не тополь, или мне не знакомо слово честь и долг!
Толпа забурлила, заволновалась, из неё вырывались обрывочные споры и звук перепалки.
- В самом деле, чего прицепились к девчонке! - орали некоторые. - Дочь за отца не в ответе!
- Засланные агенты осин! - брызгая слюной, кричали им в ответ. - На костёр вас вместе с этой сукой!
Распорядитель передал что то по рации, поднял лежавший у его ног мегафон и крикнул:
- Всё это продавшиеся осинам подонки, цель которых разрушить наше единство. Всех желающих за неё вступиться будем считать  предателями!
  Отряд бойцов в шлемах и светоотражающими щитами пробуравил толпу и выстроился перед помостом в каре.
Распорядитель кивнул - палач подошёл к  Насте нагнулся и чиркнул зажигалкой. На это раз язычок пламени не появился и, палач ещё несколько раз тщетно тряс её, но,  когда тонкая змейка огня выглянула наружу, распорядитель остановил экзекутора. Прижав ухо к телефону, с сильно побледневшим лицом распорядитель слушал и кивал, бросая растерянные взгляды по сторонам.
- Нет, - бормотал он, -  мне это ни о чём не говорит. Моё дело исполнять, а не ребусы разгадывать.  Есть! - он убрал телефон и сказал палачу: - Отставить пока.
Утихший народный гул вновь проснулся и поплыл над толпой. Все с напряжённым вниманием смотрели на распорядителя, который замер с выражением гнева и скорби на лице.
- Что за цирк? - послышалось из людской гущи. - Нас за идиотов держат!
- Никак без волокиты не могут! - поддержал другой голос. - Сколько ещё тянуть будете?
- Объявили о казне, так исполняйте!
- Друзья, - возопил в мегафон распорядитель. - Сейчас сюда прибудет наш трибун, чтобы лично присутствовать при торжестве справедливости. Просьба освободить пространство для вертолёта.
Он повернул  мегафон в сторону мужчины и двух его  сыновей и рявкнул:
- Проявите гражданскую позицию и не мешайте исполнению правосудия!
- Позвольте нам хотя бы проститься с ней по человечески! - крикнул мужчина.
Грянули длительные бурные овации.  Охранники с мигающими приборами в руках забегали по периметру, проверяя всех находящихся поблизости. У нескольких человек изъяли самодельные карабины, кастеты, ножи. У некоторых прихватили на всякий случай показавшиеся подозрительными часы, потом перешли на мобильные.  Люди, прослышав об опасности   "реквизиции", быстро стеснились назад. Один из охранников, проходивший мимо коллеги, державшего клюку в руке, остановился и сказал:
- Ты чего с собой таскаешь? На прибор посмотри!
Тот взглянул на табло, тихо выругался и пробормотал: - Ничего у меня такого нет!
- А это?
- Трость того придурка, что связанный на скамейке, - он кивнул в сторону Антона.
- Положи и отойди.
Охранник повиновался.
- Да, блин, - кивнул спец, тревожно наблюдая за показаниями прибора. - В этой трости какая то херня.
- Типа? - спросил подошедший третий охранник.
- В том то и дело, что я впервые вижу такую реакцию. Причём это что то именно в середине.
Он подошёл к Антону и ткнул его клюкой в грудь:
- Интересная у тебя палка, мужик, - он вонзил взгляд в Антона. - Где надыбал?
- В монастыре подарили, - ответил Антон.
- В каком?
- Давно было, не помню.
Охранник врезал ребром сапога в голень Антону, и тот стиснул зубы от боли.
Второй снял с пояса  электрошокер и приставил к груди Таисии. Она, выпучив глаза, замычала сквозь платок и замотала головой.
- Только попробуй мутить, - сказал охранник, вперив в Антона зловещий взгляд.
- Не напрягайтесь! - молвил Антон. - В церкви Святого Николы подарил отец Никанор.
- Что у неё внутри?
- Не знаю, но отец Никанор сказал, что если загадать желание и сломать палку, то оно исполнится.
Охранники переглянулись и расхохотались.
- Чего же тогда ты ходишь голимый? Отчего не во дворце или хотя бы не на собственной яхте? - с усмешкой спросил охранник и подмигнул напарникам. Те залились хохотом.
- Это очень тонкий вопрос, - ответил Антон. - Видите ли, сломай я её, ничего у меня, кроме разочарования, не осталось бы. А так я хожу с этой тростью и внутри у меня живёт некое подобие надежды: а вдруг правда! Вот никак я не могу на этот шаг решиться. Ведь страшно будет жить потом без всякой уже надежды.
- Мудро закрутил, - рассмеялся охранник. - Но нам мозги не запудришь. Скажешь честно - бить не будем и бабу не тронем: внутри наркота, драгоценности?
- Ладно, - вздохнул Антон. - Вижу, что не лохи. Дал мне кое кто спрятать бриллиантовое ожерелье, да в тот же день в аварию попал. Вот я и заховал до лучших времён.
- Мужики, делимся! - зашептал третий охранник, схватив за локоть двоих и сверкая взглядом.  Тот что держал палку презрительно произнёс:
- Ты, лопух, крутил вертел сокровище в руке и ни сном ни духом, а ты вообще мимо проходил, а я вычислил всю тему. Короче, девяносто процентов вырученных бабок мне, остальное вам двоим.
Коллеги переглянулись. Один кивнул, другой пожал плечами и протянул разочарованно: - Ты бы ещё нам по бутылке водки предложил.
- Какая бутылка, - усмехнулся спец,  уперев под углом конец клюки в асфальт. - Будет вам целый фонтан водки! -  резким ударом ноги он сломал её пополам.
Охранники внимательно осмотрели обломки и, не обнаружив ничего интересного, двое из них направились к Антону, а третий снова снял с пояса прибор.
- Мужик, ты круто попал, - сказал Антону подошедший охранник. - Мы тебя отвезём сейчас в лес, где ты нам всё расскажешь.
- Прибор больше ни черта не показывает! - сказал, подскочив к ним, третий.
- Погоди-ка, - пробормотал он. - А это чего такое? - он указал пальцем на появившийся на асфальте бугорок, который, сильно вибрируя, быстро увеличивался в размерах. Вокруг него асфальт покрылся паутиной мелких расходящихся во все стороны трещин. Охранники уставились на этот феномен и, не отрываясь, следили за происходящим. Антон толкнул плечом Евгения и кивнул в их сторону.
С мощным хлопком и треском из бугорка вырвался фонтан, вознёсшийся метра  на три высотой и жидкость с плеском и шумом растекалась по асфальту.
Толпа пришла  волнение.
- Измена! - крикнул кто то.
- Осины сделали подкоп и решили нас затопить! - подхватил другой голос.
Кто то  из близ стоящих к фонтану нагнулся, зачерпнул ладонью жидкость и, понюхав, крикнул:
- Братцы, ей богу, водка!
Крики стихли, и все принялись пробовать её на вкус.
Тут и там раздавались восклицания: "Водка самая что ни на есть!"
Охранники, отведав напитка, смотрели друг на друга ошарашенно, и один из них, тот  что сломал клюку, хлопнул себя по лбу и крикнул: - Мужик то правду говорил! Вот оно исполненное желание!  - он закрыл лицо руками, присел и застыл в этой позе. Двое других продолжали черпать водку и отхлёбывать из ладоней.  Над площадью жужжал вертолёт, не решаясь приземлиться.
- Друзья, - кричал в мегафон распорядитель, - сохраняйте спокойствие! Осины решили дезорганизовать нас хитрой комбинацией с алкоголем! Проявите бдительность, ни в коем случае не пробуйте вражеское зелье, оно наверняка отравлено!
Фаланги  бойцов в шлемах оттеснили собравшихся от фонтана, но жидкость растеклась так  далеко, что люди продолжали угощаться водкой. Кое кто додумался наполнять полиэтиленовые пакеты и нёс их на плече.
Палач в полном смятении нервно чиркал зажигалкой.
К нему подскочил  распорядитель и зарычал:
- Убери к чертям! Спалить нас хочешь?!
- Водка не горит,- проворчал палач, однако подчинился.
- Видишь пар, умник? Вода испаряется, а спирт так полыхнёт, что в миг шашлыками станем. - Распорядитель приложил мегафон к губам и крикнул: - Граждане, в связи с особо опасной обстановкой, требую не пользоваться спичками, зажигалками, пистолетами и прочими пожароопасными предметами.
  В другой руке он держал телефон, с которого делал вызов за вызовом. Когда наконец ему ответили, он крикнул:
- Вытащите меня отсюда!
Через минуту с вертолёта, зависшего над ним,  скинули верёвочную лестницу. Распорядитель, бросив мегафон, ухватился за неё и взмыл над площадью. Вертолёт быстро набрал высоту и исчез из виду.
Палач, сдёрнув маску, спрыгнул с помоста и бросился прочь. Парни, некогда спасённые отцом Анастасии, освободили её от пут, помогли спуститься с помоста и быстро уводили ее от хлеставшего безудержно фонтана. Впереди них шёл их отец.
Смекнув об опасности, охранники  к тому времени отошли от фонтана, но огромная лужа распространялась всё более и более и бойцам спец подразделения приходилось постоянно расширять окружность оцепления.
Митька развязал Таисию, Антона и Евгения. Последний устремился к Насте и они обнялись. Он поцеловал её в губы,  взял за руку, и повёл сквозь ряды  застывших в оцеплении бойцов.
  Вскоре к площади прибыл спец отряд мчс. Площадь была очищена от народа  и окружена войсками. У фонтана целый день работала группа специалистов, в результате над скважиной установили фонтанную арматуру с клапанами и датчиками давления. Эту процедуру большинство участников событий  наблюдало уже по телевизору. Поход тополей на осин был забыт как первыми, так и вторыми, а СМИ , захлёбываясь от восторга, вещали  о чуде, произведённом  воскресшим  Богом  Климом Тимофеевичем Демурой.

                                                   Глава  40

   Михаилу позвонил зам и  унылым тоном доложил:
- Ночью к нам доставили пятьдесят две осины, задержанные на подходе  к Площади Тополиного Гнева.  Среди них один из  координационного совета, Дмитрий Дубов и писака Юртаев. Остальные отъявленные разбойники, многие из которые уже побывали в наших стенах, в частности в "клетке аттракционов". Все на допросе отвечают одно и тоже: вышел подышать воздухом и случайно оказался в скоплении людей. Ясное дело, подонки замышляли противодействовать казни, которая  сорвалась по неустановленным пока причинам.
- Произошёл разрыв трубы, проложенной от ликёроводочного завода. Возможна диверсия, а, может, просто усталость металла. В момент выхода фонтана на поверхность они находились у вас?
- К сожалению, уже несколько часов, - печальным тоном произнёс зам. - Трудно им это пришить, но попытаюсь.
- И думать не смей. Если придать огласке существование водочного производства под землёй, то возникнет вопрос: какие ещё производства там находятся? Для публики это не авария, а проявление божественной силы Клима Тимофеевича.
- И что с ними делать?
- Отпусти их.  Из всех осин эти самые достойные, - сказал Михаил, -  и я их уважаю. Их могли порвать, а они не испугались и вышли спасать эту принцессу. Жаль, что они осины. Мне бы таких ребят побольше. Как насчёт тех тополей охранников, которые сломали злополучный костыль?
- Двое у нас, третий мёртв.
- Вы рехнулись?
- Причём здесь мы? Он повесился у себя дома. От него разило алкоголем, а на столе лежала записка: " Я мог сделаться богом, но остался козлом." У парня явно съехала крыша.
- Что говорят те двое?
- Их дословные показания я скинул вам на эмейл в особый ящик. Видео и текст. Но предупреждаю сразу, это бред.
Михаил попрощался и отключил связь. Рядом с ним сидел Клим Тимофеевич.  Они были одни в кабинете, и он слышал весь разговор. Лицо его приобрело бледно- пепельный цвет, под тусклыми глазами темнели полукружия, поперечная морщина на сером лбу обозначилась резче и напоминала отметину от сабельного удара. Он сжимал горлышко откупоренной бутылки шампанского, стоявшей перед ним на столе и смотрел на Михаила невидящим взором. Последний включил ноутбук и открыл почту с засекреченным файлом.
Клим встрепенулся, отхлебнул из бутылки, поставил её на стол и стряхнул пену с руки.
Два часа они внимательно изучали запись допроса.  Наконец Клим сказал:
- Выключай эту бодягу, я всё прекрасно понял. Этот старик ткнул меня в дерьмо носом. Он наглядно показал мне, что я не Бог, а просто шушера. Всевышний бы не испугался приземлиться на залитую водкой площадь.
- Нет, - покачал головой Михаил. - Невозможно столь точно рассчитать ход развития событий.
- Он и не делал этого. Он просто знал.
- Что ты имеешь в виду? - Михаил уставился на Клима недоумевающим взглядом.
- Он дурачил меня, представляясь посредником Бога, в то время как сам им является.
-  Этот старикан? - с мрачным видом произнёс Михаил и покосился на бутылку, зажатую в руке трибуна. - Клим, шампанского, наверное, уже довольно.
- Нет, - сказал трибун и поднял на Михаила усталый взгляд. - Видишь ли, у нас сложилось впечатление, что Бог где то там на недосягаемой высоте, а если вдуматься, то ведь ему, напротив, будет удобнее на некоторое время устроиться на земле, чтобы понять, как у нас тут обстоят дела.
- Это просто нервы, - покачал головой Михаил. - Плюнь на всё и айда в баньку!
- Нет, - сказал Клим, вынув из кармана записку и протянув Михаилу.
Тот взял и прочитал: " “Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас… Аминь."
- Ну и что? Просто молитва.
- Я обнаружил эту записку в кармане плаща- невидимки вместе с этим, - Клим вынул из ящика стола связку тонких жёлтого цвета свечек, - после того как в образе "духа" побеседовал с Никанором.
Михаил взял связку, повертел в руках, понюхал и попробовал на зуб.
- Точно не пластид и никакая иная дрянь, - сказал он. - Обычные свечи. Почему одиннадцать?
- А ты не догадываешься? - Клим в упор посмотрел на собеседника.
Михаил нахмурился.
- Дедуля подозрительный, - пробормотал он и положил свечи на стол. - Не понимаю, как можно сунуть записку и эту дрянь в карман плаща, которого не видишь?
- Дошло?  Это невозможно для простого человека, а Богу не нужно видеть, потому что он знает.
- Всё равно, это какой то фокус.  Хочешь, арестую его и докажу, что он также ест, спит и, пардон, ходит в туалет, как и мы? - сказал Михаил.
- Мне кажется, что это не получится.
- Общественное мнение? А исцелённые им калеки?  Привлечём за колдовство.
Клим взял пульт и направил его на телевизор, который озарился цветными всполохами. Некоторое время он переключал каналы, остановился на новостях и прибавил звук.
" Как сообщает корреспондент канала "Тополь Плюс", - говорил диктор, -  сегодня утром скончался старец Никанор, известный тем, что основал монастырь при церкви святого Николы и всю  жизнь проводил в заботах о калеках, обездоленных и убогих. Он скончался от сердечного приступа на восемьдесят втором году жизни. Отпевание будет проходить послезавтра в церкви святого Николы, после чего старец будет погребён в одном из приделов церкви."
Клим выключил телевизор и посмотрел на Михаила. Тот взял бутылку со стола и сделал из горлышка затяжной, судорожный глоток.
   В этот же день все задержанные осины были отпущены после профилактической беседы. Многие из них присутствовали на похоронах старца Никанора, которые прошли весьма скромно.
Настя  и Евгений перебрались из квартиры Клима  к Белкину, и хотя последний сам предложил им свободную комнату, Евгений подыскивал отдельное жильё. На день рождения Анастасии среди прочих был приглашён Юртаев и Дмитрий Дубов. В гостиной за накрытым столом, за которым сидели в большинстве своём молодые люди, слышались тосты за вечную дружбу осин и тополей.
Воспользовавшись паузой, Евгений взял наполненный бокал и встал.
- Друзья, сегодня мы с Настей сходили в канцелярию бракосочетаний и подали заявление, и через месяц состоится наша свадьба. Приглашения будут присланы вам за неделю.
- Браво! - закричали молодые люди, резко оживившись, подняли бокалы и выпили.
Один лишь Юртаев чуть нахмурился и опустил голову.
- Прибавь звук телевизора, - вскрикнула Настя.
Все повернулись к стоявшему в углу домашнему кинозалу, на экране которого застыла фотография крупным планом Митьки Коледы.
- Был обнаружен сегодня, - донеслось из динамиков, когда Евгений нажал на кнопку пульта - в семь утра у входа в свою квартиру с восемнадцатью ножевыми ранениями. Орудием убийства к груди была приколота записка, исполненная печатными буквами: "Вождь, предавший свой народ, да будет проклят навеки!" По факту убийства прокуратурой возбуждено уголовное дело.
- Чёрт подери! - воскликнул Юртаев. -  За каждый прожитый им год - по удару ножом. Страшно представить, каково сейчас матери!
- Почтим его память минутой молчания, - сказала Анастасия, отняв руки от помрачневшего и побледневшего лица, - и пожалуйста стоя.
Все поднялись и стояли уставившись невидящими взорами в стол, накрытый яствами. У Насти по щекам катились слёзы, и она не считала нужным их скрывать, потому что плакать об этом юноше ей казалось вовсе не стыдным и все слова, которые можно было сказать бледнели и меркли в сравнении с этими чистыми,  искренними слезами.   На экране беззвучно замелькало изображение Клима Тимофеевича на фоне памятника его "чудо действу" в виде водочного фонтанчика, охранявшегося теперь нарядом полиции.  В тишине квартиры тикали огромные часы, висевшие на стене, и в глазах трибуна, усталых и потухших, застыла растерянность, разочарование и тайный, опутавший щупальцами душу страх, словно он постоянно слышал эту неумолимую поступь времени.

                                                   КОНЕЦ   ПЕРВОЙ   КНИГИ.