Опускается ночь на мир,
Засыпает царственный Рим,
И окончив праздничный пир
Засыпает Ершалаим.
Завтра день потерь и тревог,
Завтра буйство ранней весны,
А пока, у распутья дорог,
Город спит и не видит сны.
Он не помнит, что было вчера,
Как по улицам в рубище шёл
Тихий, робкий Иешуа
Говорил про царский престол,
Про каких-то чужих богов
И про то, что порок есть — страх.
Только, людям не до грехов -
Скоро праздник, скоро песах.
Что? Пророк? А тут много таких,
Что? Провидец? Наверное, лгун.
Будет пир великий у них,
А нисан приветлив и лунн.
А нисан пахнет свежей смолой,
А нисан пахнет мёдом цветов,
Пахнет пьяно тихий прибой
И цветение весенних садов.
Право, слушать бродягу? Вот, бред.
Пусть, его поведут в кандалах.
И заботы важней в мире нет,
Чем весёлый, богатый песах.
Будет литься вино через край,
Будет стол ломиться от яств.
Хоть весь край поперёк объезжай -
Ты не встретишь подобных богатств.
Только в старом огромном дворце
Будет странной думой томим,
Изменяясь сто раз в лице,
Проклиная Ершалаим,
Старый, гордый Понтий Пилат
И у ног пёс ста псов верней,
Гордость племени всех собак,
Отгоняет не званных гостей.
Игемону ночь не пьяна,
Сладкий воздух не тешит грудь,
Только эта большая луна
Не даёт Игемону заснуть.
«Что наделал я, глупый старик» -
Он бормочет неслышно под нос.
Тихо. Только немного скулит
Загрустив и отчаявшись пёс.
«Боже, как же болит голова,
Я иначе не мог поступить» -
Шепчет скорбно Пилат слова -
«Как же быть, боги, как же мне быть?
Этот пленник мне в душу запал,
Я не властен нарушить закон,
Но, о боги, сейчас бы позвал,
Я и в пекло за ним бы пошёл.
Его голос, повадки, слова
Крепче кремня запали мне в грудь.
Боже! Как же болит голова,
Боже! Как невозможно заснуть.
Небо, я, ведь, сегодня пред ним,
Испытал то ли трепет, то ль страх.
Трижды проклят будь Ершалаим,
Ну, а с ним и их праздник — Песах.
Страх — ужаснейший из грехов,
Этот город весь в нём. Он дрожит.
Где ты, странник, теперь? Я готов!
Неужели, убит ты? Убит.
Что священнейший римский закон,
И карьера, и кесарь теперь?
Боги! Мне нынче виделся сон,
Будто ты открываешь дверь,
По дороге по лунной идёшь,
Ты на ней не оставишь следов.
Ну, когда ж ты меня позовёшь?
О, Га-Норци! Теперь, я готов.
О, луна! Ты сияньем своим
Обжигаешь, как белым огнём.
Будь же проклят ты, Ершалаим,
Как Иуды, живущие в нём.