«И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя, дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так».
Ветер всё упорствовал, раздавалось еле слышное потрескивание, и на землю опадал очередной лист, золотя ещё зелёную траву. Тридцать пятый листопад в жизни клёна набирал силу. Только «столпник» подрагивал от порывов ветра, морщился от холода и пытался продлить свою земную жизнь.
«Бедный, что он видел? ─ думал я, стоя у окна. ─ Жуткую майскую грозу, когда едва высунулся из лопнувшей от страха почки? Беспощадный летний зной, не позволивший ему обрести молодецкую стать листьев-собратьев? Недавний осенний ливень, на него первого обрушивший свои потоки стылой воды?.. И вот-вот оборвётся тончайшая нить, связывающая слабеющий черенок листа с молодым побегом клёна, стремящимся ввысь…»
«И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду её, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его. И увидел Бог, что это хорошо».
«Хорошо-о-о! ─ воскликнул кленовый лист, в последний раз оглядывая унылую окрестность, сдавленную девятиэтажными коробками. ─ Вот-вот оборвётся тончайшая нить, связывающая бытие с небытием. Пусть моё рождение ознаменовалось жуткой майской грозой. Пусть беспощадный летний зной не позволил мне стать красавцем, подобным моим собратьям. Пусть недавний холодный ливень состарил меня раньше времени… Моим листьям-собратьям Создатель, может быть, дал больше ─ красоты, мгновений жизни, счастливых ощущений бытия земного. Но и страдания их тяжелее. Сколько мучений предстоит им капризной золотой осенью! А конец один ─ жёлтый сугроб под клёном… Мне же нечем гордиться, но и стыдиться нечего: и с моей посильной помощью клён-отец дышал, получал тепло и свет, сотворённые Богом…»
Уже не греющий, а лишь осушающий от влаги солнечный луч прощальной немотой пробежал по сморщенной плоти листа; встрепенувшийся порыв ветра будто ожидал этого, слегка вздыбился и оторвал мечтателя от отеческой ветки. Покачиваясь, как в колыбели, он медленно поплыл вниз, зацепился за ветвь пониже и прозвенел, словно пасхальный благовест:
─ Проща-айте, бра-атья!..
─ Проща-а-ай!.. ─ зашелестели его желтовато-зелёные собратья, и некоторые из них тоже устремились к земле.
Они пока были полны сил, хлорофилла, тяжести жизни, поэтому падали быстро, не задумываясь о вечном. А сморщенный листок, подхваченный новым порывом ветра, отлетел на несколько метров в сторону, где горела яркой россыпью ягод молодая рябина, и уткнулся черенком в её оранжевую кисть. Ещё один царский подарок!
Ягоды источали зрелые запахи бабьего лета и Божьей благодати. «Как здесь благолепно и хорошо! ─ вновь беззвучно воскликнул кленовый лист. ─ И суетности никакой нет. А суета там, за окнами… Вон лысый мужчина строчит и строчит ручкой на бумаге ─ словно сорока стрекочет, сев на ветку, на которой я тихо и мирно коротал свой долгий век. Бедный, что он видел в своей многосуетной жизни? И сейчас торопится-суетится. Хочет доказать: я ─ лучший поэт на земле? Открыть людям неземную истину, почему Волга впадает в Каспийское море?.. Впрочем, клёны и люди лысеют с макушки…»
И сказал Екклесиаст: «Всё идёт в одно место; всё произошло из праха, и всё возвратится в прах… И всё ─ суета сует».
Я смотрел на несчастный кленовый лист, на моих глазах воткнувшийся в гроздь рябиновых ягод, и горестно подумал: «Даже достойно почить ему не удалось среди своих братьев-сестёр. Истлеет на чужбине, бедолага… А сюжет, впрочем, неплохой…»
На рябине кленовый лист
Задержался в крутом падении ─
Обречённый на прах, но чист
И безгрешен в своём везении.
Вот и я в ожиданье тьмы
Зацепился за диво светлое…
Лист кленовый, рябина ─ мы
И ещё кое-что заветное…
Через пару дней я по привычке глянул в окно: кленового листа на рябине уже не было, зато багряный сугроб под яростно-жёлтым клёном заметно увеличился… В квартире стало прохладнее, и я поёжился. Настала пора утепляться…
Суета сует…
Вот и несказке конец…