День, такой как все, не лучше, не хуже
Остальных, обычный день-недомерок.
Подвывает изнутри и снаружи
Сирым волком городских этажерок
Малохолье, маета-торопыга
Жизни сущей или сучьей по блату
Не того, кто управляет квадригой
Херувимов, а того, кто с расплатой
Поджидает за углом, в переулке,
Из АК пока восторженно целясь
В проходящих дураков-полудурков,
Возомнивших, будто он — это ересь
Современности, в отсутствие бога —
Бога нет, тогда и он не при деле;
Посчитаемся же за эпилогом,
А пока вы в своём собственном теле
Майтесь, парьтесь, измышляйте, сношайте
Души в снашиваемых оболочках;
Вам напомнит о своём копирайте
Кое-кто, когда последняя точка
Красным скатится в холодный суглинок —
Вот такое ваше небо на ощупь —
В состоящую из двух половинок,
Окончательную, типа, жилплощадь...
День выходит за обычные рамки,
Но с memento mori двигаем дальше —
То ли к дамам, толь куда-нибудь в дамки
Под шансон и триумфальные марши
Арбалетчиков весны — купидонов,
Гон, спрингтайм, а мы ещё-таки, звери
В соблюдении звериных канонов
И инстинктами не переболели,
Потому и бередят феромоны
Кое-что в груди и кое-что ниже,
Будь ты бомж или питомец Сорбонны —
Этот малый твоё сердце нанижет
На любовь-стрелу, минутную стрелку,
Подфартит — и оперенье сломает,
Чтобы ты свою Мари-Мирабелку
Не сменял на N в каком-нибудь мае.
Ох, давно ли были мы рысаками,
Да на край земли за новой царевной?
А теперь одно перно с мураками,
Да попытки восприятий, наверно.
Обстоятельства опаснее истин,
S`il vous plait, но облизав прецеденты,
Как обычный доморощенный мистик,
Жду римейков старой топ-киноленты
Где ты, чёрт возьми, не фраер-любовник,
А заботливый и нежный любимый,
И на кухне вместо розы — шиповник,
И аллегро — для двоих — Накахимы.
Куртуазность поведения тела
Не всегда просчёт последствий желаний, —
По-житейски: «подхватил-залетела»
Пациенты кожвенблинфеофаний
Вспоминают после даже игриво:
Мол и мы летали-подзалетали
От Андреевского до Кологрива
Зажигали... нас и мы... трали-вали.
Но не так-то всё и просто, ребятки,
Даже если небеса добродушны,
Это время — без царя и оглядки,
Вдруг окажется пустым и ненужным.
Поучать — увольте, что вы, пустое,
И не все ещё известны ответы.
Сам бы с радостью сбежал в холостое
Молодое и распутное это.
Но... Опять же, но... Перно с сигаретой
И томление у клавиатуры,
Не за мной весной рыдать будут этой
Молодые и красивые дуры.
Капитально, как на севере диком,
До апреля задержались морозы.
А уже пора мешать повиликой
В городских садах известные слёзы,
Разбавляя свежесобранным соком
До кондиции: на глаз, да и ладно,
И с друзьями размышлять о высоком,
Об одном и том же, неоднократно,
Наслаждаясь смесью и коллективом —
Разговоры эти многое значат —
В проживании безальтернативном
Интернету с телефоном в придачу.
В стеариновых прошениях счастья,
Денег, милости, чего-нибудь с лишком —
Не признание божественной власти,
А скорее, лень раскинуть умишком
И чего-то сотворить, однозначно,
Как сказал бы тот, который в России...
Что-то выглядит всё серо и мрачно
В этой грёбанной стране, бледно-синей.
На чужих, не наших, братских могилах
Веселее и достойнее стелы,
На которых золотится светило
Поспокойнее, не так оголтело,
Как на наших колокольнях и шпилях,
На кладбищенских крестах и оградах
Православного помпезного стиля —
Русскоко, господьвелелбаррикады.
Раскупаемы пироги и лапти,
Да куда мы, на хрен, с этого поля,
Разве что, на день в какой-нибудь Лахти
И назад, домой, что собственно волей
И является, свободой поступка
Ибо что мы есть без этой Отчизны?
Разбегайки. Как у Пабло голубка
Тривиально, но до собственной тризны,
На которой мы — объекты поминок,
Обездушены, как стопка и ложка...
Снова в область невесёлых картинок
Занесла латынь назойливой вошкой.
Маргинально построение мира:
Пирамидкой, от царя и распятья,
С демократией — хернёй для близира,
Мол, живите дружно, все люди — братья
И равны перед законом и богом...
Вот вам шиш на два ближайших столетья.
Мы равны всего лишь за некрологом,
Да и там всегда ровней кто-то третий.
На беспамятство помножены зимы
И печаль равноапостольской скуки.
В небесах мы все, конечно, любимы
За кресты свои, грехи и докуки.
День всё туже и прочней вяжет крылья,
Не паренье, а подскоки на месте
Под истошные «Ату» камарильи
Графоманов на курином насесте.
Каждый нынче Бродский вкупе с Верленом
И имеет словесами словесность,
И никто не даст придурку поленом
По башке, как загрязнившему местность,
Акваторию фонем и отточий,
Гармоничную эстетику ритма.
А ещё с стихах, ну так, между прочим,
Обязательно положена рифма.
Ох, опять я о скорбях и печалях,
А весна уже столбит воскресенье
И домашние коты одичали,
Оглашенно заходясь в песнопеньях.
И проклюнулись ростки в сухостое,
Сквозь останки буйства прошлого лета,
Опадавшее же как золотое,
А сегодняшнее — бурого цвета.
Преходяще всё — стихи и пейзажи,
И коты, и все вороны в округе,
И мгновенья эти, наши и ваши,
К сожалению, а то и в испуге.
Секунданты отмеряют минуты,
Чья-то жизнь стечёт в сюртук у барьера
Позолоченным ручьём Бенвенуто
Или только головой Робеспьера.
Слушать вечность — это право немногих
Одиноких и удельных поэтов,
А не всех разумных (ли?) и двуногих,
Записавших чем-то полинтернета
И зачем-то, без потребности в слове,
Да такой, что не вздохнуть, не согреться,
Без печали, без тоски, без любови —
Безобразно — без души и без сердца.
Удручающая точность симфоний
Изначально не заложена в нотах,
Если ты не Григ, а кто посторонний —
Не излить тебе в аккордах и кодах
Торжествующую степень блаженства
Самого существования плоти.
Мне свезло — я знал два-три совершенства
И царевну слобожанских мелодий.
Это трудно — душу вывернуть в кассу,
А иначе как о хлебе насущном?
Вместе с временем, гнедым и саврасым,
Необъезженным, покладистым, вьючным,
Что опять соотносимо, однако,
С верой или же неверием в бога.
В подворотне завывает собака
Или снова мутотень с безнадёгой,
Оттого, что запоздало с теплынью,
Оттого, что эти годы-паскуды,
Оттого, что эту дрянь магазинью...
Существуя в ожидании чуда,
Чуда-юда ли? Да в чуде бумажном
Не находишь ни метлы, ни покоя...
Возвращусь-ка в монастырь и, что важно,
Захватив с собой горшочек с левкоем.
Буду помнить откровения моря
И стилистику одной незнакомки,
В вариациях заката миноря
Дня и жизни преходящих потёмки...
Поплевав на подорожник с пригорка,
Примощусь на пень, оскалясь закату.
Будет новый день, а бог не Егорка,
Приберёт и наши души когда-то...
14-17 марта 2012