+
из книги "УЧАЩЕННОЕ СОЛНЦЕБИЕНИЕ" (1976)
ЛИФТ
Вселенная – поехала и… встала
Меж этажами.
И молчит стреножено.
И я смеюсь, а сам смотрю тревожно
Как всё меж нами
намертво устало…
Как ты устала в толчее вокзала
С невыносимым бешеным ревнивцем.
И спрашиваться подвести ресницы
Как ты устала, боже, как устала…
Рвануться, крикнуть… получить пощечин…
и руки сжать холодные, как льдинки…
Но мост меж нами тонок и непрочен
И я не добегу до середины.
И два тяжелых неподвижных сердца
Утянут вниз – и мне не отвертеться.
И ты меня оплачешь, как невеста.
И ты меня забудешь, как невеста.
И кто-то третий – вне любви и смерти -
К тебе дойдет тропою потайною.
И грудь твою взломает пятернею -
А сердца нет. А он и не заметит.
Не прячь глаза – здесь места слишком мало…
Ведь ждешь ночами?…
Ждешь его… хоть с Марса!
Пусть этот лифт не вовремя сломался -
Но в нас тобою вовремя сломалось.
Он приходил. Он тросом тряс матерым,
Кивал мне на открывшиеся двери…
И не был никаким он там монтером -
Хоть шкив менял…
Он с Марса. Я проверил.
+
Сто метров
Многоголосо охает троллейбус
Осиливши воронку перекрестка…
И дом твой, облицованный листвою,
За мной в окошке всю дорогу едет.
В ста метрах он от сердца постоянно…
Сто метров, разве это расстоянье?
В неровных стеклах корчатся деревья,
Прохожие - и расставанье наше.
И только этой сотки контур замер:
Целехонька, куда ей раздробиться…
Из глаз твоих - в мои перелезая,
Прощанье покорежило ресницы.
Разбросаны по черепу планеты
И каждому при жизни достаются
Разлучные, разрозненные метры.
И люди плачут. Нелюди – смеются.
А мыслей круг ночами –
нескончаем…
Но просьбы к ангелам мои
всё те же:
Пусть нас друг к другу на-светло причалят…
Иль друг от друга
на-темно
отрежут…
+
из книги "ЗЕЛЕНАЯ ВЕТКА НАДЕЖДЫ" (1977)
Я нес тебе море.
Море было синим и теплым.
И большим.
Оно никак не умещалось в моем ведерке
и постоянно выплескивалось на его игрушечные бока.
На одном из боков была нарисована цапля.
Она вся промокла
и ужасно на меня за это сердилась.
И тут я подумал:
тебе, наверно, будет скучно с моим морем
и сердитой цаплей.
И тут я придумал парусник.
Парусник был очень большим,
как море.
Я отдал за него все мои звезды,
хотя он не был синим и теплым.
И вот я принес тебе море.
Но ты мельком взглянула на него и спросила -
А где паруса?
Парусов не было…
Большие звезды у меня кончились –
а маленькие никто не брал.
И лицо у тебя сделалось досадным и злым.
Как у того торговца,
который торговал алым шелком.
+
из книги "ЗА ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ ДО Евы..." (1978)
Пошепчи мне губами
на губы мои
слово «осень»…
Мне Дельфийский оракул сказал,
здесь не будет весны.
В этой плоской вселенной
нас всех обыграли вопросы.
Вот и дождик на лавку присел -
игроком запасным.
Но я вижу другое…
И ты там – счастливая очень…
Ты приходишь туда,
где тебя ожидают давно
Твой пушистый, твой теплый
наполненный светом комочек
чьи-то добрые руки уносят.
И гаснет окно…
У меня впереди -
дорога до самого Марса.
Столько рытвин на ней
и троллейбусов, вмерзших в пургу…
Пошепчи мне губами
на губы мои
слово «осень»
А потом уходи.
Ну а я отдохну
на снегу.
+
из книги "ОПЯТЬ 39,8..." (1978)
Мы неделю с тобой дышим порознь.
Мы семь лет с тобой – не встречаемся.
Семь столетий в душе – только прорези.
И семь вечностей в ней -
Отчаянье.
Мои сны кирпичом забинтованы
И, похоже, уснуть не удастся.
Вот теперь – беды стали бедовыми.
Вот сейчас – ад становится адским.
Пустота - ненавидит движение.
И поэтому жизнь моя встала.
Мир застыл, но идет -
Обрушение.
Кровь стоит. Но течет в венах
Старость.
Всю неделю - поджоги и подлости…
Тихий ангелов плач… рёв Господень…
Я хочу отрулить с края пропасти.
Я тебе позвоню –
На восьмой день.
+
из книги "ТЕЛЕГА, ГРУЖЕНАЯ ЗОЛОТОМ..." (1979)
Я видел тебя нагою
Сквозь теплые банные щели
Под яблоней голубою
Раскидистой и священной.
Вились золотые струи
На темных твоих лопатках,
И плавали мертвые трутни
В наполненных с верхом кадках.
Я долго бежал тропою
Косым забинтованной светом…
И долго дышал тобою.
И долго молчал об этом.
+
из книги "ЛИЛОВОЕ... ЖАРКОЕ... ЖАДНОЕ..." (1979)
Далекая
близкая
женщина
В спелом окне раздевается.
И медленно так раздевается.
И всё у нее сбывается.
Она меня не ощущает сейчас:
Всё это ко сну затевается...
И всякая дрянь и заумие
С нее, наконец, смываются.
А свет, как назло, не гаснет,
А ширится и умножается.
И жизнь, как назло, не гаснет.
И дальше
без сна
продолжается…
+
из книги "ОСЕНЬ ПРИБЫВАЕТ..." (1981)
ПОЛИГОН «ЭМБА»
Пора ракетных испытаний…
Степь заполняет все миры…
В одной руке – ведро мечтаний,
В другой руке – ведро смолы.
Бойцы по очереди курят,
от пекла встав за БТР.
Мальчишеские лица хмурят…
Комбат,
как черт на алтаре –
всегда и всеми недоволен.
И мы его прозвали – «Воланд»…
Распахан воздух над полынью.
И жуткий рев.
И пыль столбом.
Мы пять небес уже спалили,
в панель приборов впершись лбом.
Спадет жара, и ты придешь
И напоишь водою фляжной
И кожей матовой и влажной
У выреза груди сверкнешь.
И взгляд неистово-сержантский
Твою фигурку будет крыть…
И всем не хочется сражаться.
А просто хочется
пожить.
+
из книги "НА ТЕПЛОМ ЛИСТЕ ЖЕСТИ..." (1983)
Реклам неоновых нули…
Шоссе асфальтовая старость…
Полоска города осталась
С полоской музыки вдали.
Капот на скорости лежит,
Вминая сумерки и лужи.
И чем стремительней,
тем лучше.
Тем меньше жалости и лжи.
Но как же плавно и легко
Машину совесть обгоняет!…
И в стыд всю душу окунает,
Как мякиш хлеба в молоко.
И вот я мчусь туда уже,
Заправив полный бак бензина,
Где имя женское - Регина
И свет на пятом этаже.
+
из книги "МОТЫЛЕК" (1988)
Я контужен весною.
Мне птицы в окно просочились.
Вот и горло бастует
И мыслей полки -
ополчились.
Мягко, приторно болен
Случайной ночной серенадой
Я – сопливый Ромео,
и хриплый Отелло
рогатый.
Что ж, мой друг, ты смеешься?
На майском чумном карнавале
И любовь, и влюбленность
Тебе тумаков надавали…
А смеёшься!…
+
из книги "КОГДА ВО МНЕ СЛАБЕЕТ СВЕТ..." (1990)
Став с годами чуть полней,
Ночь выходит на панель –
зная каблучком
где друг, где нет.
В мир неоновых парней
ты всегда спешишь за ней,
обведя помадой
каждый нерв.
Дверь станцует свой чарльстон,
разинув нутро.
в барных зеркалах – я мистер Ничто…
Правдой подконьячной
шут
мне слегка смочил висок;
смех стал громче, боль – больней…
Я зачеркнут и промок…
Можно подводить итог,
урне подарив букетик роз.
Шиной жалуясь хромой,
сделает такси виток
в никому не нужном центре грез…
Вереница модных морд…
Быть им тамадой…
Я хочу домой…
И только Домой…
Взяв от сердца чуть правей,
ночь проходит на broadway…
В жидкий круг огней
беги… за ней…
+
из книги "МОЕЙ НЕПРАВДЫ МАТОВЫЙ ГЛОТОК..." (1992)
Молите в женщине то имя -
что ей досталось от отца.
И судорогами золотыми
шло от крестца и до крестца…
Шло по ладоням и карнизам…
Шло по губам и по стеклу.
К тому, кто сердцем мглу проткнул.
И сам любовью был пронизан…
Держите в женщине то имя,
что ей вспорхнуло - от Отца…
Не патокою, так полынью -
но будьте рядом. До конца.
Раз Вы - Андрей, она - Рублева.
Раз вы щека, она слеза.
Калека или королева -
но ткать ей с вами небеса!
Она - причалов всех причальней
И всех рубежней рубежей…
И только дождь ее ворчальней -
он триста лет ворчит уже…
И только
кот ее печальней -
что на девятом этаже…
+
из книги "ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СЕРДЦЕ..." (2002)
Из рук моих
в руки твои
уходит свет, уходит дрожь.
Губам - терпеть,
глазам - говорить.
А крыльям бить в пасхальный дождь.
Из снов моих
в слезы мои
идет твой смех,
плотный, как мед.
И Крест готов. А плечи малы.
Хочется выспаться на год вперед.
И праздника хочется, а не кнута.
Почек набухших, спелых молитв.
И чтобы Любовь не ушла никуда.
И лишь с твоих рук -
в руки мои…
Под выкрики я прихожу на твой трон
бумажной салфеткою вместо парчи…
На то и толпа, чтоб утюжить нутро.
Но ты не толпись.
И в такт не топчи…
Из рук моих
в руки твои
уходит город,
грусть и кино…
Свечам - отгореть,
дверям - отворить.
А нам превратиться с тобою.
В одно.
+
из книги "Зубен-эль-Генуби... Зубен-эль-Шемали..." (2011)
Чтоб болью не был мир изогнут…
Чтоб мир дышать не перестал…
Я назову тебя – Изольда.
Ты назовешь меня – Тристан…
Я приглашу Огонь и Камень…
Плющ с остролистом постелю…
Пусть накрывает нас с висками –
соленый кельтский поцелуй…
Опять я правилам перечу –
сплетая «можно» и «нельзя»…
И скомкав в пальцах нашу встречу –
ты тянешь небо на себя…
Смешав гуашью две эпохи –
Где мы то счастливы, то плохи –
чердачный холст горит…
и снова ты вдали…
И мир – не дышит. И болит…
… чтоб болью не был мир изогнут
… чтоб мир дышать не перестал
Я… назову тебя Изольда…
Ты… назовешь меня…
+
из книги "В РЕБРАХ СЛЕВА..." (2012)
РЕМОНТ
Мы – трасса…
Мы – жизнь…
Мы господом слитая пара.
Мы странно нашлись
под крики и пыль с тротуара…
Советчиков – пруд!
И рядом с тобой щедрый август.
И толпы подруг.
И я им, похоже, не нравлюсь.
И столько проблем!
И столько пинков – в ритме вальса…
Ремень ГРМ
скрутился во мне. И порвался.
Заглохла душа.
И клапаны в сердце замялись.
Когда ты ушла…
Ушла не на век. А на малость.
Но мир зачернел –
воронами,
ямами, снегом…
И я коченел
по черным сугробам,
как негр…
И я падал ниц.
Я. Сам. Был – ненужной запчастью…
Но стоп!
Ты звонишь…
И это судьба. Это счастье.
И грязи – в умот…
И ангел в спецовке усталый…
Не страшен ремонт.
Ведь главное:
мы не расстались…
+
Майкл Томас Космика
книги стихов 1976 - 2012
Обнимаю вас сердцем...
ps\\
и благодарю за то, что не обиделись
на предыдущие резкие срофы
в проведенном МОНИТОРИНГЕ...
Каждое произнесенное слово
уходит в нас глубокими корнями.
Так будем же думать душой -
прежде чем...