В несвободе и гнете живу и рожден. Одолжил я любовь, а надел - не по росту!
И стою, умываясь кофейным дождем (в мойке чашки лежат без какой либо пользы) .
Не желая, не веря, живу - через силу...
Держит то, что мешает дышать и любить. Чертят воду обманные странные вилы.
Быт налажен, казалось бы, нужно забыть... поначалу, как водится, было так мило...
В темноте затаившейся маленькой кухни,
ожидающей чуда и пьющей рассвет, рифмы бьются во тьме - потревоженной мухой -
без надежды и шанса оставить свой след. Сонно падают вниз, извиняются сухо (сука!)...
Половицы скрипят, тьма дрожит за окошком:
драной паклей меж лапами черных котят. Сверху пялятся колкие наглые кошки,
развалившись на крышах меж звездных Плеяд...
А из подпола вкрадчиво жалом змеиным,
не шипя, распластав ля и си на басы, шустрым мальчиком страх, пробираясь по спинам,
озирает углы, обнажив свой язык. Беспокойной, питающей всех пуповиной.
Клочья неба пронзает пустой самолет, загребая границы турбиной лапастой :
-Я к тебе дотянусь! Дотянусь в этот лёд, в надпространственный гул, в твой кораблик лобастый,
как Сизиф, что по склону то катит, то прёт.
Ты осталась со мной; ну, а тени пустой стюардессы приносят джин-тоник и колу.
Славный ангел и, черт, из окна на восток в мою кухню шагнула- в наш мир, он так молод.
Вниз со звездных путей ты сошла - на постой.
