Как ночью лицом в подушку, будто в некошеную траву.
А в траве говорят кузнечики, шебуршат какие-то мураши,
Поднимаю лицо – вокруг лишь поле в закате и ни души.
Видишь, не получается, не пишется, глупый мой, о тебе.
Мозг отнекивается, придумывает находчивые отмазки.
Я ему – и лицо твое, и цитаты, и всякие анимешные сказки…
Не хочет признаться, как ему там, под трезвой корой, хоть убей.
У него под корой древоточцы проделывают пустоты
Выгрызают белую, мягкую память, бурят ходы.
И пока душа, изводясь, крутит ручки, настраивает частоты,
Хитиновые санитары уничтожают твои следы…
Лангольеры моей вселенной трудятся днем и ночью.
Пища их – твоя нежность, взмокшая челка, свет в глазах,
Пища их - твой электронный сумбурный, горстями, почерк,
Пища их – миг тепла, начинающий ускользать.
Самоотверженные, слепые, неспешные, туповатые -
Ментальные макрофаги, полиция эго, попавшего под угрозу,
Они жрут боль и полости в памяти затыкают стерильной ватой,
И вата уже заполняет обширную площадь мозга…
Как технично они продвигаются от периферии к центру.
А в центре еще горит то ослепительное поле в закате,
Небо августа, от которого каждый откусит по миллиметру,
Когда доберется. И я не вспомню, как не хотела туда пускать их…
Но пока еще есть это небо внутри и взгляд твой сияющий, полупьяный -
Успеть рассказать тебе. Верить, что все-таки ты прочел.
Уже сейчас я не помню, не чую ни одной настоящей раны.
Не помню деталей и дат.
Помню только… как жгло в груди удушающе горячо.
09.2012