(Sting – жало, Stinger - жалящий )
Ранней весной 1997 года к моей супруге пришла в гости подружка, она держала в руках вязанную красную шапочку. В шапочке что–то шевелилось и жалобно пищало.
- Господи, что это?! – вскрикнули мы одновременно.
- Возьмите щенка, его мать (сучка-первородка) отказалась их кормить!
Мы увидели совершенно чёрное, маленькое, размером не больше суслика ушастое существо. Это был русский спаниель. Такой жалкий, такой несчастный и видимо смертельно голодный. Ну, как тут отказаться?
Так в нашей семье появился новый ребёнок. Кушать он ещё не умел, я помню, наливали ему в чашечку молоко и утапливали в неё мизинец, он сосал палец что бы как-то пища попадало ему в желудок. Так, очень долго он слизывал молоко с пальца, наконец, насыщался и засыпал. Спустя пару недель, он научился лакать молоко самостоятельно, щенки растут быстро. Ни кто из нас не знал тогда, как воспитывать охотничью собаку. Интернета в те времена еще не было, литературы на это тему «днем с огнем» не сыщешь…
Я родился и вырос в посёлке, естественно у нас были собаки, но это были дворовые беспородные псы. Псы – овчарки, огромные, дурно пахнущие, не знающие этих современных шампуней (защита от блох), но однозначно - верные. Я хорошо помню, когда меня совсем маленького пытались покусать бродячие собаки, наш пёс по кличке Пират, просто, порвал целую стаю дворняг, перемахнув через высокий забор, когда я в ужасе стал звать его на помощь…
Но, никогда наши собачки не были породистыми. Наши овчарки умели охранять двор, пасти скот, знали своё место в будке. Никогда, лохматые и неухоженные не смели переступить хозяйского порога. Они не боялись ни жары, ни стужи. Зимой и летом, то изнывая от надоедливых мух и блох, то страдая от суровых морозов, (морозы, в те годы в нашем регионе опускались до минус сорока с «гаком» градусов) в дом не просились и безропотно несли свою бдительную службу.
И вот пёсик в городской квартире, что с ним делать?
Однако, породистый (как потом выяснилось, от чемпиона породы) щенок быстро подрастал и стал серьёзно гадить. Моя супруга «повёрнутая» на чистоте (медик по образованию), стала предлагать его куда-нибудь «сплавить». Хотя, сама так к Стингеру (мы его назвали в честь отца, звался папа - Стинг) привязалась, что глаза влажнели, когда я говорил, что мои друзья- охотники с удовольствием возьмут «спаника». О, женщины! С одной стороны прагматичны до жестокости, с другой сентиментальны до невозможности.
Что ж делать, стал я щенка выгуливать, иной раз до пяти раз в сутки. В шесть утра, маленький «поросенок» будил меня, виляя своим «обрубком» (спаниелям обрезают хвост) звал на прогулку. Иногда уставший после трудового дня, я ругая его неуёмность, кряхтя и скрипя зубами, шел с ним на улицу, терпеливо ожидая пока кобелёнок сделает свои нехитрые делишки. У кобелей эти «дела» длятся довольно долго, ну не могут они в один раз опорожнить свой мочевой пузырь. С ужасом понимая, что придет время, и его нужно будет учить охоте, чтобы не угробить охотничьего пса. Кто бы чего подсказал. Однако в моём окружении никто не знал, как воспитывать спаниеля. Одно я знал точно: любую собаку нужно приучить к выстрелам, если собачка в щенячестве будет испугана, то всю свою короткую жизнь, будет бояться, даже грома.
На счет короткой собачьей жизни: это очень болезненная тема, я поклялся, что никогда не буду больше заводить собак, наверное, это так мучительно и трагично, когда Друг умирает на твоих руках, а ты ничего не можешь сделать, хоть сам издохни.
В конце лета того же года, взяв короткий отпуск, я поехал к своему старшему брату на дачу, прихватив, разумеется, с собой Стингера и ружье. Сопливый щенок бегал за мной «хвостиком», я же приучал его не только к выстрелам, (заранее заготовив слабенькие заряды – по восходящей) но и к поиску. То есть, отпускал его «погулять-понюхать», прятался за подходящей кочкой, бугорком, любым прикрытием. Ну! Ищи меня! Находил Стингер меня, довольно, быстро, однако был в состояние какого-то собачьего стресса-транса, обижался даже: как так, мой любимый Вожак, бросил меня в жестокой степи? Вообще, у спаниелей удивительно, доходчивая мимика, они умеют задавать вопросы одними бровями, умеют смотреть на тебя ласково, злобно, отстраненно – презрительно, удивленно, каясь и прощая одновременно. Оставаясь всегда восторженными.
Первую утку, он достал мне в возрасте шести-семи месяцев, я и не рассчитывал на его помощь, сам поплыл за двумя подбитыми широконосками. Плыву себе, плыву и слышу за спиной: ляп-ляп! Оборачиваюсь - на тебе, это маленькое чучело плывет, неумело шлёпая лапками по поверхности воды, и ведь не отстаёт, у спаниелей, кстати, меж пальцами лап эдакие перепонки, они гребут как лягушата быстро, напористо, но скоро устают. За два – три часа активной охоты выматываются до «упаду» и всё равно лезут в воду, и как я позднее узнал, ещё ныряют до пяти метров в глубину.
Ну ладно, беру убитую утку (вторая была подранком) справляйся со второй – вот тебе наука: не лезь «по-перед батьки в пекло». Думал, не справится. Справился! Умотался щенок «в дугу». Но утку не упустил! Два раза нырял за ней. Когда дотянул до берега, у него уже не было силёнок вытащить задавленную тушку. Я, будучи наготове, наблюдал: что делать-то будет дальше? Так вот Стингер, доплыв до осклизлого берега, развернулся и буксуя лапками по глине как по мылу, вытянул таки широконоску и упал рядом с нею в полном изнеможении. Как это маленькое существо догадалось, что упираясь лапами задом-наперед легче тащить непосильную тяжесть?
Сами понимаете, сколько он получил похвал и, конечно, вкусненького.
А вот когда ему исполнился год, я его на охоту не взял, хотя Стингер в столь раннем возрасте был уже опытным охотником. Эдакий вундеркинд в своем роде. Мы с друзьями поехали на гуся в отдаленный район. Пожалел собаку: долгая дорога в ужасно (для собачки) вонючем, дизельном КамАЗе. Очень не хотелось ему отбить, удивительно чуткий нюх, к тому же за три месяца до этого он переболел энтеритом. Столько было забот над умирающим щенком, сколько денег вбухано. Выжил, однако! Еще крепче стал, уже не боялся ни зноя, ни стужи. Но, тогда я его пожалел, все же после смертельной болезни Стинуша, возможно, не вполне оправился. Лучше бы я его взял с собой…
Чем эта история закончилось? Он со мной четыре дня не «разговаривал», когда я вернулся. Сначала бросился на меня, излизал всего, а потом, видимо, вспомнив, страшное оскорбление, отвернулся и залёг на своё место. Так и лежал на подстилке несколько дней, вяло хлебая из чашки водичку (почти ничего не кушая). А вы говорите, что только люди имеют чувства, интеллект и прочие присущие «гомо сапиенсам» качества. А как, тогда, понимать поведение моего «спаника», не от тупости же. Моя мама рассказывала, что все эти дни, пока я отсутствовал, Стингер, время от времени вставал на задние лапы, положив ушастую голову на подоконник, выл как по покойнику. Она его ругала: «Стингер, перестань сейчас же скулить, беду накличешь»! Пёс сговорчиво возвращался на своё место и смотрел на неё с такой тоской, что мама чуть не плакала. Больше я никогда, надолго не расставался со Стингером.
Рано или поздно все кончается. В мае 1998 года моя любимая мама умерла: похороны, суета, какие-то люди, соболезнования… Всё, как в дурном сне.
Стингер исчез тогда. Пропал и всё. Как, куда? Ничего не знаю. И вот уже столько лет прошло с тех пор, а я его помню, какой был ОХОТНИК! Помню и не забываю свой обет: никогда больше не заводить собак. Тяжко, очень тяжко терять родных людей, но и этих вернейших существ терять очень болезненно.
Презираю охотников, которые, просто, пользуют собачек, не задумываясь о том, что и у них есть неподражаемые, искренние чувства.
Владимир Аралбаев.