склоненного профиля, лавины по плечи
затвердели во мне. Погасив сигарету,
вынимаю ореховый кругляш из глазницы,
следом второй − вполне обесцвечен.
Проколоты булавкой, глаза летят в Лету,
где черная вода стоит в устье урны.
Смуглый прохожий видом понурым
не коснется портретов, отныне лишь время
моет подземным током, гладит слегка
суставы и скулы, желтит тебе кожу.
Годы вымоют все, не прошло минуты.
Ладонь глядит в запястье, ребра, колени.
Грудина, улыбаясь, заучивает как
лежит на ней висок, и на что похожи
концы штрихов, сегодня гнутых.
В прихожей ставлю шузы к обломку стены −
два шага навыворот. В мире − ни зги.
Одеяло узнав, прыжок забросить
в колючий запах шерсти по горло глубиной.
Протекает предплечием чувство спины,
выйдя за берега, довершает изгиб.
Движеньем пальцев, сходящихся в горсти,
приходишь. Запах солнца едва травяной.