Экшен или игра в гения (Часть 3) (Сценарий)

Клейзмер подошел к окну и пристально посмотрел вдаль. Ледяной город сверкал в лучах зимнего солнца, отражаясь холодным блеском. Были видны дымящиеся металлические трубы завода, натянутые струны стальных рельсов трамвая, нити проводов на столбах. Мир, опутанный металлической паутиной. Металлический хаос. Бетонные стены домов заасфальтированного города, заасфальтированного мира выбирались из сугробов грязного снега, скрывая людей, находящихся там, их замерзшие жизни, их судьбы… Он посмотрел немного в сторону, где мерцали золотые купола, повел глазами вверх и увидел прозрачное голубое небо. Оно нависало над городом, пропуская лучи яркого солнца, которое уже не в силах было согреть никого. Была зима. Холодная зима...
Этот высокий бородатый человек стоял и пристально смотрел в окно. Потом раскрыл его, и ледяной ветер ворвался в его жилище. Он не замечал холода, лишь чувствовал свежесть его дыхания. Он умывался этим ветром, а сердце бешено колотилось, согревая. Губы его шевелились, бормоча какие-то бессвязные слова, фразы, в голове зрел вопрос, на который он должен был дать ответ.
- Как уживаются этот бетон и пластик рядом с деревьями и людьми, небом над головой? – он снова посмотрел вниз.
– Два мира. Один под ногами, который создал человек, и теперь топтал его своими ногами, мир который вполне устраивал его. Но стоит посмотреть наверх, открывается совсем другой мир. Так в котором из них мы живем??? Интересно, если убрать все искусственное и оставить лишь настоящее, что сохранится? Цивилизация уже ни раз проходила через это чистилище… Очищение. Остались после этого только пирамиды, созданные его руками, но сделанные из натурального камня. А все атрибуты их высокотехнологичной жизни стерты с лица земли. Остались каменные идолы и амфоры. Сохранились развалины. Что настоящее, а что наносное? Что должно остаться, а что исчезнуть навсегда?
Он продолжал всматриваться вдаль, временами поднимая глаза к небу, а губы бормотали эти бессмысленные, безумные слова.
- Все их технологии, изобретения... Где они? Только скелеты тех несчастных и величественные пирамиды над ними и больше ничего. А человек? Что в нем временное, а что постоянное, вечное?...
Просто нужно им это как-то объяснить. В этом нет ничего сложного. Есть величины непостоянные, переменные, а есть незыблемые – КОНСТАНТЫ! Как это объяснить? Но, существует же неизбежность. Все равно это должно произойти. В конце концов, мир явился из точки. Это не взрыв. Только невежества могут пугать такими понятиями. Взрывы устраивают люди, а не Боги. Мир родился из точки и должен вернуться туда. Неминуемо вернуться..., пройти через нее… Точка - это всего лишь мгновение. Короткая пауза, переход, а за ней… Нужно пережить это, чтобы идти дальше. Нельзя вечно топтаться на месте. Геометрия проста. И тогда произойдет обновление, истинное откровение. Бояться не нужно. Остается только отбросить все ненужное, бессмысленное, переодеться и сделать этот шаг, дождаться его и понять… В этом выход… Но, как это объяснить ИМ? Смогут ли? Захотят ли? Поймут???
Он подошел к столу, заваленному кипой бумаг, которые, словно живые, шевелились на холодном ветру. Перелистал эти замерзшие страницы.
– Не то... Все не то... Слишком много времени нужно, чтобы объяснить это. Жизни не хватит. Нужен другой путь.
Он продолжал перебирать листы бумаг, исчерченные, испещренные мелким подчерком.
– Все не то! Это не их язык! Но, должен же быть какой-то выход…
Он нервно отшвырнул в сторону эту кипу бумаг, где были надписи, математические иероглифы, понятные лишь ему одному. Те, соскользнув со стола, полетели вниз. Они белыми птицами распластались по полу, разметав свои крылья. Они занимали теперь все это маленькое пространство. Формулы, мысли и цифры, написанные и доказанные, больше они были не нужны ему. Он их понял, постиг, он доказал ЭТО, и теперь они его не интересовали. Отработанный материал… Встав со своего шаткого стула, он прошелся по белому полу, исчерченному иероглифами формул. Топча их ногами, он нервно ходил, бился в этих четырех стенах, а там, совсем близко, открывался другой мир, который он придумал…, увидел и доказал… Его мир… Просто нужно найти язык, перевод… Нужно понять, как объяснить им ЭТО…
Внезапно взгляд упал на предмет, который всецело завладел его вниманием. Он кинулся в угол и достал оттуда старенький, пыльный футляр со скрипкой. Схватив его, вынул оттуда инструмент. Что-то подсказывало, что он нашел то, чего ему так не хватало. Истина находилась рядом, она была в каждом предмете, каждом порыве ветра за окном, в каждом дыхании и мысли, и в этой скрипке тоже. Кинулся к окну, закрыв его, обнял скрипку, согревая ее обеими руками, потом достал смычек и заиграл…
- Есть алгоритм, который понимают немногие, но есть язык, который должны знать все. Есть истина, которую не объяснишь словами или цифрами, но музыкой, нотами, сокровенным движением души. Этот язык доступен многим. Он понятен всем, потому что душа дана каждому. Она теряется, пропадает, бьется между сознанием, разумом и привычным, постылым телом. Она думает и говорит на своем языке. Но если она ведет тебя по жизни, желания твои уже совсем другие, нежели те, которые заложены инстинктами и телесными просьбами, вожделениями. Она свободна от них. Просто нужно услышать ее и найти к ней путь, отказаться или пожертвовать чем-то. И тогда она завибрирует, заиграет, как струна. Откроет перед тобой сокровенные знания и ответит на те вопросы, которые совсем недавно ты даже не задавал себе! И жизнь изменится, засверкает, и не вялое похотливое тело будет тащить тебя вслед за собой, а вести, звать, настаивать и торопить. И сотворять это будет твоя удивительная душа...
Он играл, и странная, удивительная музыка исходила из этого инструмента. Это были не ноты и не музыкальные фразы, бесстрастно заученные равнодушным непонятливым подростком. Не бессмысленный набор звуков, не чья-то музыкальная фантазия, хотя кто-то ее когда-то написал. Она была узнаваема, но так, как сейчас, в этой холодной пустой комнате, звучала впервые. Она говорила, и он говорил вместе с ней…
Долгий тяжелый труд, опыт мучений, творческих побед и поражений, и снова побед. И когда цифры кончились, исчерпали себя, исписались,  явилась та простая и удивительная истина, и все эти формулы были теперь не нужны. Просто явилась идея, настоящая, не придуманная, не требующая доказательств, и она засверкала невероятным звучанием в его душе и звуках волшебной мелодии. Он доиграет ее до конца, но останется ли она навсегда или исчезнет, как все остальное,… прочее,… временное и бессмысленное… Останется! Конечно, останется и будет звучать. И станет такой же вечной, как и его душа и всех остальных в этом мире, в целой вселенной. Они не могут не услышать ее. Они должны понять! И никакие формулы больше не нужны! Точка! Переход! А за ней новый мир и новая жизнь! Вечная…
За стеной заплакал ребенок. Он громко кричал, он был потревожен непривычными незнакомыми звуками мелодии. Он не слышал еще такого, и поэтому ему было не по себе. Просто ему никогда никто не давал слушать этой музыки и другой тоже, и потому он плакал.
- Клейзмер! Прекрати сейчас же! – раздалось из-за стены.
Он не слышал и продолжал играть, словно в каком-то экстазе, а звуки неслись далеко за пределы этой закрытой комнаты, замкнутого кубика бетонной клетки. Уже с другой стороны стена начала сотрясаться раздраженным грохотом.
- Клейзмер! Прекрати хулиганить! Сейчас же перестань!!! Сумасшедший! Идиот!!! Блаженный!!!
Стены начали дрожать и изгибаться под стуками крепких кулаков, они упруго вибрировали от ударов, словно были не из прочного бетона, а из резины или гибкого пластика. Коробка его комнаты превратилась в резиновую грушу, которую теперь нещадно колотили руками, топтали, били со всех сторон. Сверху, … снизу… Потолок стал мягким и проваливался глубокими впадинами, пол ходил ходуном, а он, не замечая, продолжал играть…
Потом закончил и словно прозрел:
- Вот, чего ему так не хватало!!!... Этот язык доступен каждому!!!
А из-за бетонных стен все продолжали раздаваться крики людей. Десятков людей, тысяч людей.
- Ты замолчишь или нет???
- Перестань сейчас же!
- Сумасшедший!
- Безумец!
- Блаженный!
Наконец он услышал их. Изумленно огляделся по сторонам. Отставил со своего плеча скрипку. Задумался… Потом улыбнулся…
- Поймут, просто нужно немного времени… Совсем немного… Времени и сил… А они еще остались…

- 27 –

Он вернулся из поездки, и Галя теперь не узнавала его. А он и сам не узнавал себя. Что-то сломалось, нет, скорее, открылось второе дыхание, и после всего увиденного он хотел работать, хотел идти к своему читателю, готов был, наконец, перейти эту чертову улицу, которая разделяла их все это время. Он стал совсем другим. Словно отобрал крылья у своего Ангела и готов был сам с их помощью совершить полет на неизведанную высоту. У Петрова  получилось – теперь была его очередь.  Как это сделать, он пока не знал, но очень хотел этого и верил в успех. Теперь он “завелся” и остановить его было уже невозможно. Он снова писал, как когда-то. Теперь ничего не мешало. Писал с удовольствием, яростно отдаваясь удивительному чувству свободы. Те чертовы деньги закончились, он был совершенно “голым”, неприкрытым перед этой жизнью с ее тяготами, но не обремененный ничем. И снова подходил к своему столу и писал, подготавливая себя к чему-то еще…
Галя смотрела на него изумленными глазами и не понимала.
- Мы проиграли, - сказала как-то она. – Больше надеяться не на что… Остается ждать этой чертовой премьеры… Что будем делать, Леонидов?
- Наоборот, - весело воскликнул он,
- Что? - не поняла она.
- Теперь самое время начинать.
- Я не понимаю тебя, - ответила она, посмотрев на него с надеждой, но он больше не сказал ни слова, - я больше так не могу,… я устала, - произнесла она. – Ты не хочешь позвонить тому издателю? - неожиданно спросила она его. Он как-то странно на нее посмотрел, но ничего не ответил.
А он все вспоминал ту поездку, дорогу и колею, машину с табличкой “ЛЮДИ”, вспоминал глаза людей, которые смотрели на экран, поля колосящейся пшеницы, высокое небо и удивительное лето. Вспоминал, но объяснить ей этого не мог, и потому молчал.
Она устало посмотрела на него и поняла, что сказать ему больше нечего.
- Все пишешь? – задала, наконец, вопрос, который он давно не слышал от нее. - Ну-ну, - подвела она черту и вышла из комнаты. Она не знала, что они будут делать завтра, на что будут жить, как будут жить… Просто, очень устала, а он ничего и не хотел объяснять.
У него теперь появилось огромное желание и силы этого второго дыхания, а, значит, он сможет все…

В карманах оставалось немного мелочи. Удивительное чувство свободы, - посмеялся он над собой. Пока не найдется какой-то выход, просто нужно занять у кого-нибудь немного денег, а там будет видно. Что может быть проще?
Он набрал номер Петрова. Конечно же, Петрова, который в этой жизни был всегда рядом.
- А, привет! – обрадовался тот.
- Привет, режиссер! – поздоровался он. – Как дела, где будешь показывать свой фильм дальше?
Петров задумался, помолчал немного, потом произнес:
- А, знаешь, вчера был на приеме у Алки… Ну, Аллы… Аллочки…
- Неужели сама пригласила? – удивился Леонидов.
- Ну, ты понимаешь! Сама! Именно сама! Прочитала статью о нашем фестивале и разыскала меня. Она коллекционирует всех знаменитостей, весь, так сказать, бомонд.
- Поздравляю! – порадовался Леонидов, - теперь и ты бомонд!
- Да, уж! – проворчал Петров, - ты знаешь, сколько я потратил на костюм для этой чертовой тусовки? Больше, чем на свой фильм… Вот так! А иначе нельзя, иначе ты не в фокусе.
- А зачем, вообще, пошел туда? – засмеялся Леонидов.
- Ну, как зачем?… Затем… Там собираются все. Там решаются вопросы… Вот так… Пора выводить свой фильм в СВЕТ… Ну, сам понимаешь…
- Ну и как, нашел контакты? – спросил Леонидов.
Петров что-то говорил ему, невнятно рассказывал о каких-то людях, светских львах, об их пантерах и кошках, о родственниках и внучатых племянниках, потом у него сорвалось:
- Да пошли они все!... Ничего, прорвемся! Все будет нормально. Главное фильм, а он готов – дело за малым. Буду ходить по киностудиям и каналам, буду проталкивать… Только, зря покупал эту тряпку. Ты знаешь, сколько стоит один такой костюм от какого-то… Медильяне? – возмущенно воскликнул он и назвал его стоимость.
- Теперь висит в шкафу. Занимает целую вешалку, целый шкаф. Видите ли, рядом с ним никто висеть не должен. Один он такой…, - и Петров выругался. И тут Леонидов вспомнил о таком же костюме-негодяе-нарциссе, который уже почти год занимал место в его шкафу. Он выкинул оттуда все его любимые куртки и теперь одиноко пылился на вешалке.
Они поговорили еще какое-то время, и он повесил трубку – язык не повернулся спросить у друга взаймы. Да и не было у него сейчас этих денег…
Потом набрал номер еще одного старого друга. Еще одного друга, с которым часто общался в те времена, когда занимался бизнесом. Как хорошо иметь много друзей, - подумал он.
- Привет, старик, как дела, как бизнес? – с радостью отозвался тот. Он не коверкал слова “бизнес” и с уважением относился к этому понятию. Наверное, поэтому имел в свои годы довольно приличное состояние, виллу на Кипре, шикарную машину и такую же молодую жену… уже третью.
Они поговорили немного, вспоминая молодые годы, старые давние времена. Они вместе прошли через бедность, голодное студенчество, когда денег хватало лишь на чашечку кофе и пачку сигарет.
- Извини, старик, нет! – четко произнес тот в ответ на его просьбу, узнав о его делах.
- И не проси, денег в долг я не даю, - подумав немного, добавил, - тем более, друзьям.
- Почему? – вырвалось у Леонидова. Он знал, что его просьба не обременительна для него, и поэтому был удивлен.
- Почему именно друзья попали в такую немилость? – засмеялся он. Но его старый друг серьезно продолжил:
- Потому что самое главное, что есть у людей, это дружба, - ответил тот.
- Мы меняем бизнес, продаем и покупаем дома, квартиры, яхты, меняем жен, любовниц… но, единственное, что остается на всю жизнь – это старые друзья. Это и есть самое ценное!
- И поэтому ты не даешь в долг друзьям? - не понял он.
- Совершенно верно, - ответил тот. – Деньги как ничто другое портят дружбу. Отравляют жизнь, любовь, даже отношение к нам наших детей. Ты никогда не задумывался, почему я, имея массу старых друзей и приятелей, всегда делал свое дело сам? Потому что не хотел портить отношения с близкими мне людьми. Такова жизнь, старик. Стоит мне дать тебе денег взаймы, мы вступим с тобой в особого рода отношения… А нам это нужно? Нам это совсем не нужно. Да будь они прокляты эти деньги, которые лишат меня друга. Да плевать я на них хотел!  Самое ничтожное, что есть на свете, – это деньги, и не стоит ими ломать нормальные отношения между нами. Так что, не проси. Я не хочу, чтобы ты зависел от меня. Не хочу косо на тебя смотреть, когда ты мне их не вернешь. Главное дружба! Мы же одна компания! Ближе нас по жизни никого и не осталось,… а ты говоришь деньги. Да, пропади они пропадом… Нет, старик, не проси. Я хочу сохранить то настоящее, что было между нами и есть. Это я тебе как настоящий друг говорю! Проси чего хочешь, последнюю рубашку сниму ради тебя, но денег не дам… Ну, ты понимаешь меня, - закончил он.
- Да-да, понимаю, - ответил Леонидов. Они дружески попрощались, и он повесил трубку. Он сидел за столом и смотрел куда-то вдаль не в силах сфокусировать свой взгляд и сосредоточиться. Думал, что сошел с ума. Он ничего НЕ ПОНЯЛ…
Потом вынул из кармана последнюю мелочь и, разложив ее на столе, пересчитал. Когда в последний раз он делал это? Сколько лет назад? Он не помнил… Сидел так, долго смотрел на эти монетки, потом на горы своих книг, подпиравших потолок, и снова на них. Сидел, почему-то улыбался, получая от этого странное удовольствие. Когда еще такое случится? Это нужно запомнить… Всегда, когда съезжаешь на санках с горы и попадаешь в самый низ, оборачиваешься и обязательно смотришь туда, откуда только что съехал, смотришь и ощущаешь точку низшего падения, и только потом, оттолкнувшись от нее, снова взбираешься на гору или ищешь следующую высоту…

День начался для него холодным зимним утром. Он рано вышел на улицу и теперь смотрел по сторонам. Он не знал, что будет делать, куда пойдет, в руках его был пакет, в котором лежали его книги, много книг. Он достал их, сняв с высоких пыльных этажей, и теперь вместе с ними готов был совершить свой маршрут. Только пока не знал, куда. Люди проходили мимо, торопясь по своим делам, спешили на работу, собирая пробки на дорогах, очереди на остановках к маршруткам и автобусам. А он все стоял и смотрел.
- Черт возьми, ну неужели он не может просто продать несколько книг и заработать эти несчастные деньги? Вот они, эти люди, они рядом с тобой, просто подойди и предложи им свое детище, свой товар. И не нужны никакие издательства, книготорговые компании, посредники и магазины. Ты написал их, это было не легко, но ты писал их этим людям, и сейчас они рядом, прямо перед тобой. Сделай этот шаг - ты заслужил этого. Это же так просто! – уговаривал он себя.
Он сел в какой-то автобус, доехал до метро, потом спустился в подземку. По вагону шел какой-то калека, неся в руках пакет. Он невнятно тянул свои жалобные слова о какой-то операции, о том, что не хватает денег на лечение. Люди доставали мелочь и протягивали ему. Калека вышел из вагона. Леонидов почему-то двинулся за ним и увидел, как тот, отойдя пару шагов от дверей, лихо перебегая сквозь толпу людей, энергично расталкивая их руками, заскочил в следующий вагон, там снова согнувшись, достал свой пакет и уже трогательно произносил свой заученный текст. А люди снова доставали какую-то мелочь, отдавая ему… Так он проехал несколько остановок, все не решаясь подойти к кому-то. Потом его вынесло массой народа на перрон и потащило, поволокло по длинному залу, и он, не сопротивляясь, поплыл в этой плотной утренней толчее. Он был рад находиться рядом с этими людьми, он привыкал к ним, все еще не решаясь с кем-то заговорить. Да и не до него сейчас было этим людям. Ноги его привели в просторный зал пригородных касс. Очереди людей за билетами, очереди электричек за людьми. Очереди…, очереди… Серые спины, не проснувшиеся лица. Но было как-то тепло в этой толпе. Эти люди своей серой массой согревали друг друга, не давая замерзнуть. Не давали сбиться с этого утреннего пути, и были рядом друг с другом. У высокой стены вокзала топталась, переминаясь с ноги на ногу, какая-то старушка. Она держала в руках пучки укропа и еще какой-то зелени, выращенной в своем домашнем парничке. Стояла и продавала все это, озираясь по сторонам. Рядом находился рынок, но туда ей путь был заказан – а оно и понятно, откуда у нее столько денег, чтобы заплатить за место на нем. Там теперь торговали люди, которые даже не знали, как выращивается этот укроп, впрочем, как и все остальное. И поэтому она стояла здесь, переминаясь с ноги на ногу и озираясь по сторонам, боясь, что ее прогонят. Но пока не прогнали - стояла и продавала…
Оглядевшись по сторонам, он увидел вокзал, а тот словно, приглашал его зайти и по железной колее отправиться в неведомое путешествие. И только стук колес по рельсам...
- Электричка, почему бы и нет, – подумал он. Так он оказался в вагоне. Люди расселись, и поезд двинулся с места. И тут началось!
Из тамбура появлялись самые обыкновенные мужчины и женщины, парни и девушки, молодые и старые с какими-то мешками и рюкзаками. Они заходили по одному в вагон, энергично предлагая свой товар: расписания поездов и мини-массажеры, диски с кинофильмами и журналы, мороженое и бутерброды, ножницы и расчески... Какой-то мужчина, сев на свой маленький табурет и вынув из футляра гармонь, заиграл. Закончив свое вагонное произведение, он с пакетом прошелся по вагону, получив пригоршню монет за свое искусство. И тогда Леонидов понял, что попал в место, которое искал. И еще подумал, что все это ему что-то напоминает. Что-то очень знакомое, когда-то подобное он уже видел, только не помнил, где, и было это очень давно... Как только гармонист перешел в тамбур, из дверей показался следующий продавец, потом еще один и еще. Они шли в строгой очередности, по какой-то договоренности, не мешая друг другу и не пересекаясь. Они делали свое дело хорошо, уверенно продавая свои маленькие вещи, и тогда Леонидов тоже перешел в тамбур. Теперь он стоял среди этих коробейников и следил за ними. А они один за другим продолжали заходить в вагон…
- Что же это ему напоминает? – снова подумал он.
- Очень знакомое. Он точно где-то уже это видел…
- Не тормози, - неожиданно услышал он над своим ухом чей-то голос.
- Не понял! - удивился он.
- Ну,… ты идешь или как? – спросил его какой-то паренек с дюжиной варежек и перчаток в небольшой сумке. Те торчали оттуда,  ожидая, когда же их продадут. Вернее, ждали людей, которых они согреют, и поэтому им было некогда…
- В первый раз что ли? – воскликнул парень, глядя на его пакет и, заметив нерешительность в его взгляде, произнес, - новичок что ли? Давай, не боись! - засмеялся он. – Давай-давай, не тормози, а я за тобой.
И тут он легко подтолкнул коленом Леонидова в открытые двери тамбура прямо в вагон. Двери за ним закрылись, и он оказался один на один с публикой…
Он смутился и теперь растерянно смотрел на них, а они на него. Он держал в своих руках  пакет с книгами, а они ждали от него, что же он там принес. Что он им предложит? А он робко стоял и не мог вымолвить ни слова. И только одно слово застряло в его мозгах – то, которое только что мысленно произнес. Но он ничего не говорил! Он молчал! Он с самого утра никому ничего не сказал!!! Он обернулся к дверям с желанием скрыться, сбежать, исчезнуть, раствориться в толпе и стать просто пассажиром, но вдруг остановился и замер.
- “ПУБЛИКА!!!” – осенило его. - Это же самая настоящая публика!!! Вот откуда он все это помнил, вот где видел ЭТО. Публика, которая сидит в театре, а он актер. Просто актер, который играет свою роль… Тамбур – это карманы за сценой, двери – кулисы, а вагон - самый настоящий зрительный зал, посередине которого находилась сцена!!!
И тут все встало на свои места. То чувство, такое знакомое, но давно забытое, то ощущение, когда ты снова и снова выходишь на сцену и делаешь это в сотый раз, в тысячный раз!! А публика смотрит на тебя и ждет! Так чего же ты молчишь???
Все это промелькнуло мгновенно в его голове.
Он обернулся и неожиданно громким, уверенным голосом заговорил:
- Книги московского писателя, автора психологических романов, приключенческих новелл, романов-катастроф, романов-утопий. Все по сто рублей. Все по цене типографий. Вы получите истинное удовольствие от времени, проведенного с ними. Ваша дорога не покажется такой долгой, а день этот станет для вас добрым и принесет удачу. Эти истории не смогут оставить вас равнодушными…
Он долго говорил что-то, неся какую-то ерунду, околесицу, но чувствовал себя, как дома…, как на сцене. А сцена и была когда-то его домом многие годы…
Теперь ему не нужно было вдохновения. Все те годы, которые он, затаившись, провел в скучном офисе своей фирмы, пытаясь забыть, зачем родился, зачем столько лет учился, ставил спектакли и играл - это чувство невысказанности восстало в его памяти и теперь толкало на новую для него сцену. Он снова был перед своими зрителями, он играл, импровизировал. Он рассказывал им короткие эпизоды из книг, готов был сыграть эти роли, посеять интригу, заинтересовать. Ведь за право быть услышанным нужно бороться, нужно платить. Говорят, актер (настоящий актер) во время спектакля теряет столько же энергии, сколько летчик-испытатель при полете, сколько сил теряет пловец на длинной холодной воде. Но сил этих не жалко, потому что к финалу ты сумеешь сказать то, что должен был, что хотел сказать, поделиться, отдать. И поэтому сил этих совсем не жалко. Лишь только просветленные глаза зрителей в зрительном зале… А значит, оно того стоило…
- Дай какой-нибудь детективчик, - пропустил он мимо ушей чью-то фразу, продолжая свой трепетный монолог.
- Стой, куда пошел, дай книжку-то посмотреть какую-нибудь!
Тут он остановился, сначала не понял, потом уставился на какого-то парня. Тот сидел, отпивая из металлической банки пиво, и смотрел на него.
- Что молчишь, книжку дашь или как?
Тут он понял. Удивился. Остановился. Свет прожекторов не слепил глаза, а зритель почему-то с ним разговаривал, вклиниваясь в его спектакль!… Здесь такие правила игры! – понял он. Здесь нет четвертой стены, нет рампы. Просто ты один на один со своим зрителем! Как все изменилось. Другие правила игры, другой жанр…
- Детектива нет, - произнес он, глядя на парня, - вот, возьми это, тебе понравится, – сказал он.
- Не-е-ет, - протянул тот, - стольник за детектив отдал бы, а так…
И он с сомнением посмотрел на книгу в его руках. – А кто такой Леонидов?
Тут Леонидов неожиданно для себя произнес: - А не надо никакого стольника, просто бери и читай, а понравится, в следующий раз заплатишь…, как-нибудь потом, не сейчас, или вообще ничего не надо. На, читай…
- Чо! Серьезно что ли? – удивился тот и подозрительно уставился на Леонидова.
- Бери, бери, - сказал он, – не стесняйся.
- Без дураков???... А можно я две возьму, - загорелись глаза паренька.
- Бери все четыре, - сказал Леонидов.
Тот выхватил из его рук четыре бесплатные книги, отставил своё пиво в сторону и, забыв даже сказать спасибо, уткнулся в одну из них. Леонидов шел еще какое-то время по вагону, продолжая свой монолог, потом у самого тамбура обернулся и снова посмотрел на парня. Тот сидел и неотрывно, строка за строкой, читал его книгу, прижимая к себе остальные. Банка пива стояла где-то в стороне, он забыл он ней и теперь сосредоточенно читал. Так Леонидов впервые в своей жизни увидел, как его читают. Как, не отрываясь, перелистывают страницы его книги… Это было непередаваемое чувство! Он не расскажет об этом Гале, даже Петрову не расскажет, но не забудет этого никогда…

- Ну, и что ты здесь делаешь? - услышал он голос какого-то человека рядом с собой. Тот прижал его в тамбуре к стене вагона, где больше никого не было, и дышал на него легким утренним перегаром.
- Ты чего делаешь на моей территории? - продолжил он. – Нехорошо!
Леонидов стоял и с интересом рассматривал его.
- Ну, чего ты молчишь, давай башляй, просто так что ли…
- Это не территория, а поезд, ты контролер что ли? - возразил Леонидов спокойно.
- Это мой поезд! – уже тверже ответил человек. – И разрешения здесь спрашивают у меня, ты понял?
Леонидов мигом оценил весовую категорию противника. Ему ничего не стоило пнуть того, и молодой парень мигом растворился бы в этом вагоне и не задавал больше своих вопросов. Но он произнес: - Очень рад познакомиться с человеком, у которого есть целый поезд.
Он прекрасно знал все правила так называемой торговли. А правила были просты – пнешь этого, через минуту придут еще пятеро таких же молодых, с таким же легким перегаром.
- Не надо шутить со мной, - произнес парень, - что там у тебя?
Он вынул из пакета Леонидова книги и разочарованно произнес, - книги??? – потом с жалостью посмотрел на него. – Ну, и по чем толкаешь?
- По сто рублей.
- По сто, - задумался хозяин поезда. – Ладно, давай пятьсот в день, а там будет видно.
У Леонидова не было таких денег, у него оставалось только немного на проезд и все. Парень видимо понял это. Пауза затянулась.
- Что же ты без взноса пришел на точку? Новичок, что ли? А чем будешь аренду платить?
Потом сжалился, - ладно, - сказал он, - давай товаром, только в следующий раз плати аккуратно. У меня порядок должен быть. Вынув без спроса пять книг из пакета Леонидова, он положил их в свою сумку. Потом добавил:
- У меня пять поездов.
Он дал Леонидову расписание и пометил там свои поезда.
- Летаем на них по этому времени, не перепутай…
- Летаем? - переспросил Леонидов.
- Ну, - коротко ответил тот. – От летучих архаровцев тебя прикрою. Платить будешь с утра. – потом на прощанье добавил еще, - давай, иди работай, чего стоишь?… Книги… Смешно…, - и, бормоча эти слова, исчез из тамбура.
Леонидов пересчитал оставшиеся книги и пошел дальше по вагонам. Ему не удалось продать сегодня ни одной книги, спрашивали почему-то одни детективы, а детективы он не писал. Как-то раз он услышал, что одна писательница написала и издала за один год 154 детектива. Он почему-то запомнил эту цифру и этот потрясающий факт. Получается, что писала она по одному “роману” за два дня. А у него не было ни одного, и работал он месяцами. Почему он не писал детективы? Может, стоило написать один, только настоящий?...
Он, уставший, и почему-то довольный, возвращался домой. Нераспроданный “товар” лежал в сумке, кошелек был пуст. Зато сегодня он впервые увидел, как человек открывал его книгу и читал, сегодня его приняли на работу – только платили не ему, а он сам – по 500 рублей в день. И работал он снова в театре, который называли точкой, работал на сцене, которая находился в летающих поездах, где сидели его зрители-пассажиры, а поездов таких было пять! Головокружительная карьера – и все это за один день…

- 28–

Клейзмер шел по улицам родного города, глядя по сторонам. Он любовался им, смотрел с восторгом на людей, на птиц, смотрел на дома, покрытые белым снегом, разглядывая все это словно впервые, словно пробудившись от долгого сна. Раньше все его внимание занимало нечто другое, то, что помещалось в памяти компьютера, на страницах исписанных бумаг, в формулах, в его голове, воображении. Но, теперь... Ему безумно интересны были эти люди. Он многие годы не видел их, не замечал, просто не смотрел в их сторону, заглядывая куда-то вглубь себя, и бился в пределах своей неуемной фантазии. Он рассчитывал мир, который находился в его воображении. Поняв его, потом доказал и теперь, осознав, как он прекрасен, хотел рассмотреть его поближе… В его руках был футляр со скрипкой, и он, как странник, гость из далекой страны или планеты, путешествовал по этому родному-чужому городу, рассматривая его, словно ребенок, радуясь каждому случайному прохожему. Он привыкал к этим людям и городу, который не видел очень давно. А над головой было ясное небо, сияло яркое зимнее солнце, а там дальше... Он знал об этом, он чувствовал, видел ЭТО… Оставалось только рассказать кому-то еще… Всем! И глаза откроются. А поэтому сейчас он шел и улыбался.
На Невском, припорошенном снегом, сновала совсем не праздная толпа, люди спешили по своим делам, и только Казанский Собор спокойно стоял в самом центре его и никуда не торопился… Он тоже не торопился… Он достал свой инструмент, встав на ступенях перед Собором, и задумался. Он очень хотел взять смычок в руки и начать играть, он был готов к этому, но что-то мешало ему. Он никогда не был публичным человеком и не выступал на улицах, на площадях, лишь перед аудиторией. А теперь... замер и смотрел по сторонам. Разве он сможет? Но, он должен! Он хочет этого! Он всю свою жизнь готовился к этому, а теперь стоит и переминается с одной замерзшей ноги на другую, и скрипка безвольно висит в его руке. Все эти люди и ступени, на которых он стоял, и эта небольшая площадь что-то напоминали ему. Что-то очень и очень знакомое. Когда-то он видел нечто подобное… Где видел? Когда?...
Какой-то молодой человек, с интересом посмотрев на него, остановился поодаль, ожидая. Клейзмер уставился на него, а парень на Клейзмера. Так какое-то время они разглядывали друг друга. Ну, чего же ты ждешь? Играй! Говори! Ведь ты же хотел этого! Ты столько к этому готовился!
- Ну, что, - сказал парень, - сыграешь что-нибудь или как?... Давай, не тормози!
Клейзмер стоял на невысоком возвышении-ступенях, смотрел на этого парня и еще каких-то зевак, которые до этого любовались Собором (наверное, туристы), а теперь с интересом уставились на него... И тут он прозрел! Он видел уже это когда-то, он делал это раньше много раз! Просто, эти ступени – кафедра, а люди внизу – его публика, а площадь - аудитория, которая собрала их для встречи с ним. Это лекция, которых в своей жизни он прочитал сотни, тысячи. И делал это и в своем городе и даже в других странах. Только математика теперь – его скрипка, а музыка – высшая математика, и теперь он будет преподавать ее с этих ступеней.
Он заиграл! Он выхватил смычок, как указку,… нет! Как оружие…, снова нет!!! Как волшебную палочку и трепетно прикоснулся к инструменту, а люди вздохнули в недоумении и восторге.
Он водил смычком по струнам, и небо поднималось на какую-то немыслимую высоту, солнце светило ярче, превращаясь в огромную звезду, которая согревала город своими горячими лучами, а за ней… Вселенная освещалась этим призрачным свечением. Кто сказал, что космос черен и мертв? Просто наши глаза так устроены, что нам не доступно увидеть этого! Не дано понять! Теперь самые отдаленные уголки галактики стали видны, они, раскрываясь перед глазами людей, ясной картой мироздания разворачивались перед ними. Темные черные пятна превращались в уютные уголки вселенной и звали, приглашали к себе, открывая тайны, дарили какую-то мудрость и знания, неведомые доселе. И на карте этой теперь все было в истинном ясном свете. Время застыло, все замерло в ожидании чего-то. Не стало бесконечности. Мир свернулся, замкнулся, стал понятным и ясным. Стал, как сказочный домик, где уживаются человек и природа, мечта и явь. Только все это стало каким-то другим, незнакомым и нереальным. И эта картинка теперь притягивала все внимание.
- Эй, прекрати хулиганить, - услышал он чьи-то слова. Два милиционера стояли недалеко, наблюдая за беспорядком на вверенном им участке. Они уже в третий раз повторяли эту фразу, почему-то не решаясь остановить этого человека и увести его отсюда, призвать к порядку, проверить документы, в конце-концов. Наверное, люди, увлеченно слушавшие его, мешали им это сделать... И они пока не трогали этого бородатого, заросшего человека, с длинными, как у цыгана, волосами, с безумным взглядом, в странной шапочке и стареньком холодном пальто. Не решались, а он все играл и играл. Один из них когда-то в детстве, видимо, по недомыслию и ошибке своих родителей, ходил в музыкальную школу, пока не бросил… Целых три года ходил туда. Он помнил те уроки, он знал, что такое музыка, Но эта… Эта была совсем не музыка, это был непорядок. Непорядок на его участке… И ему не по себе становилось от этих звуков! Какое-то волнение передавалось и толпе зевак и ему тоже,  в голову лезли странные мысли. Непонятные мысли! Порой становилось страшно от такого непонимания, неуютно и непривычно. Словно сейчас должно произойти что-то ужасное… или необычное, во всяком случае, непонятное! И пора было все это остановить, прекратить!!!
- Прекратить сейчас же хулиганство! – закричал он.
Тут Клейзмер остановился и удивленно посмотрел на него, потом по сторонам и неожиданно произнес:
- Почему посторонние в аудитории! Выведите, пожалуйста, их отсюда! Они мешают мне работать!
- Что!? – пошел на него блюститель порядка. Теперь он, больше не раздумывая, знал, что нужно делать. А дело свое он знал хорошо…
Небо упало со своей высоты, накрыв собою холодный город, солнце спряталось за темную тучу, и пошел снег… Галактика потухла, оставив лишь черные, темные уголки своей непостижимой бесконечности, впрочем, туда уже никто и не смотрел. Она стала такой, какой и была всегда. Как все те прошлые тысячелетия, забытая и не интересная, оставаясь такой, какой ее знали люди. Она ждала своего часа, а час этот еще не наступил…
Они отвели хулигана в сторону, чтобы люди из толпы зевак не мешали, и приступили к допросу. Впрочем, все уже разошлись с площади. Сейчас они не интересовали никого…
- Тебе кто разрешил хулиганить на площади?
Хулиган молчал, и он продолжил:
– Я тебя спрашиваю, ты зачем беспорядки устраиваешь на центральной улице города? Это правительственная трасса. Голова у тебя есть?
Голова была покрыта старенькой вязаной шапочкой, и оттуда торчали во все стороны такие же черные волосы. Взгляд исподлобья, из-под этой шапочки был горящий, безумный.
- Псих, что ли? - сказал первый второму.
- Или накурился, - ответил второй. - Так, ты будешь отвечать? – снова спросил он. Больше всего их поражало в этом человеке то, что у его ног не было ни привычной тарелки для денег, ни шляпы… Он играл просто так! Бесплатно! Но такого быть не могло! Это непорядок! Такое просто невозможно!!! И ещё удивляло, что он совсем их не боялся. Не оправдывался и ничего не говорил. Он должен был их бояться! Для этого они и находились здесь, а этот стоит, молчит и смотрит куда-то вдаль и нагло улыбается!
- Что ты молчишь? – не выдержал первый.
Внезапно человек в черной шапочке со скрипкой в руках произнес фразу, от которой они оторопели:
- Я не даю интервью.
- Да ты еще издеваешься! – заорал первый. – В обезьянник захотел?
- Нет, нет… Я интервью не даю, - снова серьезно повторил черный человек.
Они какое-то время недоуменно смотрели на него, на скрипку в его руках, на его бороду… Он не был похож на преступника, на террориста или кого-то еще. Просто, какой-то странный человек… Каких не бывает… Удивительный человек…
- Ладно, - ответил второй, - к черту его - с психом связываться, только время терять.
- Вали отсюда, и чтобы я тебя больше не видел, - добавил первый.
Псих, не долго думая, отвернулся и пустился быстро по улице. Они стояли и смотрели ему вслед. Потом тот остановился в сотне метров, встал на какую-то приступочку и снова заиграл…
- Ах, ты так? - зашелся первый, - ну, я тебе покажу!!! - и побежал к психу. Тот, завидев его, соскочил со своего места и снова быстро помчался по улице. Останавливаясь, играл и снова бежал. Так продолжалось довольно долго. Этот чертов сумасшедший очень быстро бегал, иногда казалось, что он перескакивает за секунды десятки, сотни метров, и поймать его было невозможно. Наконец, он исчез между домами, там, где была не их территория, и они отстали…
А он действительно очень быстро бегал. За мгновения мог перескочить через эти улицы и площади, перешагнуть через высокие дома, через Собор!  Он летел, почувствовав в себе невероятную силу, которая звала его за собой, тащила по городу, оставалось только отдаться этому ощущению и покинуть этот мир навсегда, взлететь в небеса…
Он хотел играть этим людям. И поэтому теперь площади города превращались в концертные залы, а прохожие в публику, которая слушала его. Он не желал уходить в одиночество. Он слишком долго был там один. Только теперь понял это, и хотел быть с ними…
- Да, это же Клейзмер! Посмотрите, это тот самый математик, который отказался от миллиона! – закричал кто-то в толпе.
- миллиона… миллиона…, - вторила толпа, а какой-то изголодавшийся журналист уже щелкал затвором своего фотоаппарата.
– Господин, Клейзмер!
- А зачем вы играете на скрипке?
- А почему вы не бреете бороду?
Снова со всех сторон начали появляться стайки собачонок, которые, почуяв запах добычи, виляя хвостами, норовили вцепиться в полу его пальто.
- А почему вы не даете интервью?
- А почему вы не получили премию?
- Почему не стрижете ногтей???
- А где зимой вы собираете грибы???
Сразу с двух сторон появились машины с милицией, люди в форме выскакивали из них, они умело рассеивали, расчленяли толпу, пробираясь к нему. Делали это молча, беззлобно, привычно. Они уже почти добрались до него, уже почти завели его в свой воронок, оставалось совсем немного. Чуть-чуть. Всего несколько шагов, и этот человек прекратит свой несанкционированный концерт – этот безобразный митинг.
- Да это же гениальный пиар! – закричал какой-то журналист. Это, как Сальвадор Дали, – тот ездил по Парижу на козе, а над Нью-Йорком летал на самолете и разбрасывал свои рекламные листовки. Да это же ГЕНИЙ пиара!!! Не трогайте его! Он достоин миллионов!!! Миллиардов!!!
А толпа людей, еще недавних слушателей, его публика, теперь забыла о той дурацкой музыке, все повторяя эти слова, – миллиард…, миллиард…, миллиард…, - и с интересом смотрела на математика-сумасшедшего-скрипача, которого сейчас поведут в обезьянник… А оттуда он выйдет миллиардером… Теперь это было модным.

- 29 –

Несколько дней Леонидов не выходил из дома. Он сразу же после того, как нашел себе работу, устроил отпуск. Да и не на что ему было добираться туда. Денег не осталось даже на проезд. В кармане было пусто, в холодильнике жалкие остатки продуктов, а в соседней комнате уставшая от такой жизни жена. Но какое-то смутное предчувствие подсказывало ему, что все решится как-то само собой. Нет, он не пойдет к тому издателю и не понесет ему свои рукописи, пока не вернется в свой “бизнес”. Хотя совсем недавно, всего пару лет назад, он зарабатывал за один день столько, что можно было не на метро, а на самолете слетать в другую страну, там заказать шикарный ужин в ресторане, съесть его, а, вернувшись обратно, не заглядывать в пустой холодильник. А сейчас не было денег даже на метро и на электричку. Только вспоминал глаза паренька, который, забыв про свое пиво, читал его книгу.
- А может, плюнуть на все, - и посмотрел на гору книг, подпиравших потолок, - он не будет за деньги продавать свое умение писать, не превратит это дело в фабрику, как сегодня делают многие, почти все. Вернется в бизнес и все…
Он представил себе, как на долгие-долгие годы снова погрузится, ляжет на дно, не задумываясь ни о чем, будет смотреть только себе под ноги... Нет, все должно решиться как-то само собой, - он чувствовал это.
Галя вернулась из магазина и принесла много продуктов.
- Заняла денег? – спросил он ее.
- Можно сказать и так, - ответила она.
Он не понял и смотрел на нее выжидающе.
- У тебя заняла, Леонидов, добавив:
- Ты поройся в карманах своей одежды – это же Клондайк! У тебя миллион курток, и в каждой из них куча денег. На черный день делал сбережения?
Он действительно любил менять куртки – не костюмы, не галстуки, а именно куртки, которых у него было множество, а кошельков не любил и поэтому деньги всегда рассовывал по карманам.
- Это я только в одном шкафу посмотрела, поищи теперь в другом.
Он неуверенно подошел к шкафу и открыл дверцу. Сняв с вешалки две свои старые куртки, начал из карманов доставать деньги. Действительно, в те времена он не признавал мелочь и пользовался только купюрами крупного достоинства – их теперь и доставал. Тысячи и тысячи рублей! Когда-то он из дому не выходил без двадцати-тридцати тысяч в кармане. А теперь… Она посмотрела на него, и он прочитал ее взгляд. Это был взгляд в прошлое, когда они ни в чем не нуждались.
- А, может, вернуться туда, спокойно облокотиться на благополучие и не думать ни о чем? Сможет ли? Почему бы и нет? Только больше ничего не напишет… Но, почему? Неужели невозможно совмещать такие вещи!... Это все книга! Та самая книга – последняя! Она не дает ему покоя, не дает жить!!! Нет, пока не допишет ее, все будет так, как сейчас.
И еще вспомнил глаза этого парня в вагоне…
Он взял себе пятьсот рублей на оплату “точки”, сотню на проезд и много своих книг. Остальное отдал Гале (на какое-то время хватит), – он почему-то был уверен, что сегодня ему повезет – билет в один конец. Так даже интереснее!
Быстро добрался до вокзала – места своей работы, заметив старушку у высокой стены, зачем-то купил у нее пучок укропа, потом билет и вот уже знакомый вагон и знакомые лица коробейников. Они продолжали уверенно ходить по вагонам и продавать свой товар. Они упорно, привычно работали. Люди зарабатывали свои нехитрые деньги. Он встал в тамбуре, снова не решаясь войти в вагон. Стоял так и смотрел. Театр! Новая роль! Что же мешает? Он посмотрел на пакет с книгами. С каким бы удовольствием сейчас он прошел по вагону и просто подарил их этим людям. - Идиот! – подумал он, вспомнив глаза Гали, пустой холодильник и те жалкие остатки денег.
- Привет, - окликнул его знакомый парнишка, которому он подарил книги.
Он поздоровался, почему-то с волнением посмотрев на молодого человека. Это был его первый читатель. (Галя и Петров не считается. Они были близкими ему людьми. Они субъективны. А этот…) Парень уставился на него и смотрел как-то странно… И молчал. А Леонидов не решался спросить.
- Так это, оказывается, ты написал,… писатель?
- Ну, я! – ответил Леонидов и выжидающе посмотрел на него.
- Знаешь, - продолжил тот, потом поправился, - знаете. А вы мне должны кучу денег! – произнес он.
- Не понял, – спросил Леонидов.
- Ты…, вы говорили мне, что книжка понравится?… Ну, я только детективы читаю, а это…
- Что? – переспросил Леонидов.
- Короче, я прочитал вашу книжку.
- Ну?
- Что, ну? Читал долго. Книжка длинная. Я проехал свою остановку, въехал в чужую зону, так добрался до самой конечной остановки. Сидел как дурак и читал… Потом вошли контролеры и развели меня на тысячу рублей! Вот так!
- Ну, извини, - засмеялся Леонидов.
- Понимаешь, - в запале продолжил тот, - я читаю только детективы или фэнтези, короче, попсу разную, а тут… Я никогда раньше не проезжал своей остановки.
- Ты хочешь, чтобы я отдал тебе эту тысячу? – спросил Леонидов.
- Нет, - ответил он, - дело не в этом…, я хотел спросить вас,… а нет еще таких же книг? Ну,… те я уже прочитал. Нет у вас чего-нибудь ещё, типа этих. Я бы заплатил... Только не сейчас – с получки отдам обязательно.
Леонидов с удивлением посмотрел на парня. Он не шутил и говорил серьезно. Он не думал, что так можно выражать свое признание.
- Пишу одну, - ответил он. – Скоро закончу, дам тебе почитать, пока других нет.
- Жалко, - ответил парень, - да ты не заморачивайся, про штраф – это я так, в шутку. Просто, классно!... Чтобы отшибало мозги – такое бывает только с девчонкой или за бутылкой, а тут… Совсем по-другому. Короче, пиши, писатель. Будет готово, дашь прочитать, договорились?
- Только деньги на следующий штраф приготовь, - засмеялся Леонидов.
Парень ушел, а он стоял в тамбуре, смотрел в окно и думал. Яркий лучик солнца ворвался сюда, осветив его задумчивое лицо, пакет с книгами и людей, которые со своими мешками и рюкзаками проходили мимо. Этому солнцу со своей высоты было интересно смотреть на человека, который вел себя как-то по-другому, иначе, нежели остальные, прочие в этом вагоне, в поезде, в этом городе, в этой жизни. А Леонидов все стоял и смотрел в окно. Мимо пролетали деревья и дорожные столбы, полустанки и люди, стоящие на платформах, пролетали городки и поселки, и только солнце было постоянно, висело на своей высоте и никуда не исчезало, оно светило и согревало его, и время тоже замерло и не торопилось.
– Летаем, - подумал Леонидов, глядя в окно. – Вот почему - “Летаем”! Иначе и не назовешь.
- Ты куда пропал? - очнулся он от знакомого голоса. Рядом стоял хозяин поезда…, пяти поездов, дышал утренним перегаром и смотрел на него.
- А, это ты? – с сожалением оторвался от своего созерцания Леонидов и полез в карман за деньгами – платой за “точку”.
- Прогуливаешь! – сказал тот и засмеялся. – Я тебя несколько дней искал, думал, что соскочил с моих поездов.
- На, держи, - Леонидов, вынув пятьсот рублей, протянул ему, - как договаривались.
- Не совсем так, - ответил ему этот человек, глядя на деньги, - условия изменились.
- Но, у меня нет больше, мы же договорились, какого черта? - возмутился Леонидов.
- Ты меня не понял, - сказал тот, тоже достав из кармана пятьсот рублей, протянул их Леонидову.
- Не понял, - сказал удивленный Леонидов.
- Почему не сказал, что книги твои? – спросил хозяин поездов.
- А что говорить? – ответил он.
- Короче, возвращаю твои деньги, - сказал тот и добавил: - будешь работать бесплатно, считай, что ты мой гость.
- Да, ну, спасибо, - протянул, удивившись Леонидов, – а зачем деньгами, просто, вернул бы книги и все.
- Нет, книги не верну, - ответил парень, книги я взял себе…, купил у тебя. Четыре штуки, а пятую продал. Так что, держи, - и он сунул в его руки деньги. Леонидов стоял ошарашенный. Он не знал, что сказать. А хозяин поездов, (пяти поездов!), достав из своей сумки одну из его книг, произнес: - Оставь мне это…, типа…, ну, как это называется, - и протянул ему ручку.
- Автограф? – удивился Леонидов.
- Ну, типа того, - сказал парень.
Леонидов покраснел, быстро черкнул на первой странице своей подписью, вернув книгу назад.
- А больше почитать нечего? – спросил он.
- Нет, пока пишу, - ответил Леонидов.
- Ну, допишешь, дай почитать, - сказал тот, пожал на прощанье руку и собрался идти дальше. - Расписание не потеряй, летаем строго по этому времени. Давай, писатель! Бывай! Пиши! Рад был познакомиться.
И он исчез в глубине вагона. А Леонидов долго стоял, рассматривая эту купюру, которая сверкала в руке в свете яркого солнца. Когда-то он зарабатывал пачки таких же денег, а тут стоял, и не мог оторвать своего взгляда от этой бумажки.
– Таких денег? – подумал он, - нет, таких он не зарабатывал никогда. Это был первый гонорар за его книги.

- 30 –

Клейзмер снова отправился на встречу со своим городом. Он шел к его улицам и площадям, гранитной набережной, замерзшей Неве и к людям, живущим там. Вчера ему не составило труда унести ноги от целой армии блюстителей порядка. Ему это ничего не стоило. Сейчас он был способен на многое… на все. Вот только не знал, с какой стороны подступиться, подойти к тем людям, чтобы ему не мешали. Он “завелся” (как иногда говорят), и теперь путь у него был один - из этой надоевшей квартиры – в город. Он снова шел по его улицам, легко, с удовольствием преодолевая километры пути, озираясь по сторонам. А в руках его был старенький музыкальный инструмент, скрипка, которой вчера так и не дали доиграть до конца, и теперь он шел, оглядываясь и улыбаясь…
В каком-то дворе увидел толпу ребятни, играющих в войну. Они построили из снега две высокие горки и, прячась за ними, расстреливали друг друга твердыми снежками. Он остановился, постоял, посмотрел на них, вынул свой инструмент и заиграл. Дети сначала не поняли, потом прислушались и замерли.
Остановив эту веселую игру – свою бессмысленную войну, смотрели на него, стояли и слушали, внимая этим звукам. А высокий человек с черной развевающейся бородой на холодном ветру, все продолжал играть, выводя ноты, словно таинственные символы на снегу. Он чертил в этом морозном воздухе неизвестные формулы, которые не требовали доказательств. Просто играл, и музыка уже заполняла собой весь этот темный двор-колодец, зажатый со всех сторон серыми бетонными домами. Пространство становилось больше, музыка громче. Дома раздвигались, и уже огромная площадь была под его ногами, а посреди нее стояла толпа детворы и заворожено слушала его музыку. Музыку без мелодии, без нот, и только звуки будили в этих маленьких детских сердцах что-то неведомое ранее...
Вдруг смычок выпал из его руки и, словно острый кинжал, воткнулся в высокий сугроб, а человек схватился за свое лицо, залепленное мокрым снегом. Он не успел отряхнуться, а в него уже летели десятки, сотни снежков, они больно колотили по голове, по всему телу, попадали в скрипку, которую тот пытался удержать, но, все было тщетно. Ребятня с диким восторгом продолжала свою войну. У нее появился удивительный противник, высокий, бородатый, с длинными волосами, прекрасная мишень! Его не защищала никакая стена, и они смело шли в атаку.
- Ни фига себе!!! – воскликнул какой-то парнишка, который и начал эту войну. И теперь все эти маленькие люди смотрели куда-то наверх. А на крыше одного из домов стоял этот черный бородатый человек, продолжая играть на скрипке.
- Давай! Стреляй в него! – опомнился мальчик, - наверх, на крышу!!!
Детвора забежала в какой-то подъезд, а снизу остались самые меткие стрелки, продолжая вести свой прицельный огонь.
- Бей его! Выше! Еще выше!!! – корректировал расстрел парнишка.
Тут один белый тяжелый снаряд попал в какое-то окошко, и звон разбитого стекла возвестил о конце игры. Дети разбежались кто куда, и только этот человек остался один там, наверху, и растерянно смотрел вниз. Потом и он исчез…

Репортаж с места событий.
Мы ведем наш прямой репортаж с Центральной площади города. Какой-то человек, забравшись на крышу здания Эрмитажа, стоит там и играет на скрипке. Как он смог туда попасть, остается загадкой. Здание музея прекрасно охраняется, и попасть туда, минуя сотрудников милиции, невозможно. Тем более, что все люки, ведущие на крышу, закрыты.
На площади собираются толпы людей. Они смотрят на этого странного человека и ничего не понимают… И мы тоже пока не имеем какой-нибудь дополнительной информации… Давайте увеличим картинку… Сейчас мы видим, что это высокий человек в черном пальто, у него длинные волосы и борода. Он старательно выводит какие-то ноты смычком… Эта музыка… Впрочем, сейчас не важно, что это за музыка, поражает сам факт его пребывания там. И еще удивляет поразительное сходство этого человека со всем известным ученым, математиком, который не так давно отказался от своего миллиона. Взгляните на него. Мы даем картинку его фотографии – просто одно лицо… Мы ничего не хотим сказать, но это сходство может заметить каждый. Впрочем, повторяю, пока мы ничего не хотим сказать. Хотя известны некоторые чудачества этого человека. Он не взял огромные деньги – премию, присужденную ему, он любит не только математику, но и музыку. Он собирает грибы и носит длинные волосы. Он никогда не бреется… Впрочем, пока мы не готовы что-то добавить к этому комментарию, но сходство поразительное…
Мы видим, как на площадь все продолжают стекаться люди. Уже сотни, может быть, даже тысячи…

Из милицейского протокола.
По нашему заданию на квартиру Г. Клейзмера был отправлен наряд для выявления его личности и местонахождения. В дверь долго звонили. Открыл заспанный человек, похожий на математика Клейзмера. Впрочем, скорее всего, это и был Клейзмер – кому же еще находиться в квартире Клейзмера с внешностью Клейзмера, как не самому Клейзмеру? Человек, похожий на Клейзмера, на вопрос – вы ли Клейзмер, ответил странной фразой и попытался закрыть дверь, но в результате следственных действий дверь осталась открытой, и допрос был продолжен.
На все требования, а именно:
1. Предъявите ваши документы.
2. Что вы сейчас делаете на крыше Эрмитажа?
3. Зачем вы там играете на скрипке?
4. Почему вы находитесь дома, когда в данный момент вы должны находиться на крыше Эрмитажа.
- и так далее, подозреваемый Клейзмер отвечал одной и той же непонятной фразой: – “Я не даю интервью”.
Добиться от него других показаний было невозможно, из чего следует вывод, что Клейзмер на крыше Эрмитажа не Клейзмер, а совсем другой хулиган.
На просьбу подписать протокол он ответил уклончиво, сказав, что не дает автографы, тем самым отказался от помощи следствию. Отсюда делаем вывод, что это и был настоящий Клейзмер. А на крыше Эрмитажа Клейзмер, но совсем другой.

Репортаж с места событий.
Мы продолжаем вести наш репортаж о человеке на крыше Эрмитажа. Вот, с двух сторон начали появляться бойцы спецподразделения по борьбе с хулиганами на крышах. Это элитный батальон, и сейчас мы посмотрим, как эти ребята будут работать. Зрителям нашего канала представляется уникальная возможность наблюдать за ними в прямом эфире. Мы видим, как они, оставаясь почти невидимыми, подходят к человеку, похожему на Клейзмера,… все ближе. Они, по-видимому, решили взять его с поличным в тот момент, когда он продолжает играть, чтобы в буквальном смысле поймать Клейзмера за руку… Так, одну секунду… Мне только что сообщили наши сотрудники, имеющие прямой выход на милицию, что Клейзмер на крыше,… так,… не очень хорошо слышно… Клейзмер на крыше – это другой Клейзмер?… Другой Клейзмер!… Да-да, я все поняла, Клейзмер, но другой… Стоп… А мы ничего и не говорили… Мы только предполагали, ссылаясь на внешнее сходство…
Бойцы из элитного отряда уже подходят вплотную, уже окружают его! Сейчас… Это невероятно… Клейзмер… Простите, человек, похожий на него, исчезает на наших глазах. Мы с вами видели это – в прямом эфире! Это потрясающее зрелище – был человек, математик…, простите, скрипач, и его больше нет… А, посмотрите направо! На колокольне Казанского Собора возник точно такой же человек! С такой же бородой и скрипкой! Он тоже играет! Это удивительно!!!

Настоятель Собора, услышав какие-то странные звуки наверху, кинулся туда. Это было удивительно и непонятно. Но он ясно слышал,  что кто-то там играл на скрипке. Он спешно для своих немолодых лет взобрался по лестнице и действительно увидел возмутительное зрелище. Прямо на колокольне, в святая святых его Собора, стоял какой-то заросший бородатый человек и бесстыже играл на скрипке.
– А ну-ка, кыш отсюда, нечистая сила. А ну-ка, вон отсюда, безобразник. Надо же, место нашел. Изыди!!! Вон!!!
Он оттер взмокший лоб и округлившимися глазами посмотрел на пустое место… и на крест в своих руках. – Вот что делает Крест! – перекрестился он. – Вот что делает истинная Вера!
Дьявольское наваждение исчезло с глаз его, и только крики людей внизу на площади...

Из милицейского протокола.
Операция по пресечению действий опасного хулигана на крыше под названием “Клейзмер” зашла в тупик. Преступник теперь свободно разгуливает по крышам города. Стоит бойцам отряда подняться, чтобы обезвредить его, он исчезает и тут же появляется на соседней крыше. Так продолжается уже несколько часов… Было принято решение по преступнику открыть огонь резиновыми пулями, бойцам выданы винтовки для ведения точного прицельного огня. Операция продолжается. Операция носит такое название, поскольку получила его до момента опознания настоящего Клейзмера. А поэтому менять его уже не будем, чтобы не возникло путаницы.

Репортаж с места событий.
Наши камеры установлены по всему городу. Человек, хулиганящий  на крышах, продолжает вводить в заблуждение отряд бойцов спецотряда. Они получили винтовки, и теперь снайперы замерли в ожидании приказа. Толпы людей на улицах, невзирая на опасность попасть под случайную шальную пулю, продолжают стоять внизу. Мы готовы к продолжению репортажа, мы ждем приказа. Кажется, он получен!... Бойцы стреляют!... Это настоящее чудо! Как только прозвучали первые выстрелы, человек словно начал размножаться на наших глазах, создавая свои точные копии. И теперь десятки, сотни людей со скрипками в руках занимают все крыши поблизости. Это галлюцинация! Все они играют одну и ту же мелодию. Но теперь это уже целый оркестр! Это голограмма, мираж! Скрипок много! Очень много. Они все объединяются в один согласованный хор… Но теперь играют разные партии. Это одна музыка… какая… не важно какая, но играют ее тысячи скрипок. Каждая на свой лад, но все вместе, в унисон. Теперь у нас сотни скрипачей! Тысячи! Город дрожит от этого скрипичного оркестра.

Из милицейского протокола.
Операция “Клейзмер” снова зашла в тупик. Был отдан приказ стрелять по Клейзмеру, но Клейзмеров стало много. На каждой крыше по Клейзмеру. Выявляем главного Клейзмера. Зачинщика. Название операции не меняем, чтобы не задеть кого-то еще. Принимаем решение - по какому из них вести огонь… Огонь вести сразу по всем Клейзмерам. Приказ отдан.

Репортаж с места событий.
Теперь город похож на место боевых действий. Наши камеры расположены на всех центральных улицах города, и везде, на всех домах, стоит один и тот же человек и играет разные темы, но, если прислушаться, мелодия одна. А в руках сотен бойцов ружья с оптическими прицелами, и они ведут прицельный огонь. Ни один преступник пока не пострадал. Резиновые пули, словно пролетают сквозь эти фигуры, не причиняя вреда, а музыканты-хулиганы спокойно стоят и играют на своих скрипках… Но, что это??? Галлюцинация! Такое не укладывается в голове!!!

Из наблюдений психолога по чрезвычайным ситуациям.
Город был подвергнут психотропной атаке, вызывающей видения галлюциногенного характера. Дома, казалось, не стояли на месте, они плавали в воздухе, становясь то меньше в размерах, то больше. Некоторые из них поднимались плавно на высоту и оттуда, словно летающие шары, возвращались на свои места. Люди тоже начали парить над землей. Они перемещались свободно под звуки музыки и летали, создавая причудливые фигуры летящей толпы. Словно были в невесомости. Мною замечен один факт. В наиболее шумных местах города – на вокзалах, на площадях с высоким уровнем городского шума, с большой плотностью автомобильного потока, там, где дома были высокими, музыка слышалась меньше. В таких районах почти не было аномальных явлений. Из чего делаю вывод и рекомендации – единственный способ избавиться от воздействия этого неизвестного оружия – необходимость его заглушить.

Репортаж с места событий.
Мы снова на центральной площади! Сюда стягивается спецтехника и, по-видимому, сейчас будет какое-то новое решение у работников правопорядка. У людей уже кружится голова, возникают непонятные видения. Мы можем наблюдать, что в небе тоже происходят необъяснимые аномалии. Специалисты говорят, что мы подверглись мощному воздействию какого-то психотропного оружия, которое вызывает галлюцинации. Ничего страшного! Ждем реакции наших военных…
Сирена! Мы ничего не слышим! Люди на крышах продолжают водить смычками по скрипкам, но мы можем теперь различать только мощные звуки сирены, которые исходят из динамиков, установленных на машинах военных! Эта сирена как прекрасная музыка! Она заглушает скрипки, и дома начинают возвращаться на свои места, а люди на землю. В небе снова повисла сплошная черная туча, и теперь ничто не смущает умы наших горожан. Люди с удивлением, оторопев от пережитого, стоят и смотрят, слушая эту музыку. Эта сирена как избавление! Никто даже не думает закрывать уши. Просто слушают этот пронзительный звук и приходят в себя, в свое привычное состояние. Теперь будет долгое расследование такого хулиганства. Виновник должен быть найден и наказан! Смущать умы людей целого города!!!... Что это???

Черная туча, зависшая над городом, внезапно разверзлась. Люди, до сих пор играющие на своих дьявольских инструментах, исчезли, а в огромном проеме над центральной площадью города, в небе над самым ее сердцем, возникло сначала бородатое лицо, а затем рука с гигантским смычком. Огромная рука расширила этот черный проем, прикоснувшись смычком к скрипке, и заиграла. Мокрая борода тряслась, длинные черные волосы развевались на ветру, и мощные звуки, срываясь с этой высоты, сотрясали город. Мощные звуки сирены были писком комара рядом с этим небесным монстром. Скрипка продолжала играть, и ничто уже не могло ее заглушить. Музыка, которая так долго срывалась со струн, потом изгонялась, расстреливалась и умирала в мощном реве гудков из динамиков, теперь доиграла свою мелодию до конца... И тишина… Мертвая тишина. И только чудовищный образ этого черного человека в зияющем небесном окне, а еще выше над ним пронзительный яркий луч солнечного света… Или не солнечного вовсе - никто так и не понял… Затем только кромешный мрак и туча, наносимая ветром, схоронила это видение в своих плотных туманных слоях. Человек со скрипкой исчез… Хорошо бы навсегда…

- 31 –

Вчера он снова не продал ни одной своей книги, только бесцельно шатался по вагонам, вспоминая утренний разговор с теми двумя молодыми ребятами, любовался совсем не зимним солнцем сквозь широкие окна электрички, рассматривал людей в поездах. Он почему-то не торопился. У него была куча денег! Ему заплатили за пять его книг – целых пятьсот рублей, и теперь он мог просто приезжать на этот вокзал и бродить по вагонам. Он был “гость” в этих поездах, чувствуя себя пока только гостем.
С такими мыслями, выйдя утром из своего дома, медленно побрел по улицам. Потом вагон в метро и снова этот калека-некалека, энергично расталкивающий людей своими крепкими руками и делающий деньги на милосердии. Он ничего не продавал! Он просто собирал деньги и клал их в свой карман. Он не создал ничего, не написал, не вырастил пучка укропа, не связал варежки, в конце-концов!... Ты два года своей жизни работал, выворачивая себя наизнанку, ты говорил, едва успевая записывать эти слова, мысли, работал, не покладая рук. И теперь заслужил внимания к своим книгам и самому себе! Так сделай ЭТО! Что же, сегодня снова будешь бесцельно ходить по вагонам? Снова бессмысленно тратить время?...
Так он ехал и сосредоточенно соображал…
- Нет! Он будет их продавать! Продавать по-настоящему! Он станет настоящим коробейником и научится это делать хорошо! И ни одной книги даром – все по 100 рублей и не центом меньше...
С такими намерениями и вошел в знакомый ему вагон. Даже проскочил на вокзале мимо старушки с укропом, позабыв купить у той пучок травы. Стоял в тамбуре и готовился к своему выходу. Как к прыжку на большую глубину. Просто нужно набрать побольше воздуха и задержать дыхание… А, потом, уже не думая ни о чем, сделать этот шаг… и головой вниз…
Поезд сдвинулся с места…
- Известный московский прозаик! Автор бестселлеров! Новинки книг! Новинки литературы! Только сегодня все по сто рублей! Осталось всего несколько экземпляров, впереди еще много вагонов, последним уже не достанется. Четыре новинки знаменитого автора! Четыре потрясающие истории, четыре последние работы! Книги -  бестселлеры! Книги - новинки! Книги - “Экшен”…,  - неожиданно для себя он обронил это слово! Оно нечаянно соскочило из его уст! Он вовсе не собирался говорить его!!!...
И тут случилось невероятное.
Люди вставали со своих зрительских мест, держа в руках вовсе не театральные программки, а деньги. Самые настоящие деньги! Стоило только одному-другому купить его книги, создать маленькую очередь – сразу же начался непонятный ажиотаж. Они протягивали ему деньги, выхватывали из рук книги без разбору, не глядя, не читая названий. Это было чудом!
- Попрошу без сдачи, - ворчал он, скрывая смущение, не ожидая такого эффекта, доставая из сумки свои шедевры. – Не суетитесь, спокойно,… хватит не всем! – входил он во вкус. А люди все продолжали покупать его книги, повторяя это волшебное слово – “ЭКШЕН”, “ЭКШЕН”, и радоваться такому приобретению.

Поезд уверенно набирал обороты, и колеса его безжалостно стучали по металлической колее, приколачивая раскаленные рельсы к замерзшим шпалам. Искры золотистыми брызгами разлетались во все стороны. Искры горячими каплями падали на белоснежный снег, который таял от этого неожиданного огнепада. А колеса все стучала и стучали. Рельсы стонали на поворотах, но уверенно удерживали этот состав, который продолжал с немыслимой скоростью нестись в непроглядную даль. В даль, покрытую белыми снегами, талыми, горячими каплями расплавленных капель-искр, и только холодный ветер в лобовое стекло…

Так продолжалось какое-то время. Молодой коробейник, который несколько дней назад буквально втолкнул его коленом в этот бизнес, вошел в вагон. Он не дождался своей очереди и теперь стоял у тамбура, ошарашено глядя на него, и терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу. Такого еще он не видел.
– Мохеровые варежки на любой вкус!… На любой размер, любого цвета! - неожиданно воскликнул Леонидов, толкая этого парня перед собой коленом, предлагая его товар. - Все по… Почем твое добро? – спросил он парня.
- По стольнику, - недоуменно ответил тот.
- Осталось всего двадцать книг! Каждому, купившему пару варежек, по одной книге в руки. Книги только в те руки, которые в варежках! Варежки плюс книга – цена 200 рублей! Последние экземпляры! Последние книги!!! “ЭКШЕН”, мохеровый “ЭКШЕН”!
За пару минут они продали весь свой товар, и уже не с чем было идти по вагонам. Пора было возвращаться за новой партией! И снова и снова. Целые горы, небоскребы книг таяли на глазах, а карманы его уже пухли от стольников. Парень с варежками притащил целый воз своего пушистого товара, и так весь день они носились по вагонам, перелетали с одного поезда на другой и продавали…, продавали…, продавали, собирая свои законные деньги. Уже в третий, в четвертый раз он возвращался домой, прихватывая целые коробки книг, грузил их в машину, которую нанял по дороге, и снова на вокзал, снова в свой театр! В бой! “ЭКШЕН!”… “ЭКШЕН!”
- Новинки книг, бестселлеры, самое популярное чтиво месяца!… Чтиво недели!… “ЭКШЕН!”
- Он сделал это! – вспоминал он слова своего Ангела. - У него все получилось! Сегодня он продал несколько сотен своих книг! Сначала долго писал их, потом мучился, бился, искал выход, искал лазейку в этот странный бизнес и, наконец, нашел!!!

Уставший, стоял в тамбуре и смотрел в окно. Парень с варежками не выдержал и соскочил по дороге. Он давно распродал свой товар и уже был где-то далеко, наверное, на Мальдивах или Майорке, может, на Канарских островах. Сейчас это было не важно. Главное, что он отблагодарил того и помог ему наладить его вагонный бизнес. Помог, а теперь стоял и смотрел куда-то вдаль, и ледяной ветер сквозь разбитое окошко дул ему прямо в лицо…

Поражало одно - не было радости. Не было ощущения победы, успеха… Просто дьявольская усталость, словно грузил целый день эти вагоны или разгружал…
- Поэтому и не было радости, – подумал он.
И потому этот летящий поезд не казался ему в дивном полете – он просто ехал по своей колее, тоже устало стуча металлическими колесами по рельсам…
Радость от успеха, от победы! Какая неуловимая это вещь! Казалось бы, почти за год они с Галей перепробовали все возможные способы. Как они хотели научиться продавать свои книги! Не чужие, а свои. И ничего не получалось. А тут… И теперь стоит этот несчастный, уставший коробейник, грузчик, и совсем не радуется.
– Что же ты не радуешься? Какого черта?
И тут он вспомнил того летящего под куполом парашютиста-грузчика, который даже там, на невероятной высоте, был привязан к своим книгам, и, как выброшенный балласт, летел с ним в обнимку камнем вниз. Он даже не смог почувствовать того ощущения высоты и полета, и только деньги в его карманах и воз товара под ним. А разве сам он пятнадцать лет делал не то же самое? И таким же  уставшим камнем по вечерам возвращался домой и падал в свою кровать с полным карманом денег и страшной усталостью от чувства выполненного долга. Какого долга? Перед кем? Зачем?...
Он продолжал тупо смотреть в окно и думать… и снова смотреть. А за окном все пролетало мимо него. Полустанки и люди, городки и другие поезда, и только он стоял в тамбуре, как пригвожденный к этому месту. Словно якорь, сброшенный с палубы корабля, который никогда уже не выйдет из этой гавани в открытое море…
Он сошел с ума? Чего ему еще нужно??? Это же его книги! Его дело! Все получилось!!!
И тут странная мысль закралась ему в голову и теперь не давала покоя…
- Он не мог брать денег у тех людей, и теперь не мог смотреть на них.  
Те жалкие сотни, которые с трудом помещались в его карманах, а карманы уже тошнило от них.
- Но как же та старушка с пучком укропа у вокзала – она сама вырастила его и сама продавала, почему же тогда он не может? Чем он хуже ее? Чем ее трава лучше его книг???
Его уставшие извилины с трудом ворошили эти мысли, замерзшие мозги едва переваривали случившееся.
- Она относилась к своему укропу как к товару и спокойно брала за него свои гроши. Наверное, в этом все дело. Для него еще вчера книги значили нечто большее, чем эти 100 рублей. Они стоили намного дороже. И дело здесь  совсем не в гордости.
И тут он сделал неожиданное для себя открытие.
- Продавать свои книги то же самое, что делать операцию любимой женщине или торговать за деньги талантами своего ребенка, хотя...
Он вспомнил отца Моцарта, который с малолетства эксплуатировал уникальный Дар сына.
- Да и черт с ним, с этим папашей Моцарта. А как же те первые деньги, которые он получил от “хозяина” поездов? Как он радовался тогда!... В этом все дело! Когда их продает кто-то другой, не так болезненно, и даже радует, но самому собирать ничтожные гроши, отдавая за них свои книги, - это было ужасно. Каждый должен делать свое дело. Книга – не пучок укропа, выращенный в парнике, пусть даже своими руками. Кусочек его души – равный ста рублям…
Если хочешь говорить, не торгуй каждым словом, не бери алтынный за мысль рожденную, вымученную, которая стоила несравненно дороже. Она не разменная монета и до тех пор не имеет цены, пока за нее не заплатили, и тогда все стирается корыстным ластиком и утрачивает смысл.
Он не знал, что ему думать! Он стоял, тупо глядя в окно…
- Он потерял что-то главное! Больше не было того удивительного ощущения экстаза от написанного. Еще вчера эти книги были чем-то нереальным, священным. Этот дар был дан ему свыше, он не имел цены…
И теперь уставший, голодный, пустой, с полными карманами денег, он стоял у разбитого окошка и бормотал себе что-то под нос. И пар валил из его рта…
- И роль твоя бессмысленна! Когда говоришь, творишь, лицедействуешь, а ничтожный калькулятор в голове тем временем подсчитывает гонорар за каждый выход на сцену. И сцена эта уже не место для священнодействия, а лишь для торговли. Каждая фраза – копейка, каждый акт – алтын, каждый спектакль – тринадцать серебряников, за которые ты предал самого себя!!! Каждая книга – бессмысленные месяцы, которые провел наедине с собой и пустым кошельком. Пустой душой, которая ждет гонорара. Гонорар за откровение, премия за полет души, чек за несостоявшийся гений! Фабрика чувств мелочного таланта, обглоданный суррогат твоей души. Нетленной души, которая была разменяна за алтын…
Так вот почему Клейзмер не взял этот проклятый миллион!!!
Перед ним разверзлась бесконечная пропасть. Она притягивала к себе своей пустотой и мраком, и голова начинала кружиться. Он заглядывал в нее, стоял на самом краю, чувствуя, понимая, ощущая каждой замерзшей клеткой своего тела нечто ужасное, абсурдное, непостижимое и неведомое ранее.
- Если он будет делать только то, что ХОЧЕТ, что ДОЛЖЕН, – они просто погибнут от голода. Если не будет делать ЭТОГО – сойдет с ума! Так устроена эта жизнь, так устроен мир!!! Просто он прикоснулся к чему-то запретному, незнакомому, неведомому ранее. Раньше он мог об этом только догадываться, но даже и представить себе не мог, насколько это ужасно…
- Но, был ли ты счастлив, когда писал???... Да!!!
Тогда, что же делать???...

- 32 –

Последний свой концерт этот удивительный человек со скрипкой играл уже на сцене. Самой настоящей сцене, где за его спиной в ярком свете прожекторов мерцал орган, а в зрительном зале сидели люди, тысячи людей, зал был забит… А он все играл и играл, отдавая волшебные звуки своего инструмента им… Он нашел свою сцену и своего зрителя…
Только… Никого в этом зале не было, горело лишь несколько лампочек дежурного ночного освещения и все. Было очень поздно, была ночь. Этот большой зал, еще вечером проводив последнего зрителя, теперь сонно дожидался следующего дня. А тут явился этот странный бородатый человек и теперь, как сумасшедший, терзал свою скрипку…
Музыка разрывала на части пустоту зала, металась, отражаясь от стен, кресел, высокого потолка. Она звучала и настаивала, искала кого-то, зал становился все больше, и мог бы вместить в себя уже тысячи… миллиарды людей, которые, внимая этим удивительным звукам мелодии, в ее отражении узнавали себя, заглядывая в самые потаенные уголки души. И там рождалась, выворачиваясь наизнанку, какая-то совсем другая, неведомая раньше мелодия, – та самая, которую ты мечтал услышать всю свою жизнь. Ждал ее долгими бессонными ночами, предчувствовал всем своим существом. И теперь она, ослепляя, открывала глаза, давала то удивительное зрение, которым теперь ты мог увидеть намного больше. Увидеть все! Все и наяву! И это не был ни сон, ни болезненный, воспаленный образ твоей фантазии, а реальный символ, знание и желание изголодавшейся души… Музыка души…

- Ну, что студентик… Что уж так заходишься?... Поздно уже… Пора спать… Спать…
В зал вошел пожилой, подслеповатый сторож. Он давно заснул, но, заслышав какой-то шум наверху, поднялся сюда. И теперь стоял и жалел этого студента, который, наверное, мечтал вырасти и играть на этой сцене.
- Ну-ну, угомонись, все получится.
Он говорил медленно, а слова его были словно колыбельная или сказка на ночь. Оставалось только закрыть глаза.
- Вырастешь, станешь большим и придешь сюда. Все будет хорошо, - успокаивал он этого человека со скрипкой.
- Будут у тебя зрители, будешь подниматься на сцену и играть. А тебе будут хлопать… дарить цветы, - сонно бубнил старик.
- Станешь знаменитым, богатым, будешь ездить на гастроли, путешествовать, люди будут брать у тебя автографы, интервью… Показывать по телевизору. Будет… все будет… А сейчас пора спать… Давай, студентик, завтра на учебу, на занятия… Будешь учиться…, все получится. Завтра… Все завтра…, спать,… пора спать…
Его голос мягко звучал в полутемном зале, успокаивая, обещая, что все получится, все будет… но, только не сегодня,… завтра… завтра…
И теперь этот большой зрительный зал превратился в какое-то удивительное место далеко на планете, а может быть, где-то еще … Не было больше усталого старика, не было прожекторов и кресел, зрительного зала, только склон какой-то высокой горы и темные, почти черные деревья вокруг. Ветер трепал его всклокоченные волосы, а далекий горизонт совсем не собирался озаряться ярким предутренним светом. Человек со скрипкой в руках все играл и играл, и помешать он здесь уже не мог никому. А деревья и высокие кусты в такт его звукам преклоняли свои кроны и ветки к земле, покачиваясь в мертвенном свете, слушая эту музыку. Просто была ночь. Черная ночь, и только звезды на недосягаемой высоте…

- 33 –

Леонидов мчался в свой театр. Он торопился, словно боялся опоздать к началу спектакля, где он должен был играть главную роль. Играть свою премьеру! Не глядя, перебегал через улицы и переходы, преодолевая нескончаемые ветки метро, пулей пересекая привокзальную площадь. Сегодня был его день! Он снова будет играть на сцене.
Теперь он садился в первый попавшийся поезд – здесь его не знали, еще не читали и не покупали его книг. А значит все будет с чистого листа…
Люди, точно такие же, как и в тех электричках, занимали свои места в партере и на галерке, а в тамбуре, - за кулисами, сновали коробейники, готовясь исполнять свои роли. И он тоже готовился. Поезд двинулся с места. Эти актеры в тамбуре, отложив в сторону свой реквизит, глядели на него, словно понимали, что роль его сегодня главная, а поэтому пропускали с его товаром вперед. С его книгами! С его новой ролью!
Он смело откинул в сторону занавес-дверь и вышел на сцену.

- Сегодня проходит необычная встреча с книгами нового, еще неизвестного вам автора, - уверенно начал он.
- Неизвестного писателя, четыре романа которого были изданы за последние два года, и…, если вы пожелаете, можете взять их себе…
- Взять???
- Ни копейки с вас никто не попросит, просто берите и читайте. Если понравится – оставьте себе на память, если нет, безжалостно выбросьте в мусорную корзину. Это ваше право! Сегодня эти книги для вас!
Поезд уверенно набирал скорость. Поезд едва касался своими колесами накатанной колеи. Он не сеял больше раскаленными огненными искрами по снегу, был словно невесомым, и продолжал свой неумолимый безудержный бег…
- Книги-новинки, психологические романы, истории откровений, книги для души… Для вашей души!!!

А за окнами все продолжало мелькать в немыслимом безумном порыве: сменялись остановки, их не стало вовсе, сменялись города…, городки…, небольшие деревушки. Небо поднималось выше, солнце светило ярче, и снова лето, снова поля нескошенной пшеницы, бесконечные зеленые луга и речушки без переправ! Поезд мчался через них какими-то неведомыми путями, хотя дорога вела его по прямой и только вперед!
- Эти истории отвлекут вас от долгой дороги, дадут немного времени, чтобы вы могли побыть наедине с самим собой и удивительными героями. Стоит иногда забыть о том, что у тебя за пазухой и вспомнить, что рядом находится сердце, которое бьется, услышать этот волшебный звук, и тогда ты почувствуешь что-то еще. Книги откровения – книги для вашего сердца…

Только вперед? Вперед и вверх! Вот оно удивительное ощущение полета! Вот почему “летаем”! Он обошел все вагоны поезда, раздав почти все свои книги, и теперь возвращался назад, разглядывая пассажиров. В руках многих были его книги. Они листали их, ощущали аромат застарелой типографской краски, переворачивали страницы и… читали. Они не обращали внимания на него, только на его книги! Весь поезд, все эти люди, устремившиеся неизвестно куда, читали его. Они позабыли о своих остановках, потому что их не стало вовсе. Только летающий поезд, по сторонам облака и яркое-яркое солнце, и лица этих людей…, их глаза…
Под вагонами больше не было рельсов, не было надоевшей металлической колеи, которая неминуемо доставит тебя в то самое место по определенному расписанию, лишь стремительный полет, головокружительная высота и зеленые холмы и леса где-то далеко внизу…

Он не сразу понял, что произошло. Просто почувствовал, что поезд, продолжая лететь, начал стремительно менять траекторию. Она превращалась в небесную горку, и состав то резко взмывал в высоту, то стремительно падал вниз.
Но так он разобьется! Ведь под ним нет больше рельсов! Нет мощной опоры, за которую можно ухватиться, держаться и не упасть!!!
Какой-то человек в немыслимой одежде то ли сказочного зверушки, то ли персонажа из мультфильма, появился из тамбура и орал на весь вагон:
- Книги-новинки, книги-блокбастеры, книги-ЭКШЕН!!!
В ужасе услышал он это слово.
- Акция! Только сегодня! Только для вас, господа!!!
Как заработать миллион!!! Как заработать миллиард!!! Все по триста рублей!!! Бабло! Самое настоящее Бабло всего по тысяче… Вы не хотите заработать миллион? А миллиард?
Его смешная рожица корчилась немыслимыми гримасами, а люди, оторвавшись от своего чтива, отложив его в сторону, забыв о нем, начали волноваться. Начали нервно роптать:
Миллион… Миллиард… Бабло… бабло… бабло…
Поезд сделал мертвую петлю, и тогда он понял, что упасть он никак не может. Это горки - самые настоящие горки, те самые, из аттракциона, а под колесами вагона теперь находился мощный рельс. Он не даст свернуть с пути, он будет непреклонно тащить, волочить состав за собой, и соскочить с него уже не удастся. Оставалось только пристегнуться…
Поезд все продолжал свой полет, но уже по этой замысловатой траектории. Вот только окна замерзли, они покрылись инеем, и сквозь них не было видно тех удивительных бесконечных зеленых полей и лесов, и рек, не покрытых толстым слоем льда. (Да и были ли они вообще - эти зеленые леса и луга?) Неба не стало видно и солнца тоже…
- Бульварный романчик! – на головы людей посыпались гребешки и ножницы, еще какие-то сувениры.
- Мужской ррроманнн! – снова заорал Человек-Мультик и надул гигантский “шарик” над своей головой.
- Блокбастеррры! Детективввы!
Книги-убийцы, книжки бандиты, книги-торта и шоколадки, книги-губная-помада, книги-жвачки, книги-бутерброды!!!
Наконец появилась знакомая фигура человека. Он летел с высоты второго этажа головой вниз и скоро, очень скоро, должен был коснуться зеленой поверхности болота, застрять там, увязнуть и превратиться в кровавую кляксу, в след, тень…
Люди бесновались, люди сходили с ума.
- Все по триста рублей, по пятьсот рублей! Книги – основные инстинкты, все по тысяче, по миллиону! Кто больше! За каждый истраченный миллион – миллиард взамен!
Люди доставали свои миллионы! Люди в этом поезде везли целые тонны денег, все свое состояние, и теперь отдавали их этому Человеку-Мультику! Человеку,  который дарил им главные и основные инстинкты жизни!

- 34 –

Он летел на самолете, и огромный мир расстилался перед ним… Часть огромного мира... Летел, смотрел в круглое отверстие, называемое окном, и думал…
- Мир… Как он велик, но как он может быть мал… Все зависит от того, как на него посмотреть… Все зависит от твоего отношения…, твоей точки зрения… Неужели Клейзмер прав? Неужели эта теорема доказывается именно так. Да и дело совсем не в ней. Клейзмер пошел дальше… значительно дальше… Если все это правда?...
Стюардесса принесла ему напитки на выбор, и он налил себе в бокал красного вина. И вот так с бокалом в руке на высоте десяти тысяч метров над землей, сидя в удобном кресле, он продолжал раздумывать. Это был директор того самого Математического института, которого Клейзмер обделил своим вниманием. Клейзмер просто пренебрег всеми устоявшимися правилами и повел себя, мягко говоря, некорректно, неэтично… непонятно… Плевать на этику! Плевать на правила и приличия! Но, это “непонятно” мучило его в последнее время. И смутные подозрения одолевали его.
Он давно не отдавал себя любимому детищу – математике, не посвящал ей свою жизнь, не молился ее молитвами. Все какие-то встречи, презентации, переговоры. Все эти последние годы было как-то не до нее. Иногда тосковал, но рутина повседневности не позволяла вернуться к ней. Это, как любимая женщина, которая ждет тебя, и ты всегда сможешь прийти к ней, отдав самого себя…, но только позже…, потом…, не сейчас. Она подождет, она будет ждать вечно. Это как старенький музыкальный инструмент, ждущий твоего прикосновения, и тогда он откликнется и с благодарностью одарит тебя своими волшебными звуками. Но пока хватает времени только смахивать с него пыль… Нет, не сейчас, в другой раз, как-нибудь потом…
И вдруг возник этот Клейзмер. Ему объяснили ученые его института, которые четыре года расшифровывали иероглифы Клейзмера, что скрывает в себе эта теорема. Еще помня отдельные моменты этой сложной, любимой науки, он сумел понять. Но, когда понял!!! Только бы Клейзмер ошибался! - думал он, отпивая глоток вина…
Он знал, Клейзмер не тот ученый, который будет выдавать желаемое за действительное. Он знал уровень этого математика, и ошибки в доказательстве быть не могло. Хотя они искали ее, эту ошибку, несколько лет... Искали и очень надеялись найти. Такое уже бывало раньше. В течение почти ста лет. Люди выдвигали свои гипотезы, но спустя годы, их опровергали. Но сейчас!?... Искали и найти не смогли… Нашли нечто другое. И если Клейзмер подтвердит эту догадку – мир перестанет существовать… В том виде, в каком мы его привыкли видеть…
Он снова посмотрел вниз сквозь окно иллюминатора.
- И зачем эти люди суют свой нос во все щели? – подумал он.
- Мало им этой планеты, зеленых лужаек, морей? Мало жизни и красоты?
Вдалеке показались Альпы. Маленькие горные шале и крошечные отели свисали с их склонов. Они зависали над пропастью, крепко цепляясь за гору, которая их надежно удерживала на такой высоте. Зеленые холмы, покрытые высокими деревьями, глубокие ущелья, а вдалеке море… А где-то там материк, океан, край планеты и весь бесконечный бескрайний мир… Как все мудро продумано, создано, как гармонично соотносится друг с другом.  И вдруг все это превращается в одну ослепительную точку. Она слепит глаза, она неотвратимо притягивает и спрятаться, увернуться от ее блистательного внимания уже невозможно, а потом яркая вспышка… И больше ничего.
Но дальше все собирается в крохотный светящийся эмбрион, из которого вновь зарождается жизнь…
- Плевать на ту жизнь!!! Мы живем сегодня, сейчас! Мы живем в этой жизни!
Ему по-настоящему стало страшно.
- Мысль материальна. Как можно одной мыслью перевернуть весь этот мир? А мир этот просто записан одной короткой формулой. Но нужны ли ей доказательства? Зачем эти выводы? Зачем наука, которая создает этот мир в твоей голове и ты волен поступать с ним, как хочешь… А готов ли ты, человек, к этой миссии? И кто ты такой? Создатель, творец или разрушитель? Почему истина в твоей голове рождает иллюзию совсем другого миропорядка? И тогда все становится иллюзорным, а остается лишь эта формула и ее доказательство… И совсем другой мир… И еще ее создатель… Это потрясает!
Но черта эта последняя, и ОН подошел к ней! Уже внимательно рассматривая ее, готовится переступить…
Он посмотрел в окно, и бесконечные равнина и горы, и море вдали начали сворачиваться, бешено вращаясь перед его глазами. Они становились все меньше, все дальше от него. Мир стал пустынным, и только маленькая светящаяся точка притягивала теперь его внимание. Приковывала и уже затягивала в себя. Деревья, зеленые лужайки, отели и маленькие шале, самолеты, облака, звезды и планеты - все деформировалось, все превращалось в один стремительный поток бесформенной массы, который сгущался и уменьшался в размерах. И его самолет, потеряв высоту,… а высоты уже не было, ничего не было,… устремился в эту сверкающую, зияющую пустотой, горящую точку-бездну… И взрыв…
- Нет!  Есть открытия, о которых человечество потом жалеет! Теперь этот мир может спасти только незнание!…
Он оторвал свой взгляд от окна и дрожащей рукой поднес бокал к губам. Выпил залпом, вытер платком мокрое лицо и больше не смотрел туда. Хотелось только одного – вниз, к Нему. Он сможет ему объяснить… убедить… Есть знания, которые не нужны человечеству…

- 35 –

Леонидов вышел в тамбур и долго смотрел в окно. Больше смотреть было некуда, да и незачем. Потом уставился себе под ноги, заметив какую-то газету, подобрал ее. На титульной странице был написан заголовок: – “Мастер уходит из Театра!!!”
Он прочитал статью. Он давно знал этот Театр. Его создал режиссер, который полвека назад, взяв ребят своего курса, вместе с ними творил, создавая свой Дом. В статье было написано, что актеры театра проголосовали почти единогласно за изгнание Мастера из Театра, потому что на гастролях им не выдали за спектакль по… 900 рублей! И поэтому его выгнали из театра – из его собственного Дома. Все эти актеры, раньше или позже, были его учениками. Они жили в этом Доме, учились там, работали…, творили. Мастеру уже было много лет – почти сто! Столетний Мастер! Скала! Но он, до сих пор руководил театром, творил, ставил спектакли… Но по 900 рублей не заплатил… И его выгнали.
Леонидов бросил газету туда, где она лежала раньше. - Только зря подбирал, - и подумал еще:
– Теперь Петрову не удастся показать свой фильм нигде и никогда. Он снимал его как раз об этом Театре и его Мастере…
И еще подумал, – 900 рублей, интересно, сколько это в “серебряниках”? Какой курс сегодня и ходит ли такая валюта в наши дни? Наверное, да…

В тамбуре к Леонидову подошел какой-то человек и задал уже знакомый вопрос:
- Что вы делаете на моей территории?
Леонидов посмотрел на него. Человек был в форме, человек был явно при исполнении…
- Ничего не делаю, - равнодушно ответил он.
- Ничего не делаешь? - внезапно тот перешел на Ты.
Леонидов снова посмотрел на него, потом задал свой вопрос: - А, это ваш поезд?… Да-да, понимаю… Целый поезд… И он принадлежит вам? Рад познакомиться с человеком, у которого есть целый поезд, - повторил он свою старую шутку.
- Мне принадлежит вся эта железная дорога, и все поезда на ней, - жестко ответил тот.
- Вот как? – удивился, Леонидов.
- Будешь дурака валять или как? - спросил его человек.
- Архаровцы! – вспомнил вдруг Леонидов, - так вот они какие! Он совсем позабыл о них, а его предупреждали. Просто он сел не в тот поезд.
- Ну и чего вы хотите? – спросил он его.
- А ты не понимаешь? – удивился тот.
Леонидов устал, он уже ничего не хотел, - ни доказывать, ни убеждать, ни сопротивляться. Сегодня он ничего не продавал, только дарил свои книги… Хотя, какая теперь разница? Такие правила, а правила нужно выполнять. Тем более законы…
- У меня нет с собой денег, - произнес он, - расплачусь товаром.
Взяв десять своих книг, он протянул архаровцу. Тот с удивлением посмотрел на них, словно видел ЭТО впервые. Потом произнес: - Что это за… книги??? Ты, что издеваешься? - побагровел он, - ты за кого меня принимаешь? Накурился что ли? Захотел в обезьянник?
И он брезгливо оттолкнул пачку книг. Те выпали из рук, рассыпались и, лежа в жидкой грязи на мокром полу, с удивлением смотрели на Леонидова. Они не понимали. Они не ждали такого обращения с собой. Такое было просто невозможно! Ну, что ты стоишь? Ты ничего не сделал!!! Ты написал эти книги, потом дарил их людям, а теперь какой-то… бросает их на пол, топчет своими ногами!!!... Ну, сделай же что-нибудь!… Ничего ценнее у тебя нет!!!...
Снова услышал тот самый голос:
- А ну, давай поднимай! Давай быстро – это вещественные доказательства… Незаконная торговля, незаконное предпринимательство…, дача взятки… Незаконное… незаконное…, - только и звучало в его ушах... В тамбур внезапно вошел Человек-Мультик. Из-под его веселого костюма были видны сотни… тысячи сережек в ушах и ноздрях, а тело его было сплошь покрыто татуировками. Он с улыбкой пожал руку архаровцу, – видимо, его старому знакомому, потом посмотрел на Леонидова, на грязные книги в его руках.
- И чтобы я тебя здесь больше не видел!  - спокойно произнес Мультик, - ты меня понял? – переспросил он. Леонидов промолчал, Мультик перевел взгляд на архаровца.
- Не понял, так объясним, - ответил тот.
- Я ничего не продавал и не нарушал, - твердо заявил Леонидов.
- А вот это мы и проверим, - сказал человек в форме.
– Пройдемте, - уже официально произнес он.
- Что, можно просто так?… - Леонидов задохнулся в возмущении. - А вам не кажется, господа, что мы живем в цивилизованной стране? – неожиданно взорвался Леонидов, глядя на человека в форме. Тот осклабился, прищурил глаза и спокойно произнес: - Кто тебе это сказал?
После этой фразы Леонидов не знал что сказать, у него просто не нашлось аргументов…

Идя по вокзалу в сопровождении человека в форме, Леонидов увидел шедшего ему навстречу владельца пяти поездов. Тот заметил его издалека, с сочувствием посмотрел на него, остановился, но подходить не стал. Это был не его поезд. Не его территория… У стены вокзала встретился глазами со старушкой, продающей укроп, которая тоже с жалостью взглянув на него, спрятала свой товар в корзинку – мало ли что… Потом закрытый автомобиль с маленькими окошками. Он не летел, а уныло плелся по городу, лениво расталкивая другие машины своей мигалкой. Потом обезьянник…
- 36 –

Директор уже известного нам Математического института, вышел из дома, где несколько часов подряд разговаривал с Клейзмером. Это был сложный разговор, и вообще, день у него сегодня был тяжелым. Его предупреждали, что Клейзмер ни с кем не общается, не разговаривает и даже не дает интервью. Не вступает ни в какие контакты и сторонится людей… Прекрасно он разговаривает, оказался умнейшим человеком, впрочем, кто бы сомневался? Таких умов на планете меньше, чем пальцев на одной руке. Просто, с ним можно говорить только на темы, интересующие его, а эти…
Теперь он снова сидел в машине, направляясь обратно в аэропорт. Миссия его была завершена. Эта была непростая миссия, и она была выполнена. Он ехал, вспоминая этого удивительного человека, от которого еще вчера зависело многое,… зависело практически ВСЕ!
- Надо же – один человек, одна ничтожная формула и все рушится и летит ко всем чертям. Все рассыпается вдребезги!...
Он сидел в удобном салоне и напряженно думал.
- Клейзмер – это лишь первая ласточка. Через год или сто лет появится новый Клейзмер, и снова создаст коллизию, которую предотвратить будет уже невозможно! Мы подошли вплотную к той черте, за которую даже заглядывать не стоит… Не то что доказывать или строить гипотезы -  просто нельзя смотреть в эту сторону. Нужно очертить эти безопасные границы, и никого к ним больше не подпускать…
Он вспомнил знакомые факты из истории, которую изучал еще в детстве в колледже.
- Такая проблема существовала всегда, только когда-то ей уделяли должное внимание, а сейчас… И всегда находились умные люди в древности и в средние века… Всегда были структуры, институты, которые зорко присматривали за порядком, а теперь… Теперь они необходимы были как никогда!... Что же, снова разводить костры и устраивать охоту на ведьм? Но почему бы и нет? С такими людьми иначе разговаривать невозможно. Сейчас, когда общество, наконец, избавилось от фанатизма, от лживых идей и пророков, и только деньги мудро выстраивают разумную рентабельность любого дела. Стоит только перекрыть финансовый кислород, и всякое порочное изобретение или инновация летит в корзину. Любое произведение искусства становится никчемным, а его автор изгоем. Когда появился идеальный механизм, регулятор, контролирующий, фильтрующий все и вся. И только деньги могут принимать и избирать. В этот самый момент является какой-то Клейзмер… И никакие деньги ему не нужны... А на кой черт нужны ему эти деньги, когда их просто не станет! Они станут бессмысленными бумажками, впрочем, какими и были всегда, - неожиданно перебил он самого себя, но тут же поправился, - просто об этом никто не знал, вернее, знали немногие…
И теперь таких Клейзмеров контролировать будет невозможно!
Но не может же будущее целой цивилизации зависеть от такой ничтожной вещи, как какая-то теорема и ее сумасшедший математик. Слава Богу, все удалось…
Неожиданно в голову пришла смешная мысль: – А, может, нужно было просто убить этого Клейзмера… Убить, и все! Как говорится, – убрать его.
И теперь он, вытирая пот со лба, стряхивая напряжение сегодняшнего дня, представлял себя киллером, возвращавшимся с задания. Он понимал то чувство выполненного долга, которое должен был испытывать этот человек. И теперь осознавал, какая миссия… новая миссия ложится на его плечи. Его и таких, как он сам! Необходима целая организация, которая будет контролировать подобные процессы. Военные, их службы, разведки – они безнадежно устарели, отстали со своими переворотами и нефтью, выборами и перевыборами, всеми этими цветными революциями и переделом земель. Нужны силы, которые будут стоять на страже и охранять подступы к этой опасной черте. А быть киллером? Зачем? - отмахнулся он от такой дурацкой мысли, – найдутся другие методы - мы же цивилизованные люди…

Он вышел из машины и уже готов был направиться на взлетную полосу, где его ожидал самолет. Внезапно его окружили журналисты. Вспышки фотоаппаратов, свет прожекторов.
- Господин, директор, несколько вопросов нашему каналу…
- нашей газете…
- нашему журналу…
Он остановился и совсем не щурил глаза от этого яркого света. Он давно привык к такому – это была его стихия. А голоса все неслись с разных сторон:
- Что вам сказал математик Клейзмер?
- Он стал с вами разговаривать?
- Почему он не бреет бороду?
- Почему он уволился из института и нигде не работает?
- Над какой проблемой он сейчас трудится?
- Какую премию ему еще будут присуждать в этом году?
- Какие его ждут награды?
Подняв руку, он ответил одной короткой фразой на все эти вопросы:
- Господин Клейзмер просил вам передать, что математикой он больше не занимается и просил больше его не беспокоить.
Люди с микрофонами в руках замерли, переваривая сказанное. Кто-то очнулся первым и задал свой вопрос… тот самый вопрос:
- А почему он не взял свой миллион?
- Миллион? – переспросил директор. – Да-да миллион, - задумался он.
- Почему он не взял миллион? – заголосили со всех сторон люди с микрофонами, - почему не взялл???... Не взяллл???
- Потому что…, - помолчав мгновение, посмотрев на этих людей, и, неожиданно для себя произнес:
- Вы все равно не поймете, - махнул рукой и быстро пошел к самолету. Добавить ему было нечего…

- 37 –

- Да, пропади все пропадом! – вертелось в его голове. - Гори все это дьявольским огнем. Что он на самом деле? Ему больше всех надо? Гений! Доморощенный гений! За кого он себя принимает? Довел себя… довел Галю до такого безумия! Люди вокруг работают, делают деньги, крутятся, а он… Писатель!!! - И он мысленно зло посмеялся нас самим собой. – Ну-ну!
Они с Галей сидели в шикарной машине, которая, рассекая утренние пробки, напролом, без оглядки, неслась по городу. И было как-то уютно в этой машине, в ее просторном салоне. Уютно, и не хотелось больше думать ни о чем. Этот салон был словно кают-компания большого уютного корабля, на котором хотелось плыть и больше не смотреть по сторонам, только вперед, уверенно разрезая ее мощным корпусом волны ревущего океана. Где-то за окнами бушевал шторм, а здесь было спокойно, тихо, и только брызги волн иногда надоевшими каплями оставляли следы на плотно задраенных окнах.
Галя задумчиво опускала и поднимала затемненное окошко – она давно не игралась в эту игрушку… А на переднем сидении находился их спаситель – тот самый издатель. И даже грузчиком его теперь не назовешь - уважаемый бизнесмен, владелец крупнейшего издательства в стране, солидный человек, богатый человек!
- А откуда вы узнали о нас? – нарушил тишину Леонидов.
- Вы не поверите, - отозвался издатель со своего места. На нем был желтый восхитительный пиджак и малиновая рубашка без галстука.
- Мне утром позвонил человек, который представился вашим добрым Ангелом. Он и сказал, что вы готовы подписать наш договор…, только место для этого выбрали экстравагантное. А вы молодец, Леонидов, это же отличный пиар! Вы гений пиара! Завтра все газеты напишут, что мы подписали договор… в обезьяннике, - и он зашелся беззлобным, веселым смехом.
- Честно говоря, для меня это первый такой случай. За один день о вас заговорит вся столица! Да, что там, столица?…
Автомобиль мчался по улицам, невзирая на светофоры и правила, на разметку, на прочие машины, толпящиеся уныло в утренних пробках. На нем словно тоже был надет восхитительный костюм и, глядя на него,  никому и в голову не приходило остановить его. А потому и пропускали без звука, без сигналов и гудков, без всяких правил.
Езда без правил – что может быть прекраснее, когда за закрытым окном все пролетает мимо в своем обреченном стоянии, в каком-то раболепном оцепенении, и только для тебя сегодня дороги открыты все! Почему только сегодня?...
- Я обещал подумать о вашем имидже, не меняя слишком многого, так сказать, сохраняя ваше лицо, - снова обернулся к ним издатель, - я пошел вам на встречу. Мы не изменим ни единой буквы! Мой специалист придумал вам замечательный псевдоним! Леонидов, вы слышите меня??? – уже громче кричал он, как будто издалека. И, если бы окна машины были открыты, его слова слышны были бы на всю улицу. Да, что там улицу, на многие километры, на весь город… страну. Он засмеялся и спросил: - Вы знаете, как теперь, Леонидов, вас зовут?
- Нет, пока нет, - весело отозвался Леонидов, поддавшись его настроению. Тот снова зашелся в диком хохоте и прокричал:
– “Леонидов”!!!... Ну, вы понимаете? Вы ни черта не понимаете! Я не изменил ни единой буквы в вашем имени, но сделал превосходный псевдоним – слушайте еще раз! Леонидов! Леон Идов!!! Вы поняли теперь? Леон! Тигр по-французски! Теперь вы Идов! И ни единой буквы лишней – только пробел. Парадокс? Стоит к имени человеку добавить пробел, маленький штришок - фикцию, воздух… и происходит полная смена имиджа! Леон Идов! Лео! Леон!!!
- Классно! – закричала Галя. – Здорово!
- С вами оказалось сложнее, - продолжал смеяться издатель, - Галя…, не Галя… Гелла! Вот так!
- Теперь мне остается только сказать свое ВАУ! – поперхнулась она таким псевдонимом, - Что же, Гелла, значит Гелла!... Тебе нравится? – обернулась она на Леонидова.
- Да! – тоже кричал он на всю улицу и площади, пролетающие по сторонам, на весь этот город…, на всю страну, которая так и не узнала какого-то Леонидова еще вчера, но уже завтра будет читать нового писателя, нового автора, новый бренд, и имя его Леон Идов! Леон Тигр!...
- Леон и Гелла, тигр и пантера! Вот это парочка! – кричал человек на переднем сиденье. А машина все мчалась, задевая тротуары полами своего пиджака, пролетая светофоры, расталкивая случайные авто на дорогах, и эти трое на своих удобных сидениях, радовались, веселились и, ликуя, не задумывались больше ни о чем…