Враг скрыт в темноте и наблюдает, как твой неуверенный меч рубит воздух. Ты слеп - он зряч. Чья возьмёт?
***
Мне было пять лет, когда мы с мамой, будучи проездом в Москве, посетили местный парк аттракционов. Родительница подошла к вопросу о наших развлечениях творчески и сделала весьма своеобразное предложение: «Давай не будем тратить время на малышковые карусели, а прокатимся вот на ЭТОМ», - и её указующая ладонь простерлась в направлении громадного, лязгающего железом чудовища, похожего на опрокинутого спрута. Я задрала голову и увидела предлинные шевелящиеся «щупальца», упёртые в самое небо. Высоко… почти девятиэтажка.
«Правда, очередь огромная, - посетовала мама, - но давай постоим: это самое интересное, что здесь есть». И прибавила пророческие слова: «На всю жизнь запомнишь!»
- Согласна, - доверчиво кивнула я.
- Не боишься?
- Не-а, не боюсь.
На том и порешили. Но на «спрута» детей не пускали: был возрастной ценз. Не знаю, как удалось маме уговорить служителя парка, но после долгих прений я была допущена до испытания. При близком рассмотрении аттракцион имел вид хлебных колосьев: на конце каждого «стебля» закреплялось сиденье для двоих. Колосья сгибались, заполнялись человеко-зёрнами, а потом «выстреливали» в небо и начинали непредсказуемо метаться из стороны в сторону - якобы от порывов ветра…
Мы летали на огромной скорости, каретку то подбрасывало на предельную высоту - тело при этом становилось тяжёлым, вдавливалось в сиденье, - то она обрушивалась вниз, вызывая жуткое ощущение невесомости. Вокруг всё мелькало, кружилось – было невозможно ни за что зацепиться взглядом. Шумел ветер, по лицу били распустившиеся волосы, в ушах стоял многоголосый ор больших дядь и тёть. Но моей реакцией на происходящее было мёртвое молчание - ужас не оставил мне сил для самовыражения в крике. Мама рассказывала, что я сидела застывшая, с остановившимся взглядом, держась за железную ручку побелевшими от усилия пальцами. Моё молчание слышала только она...
Мне несколько лет снился этот аттракцион. А потом я выросла. Эмоции «осели» на дне души, осталось лишь выхолощенное визуальное воспоминание. На этом бы и сказке конец, но история возымела продолжение - почти через три десятка лет. Я и предположить не могла, что тот забытый вселенский ужас не прошел бесследно, и что он, однажды проникнув в меня, успел пустить «метастазы». И сидел, коварно затаясь, в любой момент готовый выплеснулся наружу, как будто понимал, что его прошлая победа над ребёнком - дело нехитрое, гораздо важнее «заломать» меня взрослую... вот уж это ему зачтётся.
***
Париж. Дисней-ленд. Мы с мужем на отдыхе. И непременно хотим прокатиться на американских (на самом деле «русских») горках. Их здесь две: открытая, уличная, и закрытая, расположенная в тёмном лабиринте гигантской спирально завитой трубы. Мы пошли к традиционной, открытой. Вот она, железная змея, свернувшаяся в 20 колец. По её телу бегают вагоны с грозным лязгом: ухают в ямы, взлетают выше древесных крон, носятся по стенам, потолку… Впечатляет. Не зря приехали. Но почему-то очереди нет, и никто не кричит.
- Дим, невероятно: на самый лучший аттракцион - вход свободный! – улыбнулась я мужу. И, откликаясь на какой-то нехороший внутренний импульс, несмело прибавила: - А почему… вход свободный?
- Понятное дело: боятся. Но нам-то лучше, стоять не надо.
И тут по капле стало оживать внутри меня что-то неизъяснимое...
- А почему никто не орёт? На малой горке вон истерика: уши закладывает. А здесь - как будто пустые вагоны катаются. Должно быть наоборот…
- Да онемели все. Ну хочешь, ты вот покричи, - весело ответил супруг. - Ну что, пошли?
И тут я поняла, что не могу... Как только стало нужно перейти от созерцания к действию – ноги буквально отказали. Это был он, тот самый неконтролируемый ужас, с которым я некогда познакомилась в Москве. Вот так встреча! Мы узнали друг друга: палач и жертва.
Страх заполнял меня изнутри, как будто я была резиновым шариком, был растворен снаружи... Черт возьми, что со мной? Русский человек впал в кому от одного вида русских горок? Какой позор, позор, боже... Хорошо, что никто не знает. Немыслимый позор.
- Дима, я пока не готова, - потянула я за рукав мужа. – Мне надо собраться: «что-то я очкую».
- Ну давай на лавочке посидим, - понимающе кивнул он.
Мы сели, но внутреннее напряжение требовало выхода: я снова поднялась и начала всё подряд фотографировать, чтобы отвлечься и заодно оправдать творческим порывом столь длительное пребывание на одном месте. Но страх не проходил, сердце билось где-то в горле. Ну хоть водки бы махнуть, может, отпустило б… Дураки, не взяли…
Муж сидел, положив ногу на ногу, с довольной полуулыбкой на лице. О, как я в этот миг завидовала его безмятежному спокойствию!
- Вот хорошо тебе, ты десантник, - посетовала я. - Ты и свободного падения не боишься. А мне как?
- Как? А так: сел да поехал. Ну, готова?
- Да ни черта я не готова, - мои губы еле шевельнулись. - Наверно, и через три часа готова не буду…
- Совсем паршиво? Тогда, может, не пойдём?
- Ну нет. Быть у колодца и не напиться?
- Тогда пойдём?
- Не сейчас… потом…
- Когда потом?
- Не знаю…
Ситуация становилась тупиковой.
- Трус презренный! - мысленно орала я на себя. - Если отступишься, как потом в глаза себе смотреть будешь? Тут уже дело принципа. Ведь никогда себя не простишь!
А второй внутренний голос отзывался:
- Но зачем столько мучений? Аттракцион должен радовать, дарить настроение. А если он одним видом повергает в предынфарктное состояние – зачем на него лезть? Откажись! И - гора с плеч. Сразу как будто тумблер в тебе щёлкнет: рраз - и вокруг светло.
Впрочем, вопрос был не в том, проедусь я или нет (разумеется, проедусь!), а в том, взойду я на «эшафот» как «тварь дрожащая», с побелевшими губами, беснующимся сердцем и «маской» на лице, или останусь человеком. Будет моя душа вопить от ужаса или она заткнётся – вот в чём была суть. Заставить себя что-то сделать можно и через «не могу», волевым усилием, но принудить себя чувствовать как «положено» - это высший пилотаж самообладания. У меня его на тот момент не было – ни высшего, ни низшего: душа осела в пятках, как безвольная взвесь. Страх разрастался вширь и вглубь, душил и парализовывал, и нечего было ему противопоставить, нечем от него заслониться. Девятый вал, нет, цунами страха: укрощать бесполезно. Казалось, ещё чуть-чуть, и ноги уронят моё нетяжелое тело: осяду в траву на обочине дороги, схвачусь за голову…
Пить… Попить бы...
А между тем я ходила возле фигурно подстриженного кустарника, трогала его свежераспустившиеся красноватые листочки... Со стороны казалось – отдыхаю. Даже муж не догадывался, какое «рубилово» гремело во мне…
Я мысленно забросала себя ядрёными перлами инвектива – не помогло. Не возымели действия призывы не срамиться перед мужем. Не сработала хитрость: «Если ты сейчас успокоишься, то вечером куплю тебе французские духи, сыр с плесенью и вина сколько хочешь». Чем больше я уговаривала себя, тем хуже становилось.
Отчаявшись разбить страх с «кавалерийского наскока», я решила вывести его с подсознательного уровня на сознательный и поговорить с ним «по-мужски», «чисто-конкретно».
Прекратив самобичевание, сформулировала вопрос:
- Говори, чего именно ты боишься?
Ответа не последовало. «Оно» не знало.
- Хорошо, давай от противного. Что должно произойти, чтобы ты НЕ боялась? Чур, вариант дезертирства не рассматривается.
Ответ «прозвучал», и довольно внятный:
- Должна быть полная уверенность, что эта конструкция не выйдет из строя. Вдруг прижимной механизм откажет? Вдруг подача тока прекратится в тот момент, когда мы будем «вверх ногами»? Вдруг поезд сойдёт с рельсов? Вдруг птица в башку врежется? Вдруг… Нет, я понимаю, что такие случаи - редкость, но ведь шанс остаётся!
- Ах, так вот в чем дело! Не высокая скорость, не подъёмы с переворотами тебя волнуют, а возможность разбиться, животный страх за жизнь? Ха-ха. Ты попалась. Потолкуем уже серьёзно. Вот тебе очная ставка с Истиной.
Внутри всё напряглось, обратилось в слух, даже страх присмирел.
- Жить охота, да? До чёртиков? А кто год назад стоял на крыше девятиэтажки, смотрел на асфальт и думал: «Вот отсюда – в самый раз будет»? Кто повторял вслед за Бродским: «Жизнь моя затянулась»? Кто просил двоих гипнотизёров отшибить тебе память, деньги им предлагал? От кого они отказались, признав, что у них «на такой случай сил не хватит»? Кто после сам, без гипноза, всё "забыл" (сработало-таки запредельно-охранное торможение)? Для кого "Флуоксетин» - хлеб насущный? Если всё это - ты, то откуда он, лютый ужас перед возможностью разбиться, причём, самое постыдное, перед мнимой возможностью? Значит, пока вопрос о жизни-смерти обсуждался теоретически, твоя решимость была налицо. А как до дела дошло – лицо потеряла? Оказывается, как раз ты, героиня хренова, за свою шкуру дрожишь больше всех, и все прошлые твои мысли и порывы - фарс, лицедейство, рисовка перед собой.
Что-то внутри смущенно забормотало:
- Эээ… оно, конечно, не фарс… но сейчас неподходящий момент… замечательный же день - такие раз в несколько лет случаются. Праздники не для смерти созданы, и даже не для мыслей о ней. И вообще, стоило ехать за тридевять земель, чтобы «кончиться» в Париже на какой-то дурацкой «горке»? Ну нет, я должна вернуться невредимой, а там уж… Дома сын, родители - они-то как? Нет, именно сегодня – не согласна. Слишком неожиданно. Не готова.
- А как тебе надо готовиться? Вещички на выход собрать? Помнишь: «лучше умереть, когда хочется жить, чем жить, когда хочется умереть?» Ну вот и умри, совмести слово с делом. Товарищ разум, хорош выискивать лазейки и оправдания, выкручиваться ужом на сковороде. Не срамись, заткни свою бормоталку, тем более, что ты слуга, твоё мнение не в счёт. Ау, хозяин! Душа подколодная, чёрт тебя, выползай уже! Что ты-то чувствуешь сейчас? Страшно тебе, если через 15 минут всё будет стёрто? Думай - тебе пять минут. Изо всех сил думай. И чтобы никаких полумер: только да или нет. Когда-то, в абстрактном будущем, все готовы умереть. А вот прямо сейчас, прямо здесь, в этот весёлый тёплый день – слабо? Да или нет?
Внутри снова наступила тишина. Разум замолчал. И душа молчала. Я всматривалась в себя, как старик Эгей в морскую даль: появится на горизонте белый парус или черный? Да или нет… да или нет…
Вдруг началось шевеление - как будто фотография стала высвечиваться в растворе проявителя. Что на ней? Штрих, ещё штрих… И – определилось: вот она, Истина - не словами озвученная, но в ощущениях данная... Не страшно. Совсем нет. Даже сегодня – в самый неподходящий день. Я "тогда" не врала. Это сейчас малодушно вру.
- Ты точно уверена? Думай ещё - чтобы стопудово, без всяких "может быть"…
«Не страшно» росло, набирало силу и превращалось в «НЕ СТРАШНО».
Почему бы не сейчас? Этот день подходит, как и любой другой. Пускай.
И тут случилось невероятное: страх "испугался". С меня начали спадать его незримые оковы. Тягостные гири, морально пригнувшие к земле, с каждой минутой теряли вес, развязывались мёртвые узлы на бесплотных верёвках, кислород будто впервые проникал в лёгкие…
Разум снова появился на арене. Но теперь он «работал», исходя из новых установок: «Что больно будет – это ничего. По-другому всё равно никак. Теперешний вариант - не худший: на таких скоростях всё быстро: чик – и нет. Спокуха, мать, всё путём». И резюмировал, слегка помедлив: «Ну вот, теперь ты готова даже к наихудшему исходу. Другие, смелые пассажиры, которым ты завидовала – они не готовы: их смелость – от уверенности, что всё завершится хорошо. Если бы они допускали вероятность поломки этой махины – на километр бы к ней не подошли. А ты, даже с включившейся разрушительной «программой» и потоком нездоровых опасений идёшь на гору и на принцип. Это круто. Ты ничего так, молодца! Давай пять!»
Страх давно прекратил свои атаки. Из всемогущего Джинна он превратился в маленькую и сморщенную сухую урючину. Нет, лучше в жабу - возле моих ног. На него можно наступить. Или перешагнуть. Ко мне возвращалась способность участвовать в жизни: движения стали лёгкими, появился дар речи, лицо приобрело живое выражение. Вздохнула. Стала человеком.
- Дим, пошли, я оклемалась, - позвала мужа и улыбнулась.
- Ну я рад, - поднялся со скамейки супруг, едва ли догадываясь, кого я только что пересилила в «рукоборстве».
Когда мы подошли к вагонам, я попросила служителя: «Фёст плэйс, плииз», - и нас посадили на самое первое, оно же самое «страшное» место, прижали к сиденью П-образными запорами и… отпустили в свободный полёт…
В тот день мы проехали на горках 10 раз: пять - на открытой, пять - на закрытой (последняя была неподражаема!). Орали во всю глотку. Но не «Ааааа!» и не: «Ииии!», как полагается смельчакам, не утратившим дара речи, а «Ура!..Сталинград!.. Вперёоод!..» - и выбрасывали вверх руки с поднятыми кулаками. А потом муж даже заснял на память весь «американский» путь, прокатившись на свой страх и риск с включенной камерой.
Было весело, слишком весело - хотелось прыгать, болтать о чём-то, петь и плясать. И не верилось, что несколько часов назад я стыла от ужаса, вслушиваясь в лязг этих замечательных, замечательных поездов, летающих над деревьями…
ПС
Вот они, воспоминания о том катании, записанные в РЭПовских традициях:
…Нас под грохот железа вверх ногами помчали.
Все от ужаса смолкли, мы «Ура!!!» закричали.
Все забились в сиденья, всем заклинило рот,
а мы кричим «Россия!», мы кричим: «Вперёоод!».
…Поезд бегал по стенам, поезд ухал с обрыва,
а мы русские, нам пофиг, мы орем без перерыва.
Но наш крик бы оказался помощней в три раза,
когда здесь были бы друзья и заорали все сразу!
Пусть Париж бы содрогнулся от морального напора:
не боятся россияне мереканскую гору
и снимают видео почти на лету,
камеру включенную прижав к животу:
будет подтвержденье, что рассказ – не липа,
пусть друзья увидят, что мы смелые типа!
Вот такой эпизод случился в моей жизни - внешне ничего особенного не представляющий, но, если посмотреть «изнутри», вполне остросюжетный. Чтобы победить безотчётную панику, мне пришлось вызвать к жизни страх ещё больший, но осознанный, а значит - доступный для борьбы. Вот с ним-то мы и схватились. И только когда я убила настоящего монстра «на глазах» у этой неуправляемой "выскочки", посмевшей меня "атаковать" - она ушла сама, признав, что есть-таки приёмы против лома…
Страх ни разу не возвращался - даже время спустя, даже на ещё более страшном питерском аттракционе «Катапульта». Я подозреваю, что он умер от досады. Аминь.
