ПОКУРИМ? (Юмореска)

Опыты граф о"Мана
  
   ПОКУРИМ?
  
   "Лучше перебдеть, чем недобдеть"
   Начальник
  
   В шесть часов утра, мятоодетый человек, твердо опираясь кирзовыми сапогами о родную землю, попросил у громадного, девятиэтажного дома закурить.
  
   Дом молчал...
  
   Проситель, неловко кашлянув, начал нерешительно переминаться с ноги на ногу и выразительно, недовольно сопеть.
  
   Дом молчал...
  
   С видимым усилием, он поднял стоящую у ног канистру и, явно для смазки голосовых связок, глотнул из нее содержимого. Пытливо оглядывая деталь мегаполиса, чуть настойчивее повторил свою просьбу.
  
   Дом молчал...
  
   Шмыгнув носом, настойчивый мужик решил быть более основательным в своем желании закурить. Взвесив в руке кусок заранее заготовленной водопроводной трубы, он стал громко стучать этой штуковиной в чугунную ванную, стоящую рядом с ним. Звук металла обнадеживал и дарил надежду.
  
   В это время, выходившие на прогулку ранние собачники, опасливо выглядывали из теплых подъездов нерешаясь их покидать.
  
   Почувствовав нерешительность и сомнения, профессионал-курильщик отложил трубу в сторону и с целью усиления просьбы влез в ржавую ванну, стоящую здесь же...
  
   Приложив руки к груди, он громко и отчетливо произнес:
  
   - Сволочи! Дайте закурить...
  
   Дом проснулся.
  
   Из-за занавесок стали появляться добрые и приветливые лица.
  
   - Скотина! Дай поспать, - закричала женщина-мать из второго подъезда. - Я со смены только пришла...
  
   - Надо милицию вызвать... - вторил ей из-за плотной гардины густой, пахучий бас. - Пора осадить распоясавшегося хулигана.
  
   Человек был удивлен такому повороту событий. Особенно его огорчила реакция нижних этажей, говорящих разными человеческими голосами. Тогда он с тоской, непредвещавшей ничего хорошего повторил:
  
   - Гады... Долго мне еще здесь париться, - промокнув рукавом фуфайки выступившую испарину, он продолжил уговоры. - Курить давай...
  
   После берущих за душу слов, он опять поднял канистру.
  
   Дому, этот жест, в целом понравился.
  
   - Он себя подожгёть! - нарушая утреннюю идиллию, запричитал чей-то хлопотливый бабий голос.
  
   В этот момент человек открыл канистру. Кто-то сказал:
  
   - Ну, вот... Он открыл.
  
   Сбоку переспросили:
  
   - Что открыл? - и уточнили под колыхание занавесок. - Нам плохо видно...
  
   Он открыл... Кран? - сомневаясь, заявил шестой этаж.
  
   - Газовый?! - ахнули снизу.
  
   Никто не возразил.
  
   - Он себе подожжет, а нас взорвет... Мы все, бесславно, а главное бессмысленно, погибнем под обломками дорогостоящего, элитного жилья, - меланхолично рассудил фаталист из тринадцатой квартиры.
  
   - Фашисты! Оставьте наш дом в покое, - из шестьдесят шестой понеслись натуральные, мужские рыдания. - Сорок третий взрывайте. Идите к ним. Их еще ни разу не трогали... Пора бы...
  
   Это террорист! - задохнулся от возмущения издерганный жизнью народ.
  
   - Террористы дома взрывают, - завопили начитанные граждане.
  
   Эхо, многократно ударившись о преграды, разнесло это сообщение по околице.
  
   * * *
  
   Чтобы не держать при себе взрывоопасную новость, жильцы при помощи телефонов поделились известием о грядущем армагеддоне с друзьями и знакомыми, живущими в этом городе.
  
   Знакомые от всей души посочувствовали им, на всякий случай рассказав о том, что бывает с людьми попавшими в эпицентр взрыва. После таких подробностей, самые непослушные и неспокойные жильцы стали выскакивать на улицу и дурными голосами звать на помощь.
  
   В результате услышанных призывов, наиболее смелые и отчаянные начали выпрыгивать из окон и спускаться из квартир по связанным простыням и покрывалам. Появились первые раненые.
  
   Умник из шестьдесят первой, запинаясь в простых, однокоренных словах и выражениях, догадался вызвать пожарных и скорую помощь. С жутким воем, скрипом и мигалками первыми прибыли военизированные подразделения.
  
   Район был оцеплен сонными, злыми и от того готовыми на все бойцами спецподразделений.
  
   * * *
  
   Через полчаса после вызова, со скорой помощью милиции и военных, дом был подвергнут жесткой эвакуации. С целью ее ускорения, людям разрешали брать из квартир не более ста килограммов ручной клади в одни руки. Бросать нажитое жильцам не хотелось.
  
   Хрупкая девчушка с виолончелью и Аполлинером, поняв, что наступил действительный расцвет свободы и демократии, попыталась вынести из соседней квартиры телевизор и холодильник. С помощью мата и кованых сапог защитников Конституции, ее попытка была пресечена. Девчушка утерлась и довольствовалась малым.
  
   Последними из дома ушли крысы, подозрительно трезвые бомжи и дикие черные коты... Все это заставляло задуматься и делать соответствующие выводы.
  
   * * *
  
   Жильцы близлежащих домов с интересом наблюдали за всем происходящим.
  
   Общая беда сплачивает и заставляет наших людей быть организованными и дисциплинированными. Они не стали дожидаться принудительной эвакуации, а сами добровольно и с огоньком стали выносить вещи и возводить у подъездов палатки. Запылали костры, зазвенели гитары. Запахло жаренным...
  
   На работу естественно никто не пошел... Не до нее сейчас.
  
   Что приятно. Паники не было. Ее не было до тех пор, пока по радио и телевидению не сообщили о том, что все нормально, ситуация под контролем... Мол, у кризисного штаба, оснований для беспокойства не имеется.
  
   Тут-то и началось.
  
   В кассах перестали продавать билеты до Магадана и Владивостока. Из магазинов исчезли мука, соль, спички. Появились перебои в торговле колониальными товарами. Правда, нитки и бусы, на прилавках пока оставались...
  
   * * *
  
   О происходящем доложили среднему начальнику.
  
   Да, да - тому самому, который, как уж издавна повелось на этом уровне власти, гадкого впечатления интеллигентного человека, на окружающих не производил...
  
   Услышав, это... как его... Что к чему, у избранника народа, чтой-то внутри организьмы забурлило и вспучилось.
  
   - Не ко времени все это, - шершануло извилиной в мозгу. - Опять же, следует удои срочно повысить... Накопленное барахлишко перебросить в... В общем, туда - где не отберут, не конфискуют...
  
   Он обиженно засопел, вспоминая очевидные успехи.
  
   - Все было так хорошо и благостно. Чума демократии обошла нас стороной - раз... Рядом с костелом, любо-дорого, отстроили синагогу - два... Живи и радуйся перечисленному выше - три... И вот на тебе.
  
   Показав под столом всем отдаленным начальникам фигу, средний начальник быстренько оделся во все чистое. После чего позвонил, как его учили по важному телефону и шепотом рассказал о надвигающейся беде главному начальнику.
  
   * * *
  
   Главный начальник, услыхав черти что от вроде нормального мужика, был неимоверно удивлен.
  
   Как это было непротивно, быстро взял себя в руки. Достал теннисную ракетку, нацепил кимоно и любуясь своим мужественным профилем расчесал вздыбленные, жидкие волосики. Вторым делом, взобрался на стул и исполнил в свою честь гимн на музыку... Ну, в общем на музыку...
  
   И только после всех этих, предусмотренных протоколом действий, с укоризной сказал в завоеванное им пространство:
  
   - Это все происки польских дерьмократий... Мы им, здесь не дадим прожигать нашу жизнь... Мы им покажем - битву за Бельведер. Да! Зра, мы отказались от применения ядрёного оружия... Оно-то, ядреное, у-у-у-ух, как бы щас пригодилось. Мы бы им, паразитам, ответили, как положено... Нанесли бы предуперждающий о нашем миролюбии удар, вот и вся недолга...
  
   Дальше текста не было. Он перевел дух и загрусти. Вся веками накопленная человеческая скорбь, лежала на его сонном лице большим куском свиного сала.
  
   * * *
  
   Тем временем тревожно загудели паровозы, заводы и чиновники.
  
   Начались плановые стихийные митинги и демонстрации протеста.
  
   Правильные газеты вышли с аршинными заголовками "Руки прочь от наших завоеваний", "Не отдадим ляхам, не пяди наших святынь", "Патронов хватит на всех", "Сексгерлы - готовы силиконовой грудью лечь на амбразуру" и др.
  
   По инициативе снизу, страна готовилась к быстрой и победоносной войне.
  
   Ушлое бюрократическое ворье, начало проводить сбор средств и пожертвований в пользу пострадавших и на текущие нужды обороны Отечества.
  
   По указанию главного начальника, правительство и кое-какие его органы, приняли экстренные стабилизационные меры: снизили цены на презервативы; закрыли оппозиционные партии и газеты, а также газ и воду.
  
   Министерство иностранных дел, следуя прогрессивным принципам борьбы за мир, заявило злобному миру: разным натом и евросоюзам, ноту протеста против вмешательства во внутренние дела государства.
  
   В стране было объявлено чрезвычайное положение и введен комендантский час. В воздух подняли штурмовую авиацию и собрали очередное селекторное совещание.
  
   * * *
  
   Пронырливые шпионы доложили, что вероятный противник, в данный момент лежит на Канарских островах кверху пузом и умудряется в таком затейливом положении, пить свое поганое виски. Наблюдение за ним усиленно.
  
   Постановили - выделить для нужд разведки дополнительные деньги, предварительно взяв их в кредит... У того же ненавистного империалиста.
  
   Сообщение разведки снизило накал страстей. Впрочем, под шумок, пару десятков смутьянов-оппозиционеров пропали без вести.
  
   Авиации приказали сбросить куда-нибудь бомбы и вернуться на базу... Близился ужин.
  
   Чрезвычайное положение было ослаблено. Людям разрешили временно вернуться в их жилища.
  
   * * *
  
   Страна облегченно засыпала.
  
   Главный начальник с глубоким удовлетворением подвел итог: "Мой народ нельзя победить. Он зимой мороженое ест и мою внутреннюю политику нахваливает".
  
   Окружающая публика, заранее со всем согласная, бодро закивала одной на всех головой.
  
   Близилось начало очередного дня, наполненного созидательным, мало оплачиваемым трудом и ярким светом политических, мирных свершений.
  
   * * *
  
   На следующее утро, мятоодетый человек, твердо опираясь кирзовыми сапогами о родную землю, попросил у большого девятиэтажного дома... стакан воды.
  
   Дом молчал...