ЧАЙНАЯ РАПСОДИЯ
(Не совсем по Азизу Несину)
Утром насилу продрал опухшие глаза. Глянул на часы – опаздываю! Вскочил с постели и отчаянным галопом помчался на работу…
Успел. В самый последний момент отметился – теперь можно и передохнуть.
С коллегой Кутькиным приготовили чай. Едва успели распить на двоих пару чайников, как нас зазвали в соседний отдел.
Здесь услаждались чаем по-японски. Длиннющий ритуал, безконечные поклоны, плавные реверансы, притопывания с прихлопыванием…
Признаться, эта гимнастика меня несколько утомила. А чай оказался комнатной температуры. Такой, оказывается, пьют в стране самураев, сакуры и хризантемы. Как у них там всё обалденно красиво, возвышенно и романтично – саке, гейши, харакири! И как у нас всё предельно обыденно, пошленько и грубо – пьянка, путаны, мордобой!..
Мы хором пропели хвалу экзотическому японскому чаю и пошли в соседний отдел поговорить с Туркеевым о футболе. Он индийский чай подал. Аромат – сказочный! Пьёшь и таешь от блаженства. Мы смаковали его, перемежая глотки комплиментами дивному умению маэстро от чая заваривать сей нектар. Даже исполнили усердную рапсодия на тему чая. Послушав нас и устыдившись своего убожества, все местные соловьи улетели в Африку и зачахли там от зависти.
Не успели дойти до своих рабочих мест, как нас перехватил в коридоре Купцов. У него – сундук с чайными принадлежностями, вплоть до атласной муфты на чайник. Его священнодействие с чаем напоминало шаманство, аж дрожь пробирала до самых мозолей. Чай Купцова – истинное совершенство! Кутькин отпил немного и в стойке «смирно» свалился в глубоком обмороке. Придя в себя, он заявил, что теперь может и умереть, ибо ничего лучшего уже изведать в жизни невозможно.
Чай Купцова, нужно заметить, обладал неслыханной целебной силой. Он клал в него различные пользительные травки – мяту, душицу, зверобой, малину, смородину, крыжовник, лимонник и шайтан его знает ещё какие. Напившись этого витаминного коктейля, мы преисполнились таких сил, что рвались в бой и готовы были вступить в схватку с амурским тигром среднего веса.
Но даже после огненной амброзии Купцова нас потряс чай его соседа Архарцева: мы были ошарашены, не находили слов – все казались нам стёртыми и блеклыми, не подобающими этому божественному напитку. Мы охапками швыряли восхвалительные эпитеты, благозвучные прилагательные, восторженные междометия. Цокали языками от неслыханного блаженства. Говорить мы просто не могли, а потому с энтузиазмом сплясали танец восторженных питоков чая в стиле аборигенов архипелага Уау-Ауа…
Когда блаженное потрясение прошло – оказалось, что мы восседаем прямо-таки за купеческим столом в отделе Гильдяева. Он сапогом раздувал горевшие шишки в медном тульском самоваре. Ритуал чаепития совершался из роскошных блюдец вприкуску с колотым сахаром и баранками. Мы не могли не воздать ему должное, хотя чувствовали, как внутри нас уже плещутся озерца чая-ассорти. И возникали позывы куда-то удалиться…
Прощаясь, мы отвесили Гильдяеву глубокие поясные поклоны, рискуя заработать радикулиты. Наши восхваления звучали пылко, где-то даже страстно. С усердными поклонами попятились к двери, прошли через неё, коридор, ещё одну дверь и оказались в комнате напротив. Тут пили чай по-тибетски. Он как раз поспел к нашему приходу. В огромном чугунном котле клокотало варево из чая, перца, молока, соли, масла, мяса, яиц, овощей и крупы со многими специями.
Отказаться было невозможно, сие повлекло бы кровную обиду. Хотя наши желудки и трещали от переполняющей нас жидкости, всё же мы выпили по миске чая… Вернее, съели. Обглодали косточки, даже мозг из них выбили. Долго песнопениями благодарили хозяев за угощение, растратив последний неприкосновенный запас комплиментов. Расшаркались с таким усердием, что стёрли подошвы до основания.
Шли к себе, покачиваясь: животы тугие, как переполненные бурдюки, можно использовать вместо барабанов. Давление в них атмосфер под сто, не меньше. Мукам нашим не было предела.
Поспешили в конец коридора, где на двух соседних дверях имелись общеизвестные символы заведений, которые наши остряки прозвали кабинетами задумчивости.
По пути нас дважды перехватывали. Угостили чаем по-английски (как раз был файф-о-клок) и по-монгольски: здесь пришлось присесть на четвереньки, скрестив ноги, что едва выдержали наши желудки. Втайне я подивился неслыханному запасу прочности, которыми снабдила их природа.
У кабинетов задумчивости сучили копытами две длинные очереди. Заняли. Стоим, яростно переминаемся с ноги на ногу, и рта не раскрываем – опасаемся обратного извержения чайного гейзера. Ждём – не дождёмся. Тут рабочее время подошло к концу. Я мигом рванул на улицу, остановил такси и понесся домой…
Метеором взлетел по лестнице, бросился в известной скромное и прохладное место квартиры. Лично я именую его «мон плезир», что в переводе с французского означает «моё удовольствие».
Когда вышел оттуда, мир показался прекрасным, его краски – необыкновенно яркими, а звуки – просто сладостными. Не описать, какие божественные слова просились на язык! В эту минуту я был способен затмить самого Шекспира вкупе с Байроном и Хафизом. Душа просила чего-то такого, неземного…
- Жена! – прокричал я.
- Чего тебе? – появилась она из кухни.
- Сооруди-ка мне, пожалуйста, чайку, да побыстрее!..
За Азиза Несина - Александр ЗИБОРОВ.