Бирюк. Жёлудь. Рассказ третий. (Проза / фантастика)

    Когда улетели Малаша и Оряш, Бирюк места себе не находил. Конечно, он рассудил трезво – кому он ТАМ нужен – горбатый крестьянин!? В родной деревне языка общего с людьми  не находит, а ТАМ.… Но свербело. Выкручивало душу. Выламывало суставы по ночам. Волком выл. Уходил в рощу и голосил во всю силу лёгких. Матушка даже травками припаивать стала – уж сильно мужик не в себе стал. К зиме тоска вроде поубавилась. Или вглубь ушла. Сонн уже не таскался каждый день в рощу. Занимался повседневными заботами. Но лицо его стало смурее прежнего – почернело, ввалились щёки, под глазами синие круги отложились, а в волосы вдруг резко ударила седина.
     Всё ждал весточки от любимой сестры. Но договорённость была такая, что, если возможно – Малашка  весточку пришлёт. Если возможно. Значит, возможности так и не представилось…
     Стал вечерами засиживаться перед инфокомпом – тем большим, что в горнице. Матушка расстраивалась, что ей не удавалось посмотреть вечерние мексиканские сериалы, но не перечила, уходила в свою комнату и там слушала свои сериалы по маленькому транслятору – но на маленьком экране уже ничего не видела – зрение не позволяло. А Сонн напряжённо следил за внеземными новостными выпусками. Старался ловить христианские каналы, но как христиане, так и мусульманцы – все врали безбожно! А о китайцах так и вовсе говорить не приходится!
   В первые ноябрьские дни, сухие и бесснежные,  вдруг опустился салатовый туман. Странные перламутровые разводы как северное сияние переливались в нём. Утром, выйдя на крыльцо, Бирюк спросонья долго и тупо уставившись на туман, стоял неподвижно, и только тело его била нервная дрожь. Как был в кацавейке, в сапогах на голу ногу, так решительным шагом спустился с крыльца, и огородами быстро пошёл к роще. Голые берёзы и осины безучастно внимали безысходной тоске его,  изливаемой в нечленораздельных воплях.
     Наоравшись, он в изнеможении опустился на, замятую, замороженную  ледяными дождями, лишённую жизненного цвета  траву, и, прислонившись к белоснежному стволу, запрокинув глаза к небу, с отчаянной и тоскливой решимостью выдавил из нутра:
-  Дай, дай, прошу Тебя, Прошу…
     Веточка хрустнула неподалёку. Как хищный зверь, спаянный со своим телом, со свирепой мощью, развернулся он на звук. Девочка-подросток вскрикнула  звонко, но не побежала, а осталась стоять перед ним. Он обессилено опустился на прежнее место, и, не глядя на девочку, спросил:
-  Чья будешь?
-  Я, дядя Сонн, Ракитка.  Кривого Листопада дочка.
-  А-а-а … - то ли выдохнул, то ли простонал Сонн. Ему явно не хотелось продолжать разговор. Он закрыл глаза, отгораживаясь от мира.
     Но девочка, приблизившись,  потянула его за рукав рубахи:
-  Дядя Сонн. Я за вами шла. У меня для вас письмо. От Малаши. – и она протянула ему свой девчачий, украшенный цветочками и сердечками, фонокомп.

    Малашка! Милая Малашка – нашла таки возможность прислать весточку! Сонн жадно вчитывался в каждую строчку. Слова простые понятные, обыкновенные слова – но как, как много они значили для него!
     « Соник, дорогой! С нами всё в порядке! Тебе передают привет наши братья – Колан и Лавр. Это невероятно! Ракитка подскажет – как тебе связаться со мной. Обнимай Матушку. Целую. Маланя.»
    Это невероятно! Это невероятно! Несколько дней Сонн перекатывал во рту эту короткую фразу. Чувство тоски и одиночества больше не досаждало ему. Нет, он не кинулся тотчас поправлять запущенное за летние месяцы хозяйство. Вместо этого, пошёл к брату Удалу, попросил его драндулёт и, усадив девчонку Ракитку на заднее сидение, улетел в Смоленск. К вечеру, обильно поваливший, долгожданный снег, скрыл от любопытных глаз их возвращение. Сколько необычных ящиков перетащил Бирюк в дом, никто так и не увидел.
     Девчонка Ракитка  весь ноябрь, чуть не каждый день сразу после занятий в школе, бежала к нему в избу. Матушка ласково её принимала, баловала чаем и шанежками, хотя тревожная  складочка поднималась над бровью – не понимала Матушка – Ракитке всего то шёл тринадцатый год. Но не успевали они и по второй чашке допить – сверху, с утеплённого мезонинчика спускался, как обычно, Соник, кивал, не гладя, девчонке, и они уходили, прихватив наверх  кружки и шанежки.
      Наверху Сонн всё преобразил сообразно задаче. Даже отражающие жалюзи на окна повесил, чтобы свет по ночам не удивлял соседей. Ракитка, несмотря на возраст, уже хакер со стажем, помогла выбрать и установить довольно приличное обеспечение для компа. Всевозможные приспособления, для ухода от контроля, обводки, обманки, перекидки – чего только не пришлось освоить Сонику, чтобы в один прекрасный день, точнее ночь, почти утро,  увидеть на экране дорогое, милое лицо сестры.
     Несколько часов кряду они проговорили. Потом спутник ушёл, и связь прервалась. А Сонн рухнул, как подкошенный на топчанчик – там же – наверху. Проснувшись после обеда, он долго лежал с открытыми глазами и размышлял – как обо всём рассказать Матушке. И нужно ли? Два последних года они с сестрой хранили молчание, относительно судеб родных и земляков. И Матушке тоже ничего не говорили, боялись, что старенькая, - сердце не выдержит. Но, когда Сонн познакомился с Ракиткой – он догадался, что кое-кто в деревне тоже обладает информацией. Какой, и кто – как узнаешь? Ночью, с Малашкой, они опять же не пришли к какому-либо решению, вот Сонн теперь лежал и додумывал, взвешивая все «за» и «против».
     Внизу грохнула входная дверь. Кто-то чужой переминался с ноги на ногу у порога:
-  Хозяева!!! – позвал хриплый голос. – Ей! Есть в хате кто?
     Бирюк быстро спустил ноги на пол, и, затягивая ремень на штанах, отправился на зов.
-  Здорово, Листопад! -  не удивился он, спускаясь и разглядывая незваного гостя и его новенький полушубок.
-  И ты здоров будь! – Листопад сделал шаг навстречу. Но руки не протянул. – Я к тебе…
-  Проходи в горницу. Гостем будь. Мама! – позвал он за перегородку, в Матушкину спаленку.
-  Во дворе она, - кашлянув,  подсказал Листопад. – Оно и к лучшему. Я к тебе.
-  Погоди. – Метнулся к кухоньке Бирюк, - Счас чего соберу!
-  Не-е! – запротестовал  гость, -  У меня есть. -  И выставил на стол полуторалитровую пластиковую бутыль, наполненную  мутной жидкостью.
     Листопад скинул на пол полушубок. Сонн быстро нашарил в горке стопочки, зачерпнул  алюминиевой кружкой отстоянной воды из ведра, и прихватил из-под рушничка горбушку утреннего каравая. Листопад удовлетворённо крякнул, признавая хлопоты, и выложил на стол шмат сала в чистой тряпице.
-  Новое? – По этикету поинтересовался Сонн.
-  Прошлогоднее. – Степенно ответил Листопад. -  Ноне ещё не кололи…
     И оба выжидающе умолкли. Посидели. Сону  Листопад был почти ровесник. Кривым его после рекрутства стали звать – немудрено – левого глаза  Листопад лишился, когда их корабль, обычный армейский БК, шёл на вынужденную. Лопнул противоперегрузочный ремень, и парня швырнуло прямо на грердер. Глаз, конечно, можно было спасти. Но, разве деревенским делают такие операции? Листопад получил свою инвалидскую пенсию и вернулся в родную деревню аккурат в тот день, когда у Соника был выпускной в школе. Кривой кашлянул:
-  …Может?
-  Наливай! – Горбатый, не глядя на гостя, быстро отрезал несколько кусков сала и переломил горбушку пополам.
     Выпили, крякнули. О делах говорить ещё было не положено. На носу  у Листопада выступили капельки пота. Сонн почувствовал, как  обжигающая жидкость пробирается по внутренностям. Налили ещё. Чокнулись. Выпили. Теперь самый раз.
-  По делу я к тебе. -  Мужик явно не знал с чего начать.
     Сонн понимал, что Листопад пришёл из-за дочки. Ну, и что он ему мог сказать? Что ему хромому горбуну в марте двадцать девять стукнет? А девчонке только-только к «чёртовой дюжине» подкатывается? В деревне не объяснишь – зачем молодая девка к мужику в дом бегает! Сонн поднялся из-за стола:
- Идём! – позвал он Кривого. И, не оглядываясь, хромая пуще обычного, пошёл к лесенке наверх.
-  Вот, смотри. – Он остановился перед  экраном, пощёлкал вхолостую пультом. – Без дочки твоей я бы ничего тут не сделал. Не понимаю я в этом. Учит она меня. Девка-то у тебя башковитая.
-  Да уж. Мать ею так! -  В дядьку родного пошла – вылитый Ламбадос, тому бывало тоже – палец в рот не клади…Башка варит!... Раскудрить твою через коромысло!!! А ты помнишь ли Ламбадоса? – вдруг с какой-то новой интонацией спросил Листопад. – Ведь он с братьями твоими того… улетел…
     Сонн, замер. Ему необычайно трудно было обернуться, посмотреть на  гостя и выдавить из себя:
-  Давно знаешь?
    Листопад утвердительно кивнул, окинув взглядом Сониковы конструкции.
-  С лета у меня в светёлке такая же хрень стоит…
     Они спустились вниз. Выпили хорошенько. Как положено. Слегка обложили друг дружку, потом помирились, потом с помощью Матушки, дошли до ворот. Обнялись,  поцеловались. Синие сумерки  сыпали крупными хлопьями снега. Листопад, шагая за калитку, обернулся и растерянно спросил:
-  Чо ж мне теперь делать-то, а?
     Ответа не последовало. Он запахнул потуже новый полушубок и неверным шагом, словно уворачиваясь от летящих с неба хлопьев, отправился в снегопад.

     Время такая субстанции неверная. То замрёт жизнь, тихо сползая на «нет», то как врежет шпорами в бок – и понесётся в бешеной скачке - крутит, вертит. И ты только ртом воздух успеваешь хватать. И тут – Бац! – Cтой! Лежи! Не шевелись! Может это красный свет на светофоре твоего времени – а там, поперёк твоего движения сейчас летит, грохочет чья-то жизнь?

     И раньше Бирюк замечал – как начнутся вдруг невероятно быстро развиваться события – диву даёшься! Пролетит, размотается клубок и снова всё вокруг замирает, словно силы накапливает для следующего броска.
     После визита Листопада, Ракиткиного  отца,  вновь погрузился Сонн в медленное течение жизни. С одной, правда, разницей, почти каждый день, минут по десять, а то и пятнадцать, виделся с Малашкой или с кем-либо из старших братьев, которых и помнил-то по детству не очень, а вот, поди ж ты, нашлось о чём поговорить! Но это была их жизнь, не его. А он медленно плыл по течению. Делал из дня в день, что положено, в строго размеренных рамках крестьянского быта. Девчонка Ракитка прибегать перестала. Сперва её не хватало в повседневном скольжении дня, но вскоре забылось и отстранилось её существование. И зажили они с Матушкой по-прежнему вдвоём, да кот Баська, да Корова, Тёлка, пёс Лайко - не дворовый – приблудный, куры, и кабанчик.
     К своим соседям-«партизанам» стал Сонн присматриваться внимательнее. Ему теперь казалось, что все семьи, которые почти двадцать лет назад посчитали своих улетевших родных погибшими,  теперь установили с ними связь. Но до поры до времени, проверить это предположение не было никакой возможности.
     Но в первые мартовские дни Маланька вдруг не вышла на связь. И на следующий день Сонн безрезультатно просидел у приёмника. И на последующий. На четвёртый день томительного ожидания скрипнула калитка во дворе, и в дверь постучали. На пороге Бирюк увидел несколько земляков. Возглавлял компанию Кривой Листопад. Без всяких предварительных процедур, он прямо спросил:
-  У тебя связь есть?
-  Нет. –  Изумлённо рассматривая гостей, пробормотал Сонн. – Четвёртый день нет.
- Есть разговор! – без обиняков объявил Листопад и вся компания, со смиренным шелестом протекла в комнату. Ощущение, что в доме намечаются похороны, сдавило горло. Сонн растерянно оглядел гостей: Немец, Натуся Щербатая,  Ульян Пирогов, Карп. Ну, и Листопад, конечно. Немец, стянул с головы ушанку, и, не заикаясь, быстро выпалил:
-  На НАШИХ напали!
-  «Ствол» распался! – добавила Натуся.
-  Корабли разделились и кто где - сёйчас неизвестно! – вступил Карп.
     Ульян Пирогов, самый старший из всех присутствующих, дрожащей, корявой рукой утирал стариковские слёзы.
-   Ульян последний со своими виделся. – За него вступил Листопад. - Дочку его младшую Маруську ты помнить должен.  Твоего  брата Колана жена. Она уже после распада  на связь вышла – третьего дня. Сказала, что раненные есть и убитые. Больше ничего не успела сообщить, даже не знала, кто напал…
-  Они ж мирные! – В голос заревел Ульян. -  Кому на них нападать-то вздумалось!?

     И всё. Связи больше не было. Листопад деятельно установил всех на деревне, кто держал связь до этого. Создал чуть ли не комитет из родных и близких. Но помочь они могли лишь только друг другу – морально. Связи не было. Новостей не было. Деревню с год лихорадило. И вновь жизнь потекла, как прежде – словно травой заросли старые раны земли, следы человеческой потуги, словно и не было ничего. Только пристальный взгляд и мог выцепить под зелёным покровом какую-либо деталюшку. И всё…

     Осенью умерла Матушка. Тихо, мирно. В тёплый, уютный день бабьего лета. Старший в семье - Бирюк похоронил её, как просила, рядом с отцом – за оградой деревенского кладбища. Поминки справил, как положено. Деревня уважительно оценила его старания. И на маленькое отступление от правил сделала снисхождение. Только тот же Ульян Пирогов зудел по-стариковски:
-  Сама всем говорила, что Панька не самоубивец, что несправедливо за ограду положили. А, вот те на, - рядом  улеглась. Не християнское дело!
-  Иди ты, Дядя Ульян, со своим християнством! – огрызнулся Бирюк, и на этом всё закончилось.
     На сороковой день приснилась Сону Матушка. Невесомо уселась на постель, подле ног, улыбнулась своей всепрощающей улыбкой и покорила: «Что ж ты, Сонушко, не рассказал мне про братьев и Малашеньку? На внучков не полюбовалась. Теперь долго мне их не увидеть…»
     Значит, живы они все – перебирая в памяти сон, определил Бирюк. И собрав народ на поминки, потихоньку похвалился этой новостью.
        Зима повернула на лето. Всё чаще солнышко прорывалось сквозь низкие облака. И в воздухе запахло весной. По многолетней привычке, Сонн внимательно следил за  погодой. Из года в год делал он это лучше и лучше – в смысле, мог прогнозировать точное время  для всех дел. Так что деревенские, все, и даже старики, шли  к нему за советом. Хотя, особой пользы это ему  не приносило – скорее, наоборот,  - его сторонились. И кличка на деревне прилипла не Горбатый, как можно было ожидать, а  Бирюк.
  Родные его не забывали.  Братья из Смоленска наведывались. Сестра старшая Дива из Масквы прилетала. Брат Удал с женой Ладкой и племянники всегда под рукой были. Но душа Соника вновь стояла перед красным светофором на перекрёстке Времени. И ощущения, что он когда-нибудь надавит на газ, у него не было.
     Зима, весна прошли, лето, словно и не было ничего. «Тоскливый год какой-то» - отмечал Сонн. Потом  ещё один такой же прополз. «Неужто,  и вся жизнь дальше так и потянется?
     Нет! Не потянется! – сказала Сонику Жизнь, - сюрпризов у меня – хоть отбавляй! И началось:

-  Кто ещё!? – крикнул Сонн, занимаясь мытьём посуды. Гора после гостей осталась внушительная, а посудомоечной машиной он так и не обзавёлся. «Один – обойдусь»,-  рассуждал он.  
-  Здравствуйте! – поздоровался-позвал от дверей девичий голос. – С Днём Рождения, дядя Сонн!
     Вытирая руки о штаны, Бирюк выглянул из кухоньки:
-  Ракитка! – воскликнул он почти обрадовано.
-  Ага, я – подтвердила девушка. Она бережно опустила на старую койку, которой давно уже никто не пользовался, большой свёрток, - Сонн машинально подумал: «Подарок». И выпрямилась перед ним.
     Года два он её не видел. Конечно, это уже была не та девочка, которую он помнил. Позапрошлым летом она покинула деревню, и больше он о ней ничего не знал. Похорошела, повзрослела. Одета по-городскому – в паранджу – только сетка назад, на манер капюшона закинута.
-  Проходи, Ракитка! Гости у меня были, видишь. Я сейчас!
-  Нет, нет! – остановила его девушка, увидев, как он засуетился  около ещё не прибранного праздничного стола, - я на минутку! Меня машина за воротами ждёт.
     Бирюк замер растерянно. Ей даже стало его жалко – такого нескладного, одинокого. Она в порыве этого чувства, легонько подбежала к нему через всю горницу и, прижавшись нежно, чмокнула в щёку:
-  Дядя Сонн! – быстро-быстро проговорила она, - Ты самый лучший, кого я знаю! У меня никого такого нет! Ты не держи на меня зла, пожалуйста! Прости меня, дядя Сонн! Прощай!!! – и словно видение она растворилась в пространстве.
     Бирюк стоял в горнице, смотрел на дверь и не знал – что и подумать. Тут от кровати донёсся странный писк. Подойдя поближе и разглядев свёрточек, почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. «Вот оно как бывает!» - крутилось у него в голове, когда непослушные руки, развязывали ленточки.
- Етитская сила!!! – только и мог сказать горбун, увидев маленькое розовое создание, сучащее толстеньким ножками. Заметив его темнобровую рожу, младенец прекратил ор и потянулся  к нему пухлыми ручонками.

     Деревня получила благодатную тему для разговоров, а  в старом доме зазвучал детский смех. Одаркой назвал малышку Сонн – это, говорил, мне подарочек на день рождения. Ракитку в тот день никто в деревне не заметил, поэтому домыслы досужие, хоть и достигли ушей Листопада, но не смогли рассорить Кривого с Бирюком.  Невестка Ладка приходила, помогала. Племянница Дуся, подружка Ракитки, сидела с девочкой всё лето, пока Сонн крутился по хозяйству. Осенью, если Сонну нужно было отлучаться по делам, он стал приносить Одарку на братов двор и оставлять под присмотром оравы племянников – дет. сада в деревне никогда не было, вследствие огромных семей, где старшие дети всегда нянчились с малышами. К вечеру, несмотря на постоянные предложения невестки оставить девочку, Сонн неизменно забирал малышку домой.

     В конце октября Сонника ожидал ещё один сюрприз. Ранние сумерки уже окутали улицы, дома, деревья,  когда Бирюк с малышкой на руках возвращался домой. Калитку на воротах он никогда не запирал, пес Лайко был надёжней любого замка – трусливый, но горластый, он как противоугонная сигнализация оповещал всю округу, если вдруг объявлялся чужак. Поэтому, не ожидающий подвоха Сонн, вздрогнул, когда в своём дворе увидел незнакомую фигуру, поднявшуюся из темноты навеса. Рядом радостно, разухабисто размахивая хвостом, скакал Лайко. Сухо поприветствовав друг друга, мужчины зашли в избу. Спустив девочку с рук, Сонн, включил свет.
-  Узнал ли? – глухо спросил незнакомец.

     Лис был четвёртым по старшинству в семье. И самым близким по возрасту Сонику – разница между ними была в год с небольшим. Как все парни в деревне, в своё время Лис попал в рекруты – и больше ничего о его жизни семья не знала. Матушка писала  во все военные инстанции. Ей пришел лаконичный ответ, что  после службы, он демобилизовался и «армия к нему претензий не имеет, а так же не несёт никакой ответственности за его теперешнее состояние». Что за состояние такое, недоумевала Матушка, но дальнейшие поиски результата не дали, и она прекратила писать письма. Но, когда изредка бывала в уезде и ходила в храм, то всегда поминала «за здравие Лиса» и ставила свечку. Маланька, как-то, ещё когда совсем девочкой была, задала Матушке вопрос:
-  А если Лис уже умер? А ты всегда ставишь «За здравие»!?
     На что Матушка резонно ответила:
- А мои детки для меня всегда живые.
-  И Колан, и Лавр? – Удивилась Маланька.
-  И оне. – подтвердила  Матушка, поджимая губы.
-  А зачем же мы тогда  к ним на кладбище ходим? – не унималась малышка.
-  Так это для меня они живые, а для остальных – это кому как вольно.
-  Тогда и мне вольно, чтобы все живые были! Можно?
-  Можно. Но на могилку, всё ж, ходи...

     Все эти воспоминания мгновенно пролетели в голове Сонна:
-  Лис! – только и сказал он. И обнял брата.
     Они сидели за столом, под старым уютным абажуром, пили водку, водку и водку. И, когда дело дошло до разговоров, Лис обыденно сказал:
-  Видел я их.
- Кого? – Не понял Сонн.
-  Да, наших же! – Кольку с Лаврухой. И  Малашку с её кренделем.
-  Когда?! – Чуть не вскричал Сонн.
-  Э-э… - Прокряхтел Лис, - Мне, брат, того, - всё придётся тебе рассказывать… - Он энергично поскрёб красную лысину.

     Лис, девятнадцатилетний сержант, уже перевалил за добрую половину свой рекрутский срок, когда оказался на секретной лунной базе. Лис, рассказывая всё это Сонну, темнил. По его словам, какой-то капитан приказал ему перенести очень важную штуку с одного склада на другой. В какой-то момент рассказа, Сонн услышал, что штук этих было много, и купили (?!) их китайцы влёт. В конечном счёте, сметливый сержант и ухарь капитан попались, и загремели под трибунал. Капитан по полной, а Лису удалось втереть, что он только приказ вышестоящего командира выполнял, и, прикинувшись валенком смоленским, отделаться  двумя годами штрафбата. Там он, понятное дело, побывал в переделках. Но, честно отбарабанив срок, и отслужив оставшийся год своего рекрутства, на Зэмлю уже не вернулся. Чем он занимался, Сонн так и не понял – что-то покупал, что-то продавал. У него даже свой личный кораблик был!!! Стандартный челнок «Мазда» - но для Сонна словосочетание  «личный корабль» звучало завораживающе. Где-то, в какой-то момент деятельность Лиса встала поперёк дорожки Закона. А, может, это Закон, переехал дорогу перед носом у Лиса. Факт остаётся тот, что Лис снова загремел под следствие. И не миновать бы ему тюрьмы, если бы кто-то не внёс за него залог. Сумма, между прочим, была невбубенная!
     Прижимая локтем нехитрые свои пожитки, упрятанные в бумажный тюремный пакет, Лис вышел за ворота следственного изолятора. Сила тяжести на тюремном спутнике была очень маленькая. Поэтому его свободная рука цепко ухватилась за ванты вдоль серой стены, плохо освещённого коридора. Лис сделал пару десятков шагов, и нос к носу столкнулся с идущим навстречу. Он хотел посторониться, выпустил из руки канат и слегка взмыл в воздух. Но встречный стальной хваткой вцепился в него, властным рывком опустил на пол и ухмыльнулся хитро:
-  Лис?
-  А-а? – Лис в полумраке коридора не мог разглядеть лица. Он уже приготовился отбиваться, чтобы затем дать стрекача.
-  Чё-то, ты полысел, брат! Не Лис, а просто Лыс стал!!!
      Что-то удивительно знакомое послышалось в интонациях голоса. Но Лис уже много лет твёрдо знал, что обладатель этого голоса мёртв! Поверить в обратное было трудно. Лис натянуто, нервно рассмеялся и потёр свободной рукой свою лысину. Он  не знал, что сказать. Незнакомец потянул его за собой к ближайшему тусклому источнику света:
-  Ну?! – Спросил он Лиса, приблизив к нему своё рябое лицо.
     Мужик очень сильно походил на старшего брата Сонна. Вот только соновской мрачности в нём не было напрочь. Имя, чуть не с суеверным ужасом, вышептали непослушные губы:
-  Колан?
-  Лавр. – Поправил его мужик. – Колан ждёт тебя на корабле.
-  Лавр… - Повторил Лис, недоверчиво перекатывая забытый звук на языке. _ Лавр?!! – взвыл он, наполняясь осознанием. – Лавруха!!!
-  Ну, допёрло! – Удовлетворённо сказал мужик.

     Про то, что Лис в КПЗ, братья узнали совершенно случайно. Навели справки, уверились в правильности и решили внести залог. Позднее, наняв хорошего адвоката, и вовсе удалось прекратить дело Лиса.
     Какое-то время Лис жил у братьев. «Ствол» называли они свой объединённый корабль. Одиннадцать сцепленных меж собой, но автономных и готовых в любой момент разделиться, кораблей. В рассказе Лиса не чувствовалось почтения к роду занятий обитателей «Ствола» «Свинопасы» - пренебрежительно отзывался он о братьях и их соратниках. Выходцы из деревни, волей случая получившие уникальные корабли, не долго мучались вопросом – чем добывать хлеб насущный? С лёгкой руки Ламбадоса, они стали разводить свиней, успешно торговать мясом, салом, колбасами, выделанной кожей. Свиньи на удивление хорошо жирели и множились в подходящих условиях био-кораблей. «Ствол» за десять лет стал известным поставщиком свинины и производных в христианском и даже китайском секторах Внеземелья.
     Конечно, романтическое представление о Космосе немножко померкло в душе Сонна, в свете описанного Лисом. Но ведь кое о чём он уже знал от Малашки. Кое о чём догадывался  после разговоров с братьями. То болезненное желание иных просторов уже не надрывало ему душу. И он даже находил, что дома вполне нормальная жизнь, и он, Сонн,  тоже ничуть не ущемлён по сравнению с братьями. Лис лишь отчасти поколебал это шаткое уверение. А по тому, как яростно Лис отрицал быт «Ствола», Сонн догадался, что брат и там что-то натворил. Был готов, и не удивился, узнав, что спустя год, Лис расстался с братьями, и снова, на своём подлатанном «Лопаре», стал в одиночку пытать счастья. Пардон, не в одиночку! Он увёл молодую жену у Федьки-Дохтура! Видимо, девица была та ещё штучка, - через пару лет она смылась от Лиса, оставив ему годовалого сына, и прихватив всю наличку, которую смогла найти! Можно представить, с какой рожей появился Лис перед «Свинопасами»! Но куда ему было деваться, если не повиниться перед Федькой, и не упасть на колени перед братом Коланом и его женой Маруськой, чтобы к троим своим, они приняли ещё и  его - Лисова – мальца?
     Повинную голову и меч не сечёт. С Федькой выпили на мировую. А малец остался у старшего брата, что послужило поводом для Лиса наведываться в гости. Он и наведывался, чаще на Рождество. Почти каждый год. Особенно его обожали племянники, в том числе и его сын, которым дела не было до того, чем занимается  Дядька Лыс, – им было достаточно того, что он весёлый и щедрый.
     В последний раз Лис навестил родственников после присоединения к «Стволу» двенадцатого био-корабля Малашки и Оряша. Почти неделю он гостил преимущественно в их маленьком, ещё не разросшемся, как у остальных, но уютном гнёздышке. Малашка ему очень напоминала старшую сестру Диву, только была проще и шустрее. И Лис, так и просится каламбур, как старый Лис, грелся около её маленького семейного очага.
     Сонн  растрогался и, не стыдясь, утирал слезу, когда Лис, сам, еле сдерживая сопливые  нотки, рассказывал ему о Малашке.
-  Что же у них случилось? – Выспрошал Сонн,  - Почему распался «Ствол»?
-  Не знаю.  – С сожалением покачал головой Лис. – Слухи были разные, но мне самым верным кажется тот, что Ламбадос продал китайским экстремистам несколько тонн навоза и свинячьей требухи (или обменял на комбикорм). А те сбросили всё это дерьмо на прозрачные купола над марсианскими минаретами. И хотя у марсианцев своего оружия нет, по конвенции трёхсотого года, они быстренько нажаловались исламским боевикам. И влетело по самые уши и китайцам, и нашим, а с ними -  и ещё нескольким био-системникам, подобным «Стволу».
-  Но, они смогут снова объединиться?
-  Если живы – смогут. – Просто сказал Лис.
     Соник остолбенел. Конечно, мысль, что Малашка и братья могли погибнуть, была. Но он решительно задвигал её в самый дальний угол сознания. И ещё он помнил сон, в котором Матушка обнадёжила его, что все живы:
-  А ты не пытался их найти всё это время?
-  Х-хе! – Крякнул Лис, смущённо потирая лысину. – Попытался – и вот…
-  Что вот?
-  И вот я здесь – сижку перед тобой…
-  ??!
-  Деньги фьють! Корабль фьють! И, если узнают, что я здесь – у тебя, то и всё наше Гневково в один момент может сделать фьють!
     Сонник растерянно оглянулся. Обложенная со всех сторон огромными подушками, Одарка, сморённая днём жизни, сладко сопела на большой для неё кровати. Где-то за печкой  неутомимо стрекотал сверчок. На дворе стояла ночь. На столе стояла  водка, но опьянения не было – слишком серьёзно всё закручивалось перед этим зелёным светофором. И газ уже вдавлен до упора и приводные колёса, уже визжат, плюясь камнями и исходясь пылью, и вот-вот…
-  Так, братуха! -  Сонн поднялся из-за стола. – Утро вечера мудренее. Четвёртый час. Я постелю тебе наверху – там у меня топчанчик удобный. А утром на свежую голову будем думать.

     Лис принял душ и быстренько уснул. Об этом свидетельствовал его громкий храп, доносившийся из мезонинчика. А Сонн ворочался с боку на бок, растревоженный встречей и воспоминаниями. Пару раз он привычно вставал, подходил к кроватке и поправлял подушки. Зачерпывал воду из ведра, пил. Но облегчения это не приносило.
     Взвыл Бирюк мысленно – понял, что нет, не смирился он со своим земным существованием. Все эти долгие годы, с того самого момента, когда Колан вложил в его руки диски с учебниками, мечтал он о том, как дрогнет палуба под ногами, подкатит пустота к желудку, и он – Сонн – пилот межзвёздного корабля, поведёт своё сокровище в даль неизведанную. В свободное движение.  От всех этих христиан, мусульманцев, китаян, с их алчными претензиями на Любовь Бога. Сейчас эти страдания приобрели реальный облик: Его старшие братья, их семьи, сын Лиса и любимая сестра Маланька. Где мог раздобыть хоть какой-нибудь корабль простой деревенский мужик? Да и толку то от обычного корабля – ведь пройти все системы безопасности ЗЭмли и Околоземки бесконтрольно мог только био-корабль. И разыскать родных было возможно с помощью системы связи этих уникальных живых кораблей-деревьев. Сонн выл бы в голос, если бы не боялся напугать Одарку и разбудить брата.
     Да, био-корабли труднее засечь радарами, не то что Лисов «Лопарь», который грохнули почти сразу же, как только тот сунулся в зону, где пытался разыскать близких и родных. Хорошо ещё жив остался! Челнок оказался более крепок на самом деле, чем выглядел. Аварийный запас воздуха дал возможность Лису добраться до метеостанции на Фобосе. (кому она там была нужна?) Станция была китайская, автоматизированная. И лет двадцать ею никто не пользовался. Не успел он отмыться и перекусить, как на станцию нагрянули исламцы. Это их территория и обнаружив разбитый челнок, они поспешили выяснить обстоятельства. Лису эти выяснения были ни к чему. Попадать в рабство, практикуемое бородачами, он не имел ни малейшего желания. Поэтому, применив всю свою смекалку, Лис умудрился проникнуть на  исламский катер, пока трое из экипажа, разыскивали его в лабиринтах метеостанции, приставив пушку к башке пилота, потребовать немедленного старта. Понимая, что далеко таким образом не уйдёшь, Лис заменил пилота «автопилотом», хорошенько связав первого. Обшарил весь корабль, и, наткнувшись на спасательную шлюпку, быстренько сгрузил на неё еду, воду  и оружие, какое смог найти. И не успел похищенный корабль выйти из зоны подчинения, Лис, сопоставив на своём компе грав.параметры Фобоса, точно в расчётные секунды  покинул, хоть и с сожалением, исламскую колымагу. Шлюпка на ладан дышала, но через пятнадцать суток ему удалось связаться с христианской миссией на Луне. И наплёв Батюшке о мусульманском плене, бегстве и ещё Бог знает о чём, Лис получил разрешение посадить шлюпку на космодром объединённого христианского монастыря.  Два последующих года Лис проходил в послушниках. Никогда не будучи особенно религиозным человеком, он  в какой-то момент уверился в божественном предназначении своего пути. Отец-настоятель православной части монастыря был человеком просвещённым и неглупым. Он быстро понял суть натуры нового послушника, но не торопился с выводами, а  ещё долго присматривался к нему и, наконец, пригласил в монастырский сад, где предложил Лису исповедаться. Лис честно выложил все свои приключения, повинился (не впервой!). Даже о своём  глубоком детском секрете рассказал. Батюшка думал несколько дней. Затем снова призвал Лиса и благословил его на поиски родных христианских душ. Рекомендовал воспользоваться той детской тайной, которую Лис всю жизнь волочил за собой.
      С помощью связей Батюшки, Лис попал на Зэмлю. Через территорию Старой Польши, лесами Богом забытой Белоруссии, он добрался до родины. И пока Сонн кряхтел внизу, гремел алюминиевой кружкой о ведро, лёжа в мезонинчике в октябрьских утренних сумерках, Лис перебирал в памяти свои приключения, и неизбежное решение пришло к нему – Без помощи брата не справиться Лису с возложенной на него задачей. Значит, и перед Сонном нужно повиниться и рассказать всё с самого начала.
     Ступеньки скрипнули под ногами. Лис не таясь, спустился в горницу. У стола, без света, на фоне утренней предьясности в тёмных переплётах окон, сидел, охватив голову руками, Бирюк. Лис подошёл к нему, тяжело опустился на соседний табурет, потёр привычно лысину и сказал:
-  Корабль есть. Био-корабль. Как у наших. Но его нужно найти и вырастить. Я точно знаю где…
Марина Гаки

август 2004г.