Естественное желание свободы действий упирается в проблему насилия - в свободу оппонента. Принято считать, что самоограничением (подавлением своих целеустремлений) достигается искомая свобода. Вряд ли. Во-первых, тут уже не свобода. Самоподавление - это не более свобода, нежели насилие.
Самоограничение больше похоже на межличностную трансакцию. Рыночные, как бы это ни звучало в "стране невыученных уроков", взаимовыгодные отношения. Тут взаимная выгода не означает справедливости. Ни для кого. В чём же выигрыш? В меньшем для обеих сторон проигрыше. "Меньшем зле уступки". Неуступчивость отменяет возможную трансакцию и ведёт к росту цены обладания той или иной ценностью. Плата за дикость. Можно сказать, "дикая рента": кто на кого и по какой цене заскочит.
Если же одна из сторон заведомо сильнее, то отнимая ценность "задёшево" она платит незаинтересованностью неудовлетворённого оппонента в трудовых операциях под руководством "победителя". А в конечном счёте - к сужению поля своего командного положения (командной ренты). Например, менее выгодные вклады в более работоспособные сообщества на чужих условиях. Так что пусть не радуются, а находят синергетический оптимум. Это достигается всегда в гражданском консенсусе. Инструмент достижения - органы государственного управления.
Глянем на общество в целом под углом (относительной) причинности синергетики: не свобода рождает демократию (и другую рыночную механику), а консенсус. Баланс интересов страт, либо равновесие доступного потенциала насилия рождают авторитетный договор, писанные и неписанные правила поведения, ведения дел. Иными словами - "публичные трансакции".
Баланс интересов достижим не только равновесием доступного потенциала насилия. Осознание бессмысленности излишних приобретений также диктует целесообразность поступков. Если отобрают платёжые средства у населения, наступает кризис и потеря как материального преимущества, так и командного положения в обществе. То же верно и в глобальном варианте: разбогатевшие народы - ценный потребительский резерв. Капиталисты (в отличие от капиталиста) заинтересованы прежде всего в своём бизнесе, а не в благополучии всей страны. За страну отвечает правительство. Бизнес - за наличие рабочей мотивации населения. Т.о. - потенциала мощи страны. Но не за её благополучие.
Далее: если уничтожить богатых, работа пойдёт тяп-ляп. Если уничтожить всех преступников, невроз (и мечта вернуть всё как было) гарантирован всем уцелевшим (см. Великофранцузский, и не только, революсьён). Если трахнуть "всех баб" - мораль выживших /заодно и из ума/ развалит общество. Обскурантная фаза по Льву Гумилёву (кстати да: крепостные колонны, сталинские рабы, бизнесмены, чиновники, подростки, женщины и прочие трудомассы за окном. Ниакой материальный уровень не компенсирует "войну всех против всех". Хотя бы в форме вооружённого нейтралитета).
Подобное бесконтрольное поведение - атрибут именно свободы. Тут сейчас ещё происходит ошибка аберрации: успешная борьба против допотопного насилия иерархии не может заканчиваться в хаосе воли. Борьба за волю - это всегда закон джунглей. Неизбежно происходит филогенетически заложенная самосборка пирамиды. Бандитская вольница уничтожает культуру, не в состоянии поддерживать технологии. Пирамида лишает массы доступа к культуре и технологически обусловленному уровню жизни. Синергетика (упорядоченные силы коллектива) страдает и во втором, и особенно - в первом случае.
Ошибка аберрации в 1990х годах привела к вакууму отношений: отсутствию договора, порядка взаимосвязей и их силового обеспечения. Она стоила политического, а затем и экономического слома общественного сотрудничества и доверия. Гуманные члены общества попали под удар неуравновешенных типов, агрессивных и ассоциальных личностей, и заставили действовать по их правилам. Зло хуже для всех участников, но - сильнее. Животные стили поведения начали укореняться в лишённом профессиональной защиты обществе. В первую очередь - в молодёжной, психологически мобильной и отчасти более биологически детерминированной среде. Культурное будущее великого этноса надломлено. А бескультурный этнос - лишь материал в руках исторической случайности. И не часто эти случайности предоставляют благоприятную перспективу. Сплошь и рядом они скорее - "преподносят"...
Дикость легла на страну тяжким бременем, и постепенно затягивает всё глубже. Люди во всё большем масштабе перестают сочувствовать. Сперва друг другу, потом женщинам и старикам. А теперь уже - и детям. Пять месяцев в интернете и СМИ рассуждают о поступке куда как юных максималисток. Но ни одна стоторона не заикается о страшном наказании для их грудных детей. Обоюдное выпячивание своих болей на фоне страшной боли и беды маленьких людей, у которых отбирают развитие их человеческой личности, чудовищно.
Бремя дикой ренты. В судах и больницах, скверах и аэропортах воздушную ткань страны сотрясают злые арии бременемских музыкантов вплоть до совершенно жутких ораторий во всю ивановскую. А синоптики опять обещают потепление. Лучше бы молчали со своими "добрыми" новостями.
Как же остановить очевидный распад? "Естественный" ответ, подсказанный наследием предков напрашивается сам собой. Но равновесие нельзя установить по команде. Нельзя заставить принять баланс интересов. Иное дело - соблюдать его. Поэтому радетели порядка - главные враги гражданского общества, его настоящего и будущего. На исключения в виде испанского наследства католических военсоветов лучше не зариться. Отработка этого проэкта заняла около столетия. От Лувертюра до Стресснера и далее до Франко и Пиноше - очень немаленькая дистанция. У нас нет больше времени. Экономическая мощь перекраивает национальные модусы вивенди значительно быстрее прогресса в социальной самоорганизации. Но наведение порядка силой только кажется простым и даже единственно возможным решением. Ведь ясно, что наведение порядка, установление "справедливости" не может случиться без обид. И беда даже не в этом, а в том, что наводить порядок (устанавливать справедливость) приходится постоянно. И так без конца...
Консенсус - недорогое, но сложное в исполнении и очень несладкое блюдо. Хуже то, что никто его не любит, даже те, кому приходится его съедать. Это как повторный брак: любви нет, но так удобнее. И жаль прежнего неудачного, но яркого брака с сахаром и горчицей пополам. Такое есть невозможно, но очень хочется попробовать. Даже предвидя губительный финал. Конечно, от сладкого весь гражданский организм может пострадать. Сладкое смертельно опасно. И если нет сил смириться в самоограничении, то всё пропадёт. В этом - смысл добровольного бремени гражданского структурообразования.