Вступление
Ключи времён, прошу вас, отоприте
ворота ваши, интерес нагрев,
к текучке дня, где солнца диск в зените
лужайку согревал среди дерев!
Лета расходятся, как шторок пары,
пространство надвигается и вот
я вижу бор, лужайку с дубом старым,
где рядом пень стоит, как эшафот.
Парит под солнцем сокол в синей выси.
Отчизну облетает генерал,
чтоб никакой чужак с повадкой лисьей
не грабил тут, а в страхе удирал!
Ключи времён, спасибо за услугу
и за доверие спасибо вам!
Пускай лета идут себе по кругу.
Я не топчусь по чьим-то головам.
Я не мешаю править миром богу.
Карандашом пишу до волдыря
и помогаю людям понемногу
познать всю правду жизни, глаз востря.
Итак, текучка дня того открыта.
Там солнце с лаской согревало бор.
В траве листочки, будто бы корыта,
наполнились росой, как на подбор.
На ветке дуба старого, икая,
сидел нетрезвый дятел и балдел.
Не то, чтоб наступила жизнь другая.
Не то, чтоб не было забот и дел.
Работать на Отчизну не хотелось.
Вчера не в меру выпил из листка.
Виски болели и ломило тело.
Ох, как в родном бору роса крепка!
Считался дятел птицей беспринципной.
О чести не заботился совсем.
Ворону называл вульгарно ципой,
а сокола братаном между тем!
Ума у дятла было маловато.
Вот и стучал в бору, как молоток.
Соображает хуже только вата
и то, когда промокнет на чуток.
Наверно, потому нечистой силой
в бору он президентом избран был.
А тем, кого такое зло бесило,
структуры власти охлаждали пыл.
«С похмелья лезть не буду вон из кожи!..» –
проснувшись утром, дятел забубнил.
А вот к обеду аппетит тревожил
его живот с разводами белил.
Расцветкой он своей гордился очень
и красный хохолок мочил в росе,
чтоб вверх торчал, тревожа самок очи.
Поэтому в него влюблялись все!
По крайней мере, дятлу так казалось.
А чтобы убедить его вполне,
осенним днём про счастья запоздалость
запели жаворонки в вышине.
Им заплатила старая ворона.
Вчера провёл он вечер снова с ней
и выглядел сегодня, как варёный,
ломая дуги собственных бровей.
«Слияние моей любви с Отчизной!» –
шутила басом хитрая карга,
стремясь поменьше выглядеть капризной.
К старухам конкуренция строга.
Начальницей охраны президента
она работала с недавних пор,
пытаясь выглядеть интеллигентной
природе собственной наперекор.
Служебным положением играя,
чертовка нанимала воробьёв
служить охраной для родного края
и президента, что твердоголов.
За деньги из народного бюджета
и ей служили эти воробьи.
Карга басила в платье креп-жоржетном, -
«Спасибо в перья вам, жиды мои!..»
Вороний ум побольше, чем у дятла,
и масса тела больше раза в три.
Гром-баба, в общем, но она не спятила,
живя по принципу «крути-верти!»
Она и секс, и грубости любила,
с нечистой силой связана была,
переставляла ноги, как стропила,
и страсти президента жгла дотла.
Она и в браке состояла долго.
Но дряхлый ворон, муженёк, подох,
оставив в банке счёт и яхту «Волга»,
а также «Мерседес», что был не плох.
Сороки на хвосте носили слухи,
мол, тайным был масоном ворон тот
и возглавлял он птиц, что чернобрюхи
да краснозады с примесью острот!
Но факт, что ворон был функционером
партийно-государственным, влиял
и на остроты тех, кто с брюшком серым,
а то и с жёлтым был местами ал.
Щеглиха тренькала, - «А ворон ста-рый
имел высокий ста-тус как ма-сон.
Но не понёс за преступленья кары
лишь потому, что был с деньга-а-ми он!
Одни болтают, сдох мил-лио-нером.
Другие хлещут в грудь крылами вдруг
и заявляют сдох миллиардером,
имел на взморье виллу и подру-уг!..»
Вдова, узнав о том, захохотала.
Муж дряхлым и худым был, как скелет.
Его силёнок ей-то было мало
в течение последней сотни лет!
Пока щебечут птички эти сплетни,
я сам осмысливаю факт дрянной
на солнцепёке в день уже не летний.
Осенний лист кружит над головой.
Влияет факт и на меня, конечно,
поскольку помогаю людям я
вникать в текучку дня того неспешно,
сатиру, как бурёнушку, доя.
В бору с названием Отчизна плохо
мышей ловили те, кто должен был.
Предательства позорная эпоха
патриотизму охлаждала пыл.
Попрали честь блюстители порядка
и торговали бдительностью так,
что населению жилось не сладко.
Давил и мял коррупции башмак!
Лишь сокол, что дежурил в синей выси
как боевой и честный генерал,
бил тех, кто проявлял свой норов лисий,
и чужаков из бора прогонял.
Часть первая.
Нечистой силы властный клич
Заметив, как икал на дубе дятел,
одна синица тренькнула другой, -
«Допился до того мужик, что спятил.
Связался-то он, знаешь с кем?.. С каргой!..»
Другая подхватила, - «Знаю, знаю!..
Ну, в общем, дятлы все умом плохи`.
А этот падкий до шалтай-болтаю
и до вороны старой, хи-хи-хи!..»
«По статусу вороне как масонше
прислуживают стаей воробьи!..» -
сказала та, что с голосом потоньше,
и распрямила крылышки свои.
Другая подхватила, - «Знаю, знаю,
но только слуги из самцов плохи`!
Я представляю в спальне эту стаю
и старую ворону, хи, хи, хи!..»
«Большой разрыв с культурой у вороны! -
закончив с ветки к ветке перелёт,
щеглиха засмеялась, как на троне, -
Помёт бросает там, где есть и пьёт!
При том, летая сверху, рядом, снизу
воруют всюду эти воробьи.
А вот карга басит свою репризу, -
«Спасибо в перья вам, жиды мои!..»
Но в чёрном опереньи неприглядном
её не жалует влюблённый глаз.
Вот шашни только с нашим глупым дятлом
она и водит, злая каждый раз!..»
«Ворона – деспотическая птица! –
другая поддержала, хохоча, -
Ругаясь скверно, личным злом гордится
и слуг клюёт до крови сгоряча!»
Синичка закивала, - «Знаю, знаю!..
Вороны личной злобой и плохи`.
А этой, падкой до шалтай-болтаю,
приятен глупый дятел, хи-хи-хи!..»
«Он слишком страстный! – тренькнулаа щеглиха, -
Каргу целует прямо в грязный клюв!..»
Все засмеялись и отнюдь не тихо.
На дубе дятел сморщился, вздохнув.
«Смотрите, спит он! – пискнула синица
и показала на него крылом.
Наверное, ему масонша снится.
На яхте и - в халате дорогом!..»
Все захихикали, защебетали,
на дятла неподвижного взглянув.
«Эй, сплетницы, летели вы бы в дали!..»
тот крикнул вдруг, втыкая в древо клюв.
Раздался громкий стук и птички стихли.
«Проснулся!..» – хором тренькнули щеглы
и живо полетели к облепихе,
где кислых ягод поклевать могли.
Вдруг «Кар-р!..» над бором разнеслось, как будто
нечистой силы властный мощный клич.
Не потеряв покоя и уюта,
увы, зловещей сути не постичь!
Синицы юркнули в кусточки тёрна.
А зяблики порхнули кто куда.
Но дятел, протерев глаза проворно,
стал притворяться трезвым, как всегда.
«Масонша с толстым задом это кру-у-то!..»
икнул он громко раза три подряд,
помыслив о наличии уюта
в родном гнезде для дятло-воронят.
«Тук-тук!.. – в ответ карге он просигналил, -
Скорее крыльями махать изволь!..
Заждался тут тебя, как на вокзале!..» -
и сморщился, превозмогая боль.
Виски шумели и ломило тело.
Ох, как в родном бору роса крепка!..
К тому же сильно есть ему хотелось
и выпить, выпить прямо из листка!
Разрыв с культурой дятла не тревожил,
а вот желудок на` день раз по пять.
Ах, как по-дикому в похмельной дрожи
хотелось короедов поклевать!
«Ну, где ты ципа?.. Ну, давай живее
поесть мне с воробьями принеси! –
пищал он так, что вздул бугры на шее, -
За червячка сказал бы сто мерси!..»
Синички бегали в траве вприпрыжку,
козявок зазевавшихся ловя.
А дятла так мутило под отрыжку,
что на плечах качалась голова.
Ворона поскорее полетела
и шумной свитой воробьи за ней.
Она задумала большое дело,
желая куш присвоить покрупней.
Теперь злодейке подчинялась лоджа,
которой муж, масон, руководил.
В своём гнезде, топчась и даже лёжа,
она у дьявола просила сил!
Она планировала вред в округе,
заокеанский план в уме держа
и с яростью пила под буги-вуги
крепчайшую росу для куража.
Сам дряхлый, с черепом облезлым ворон,
на смертном одре ей сказал, - «Не жди,
что воробьи тебя полюбят скоро.
Они жестокие, как все жиды!
Будь жёстче с ними, клюй почаще в темя!
Не доверяй ни клятве, ни судьбе
и улыбайся, ципа, только с теми,
кто, горбясь, чистит пёрышки тебе!»
«Но как же так?.. – она тогда спросила, -
Неужто верить никому нельзя?»
«Хе-хе!.. – издал свой хриплый смех страшило, -
Добьёшься преданности, лишь грозя!..
Я в молодости был до истин пыткий.
Вот и прожил три сотни с чем-то лет.
От глупого доверия – убытки!..
Нет справедливости на свете, нет!..
Природа-мать, как с детства я заметил,
не любит добряков и горемык.
Зевнул и - вот уж нет тебя на свете!
Чужой добычей стал всего за миг.
Мы, ципа, перед дьяволом не ропчем.
Быть слугами его нам повезло.
Масонская задача это, в общем,
морально разлагать, внедряя зло.
Нам Сатана за мать, отца и бога!
Его рога для нас парольный знак.
У нас оружия и власти много
лишь потому, что смысл идей двояк!
А вот политика, конёк мой клёвый,
для игроков хороших и плохих
есть подтасовка истин и условий
да изменение названий их!
Дурачить надо всех в порядке классовом.
Пусть в муках жизнь ведёт глумной народ!
Когда мы обещаем счастье массам,
у нас выходит всё наоборот!
Смотри, сто лет назад царя умело
в Отчизне свергли мы, а вышло что?
Победа Красной армии над Белой
прошила справедливость в ре-ше-то!
Но власть верховную мы захватили,
разграбив государство в пух и прах.
Плевать на тот народ, что мы убили,
как и на тот, что в муках сам зачах!
Что демократия, что рабство это –
система жизни, в общем-то, одна,
где первое фальшивая монета
и лишь тру-дя-щимся она нужна!..»
На этом вспоминать уроки жизни
масонша кончила, увидев дуб.
«А ну, духами мне на перья брызни!»
сказала воробью, что был ей люб.
Начальница охраны президента,
как и любовница с недавних пор,
старалась выглядеть интеллигентной
природе собственной наперекор.
Как башня, возвышалась крона дуба.
Охрана сделал почётный круг,
чирикая разноголосо, грубо,
но по команде замолчала вдруг.
«Здорово, дятел!» крикнула ворона,
притормозив излишек быстроты.
«Ох, ципа!.. - дятел пропищал варёно, -
Не верю, неужели это ты?»
«Нет, это тень моя!» – сказала басом
заученную шуточку она.
Груба, грязна, плешива, седовласа
карга была страшнее, чем война!
Она на ветку грузно села рядом,
а воробьям скомандовала, - «Кыш!..»
И те пониже сели слуг отрядом,
готовым напрягаться за барыш.
Тут появились и росы бутылка,
и ломтики копчённой колбасы.
«Прислуга, мне, - воскликнул дятел пылко, -
скорее короедов принеси!..»
Закуску украшала сала кромка.
Запасливы снабженцы-воробьи.
Ворона, каркнув, пробасила громко, -
«Спасибо в перья вам, жиды мои!..»
А дятел-президент опохмелился
и дал под зад любовнице шлепка.
«Садись, ципуля!» – с гонором кормильца
он пригласил к столу, икнув слегка.
«Ну, что же, наполняй листочки дятел! –
позволила шутить себе карга, -
Пока совсем ты с дерева не спятил
и не общипан мною донага!”
Хихикнул дятел умиротворённо,
да оступился с ветки и упал.
«Какой неловкий!.. – крикнула ворона,
обрушив грубости тяжёлый вал, -
Ловите, чтобы не убился, дятла!..» –
скомандовала с бранью воробьям
и так помётом с дерева поляпала,
что ни лесам не снилось, ни полям.
«Я здесь, ципуля!..» – дятел крикнул снизу.
Его уже поймали воробьи.
Ворона отчеканила репризу, -
«Спасибо в перья вам, жиды мои!»
Часть вторая.
Дятел, что по предательски с Отчизны спятил!
В текучке дня того, летая низом,
народ пернатый вволю щебеча,
властям служил докучливым сюрпризом,
трезвоня правду-матку сгоряча.
Ворона управляет дятлом-президентом!
А воробьи, воруя всё подряд,
в соревновании неконкурентном
обман и беззаконие творят!..
Сороки правду освещают скупо!..
Кто вор и кто обманщик, тот магнат!..
В Отчизне справедливость стала трупом,
который скоро скроет снегопад!..
А видя, как с вороной кутит дятел,
дроздиха заруладила другой, -
«Смотри, а президент-то, правда, спятил.
Дня три уж не работал головой!..»
Другая засмеялась, - «Как же, знаю!..
От роду дятлы все умом плохи`.
А этот любит воробьишек стаю
с начальницей-вороной, хи-хи-хи!..»
Услышав это с верхотуры дуба,
ворона рассердилась и, вскочив,
проговорила хриплым басом грубо
из неприличностей речитатив.
Затем вдруг черноты зловещей грудой
взлетела птичий разгонять базар, -
«А ну, мерзавки, живо кыш отсюда!..
Иначе, я похороню вас, ка-р-р!..»
«А ты, карга, получше нас насколько? -
защебетал задорный птичий хор, -
Твой чёрный ворон сдох недавно только,
а ты уж с дятлом спуталась, позор!..»
Но юрких птичек не поймать гром-бабе
с проворностью тяжёлого бревна,
и, рвение во гневе не ослабив,
клевать прислугу бросилась она, -
«Позвать сюда блюстителей порядка!..
Пускай торгуют бдительностью так,
чтоб населению жилось не сладко.
Дави свободу, наглости башмак!..»
С ольхи соседней взмыли три сороки
и, в разных направлениях летя,
трещали так, что филин одинокий
заплакал, как пугливое дитя!..
Вороний ум практичней, чем у дятла,
и подлости побольше раза в три.
Тварина мерзкая совсем не спятила,
живя по принципу “крути-верти!”
Она не дятла, денежки любила
и связана с масонами была,
чтоб, ноги расставляя, как стропила,
народу страсть к свободе жечь дотла!
Вернувшись к дубу недовольной грудой,
она сердито прокричала, - «Кар-р!»
«Как быстро, – пискнул дятел белогрудый, -
ты можешь птичий разогнать базар!»
«Сноровка есть, – ответила ворона,
притормозив излишек быстроты.
«Ты героиня!..» - тот сказал варёно, -
Самоотверженная прелесть ты!
Как президент моей большой Отчизны
я награжу тебя ведром росы!..
Мне наплевать, что граждане капризны!..
Официант, ещё червей неси!..»
За раз отзавтракав и отобедав,
он разболтался с полным животом, -
«Мой дед-герой спасал от короедов
весь этот лес, в котором мы живём!..»
«Ну, мало ли чего бывало в прошлом? –
ворона пробасила, - Чепуха!
О предках я не отзываюсь пошло.
Но дятлы это дятлы, ха-ха-ха!..»
«Конечно, - согласился тот, - А кто же?»
Насмешка не дошла до тупаря.
Наоборот, он вспыхнул весь под кожей,
тщеславием на пёрышках горя, -
«Берёт своё начало из шахтёров
рабочая династия моя!
Ты знаешь, ципа, я героем скоро
сам стану в каждой песне соловья!..»
Уничтожающе взглянув на дятла
и от культуры воротя свой клюв
ворона вдруг помётом вниз поляпала,
насчёт того, кто есть там, не взглянув.
Затем поморщилась, - «Не надо, дятел!
Хотя ты и большой начальник тут,
болтаешь ты такое, будто спятил.
Все птички даром корм в бору клюют.
А ты деревья долбишь беспрестанно,
как будто бы отбойный молоток!..» –
она его толкнула толстым станом
и засмеялась, подобрев чуток.
«Уж лучше был бы умным ты лентяем!
затем сказала, потянувшись всласть, -
Ты президент страны, но все мы знаем,
как может быстро поменяться власть!»
«О чём ты?» – дятел вдруг заволновался.
«О том, что беден ты, мой милый друг!» -
заметила злодейка седовласая,
чтоб взять партнёра крепче наиспуг.
«Ах, да!.. А я забыл про это, ципа!..
Но, может, пенсию народ мне даст?» –
крупой наивности дурак посыпал
и отколол взамен насмешек пласт.
«Хи-хи-хи-хи!..» – ворона захрипела,
а слуги подхватили, - «Ха-ха-ха!..
Герой, закрыв глаза, погибнет смело.
В Отчизне жизнь на пенсию плоха-а!..»
Подняв крыло с могущественным видом,
карга установила тишину, -
«О факте не забыв, друзья, обидном,
теперь я деловую часть начну!»
«О чём ты?» – дятел вновь заволновался.
«О том, что сдохнешь ты, мой милый друг!» -
хихикнула злодейка седовласая,
Болезнь подла, а голод долгорук!
А потому, чтоб жить безбедно, милый,
ты должен срочно кое-что продать.»
«А что-о?..» - икнул дурак со страшной силой.
Ворона гаркнула, - «Отчизну-мать!
Вчера запрос прислали мне масоны.
Заокеанский покупатель есть.
С тобой контракт оформит он законный.
Получишь много долларов за честь!»
«А что, я за! – сказал предатель дятел, -
Конечно, ципа, с этим нет проблем!..»
Он с ветки дуба снова чуть не спятил,
схватив червя с тарелки между тем.
«Продать Отчизну это, знаешь, клёво!..» –
затараторил, пьяно распалясь.
Но зная где зерно и где полова,
ворона клювом дятла в темя хрясь!
«А у меня чесалось там, спаси-и-и-бо!..» –
захныкал дятел, отлетая вспять.
«Молчи, герой в куринных перьях, ибо
сороки могут это разболтать!»
«Пускай болтают всем, что из шахтёров
рабочая династия моя!.. -
тот снова хныкать стал, - Я стану скоро
героем в каждой песне соловья!..»
«О, да, продашь твою Отчизну с червяками, -
ворона в смехе затряслась горой, -
тогда мы соловьям прикажем сами,
что петь и что не петь, и кто герой!
А чтоб под перьями не сохла кожа
и перхоть чтоб не пачкала плечо,
по совместительству работать можно
на ЦРУ масонов стукачём!»
«А это что, престижная работа?»
он вновь обдал наивности крупой,
стучать в бору привыкнув на кого-то,
как молотком, махая головой.
«Хи-хи!.. – ворона снова захрипела,
а слуги подхватили, - «Ха-ха-ха!..
Лишь истинный герой так шутит смело,
рискуя обналичить потроха!»
И тут же, смехом потрясая плечи,
она упрёк вдруг бросила такой, -
«Стучать в ЦК заокеанский легче,
чем дерево долбить своей башкой!»
Но, спохватившись, дятлу прошептала, -
«ЦК заокеанский щедр, как бог,
и платит информаторам немало,
чтоб ты со мною жить безбедно мог!»
«Я за-а! – повеселел предатель дятел, –
Конечно, ципа, с этим нет проблем!..»
Он с ветки дуба снова чуть не спятил,
икнул и прослезился вслед за тем.
Какой противный этот дятел пьяный!
Глаза бы не смотрели на него.
Собрал в себе пернатых все изъяны.
Но есть в бору другое существо.
Часть третяя.
Урок храбрости
В текучке дня того из выси синей
спустился грозный сокол, генерал.
Обедать рано было по рутине
и он на корни дуба сел, устал!
По службе он проделал путь далёкий,
инстинктам подчиняясь, как рулю.
А разомлев слегка на солнцепёке,
решил соколик, дескать, подремлю.
Но тут защебетала вдруг синица,
в кусточках прячась за большущим пнём, -
«Нет, генерал, покой нам только снится!..
Отечество в опасности, подъём!»
«А что случилось?..» – встрепенулся сокол,
по-боевому крылья развернув.
Поклекотав, он языком зацокал.
Врага разить готов был хищный клюв!
«Товарищ генерал, на дубе дятел, -
сказала та, - Отчизну продаёт!
С вороной спутавшись, он явно спятил.
Взмывайте срочно в боевой полёт!»
«А можно верить ли тебе, синичка?» –
спросил с усмешкой умный генерал.
Он знал, что ложью этот мир напичкан,
и ради правды с дела лыко драл.
«А как же!» – птичка, осмелев немного,
порхнула из кустов на толстый пень.
«Скорей выкладывай!» – сказал он строго,
фуражку лихо сдвинув набекрень.
«На верхних ветках воробьи, потише! –
на шепоток синица перешла, -
Охрана это и, боюсь, услышет!
Тогда навряд ли буду я цела.
Запрос вороне сделали масоны.
Заокеанский покупатель есть.
А президент наш, дятел, будто сонный,
Отчизну продаёт, забыв про честь!»
«Я их подслушаю, - сказал он тихо, -
Ты обо мне народу ни гу-гу!
Но отвлекай внимание шумихой.
Тогда я незаметным быть смогу.
Я, помню, был разведчиком когда-то!..»
заметил генерал и вверх полез.
А там засёк он воробья-солдата,
смотрящего на небо и на лес.
Схватив его, едва не изувечив, -
«Жить хочешь?» – генерал, шепча, спросил.
«Угу!..” – промямлил тот, лишённый речи.
«Тогда терпи из всех последних сил!»
Связав солдату крепко клюв с подмышкой,
разведчик снял с постов ещё двоих.
От кроны перегаром пахло слишком
и слышен был вороны хриплый дых.
«... А ты берёшь прислугу в нашу долю?» –
вдруг дятел озабоченно спросил.
Он, короедов наглотавшись вволю,
рассматривал охранников-верзил.
«Дружок, мы продаём Отчизну сами!..» –
злодейка каркнула, захохотав.
«А кто берёт с гнильём и с червяками? –
тот пискнул сразу выше двух октав.
«Банкиры, кто ж!.. – ворона отрубила, -
Для всех жидов порхатых, как они,
твоя червивая Отчизна сила.
Не дрейфь, повыше только цену гни!»
На толстых ножках дятел встал и пискнул,
расправил крылышки и закричал, -
«Я самый знатный дятел тут по списку,
а не какой-то к власти причандал!
Я заломлю такую цену, ципа,
что хватит нам на жизнь, на две и три!
Хочу, чтоб я был золотом осыпан!
Но ты гарантии предусмотри-и.»
«Не сомневайся, сделка будет верной, -
с уверенностью забасила та, -
В придачу будет и росы цистерна.
Вот какова масонов щедрота!»
«Тебе я верю безгранично, ципа, -
воскликнул дятел с радостью большой
и вдруг мышления крупой посыпал,
тупой подход к делам нарушив свой, -
Постой, а если придерётся сокол?
Я знаю, что дото-о-ошный генерал!
Такого нам не одолеть с подскока.
За правду с дел он часто лыко драл.»
«Избавься ты от сокола-верзилы, –
ворона нервно сплюнула с плеча, -
Под трибунал отдай его, мой милый,
и врежь дисциплинарного бича!
Природа-мать, как ворон мне заметил,
не любит добряков и горемык.
Зевнул и вот уж нет тебя на свете!
Чужой добычей стал всего за миг.
Мы, дятел, перед дьяволом не ропчем.
Быть слугами его нам повезло.
Масонская задача это, в общем,
морально разлагать, внедряя зло.
Нам Сатана за мать, отца и бога!
Его рога для нас парольный знак.
У нас оружия и власти много
лишь потому, что смысл идей двояк!
А вот политика, конёк наш клёвый,
для игроков хороших и плохих
есть подтасовка истин и условий
да изменение названий их!..»
Тут с верхотуры, не стесняясь дятла,
карга помётом брызжа там и сям,
вдруг генеральский так мундир обляпала,
что ни лесам не снилось, ни полям.
«Терпения иссяк источник всякий!..» -
вскипел тут сокол и ругнулся он.
Для честности не истины двояки,
а те, кто в деньги и в себя влюблён.
«Страшит не трибунал, а жизнь плохая!» –
добавил сокол, на ворону злой,
и взмыл, глазами молнии метая,
за честь мундира и Отчизну в бой.
Поднявшись над макушкой дуба к выси,
он обозрел Отечество кругом,
иного недруга с повадкой лисьей
не видя на пространстве дорогом.
Охрана дуба тоже вдруг взлетела,
но трусости рассыпалась крупой.
Из выси смело бросив камнем тело,
троих мгновенно сокол сбил долой!
«А ну-ка, слуги, нападайте разом!» –
ворона попыталась взять контроль.
Но те взмолились в тёрне непролазном
«О, нет, ты нас, оставшихся, уволь!..»
А президент на кроне дуба, пискнув, -
«Что происходит?.. - спьяну закричал, -
Я самый главный дятел тут по списку!..
Я не пустой вам к власти причандал!..»
«Прощайся с жизнью, шельма!» – рядом кто-то
вороне в темечко нанёс удар.
У дятла в страхе началась икота.
Сам сокол рядом сел – силён и яр!
Бор хорошо был виден с кроны дуба.
Тут сокол вырос, жил и клекотал.
«Отчизна мне побольше жизни люба!» -
сказал он с твёрдостью гранитных скал.
С верхушки дерева карга свалилась
на эшафотом ожидавший пень
толпе голодных муравьёв на милость.
Мол, делайте со мной, что вам не лень!
«Сопротивляться бесполезно, – чётко
и без иллюзий дятел заключил, -
Приве-ет, братан!..» – он выдавил с икоткой,
чтоб к панибратству подобрать ключи.
«Привет, добыча! - сокол гневно пискнул
и с молнией в глазищах проворчал, -
Ты самый глупый дятел тут по списку
и к власти бесполезный причандал!»
«Да я!.. Да ты!..» – заволновался дятел.
Но сокол отчеканил с быстротой, -
«Ты по-предательски с Отчизны спятил.
Молись, я пообедаю тобой!..»
Несмело выйдя из дупла в осине,
премудрый филин с кротостью изрёк, -
«Герой, спустившийся из выси синей,
хвала тебе за храбрости урок!
Давно с нечистой силой и вороной
в бору мы, птицы, справиться могли.
Но вот соображали мы варёно,
дрожа за жизни, гнёзда и углы!
Мы о достоинстве забыли разом
и, над Отчизной потеряв контроль,
отсиживались в тёрне непролазном
мол, от борьбы, нас, бог, навек уволь!»
Эпилог.
На дубе больше не сидит, икая,
тот глупый тип, что от росы балдел.
В Отчизне наступила жизнь другая,
кипучестью наполненная дел!
Ответственность за то, о чём толкую,
я на себя с достоинством беру.
А вот мораль я выведу такую
для всех пернатых, что живут в бору.
Когда сидишь на дубе, как на крыше,
люби Отчизну так, как любишь мать.
Иначе станет наказаньем свыше
кто на корнях присядет подремать!
Ключи времён, теперь прошу, заприте
ворота ваши, интерес нагрев,
к текучке дня, где солнца диск в зените
лужайку согревал среди дерев.
Лета вдруг сходятся, как шторок пары,
пространство задвигается и вот
исчезла та лужайка с дубом старым
и пень, стоящий будто эшафот!
Конец.