Мара, или Инстинкт молодой Совы (Лирика / эротическая)

Марина Цветаева

Пролог

"- Ты был уже здесь с кем-то? Ну, до меня, то есть, до того, как со мной...
- Это же гримерная... Ну, был, а что?
- Ничего!
- Ты что обиделась, Мара?
- Надень штаны и сними с меня грим, Пьеро!
- Это я в детском театре Пьеро, а вообще-то я...
- Маньяк... Сделал из меня куклу и трахнул. Сними с меня этот дурацкий грим, мне домой пора.
- Не сниму! Ты моя красивая кукла...
- Ну, ты и впрямь чокнутый... Маньяк! Пошел ты к папе Карло!"

Из разговора весной 1998 года.

Иногда Мара представляла себя совой. В прошлой жизни. И даже однажды видела свое красивое юное лицо в невероятном образе хищной птицы, похожей на ночную пернатую охотницу. Во сне. Это был странный сон. Он налетел, как обычно, далеко заполночь. А на рассвете отпустил, оставив ощущение внутренней свободы, мощи, страсти и обжигающий вкус крови на губах. Губы, как оказалось, были покусаны. Мара немного испугалась, когда встретилась утром со своим отражением в зеркале. В тот день случилось в ее жизни событие окрыляющее. Девушка влюбилась и в ней проснулись инстинкты, подавляющие комплексы, условности и страхи. Ей тогда было почти семнадцать лет...

Ее первый мужчина, похожий на сказочного Пьеро, читал ей сентиментальные стихи, водил за кулисы провинциального театра, угощал портвейном с молочным шоколадом в тесной гримерной, занимался с ней любовью, обогащая Мару своим опытом и необузданной фантазией амбициозного начинающего лицедея. Вскоре он исчез из ее жизни. В самый не подходящий момент... Мара поняла, что беременна за пару недель до последнего звонка. Она перепугалась, растерялась, запуталась, затаилась, замкнулась в себе, старалась реже попадаться на глаза матери. Однажды пошла из школы в Благовещенский собор, поставила свечку перед иконой Божьей Матери, три раза перекрестилась и прошептала: "Господи, помоги мне - грешнице! Дева Мария, сотвори чудо..." Мара хотела верить, что Бог ее избавит от случайной беременности. Она по-своему верила в Бога, обращалась к нему мысленно. Особенно по ночам, лежа в кровати. Но в церковь ходила не часто. Не доверяла церковникам, считая религию чем-то вроде придуманного предприимчивыми людьми древнего сервиса. "Посредники всегда берут свой процент - не деньгами, так послушанием... А я не хочу быть послушницей. Я не желаю быть рабой бездоказательных догм, установленных хитрыми корыстолюбцами..." Это были мысли, прочитанные в какой - то книге. Мара считала их своими.

Бог, как ей казалось, помог. Услышал ее молитву перед иконой Девы Марии. Послал ей его - взрослого, умного, успешного, с которым ничего не страшно. Она обращалась к нему на "Вы", называла Георгием Сергеевичем, а в минуты близости - Георгием Победоносцем...

Год спустя, когда от прежних страхов не осталось и следа, когда Мара уже давно смело жила новой для нее взрослой студенческой жизнью, она случайно встретила "Пьеро" на улице. Он шел ей на встречу - высокий худощавый в джинсовом костюме, кроссовках с гитарой в чехле наперевес. Она бросила ему: "Привет!" и ускорила шаг. А он остановился, обвернулся и долго смотрел ей вслед, пока она не свернула в переулок...

1. Утро

"Привет, Сова! С Днем рождения! Желаю тебе в Новом году классного Филина, семейного гнезда и здоровенького прикольного птенца! Лена Б."

SMS 31. 12. 2009 г.

"Дура! Это ж надо было так подписаться - Лена Б. Ну, да... У меня все подруги на букву "Б". А Ленка - на самую большую букву... Скажи мне кто твой друг... Ну, нет, я не такая... Я не "Б", я "С" - Сова. По ночам летаю, по утрам засыпаю... И фамилия подходящая - "Сова". Фамилия от папаши досталась. Хоть бы знать кто он, куда его крылатого унесло, когда мамка "залетела"... Как же не хочется вставать! Ленка нашла время поздравлять, разбудила в такую рань! И было бы с чем... Знает же, что я не люблю этот день. Постарела на год... Что приготовить?.. Чего-то хочется, а кого - не знаю! Это все он виноват... Разбудил во мне основной инстинкт и смылся... Вспомнила бабка, как девкой была! Никого мне не надо... Я уже старая больная женщина... Ленивая! Все равно же припрутся поздравлять... Угораздило маму родить меня в Новогоднюю ночь! У всех людей Новый год, а у нас - здравствуй, Мара..."

Настойчивый звонок в дверь. "Началось!" Мара мысленно выругалась, влезла голым телом в узкий халат и босая побежала открывать. Через минуту она уже вернулась в постель, бросив утреннему гостю: "Заходи, раздевайся... Я еще немного посплю, ладно? И ты тоже можешь поспать, если хочешь..."

- А твой джигит меня не убьет? - весело спросил ранний гость, точнее - подшефный. Он еще учился в университете на третьем курсе. Мара приметила его недавно, когда студенты проходили практику в редакции. Взяла шефство. Ей нравились такие смазливые, как этот кареглазый длинноногий Паша Светлов. Она почувствовала, как он тихо прилег рядом с ней на широкой кровати.

- Ну! Почему нет признаков жизни? Ты бы мне хоть спинку почесал, что-ль?
- И все?
- А что еще с тебя взять, студент?
- Хочешь эротический массаж? Надеюсь, наш шеф меня за это не убьет. Массаж ведь - понятие медицинское, правда?
- Шеф из моей постели не вылезал раньше. Ревновал жутко. Мы с ним, как кролики... Было время! А сейчас остыл...
- А ты?
- А что я? Он меня не спрашивает. Говорит, что человеком меня сделал... Правильно, если честно... Я должница его...
- И много задолжала?
- Не твоего ума дела. Ты мне спинку чеши, а не языком...
- А почему не языком?

Паша лизнул ей шею, ласково привлек к себе, повернул на спину и...
Мара не могла остановиться, насытиться, ее плоть требовала прикосновений, объятий, ласк, мощи... И она получала все, чего желала, наслаждаясь своей свободой, как выпорхнувшая из хозяйской клетки сильная птица. Она стонала, визжала, хохотала, плакала... Она лизала, царапала и кусала... Она была сверху, снизу, сбоку, на четвереньках... Она кончала и начинала. Казалось, этому не будет конца...

Когда они, наконец, остановились, она заметила стоявшего в дверях комнаты главного редактора, покровителя, давнего друга и любовника, которого называла Георгием Сергеевичем даже в постели...

Георгий смотрел, ехидно улыбаясь. В одной руке держал огромный пакет с торчащим горлышком коньячной бутылки, в другой - ключи от ее квартиры, купленной на его деньги. Он включил свет, хотя было светло. Поднял глаза на вспыхнувшую тремя лампами вычурную люстру. И молча стал выкладывать содержимое фирменного кулька. Она встала, проворно накинула облегающий халат и босая убежала в ванную. Паша выбежал из квартиры, захлопнув дверь.

Мара вернулась минут через 40 - в красно-черном французском платье, черных чулочках в сеточку, туфлях на высоком каблуке, с макияжем, причесанная, чистая, благоухающая тонким ароматом. В комнате - никого. На празднично накрытом столе нашла записку. Взяла в руки, присела, стала читать: "Мара! Ты мне ничего не должна. Я тебя отпускаю. Лети куда хочешь! И сопливого не забудь прихватить, чтоб духу вашего в моей газете не было! Твоя подруга Ленка Бондарук говорила мне, что ты за птица. Я не хотел верить. Думал, как все бабы, наговаривает на "заклятую подружку", чтобы жизнь тебе сахарной не казалась... Или меня пытается соблазнить. Я хоть и не молод, и стабильно женат, женщины ко мне тянутся. Я - человек кавказских кровей, ты знаешь. Была бы на твоем месте моя жена, убил бы! А ты… Ты не стоишь этого. Твой отец тебя бросил до твоего рождения, твоя мать от тебя сбежала с каким-то харьковским евреем в Германию и даже квартиру тебе не оставила, твой парень из детского театра трахал тебя на халяву в гримерной... Подумай, где бы ты была, если бы не я? Я накрыл для тебя праздничный стол. Это мой прощальный подарок. Можешь пригласить кого хочешь и выпить за твою новую жизнь без меня. Твой бывший друг".

На стене висели старинные часы - подарок Георгия. Они пробили полдень. "Двенадцать ударов судьбы" - подумала Мара. И принялась считать всех мужчин, которые были, да прошли. Двенадцати пока не набралось, но она все равно испытала чувство неловкости, как школьница - развратница на медосмотре. Поток мыслей был таким: "Если Георгий ушел, зачем он оставил себе ключи от квартиры, мог бы положить их рядом с запиской... Надо замок поменять. Ну, точно - поменять замок и начать новую жизнь! Пошел он к... папе Карло - этот престарелый дядя Жора... Нашелся моралист! Можно подумать, он мне верность хранил все эти годы...

Мара порвала в клочья записку и озорно подбросила выше головы. Получился то ли снег, то ли дождь... И мусор - на паркете. Она скинула туфли, забралась с ногами в допотопное кресло. Устроилась поудобнее. Взяла пульт, лежавший на тумбочке у телефона, включила "ящик". Нажимала кнопки, пока не наткнулась на репортаж из Лейпцига. В Лейпциге ее мама... "Не звонит, не пишет. Я ей не нужна?" Мара вспомнила, как мать сказала перед отъездом: "Ты, доченька, держись за своего мужика. Он хоть и женат, зато не жадный... А молодые от тебя никуда не денутся... Не сердись, что я квартиру продала, нам на переезд, на первое время в чужой стране деньги нужны. А когда устроимся, ты к нам в гости приедешь".

Мара вспоминала, смотрела на экран, погружаясь в свои размышления, и задремала, как ночная птица на вековом дереве. Ей приснилось, будто она пытается вызвать лифт, но у нее ничего не получается. Она видит, как лифт медленно поднимается, слышит веселые женские голоса, визг, доносящиеся из кабины, и плачет от обиды...

Проснулась в слезах. Стрелки настенных часов показывали, что утро и полдень - давно позади, но еще не вечер. Зазвонил телефон. Мара дотянулась до трубки, приложила к уху, подала голос своим едва ли не ритуальным: "Ну - ус?". И услышала приподнятый голос мамы: "Доченька, с Днем рождения! Я отправила тебе деньги, купи себе от нас что захочешь. Приглашение прислать пока не могу, есть причины. Попозже - обязательно! Постараюсь - весной, или летом. Как твой шеф? Держись за него! Цел..." Мать не успела договорить. Разговор прервался на полуслове. То ли лишнем, то ли случайном. Не обязательном. И слезы на лице...

2. День

"Не бродяги, не пропойцы за столом семи морей, вы пропойте, вы пропойте славу женщине моей..."

Из песни Булата Окуджавы.

Мара зевнула, вытянула ноги, потянулась, подвигала пальцами рук и ног, резко встала, бодро прошагала в ванную, перескочив через туфли на полу. Открыла краны, наполнила ванную, развела шампунь с запахом хвои и погрузилась под мыльную пену с головой. Когда вынырнула и протерла глаза, увидела перед собой крепко сложенного молодого человека. Инстинктивно вдохнула воздух, сползла под мыльную воду.

- Вылезай, в натуре, не бойся! Струхнула? Дверь надо закрывать, мало ли кого к тебе занесет? Я твой сосед с первого этажа. У меня - кафе под тобой...
- Что вам надо? Я же здесь голая!
- У тебя из трубы течет, а ты кайф ловишь. У меня с потолка закапало!
- Ну?
- Антилопа гну! Я инструменты прихватил, спускай воду...
- Выйди, я оденусь.
- А я и не заходил, я в прихожей стою, ты что не видишь? Кто тебе - доктор, если у тебя и в ванной дверь не закрыта?
- В комнату проходи, посиди там, я быстро...
- Пулей давай! - сказал он и прошел в комнату.
Мара выскочила из ванной, спустила воду, завернулась в голубое банное полотенце под цвет ее больших глаз. Мокрые волосы спадали на плечи, липли к влажной коже. Она замотала головой, руками отбросила волосы назад, крикнула соседу: "Я - сейчас!".
- А у тебя тут поляна накрыта: коньяк, водка... Принца ждешь? - донеслось из комнаты.
- Принца принцессы ждут. А я - сова, я филина жду, - ответила Сова, натягивая облегающее платье на соблазнительную фигуру, пахнущую хвойным лесом.
- Кого-кого?
- Фи-ли-на! Хозяина ночного леса...
- Я видел одного твоего, он на филина не похож, он на "мусора" с большими звездами похож... Тачка у него ниче так... Подвозил тебя, потом развернулся, чуть мою колымагу за крыло не зацепил. Ты скажи своему, когда придет...
- Не придет! Я филина жду...
Она не успела договорить. Он стремительно влетел, обнял ее, сковал дыхание долгим поцелуем в губы. Задрал платье, поднял на руки, прислонил к свободной стене... Она обхватила его ногами и закрыла глаза... Испытала нечто похожее на невесомость и головокружение до гула в ушах...
Первое, что она услышала, когда страсть ее отпустила: "Не бродяги, не пропойцы..." Голос Булата Окуджавы - из телевизора.
Сосед проверил трубу, что-то подкрутил гаечным ключом, отверткой. Сказал: "Тебе реальный мужик нужен. Если что, приходи в кафе... Помогу без базара!"
Она закрыла за ним. Прошла босиком в комнату. Вынесла туфли в прихожую, взяла совок с веником, вернулась в комнату, убрала бумажный мусор, напевая привязавшийся текст: "...вы пропойте, вы пропойте славу женщине моей..."
Уселась поудобнее в кресле перед телевизором. Мысли путались, она вспомнила почему - то, как сказала много лет назад Георгию, что беременна от "Пьеро"... Это было в его машине на окружной дороге. Он свернул на обочину, остановился в безлюдном месте за высокими кустами и... Она уступила ему сразу, без кокетства и какого-либо намека на возражения, только виновато улыбнулась: "Мы всего два часа, как знакомы..." Он ответил шутливым тоном: "Не правда, уже целых два часа и сорок восемь минут!" А еще через часа полтора она ему рассказала о том, что хранила в тайне от всех... "Я не знаю, как сказать матери... Что мне делать? И "Пьеро" пропал, не появляется в театре... Вы мне поможете, Георгий Сергеевич?" Он погладил ее по голове, как нашкодившего любимого ребенка и развеселился: "Сова - мудрая птица, а у тебя - одна фамилия и инстинкты... Придется тебя всему научить и, как говорится, поставить на крыло..." Потом он отвез ее в частную клинику к знакомому доктору. И в тот же день ей сделали аборт...
Мара встала, подошла к столу, открыла бутылку. Налила, выпила залпом рюмку, прикрыла рот ладонью. Заела оливками и кусочком копченного сала. Легла на кровать. Засмотрелась на сиротливо стоявший в углу контрабас. Не играла на нем со студенческих лет. Только однажды - после выпускного банкета по случаю окончания факультета журналистики...
Она вспомнила, как приехала домой с однокурсником - Колей Выровцем. Было летнее теплое утро. Едва они переступили порог квартиры, позвонил Георгий на домашний телефон: "Привет, Сова! Твоя однокурсница мне позвонила только что, шустрая такая - просится ко мне на прием, говорит, что ты ей мой мобильный дала..." Мара как-то растеряно ответила, словно оправдываясь: "Георгий Сергеевич, это моя самая близкая подруга, я вас с ней знакомила на презентации вашей новой книги, помните? Вы с женой были, а мы к вам подошли, я сказала, что мы - ваши поклонницы и мечтаем получить автограф, сфотографироваться с вами. А ваша жена сказала, что мы симпатичные... Ну, вы должны помнить мою подругу - Ленку Бондарук, она очень хочет работать на телевидении. Помогите ей, пожалуйста". Он ответил доброжелательно: "Сейчас уже 8 часов 50 минут. Я ей назначил встречу через час. Но ты учти: я - не солнце, всех твоих подруг не обогрею! Больше никого не посылай. Я к тебе заеду, когда смогу. Все".
Мара уставилась на контрабас и давний эпизод начал оживать, обрастая подробностями. ...Выровец не торопился уходить. В самый не подходящий момент пришел Георгий Давидян. Открыл дверь своим ключом, как обычно. Как хозяин. Без звонка. Увидел ее играющей голой на контрабасе, вдохновенно покачивающей головой. И неизвестного парня, нагишом расхаживающего по комнате. Тот дирижировал и нараспев декларировал чьи-то стихи: "Не надо беспокоить волосы, отбрасывая их назад, они как дождевые полосы исполосовывают взгляд..."
Георгий захлопал в ладоши, скривил рот в саркастической улыбке, крикнул: "Браво!" Коля застыл на несколько мгновений, потом попятился, нервно напялил одежду и трусливо сбежал. Мара не двинулась. Давидян подошел к ней, замахнулся, она зажмурилась. Что-то отвело его руку от ее лица. Георгий разрезал воздух ребром ладони и выскочил из квартиры, захлопнув дверь. Сова вздрогнула, открыла глаза, выдохнула: "Пронесло!" Она была бледной, вся дрожала. Ее успокоили теплый душ и чашка горячего кофе... А через полтора часа пришла Лена Бондарук с бутылкой красного вина. "Поздравь меня, подруга! Меня взяли на ТВ, твой позвонил директору канала и меня взяли. Я так счастлива, давай отметим! Я тебе этого никогда не забуду, я так тебе благодарна, Сова!"
Девушки пили вино, сплетничали. "Представляешь, здесь такое было… Он пришел, а я с Колей Выровцем, ты знаешь его, он с нашего потока, с другой группы. Ну, сладенький такой, тоненький, на девочку похож... Я люблю таких!" - рассказывала взахлеб Мара. Лена слушала с горящими глазами, вздыхала, всхлипывала, восклицала: "Круто! Вот это ты "зажгла", подруга!" А перед уходом Лена робко призналась, краснея и отводя глаза: "Я не могу тебе не сказать, мы же с тобой близкие подруги... Только ты прости меня, ладно? Я не хотела... Так получилось... Твой начал приставать ко мне в своем кабинете... Сказал секретарше, чтоб его не беспокоили, запер дверь... Я побоялась противиться... Подумала, что из-за пустяка не стоит карьеру портить... Ты ведь меня прощаешь, правда? Я, честное слово, больше не буду! С твоим не буду... Да и незачем уже. На меня директор телеканала глаз положил..."
Мара ответила тоном строгого наставника: "Ну, так же нельзя, Бондарук!" Расхохоталась и сквозь заразительный смех выдала: "Ленка, ты - сука, какая же ты сука! Моего мужика - на его руководящем посту... Бондарук, у меня все подруги - без комплексов, но ты на самую большую букву "Б"... Бог тебя простит, если сможет, а я что... Я тебе - не судья... Ну, я Георгию Сергеевичу это припомню, пусть попробует еще раз меня воспитывать, упрекать и руки распускать..."
Воспоминания Мары оборвались. Она заснула под "Виртуозов Москвы" из телевизора. Ей снился сон: оркестр на сцене, она солирует на контрабасе и счастливая мама смотрит на нее из первого ряда...
Мара проснулась от пятикратного боя. Посмотрела на контрабас в углу, на экран телевизора. В эфире шел повтор программы "Лицом к городу" с ведущей - Еленой Бондарук. Кареглазая крашенная блондинка в деловом костюме смотрела на гостя - главного редактора газеты "Без цензуры" Георгия Давидяна. Как девушка по вызову - на богатого клиента... "А говорила, что больше не будет..." - с досадой подумала Мара. Сова прислушалась к темпераментному монологу своего "Георгия Победоносца": "Только высокие цели окрыляют! Я всегда стараюсь ставить перед собой самые амбициозные творческие задачи. Моя новая книга "Вечные ценности" - это многолетний труд..." Ведущая в восторженном экстазе хлопала глазами, широко улыбалась и терпеливо ждала, когда Георгий позволит ей задать вопрос. Дождалась, задала: "Харьков - культурная столица Украины. Многие хотели бы видеть на должности мэра нашего города образованного, интеллигентного человека... Вы будете участвовать в предстоящих выборах мэра Харькова?"
Мара подумала: "Сейчас он занервничает, заведется, психанет… Ленка Бондарук - дура, думает не тем, чем надо... Или это какие-то закулисные игры против "дяди Жоры", а Ленку используют... Интересно, с кем она еще спит, кроме Георгия и своего шефа на ТВ?" Мара вспомнила, как в первый месяц работы в редакции написала резкую статью о городской власти… Георгий Сергеевич прочитал, вызвал в кабинет, разорвал на кусочки со словами: "Я из тебя человека сделал, а ты что творишь?! У нас нет цензуры, у нас - демократия! Но нельзя же быть идиоткой в демократии! Ты пиши остро, людям это нравится, но ссорить меня с мэром не надо, поняла?"
Публицист Давидян обрушился на Бондарук неудержимым потоком поспешных слов: "Зачем меня пригласили в эфир, для провокации?" Бондарук заморгала, раскраснелась, растерялась: "Не хотите, не отвечайте…" Давидян уже себя не контролировал: "Вы, как ведущая программы "Лицом к городу", должны знать, что я всегда поддерживал мэра, и на прошлых выборах, и в период его каденции..." Он немного успокоился, начал говорить, выбирая слова: "Я думаю, общественность на предстоящих выборах по достоинству оценит всех кандидатов и проголосует за самого авторитетного, как это было у нас всегда..."
Мара встала, подошла к контрабасу, провела пальцами по струнам. Сказала: "Сколько я на себе тебя таскала, а толку? Неблагодарный!" Она взяла инструмент, подошла с ним к зеркальному шкафу и начала играть, как когда-то в музыкальной школе... "Видела бы меня сейчас мама с контрабасом перед зеркалом в пустой квартире..." Ей стало жаль себя. Она играла и плакала, как школьница, провалившая экзамен...
3. Вечер

"- Ну - у - с?
- С Днем рождения, Мара! У меня есть для тебя подарок.
- Мы знакомы?
- Давно. Виделись на презентации книги моего мужа... У меня даже сохранилась фотография на память: мой муж с двумя симпатичными поклонницами...
Вторая девушка - Лена Бондарук свой подарок получила от него, насколько я знаю... Я же хочу сделать подарок тебе - уверена, что он тебя удивит.
- Вы - супруга Георгия Сергеевича??? Странно, что вы со мной на "ты", вы такая яркая женщина с манерами потомственной дворянки и обращаетесь к незнакомому человеку на "ты"...
- Но мы же не чужие люди, можно сказать - почти родственники. По мужу... Правда, он от нас обеих ушел. Точнее - уехал праздновать Новый год с твоей подругой... А откуда тебе известно - какая я?
- Сократ говорил: "Заговори, и я тебя увижу..."
- Ты читала Сократа?
- Я хорошо училась в университете.
- Тем более. Приезжай ко мне в офис, нам есть что обсудить... Через четверть часа за тобой заедет моя машина, мой помощник знает твой адрес..."

Из телефонного разговора 31 декабря 2009 года в 17 часов 25 минут.

Мара закрыла дверь, спустилась по лестнице и вышла из грязного подъезда. Она чуть было не подвернула ногу на гололеде. Удержалась кое - как, взмахнув руками, как крыльями. В глаза бросилась надпись на обшарпанной стене размашистым детским почерком: "Осторожно, в доме злая сука - Ленка из 8 "А" класса школы № 9". Мара усмехнулась: "Еще одна..." Подъехал белый "Мерседес". Из машины вышел солидный мужчина лет пятидесяти в пальто с меховым воротником и темных очках: "Мара? Вас Галина Васильевна ждет".
Кабинет соперницы показался Маре огромным, раза в два больше ее квартиры. В кресле из красного дерева сидела шикарная женщина, похожая на актрису Джулию Робертс. Тогда на презентации книги ее мужа, сходство с американской звездой не показалось Маре таким явным...
- Присаживайся, Мара! Александр Маркович - мой помощник.
Галина Васильевна указала на солидного, который доставил Мару и был ошибочно принят ею за водителя.
- Он занимался юридическим оформлением моего подарка. Я решила подарить тебе, Мара, контрольный пакет акций газеты "Без цензуры".
- Как?
- Все уже сделано, - помощник обратился к президенту ЗАО "Правопорядок" Галине Васильевне Никольской - Давидян.
Когда он вышел, Галина Васильевна встала, подошла к сейфу, вытащила папку, и сказала:
- Здесь - твоя новая жизнь, Мара! Теперь ты владелец газеты, а наш Георгий - наемный работник. Главный редактор. До тех пор, пока ты его не уволишь... Давай отметим твой новый статус!
- Он меня убьет!!
- Жора - говорящий попугай, он не способен на сильный поступок... Газета моя, я решила подарить ее тебе, это мое право.
Госпожа Никольская - Давидян пригласила гостью перейти поближе к столику с шампанским и фруктами...
Мара осторожно присела на диван, и, повинуясь взгляду хозяйки кабинета, наполнила фужеры. А хозяйка артистично произнесла: "За тебя, Сова! За то, чтобы ты показала свои охотничьи инстинкты попугаям!"
Тост чуть - чуть смутил Мару. Ее беспокоил подтекст. Глотнув, она прямо спросила:
- Скажите, что я должна буду сделать? Надеюсь, не убить Георгия Сергеевича?
- Не веришь в бесплатный сыр - это правильно. В бизнесе нет альтруизма. Я много занимаюсь благотворительностью, но я - не альтруистка. А эта газета мне никогда не была нужна - ни с Жорой, ни без... Прибыли от нее нет, хлопот много, зачем мне она? Ты - профессиональный журналист, тебе и... перо в руку, дерзай!
- Назло вашему мужу?..
- Жора и твоя подруга Лена сегодня улетели на Кипр чартерным рейсом на мои деньги.
- На ваши?
- Вот именно... Так уж в нашей супружеской паре повелось - я была и добытчицей, и защитницей семейного благополучия. Работала с утра до ночи, сына растила... Еще и мужа любила... А он не напрягался, так как жуткий эгоист.
- Мне он иначе говорил, когда мы познакомились... Он к нам в школу приходил перед последним звонком, он выпускник нашей школы не помню какого года...
- Середины прошлого века.
- Ну, нет, не середины... Но не важно... Он мне тогда помог, у меня были проблемы...
- Забеременела от актера детского театра в неполных семнадцать? Я знаю...
- Знаете?
- Я знаю все о тех людях, которые меня интересуют... У меня большой бизнес, а начинала с крохотной адвокатской конторы, куда ушла из прокуратуры после рождения сына... Георгий тогда был корреспондентом в муниципальной газете с зарплатой, которой на пеленки не хватало... Я сделала его редактором, вложила в него много денег, сил, времени... И чем он ответил? Сначала превратил газету в рупор городской власти, хотя там нет ни копейки из городской казны... Прослыл "придворным писарем"... С малолеткой связался... Я же стала жить своей жизнью... При этом берегла иллюзию брака ради спокойствия сына. Теперь же он в Америке - учился в университете, а сейчас сам преподает... Нет смысла хранить давно рассыпавшийся союз ради него. Выпьем же теперь и за твою независимость?
- Георгий не простит оскорбления, он меня убить может!
- Не смеши. Жора слишком любим собой. Приедет, узнает, напьется, смирится... Я его знаю двадцать девять лет...
Женщины выпили, повеселели... Вошла секретарша: "Галина Васильевна, вам сын звонит на городской..." Галина Васильевна подошла к рабочему столу с телефонами, включила громкую связь и кабинет наполнился мягким бархатным баритоном: "Мама, с наступающим Новым годом! Передай привет папе, надеюсь, он будет за праздничным столом рядом с тобой... Я сейчас в Ирландии с невестой..." "Твоя невеста - ирландка, сынок? Ты уехал из Америки?!" "Не волнуйся, мама, моя невеста - американка с ирландскими корнями..." "Чем она занимается?" "Мы вместе учились в университете, она работает в юридической фирме..." "Когда ты, нет - вы... к нам приедете? Мы с папой оба очень соскучились!" "Мама, вы к нам приезжайте с папой... В Майами... Мы через неделю вернемся из Ирландии..." "А как тебе в Ирландии? Как зовут твою невесту?.." "Мою невесту зовут Ирлан, типичное для семьи ирландских эмигрантов. Кстати, вы с ней похожи..." "Что ты хочешь этим сказать?" "Ничего плохого, мама! Ирлан... У нее тоже волевой, мужской характер, но мне это нравится в женщинах... Бабушке Ирлан семьдесят шесть лет, а она водит машину, возит нас по своему городу Корку и его окрестностям, показывает достопримечательности, рассказывает о его героической истории..."
Разговор прервался. Галина Васильевна попыталась перезвонить сыну на мобильный. Не получилось. "Не поговорили нормально... Но главное, что у него все в полном порядке. Хотелось бы посмотреть на его невесту..." Галина Васильевна продолжала думать о сыне, его избраннице, но вслух произнесла:
- Жениха тебе надо, Мара. Теперь ты невеста с приданым, самодостаточная, и Жора мой тебе не нужен...
- И вам?
Галина Васильевна сделала несколько шагов, приблизившись к вместительному аквариуму с единственной крупной экзотической рыбой внутри.
- Я иногда чувствую себя такой же одинокой рыбой...
- У вас есть сын, скоро будут внуки...
- Сын в Америке, внуки за океаном...
- А у меня мама в Германии, - сказала Мара и неожиданно всхлипнула.
- Ты плачешь? - удивилась Давидян.
- Мама уехала с отчимом, меня бросила... На вашего мужа... Как же я его ненавижу! Ему нравилось меня унижать... - Мара заплакала навзрыд, вспомнив все обиды. - Я написала одну статью, которая много для меня значила. Это было на первом курсе. Показала ему. Он прочитал с брезгливым выражением, переписал от первой до последней строчки, оставил только мою подпись. Сказал с издевкой: "Женский труд, когда мужики дерут!" И отымел меня в кабинете...
- У тебя есть возможность отыграться. Меня же это позабавит.
- А вы не пожалеете потом?
- Я никогда не жалею ни о чем. Даже об ошибках.

Мара более ничему не удивлялась в этот странный вечер. Галина Давидян пригласила ее в свой ночной клуб. Когда они выходили из кабинета, попугай в клетке вдруг заорал: "Жора хороший! Жора талант!"
Мара показала ему язык.
Белый "Мерседес" помчал двух женщин мимо памятника лихого казака на боевом коне...

"Выиграла в любви джек - пот, присмотрелась, идиот! Хорошо, все будет хорошо…Ой, чувствую я, девки, загуляю, ой загуляю!"

Из песни Верки Сердючки.

На сцене открывал рот под фонограмму, выплясывал, подражая украинской звезде, парень в образе нелепой толстой тетки... Подогретая алкоголем, публика в клубе резвилась, как могла... "Это Сердючка?!" - воскликнула Мара. "Артист из детского театра, мы называем его "Пьеро". Подрабатывает по праздничным вечерам", - равнодушно ответила Галина Васильевна. Они сидели в дальнем углу зала, тянули из трубочек сок, смотрели на танцующих... "Он мне настроение портит", - думала, узнавая "своего Пьеро", Мара. Вдруг Никольская - Давидян громко сказала: "Что же ты сидишь, Мара? Иди, танцуй, ты же молодая! Партнера для танцев подыскать? Или сама справишься?.." Сова озорно улыбнулась: "Сама!" Она стремительно влетела в центр танцевального круга, привлекая взгляды своей пластичностью, эротичностью движений...
Когда Мара вернулась, ее спутницы уже не было. На месте хозяйки клуба сидел молодой человек в строгом костюме, белой рубашке и красно - черном галстуке. "Глаза - омуты..." - подумала Мара, а вслух произнесла отчего - то дрожащим голосом:
- Здесь сидела...
- Галина Васильевна уехала по делам, я буду вместо нее, если не возражаете, Мара! Меня зовут Влад.
- Вам поручено меня развлекать, или вы - доброволец?
- Галина Васильевна сказала...
- Что мне нужна моральная поддержка?
- Что - то в этом духе.
- Я в порядке!
- Я этому в самом деле рад.
Через полчаса они беседовали как старые знакомые.
- Я не знал своих родителей... А Галину Васильевну помню с детства, она к нам часто приезжала в интернат, с подарками... Я отслужил в армии, отучился в физкультурном, ушел из спорта... Думал, как дальше строить жизнь. Решил найти человека, о котором всегда помнил, как о самом близком. Ту, в которой хотел видеть мать. И разыскал ее, Галину Васильевну. Она сказала: "Нам такие бойцы нужны, у нас в охранном агентстве все ребята - мастера..." А я был чемпионом Украины в среднем весе по дзюдо. Фамилию мне дали в детдоме - "Филенко", меня друзья прозвали Филином.
- А я Сова! Это моя настоящая фамилия, от папы... Только я его не знала, меня мама одна воспитала.
- Ты с ней живешь?
- Одна.
- Хочешь танцевать?
- Только с тобой!
Играл блюз и, танцуя, она чувствовала, как по телу разбегаются мурашки. Это было сладкое, почти забытое ощущение из того времени, когда Мара была девочкой - подростком с контрабасом...

4. Ночь

"Филин, я так счастлива, что хочется летать! Чайкой - над морем! Голубкой - над городом! Мне все равно! Люди постоянно говорят, говорят, говорят... Произносят бесполезные пустые слова. А ты так замечательно умеешь молчать! И хотя ты ничего не обещаешь, я тебе верю, Филин..."

Из признания Совы 1 января 2010 года около 2 часов ночи.

Они ушли из клуба после полуночи. Редкие звезды, как спелые вишни, катились по черной скатерти неба. Они останавливались, целовались под висящей дыней луной. Ночь дышала для них весной. И только замерзшие остекленевшие лужи, голые деревья, корка льда под ногами напоминали о времени года...
Они шли туда, куда вела их сама дорога под тусклым светом фонарей, светящихся витрин и рекламных щитов. Она рассказывала Владу о себе, и обо всем, что приходило на ум в Новогоднюю ночь. "Раньше я верила людям. Влюблялась, обманывалась... Потом перестала верить и влюбляться. Один человек мне когда-то сказал: "Нам принадлежит только наша душа, тело дано во временное пользование..." А потом разменял свою душу, как купюру, на мелочь... У меня осталась в душе только мама! Но я ей не нужна..."
Когда они подошли к ее дому, она заметила свет в своем окне. Испугалась, вздрогнула.
- У меня в квартире кто-то, свет - в окне!
Она вспомнила про ключи, оставшиеся у Георгия. Подумала: "Но ведь он уехал с Ленкой... А если нет? А вдруг..." Она посмотрела на Влада так, словно ей грозила смертельная опасность. Он взял ее за руку и спокойно сказал:
- Я не уйду!
- Правда?
- Останусь с тобой.
В квартире никого не оказалось. "Свет забыла выключить... И так испугалась, вот дуреха", - подумала Мара. И спросила ночного гостя совсем по-семейному:
- Кушать хочешь?

5. Рассвет

"А я сяду в кабриолет и поеду..."

Радио "Шансон" 1 января 2010 года шестой час утра.

Они услышали гул мотора, скрежет тормозов. А потом - голос русской певицы Успенской. Мара встала, побежала в прихожую, сняла с вешалки заячью шубу, набросила, прошла через комнату на балкон.
- Привет, Сова! С Новым годом! Разбудил? Прости, не хотел, "трубы горят" со вчерашнего...
- Главное, что уже не текут! - весело крикнула она соседу под балконом, покачивающемуся возле своей машины рядом с открытой дверцей.
- Так ты не одна, Сова?
Она обернулась, увидела Влада, поднялась на цыпочки, чмокнула в щетину на щеке и сказала гордо:
- Я же тебе говорила, сосед, что найду своего филина...
- А похож на моржа, в натуре! Голый с утра на морозе!
- Он - реальный Филин. С большой буквы. Запомни, сосед!
- Запомнил, Сова... А ты - реальная Сова! Захотите выпить, залетайте в кафе, угощаю!
- Мы - птицы ночные. По утрам не пьем, извини.
Она взяла Влада за руку, и увлекла за собой в комнату, сбросила с плеч шубу на пол, взлетела на него, и зацеловала...
Это был их первый счастливый рассвет вдвоем.
Потом он переберется к ней со всем своим холостяцким скарбом.
"Филин, я не хочу уезжать, мне никто, кроме тебя, не нужен!" - скажет Мара летом, когда наконец-то придет приглашение от матери. Он молча соберет ее вещи в саквояж на колесиках, отвезет хозяйку "зубастой" газеты "Без цензуры" в аэропорт, обнимет, и скажет: "Лети, Сова, мама - это святое! Я буду ждать тебя".
Это будет...

Эпилог

"Мамочка! Падаем! Мне страшно! Прощай! Твоя дочь".

SMS 09.06.2010 года.

Прозвенел первый звонок. Публика толпилась в фойе Лейпцигской высшей школы музыки и театра. Повсюду слышалась немецкая речь и только одна женщина что - то напутственно говорила на русском, обращаясь к прославленному дирижеру...
Дирижер ушел после второго звонка. А ухоженная голубоглазая женщина, привлекшая внимание своим русским, прочитала телефонное сообщение, побледнела, выронила трубку и на глазах респектабельных бюргеров рухнула на пол. Ее увезли в больницу, когда ее супруг торжественно взмахнул дирижерской палочкой, наполнив зал звуками "Реквиема"...
Прошло два дня. Мара, волоча за собой тяжелый саквояж, увидела издали свою мать в черном, с черной сумкой, всю черную.
Они долго стояли, обнявшись - очень похожие друг на друга, только разного возраста, со своими отметинами на душах.
- Он все-таки совершил посадку... Правда, не помню, как... Меня увезли в больницу в шоке... Просто сильный испуг.
- Я постарела? Видишь... - со слезами на глазах, запинаясь, говорила мать.
- Не плачь, мамочка! А все-таки ты меня любишь, и я тебя - очень, очень...
Они неотрывно смотрели друг на друга и просили друг у друга прощения. Глаза - в глаза... Улыбки - на губах... И руки с платочками, утирающие друг - другу слезы.