В апреле ночи еще очень холодные. Мы лежим на нарах и жмемся друг к другу, чтобы согреться.Христя прижавшись ко мне, учит меня родному языку - ричка, чэрвона армия,ридна Украйна. Она мне не сестра, не родная, но здесь в плену ,она моя семья. Под ее «гарбузы» я засыпаю. Железный стук болью врезается в голову. Голова гудит как тот беленький железный таз, по которому стучит дежурный. Утренний эрзац-кофе и на работу.Горячий желудевый кофе согревает озябшее за ночь тело.
Мы сидим и собираем гранаты, часть запалов моментальные - желтые, а замедленные – синие. Вдоль длинных столов, за которыми мы сидим, ходит жирная Эльза. Мундир с зелеными нашивками уголовницы трещит на ней по швам. Она идет, не поворачивая красной шеи, но все видит. И линька в ее руке не знает слово тишина. То тут, то там слышен хлесткий удар .
Еще к нам приходит фрау Губер. Она приводит ко мне на учебу пару – тройку новичков. И подолгу еще стоит возле меня, наблюдая за моими пальцами. Но мне все равно. Мои пальцы работают сами по себе, а голова моя занята другим.
У меня есть тайна. Там в конце длинных столов, куда почти не проникает свет, есть дверь. Она нарисована. Она как деревянная, железными заклепками в виде звезд и с такой же кованой задвижкой. С тех пор как Христя рассказала мне о деревянном мальчике и волшебном ключе,я сразу понял. Наша дверь тоже не просто нарисована. Она дверь в огромный добрый мир. Кто - то мечтает о пайке хлеба или супа, а я о моей двери.
Раз в неделю в цех приходит гауптманн Вилли. Он идет с фрау Губер вдоль столов и считает - айн-цвай – ауфштейн, айн-цвай – ауфштейн. Малыши страшно бояться этого дня, На прошлой неделе он тоже приходил:айн-цвай – ауфштейн. Я – цвай. Но фрау Губер, положила мне на плечо свою теплую ладонь и я сел. А Иштван, мой сосед слева ушел сдавать кровь. Я боюсь сдавать кровь, но мне очень нужны два кусочка сахара – плата за кровь.
Сахар я отдам Катаржине за зажигалку, как только закопаю под стену достаточно пороха и смогу взорвать волшебную дверь.
Раньше у Катаржины не было зажигалки, и она была красивая, как мадонна с картинки, висящей у нее на шее. Но однажды гауптманн Вилли увел ее, и она вернулась только к вечеру. Вся бледная и дрожащая, словно сдавала кровь, но рука у нее не была забинтована. Старшие мальчики хихикали у нее за спиной.
А потом она была дежурной и пролила на себя кастрюлю с брюквой. Она выжила и осталась. Хотя Эльза и орала что отправит ее в Дахау. И вот теперь она зарабатывает хлеб и сахар на зажигалке. Старшие мальчики иногда курят всякую гадость.
После сказок Христины я вижу во сне маму. Вернее ее руки. Мама нажимает на черные и белые музыкальные палочки, и они звенят то ручьем, то поют как птица «А теперь ты, Егорушка» - и я тоже могу заставать палочки петь песню, а так хочется научиться играть мамин смех.
Часто я просыпаюсь от того что пальцы мои и во сне двигаются. То ли играют мелодию, то ли собирают гранаты .
Обед – это время относительной свободы. Я быстро ем чечевичный суп и несу в ладошке порох. Я ссыплю его под дверь и присыпаю землей. Очень мало, все еще мало. Но я верю что настанет день когда взорву мою волшебную дверь и освобожу нас всех .
День за днем все стараются сделать норму,а я делаю две. Поэтому меня редко отправляют на сдачу крови. Иштван так и не вернулся, на его месте дерганый мальчик Гонзик. Он уже два раза был замечен на воровстве и скоро его найдут с мешком на голове, и это справедливо.
А потом пришел тот страшный день. Гауптаманн ходил по цеху один, от него ужасно воняло. Он поднимал с мест ребят и ощупывал их. При этом грязно ругаясь, Сердце мое оборвалось. В рукаве у меня был припасено немного пороха. Но вот он поднял Христину и довольно зацокал языком – Я, я..
Он схватил ее своей лапищей за руку и потащил куда- то. Но она такая худенькая и бледная смогла вырваться. Она успела дернуть кольцо гранаты .Гауптману оторвало ногу ,а у Хритстины был разворочен живот. Мы с мальчишками почти бегом отнесли ее в барак. Она, все просила какую-то Настю. Я вспомнил, что так звали куклу, которую перед войной привез ей из города отец. Куклу отобрали при приезде в пересылке.
К утру Христя уже перестала что либо понимать.Она как то вся вытянулась.И стала какой то взрослой и чужой.И ее унесли .Так я остался один.
Дежурный призывно забил в таз. Но никто не дал нам горячего кофе. В мастерской никого не было. Мы сидели и делали норму. Никто так и не пришел и к обеду.
А потом все кругом загрохотало и как во сне, я увидел, как рушиться моя нарисованная на кирпичах дверь. Через образовавшийся проем въехал танк. И много людей с автоматами на его броне. Все мальчики и девочки закричали разом на своих языках.
-Тихо, тихо дети – неожиданно звонким, почти мальчишеским голосом, закричал офицер в погонах.- Сейчас приедут врачи и помогут вам.
В проломе « «моей» двери мир сошел с ума. Там грохотало, рвались гранаты, и стрекотал пулемет. Этот шум разрывал мне мозг.
И я сидел и собирал гранаты. Седой, усатый солдат подошел ко мне и попытался заглянуть мне в глаза - "усэ, сыночку, баста, вчытыся будэш, а нэ робыты". И он ласково положил мне на голову тяжелую ладонь, а второй рукой остановил мои быстрые пальцы.
Мир за взорванной дверью был ярок и красочен так , что стало больно глазам от этого огромного синего неба и ярко желтого солнца. Он был наполнен множеством незнакомых звуков. Я закрыл уши ладонями и впервые за три года заплакал…..
© Copyright: Галина Емельянова, 2011
Свидетельство о публикации №21106150306