Иван Егорыч, по-стариковски шаркая, прошел из кухни к себе в комнату. Для этого ему пришлось пройти мимо комнаты внука. Дверь была открыта нараспашку. Паша сидел в постели, по-девчоночьи стиснув тощими коленями одеяло, и увлеченно строчил что-то на клавиатуре ноутбука. Рядом, прямо на белье, непрочно утвердилась чашка кофе. Иван Егорыч тяжело вздохнул. Возможно, это обычная стариковская сварливость, но Паша ему в последнее время не нравился... Он не пошел в армию, кое-как учился в институте, устроился продавцом... или как это, менеджером по продажам в магазин сотовых телефонов... "А зачем тогда учился? При чем тут история?", - спрашивал иногда Иван Егорыч. "Ты не понимаешь, дед, - отмахивался внук. - Просто надо было получить вышку".
Иван Егорыч встряхнулся и усилием воли заставил себя пресечь поток мыслей. "Ну что это, превращаюсь в сварливую старуху, - пожурил он сам себя. - У молодых свои дела, нам не понять... Право же, и квартиры им теперь не дают... И на Север куда-нибудь уехать теперь, говорят, труднее... Вот и ютится парень без дела, без жены, со мной да с мамкой... И... Тьфу ты, черт, снова я ворчу".
А Паша тем временем строчил: "Нет, как раз я имею полное право так говорить! Потому что мой родной дед был репрессирован Сталиным! Его ни за что ни про что после плена на три года засунули в лагеря! Он вернулся оттуда без зубов!"...
Иван Егорыч прошел в свою темную каморку и включил небольшой телевизор. Вот-вот начнут показывать парад... Впрочем, радостное щемящее ожидание уже не пронзало его, как когда-то. Он уже все это видел... А того, что раньше не видел - не понимал. Парад был глянцевым символом той самой новомодной зарубки на шкале времени - глубокой, но безликой. Как георгиевские ленточки на антеннах машин.
Иван Егорыч выключил звук, откинулся в кресле и начал перебирать в памяти собственные зарубки. Вот он ожесточенно, даже как-то обиженно работает на заводе в первые месяцы войны... Вот - наконец-то возраст и долгожданный призыв... Вот - легкое ранение, госпиталь... Медсестра Света... Возвращение на фронт... Гибель Сережки Трофименко, лучшего друга... Письмо о смерти отца и сестренки... Плен... (Как же по-глупому он туда попал!)... Один лагерь, другой лагерь... (Вот молодежи скажешь "лагерь", она представляет что-то одно... А эти два лагеря различались, как небо и земля). И - Победа! И - освобождение американскими союзниками! Затем - слишком краткое и поспешное следствие, дикая путаница и перестраховка, попытки допросить людей, которых, как оказалось, уже давно нет в живых... И вот он уже в советском лагере. Ничего, жили. Иван Егорыч не любил это вспоминать, считая досадным недоразумением и черным пятном на биографии. Ну и наконец - полное освобождение, возвращение на родной завод...
Он ошалело мотал головой, изумляясь, как многое успело произойти за эти семь лет. И в какой-то момент подумал, что теперь, может быть, будет жить спокойнее, однако такого отчаянного счастья, как в успешном бою (плечом к плечу с Сережкой!), он не испытает уже никогда...
Впрочем, все это было глупо - "депрессия", как теперь говорят. Уже через несколько месяцев он встретил Нину, а через год они поженились... И жизнь снова стала счастливой. Единственное неприятное воспоминание связано с тестем. Смурной и огромный молчаливый мужик, он до свадьбы все посматривал на зятя единственным глазом и странно прицокивал языком. А потом вдруг на самой свадьбе, выпив, подошел и взглянул Ивану Егорычу прямо в лицо. Тот вытянулся, как на плацу. "А ты, значит, это, Ванька... Враг народа ведь, ааа?", - пьяным голосом протянул тесть. Иван Егорыч, казалось бы, через многое прошел на фронте и в лагерях, но тут лишь покраснел, как мальчишка... И к тому моменту, когда он придумал достойный ответ - тестя уже увели под руки причитающие бабы.
Больше Нина с отцом не общалась.
Потом родился Колька, потом - младшая Анютка... Колька рано наплодил внуков (да живут они теперь далеко), а Анюткиного Пашку пришлось ждать долго... И вот он сидит себе в комнате, что-то пишет. Умный, наверное, парень. Внучок.
"Тупые совки, ваш маньяк Сталин жировал на крови моего деда! - наяривал Паша. - Я не из тех, кто славит Гитлера, но надо хотя бы признавать, что они были равны! Мы в любом случае оказались бы в жопе, выигрывай или проигрывай эту войну!".
Иван Егорыч снова побрел на кухню полюбоваться на сирень. На самом деле ему хотелось, чтобы Паша с ним поговорил, но он стеснялся в этом признаться даже самому себе. Наверное, именно поэтому он и отказался с Анютой ехать на длинные выходные на дачу... Чего он там не видел? А внук... Внук его волновал. Ветеран вдруг осознал, что совсем не знает своего потомка - и у него осталось очень мало времени, чтобы узнать.
Наконец Иван Егорыч решился. Он остановился на пороге комнаты и неловко прокашлялся.
- С Днем Победы тебя, Пашка! Что там друзья твои пишут?
- Эээ, - русая голова взметнулась вверх. - Да, и тебя с праздником, дед.
Иван Егорыч прошел в комнату и присел на краешек кровати.
- Со сталинистами вот воюю, - не отрываясь от экрана, произнес Пашка. - Прости, дед... Очень увлекся...
- С кем?!! - Иван Егорыч поначалу испугался, а потом понял, что это же молодежь. Может быть, "сталинистами" они теперь называют какое-то направление музыки.
- Ссуки, - прошипел Пашка, лишая деда сладких иллюзий. - Сталин тебя в лагеря, а эти теперь...
- Паша! - повысил голос дед, словно беседуя с ребенком, ляпнувшим нечто неприемлемое. - Глупостей не говори. Лагеря это одно, а Сталин... Не он меня сажал.
- Дед, ты что?
- Ааа, а ничего, - Иван Егорыч в самый неподходящий момент дал петуха. - Не смей так говорить, щенок!
- А, то есть тебе понравилось, что ни за что ни про что просидел и вернулся, это, без зубов? Тебе... - но Иван Егорыч уже выходил из комнаты поспешно, почти бежал.
На пороге он обернулся и увидел, что внук осматривает его внимательным, оценивающим взглядом менеджера. Ветеран вздрогнул. В последний раз он видел такой взгляд на себе... ну, там. У гитлеровцев.
- Я ПО ОШИБКЕ сидел, понял ты? А не... не так, как ты думаешь. Не надо со мной вести таких разговоров! - почти прокричал Иван Егорыч. Старик со всей ясностью ощутил, будто он снова в лагере.
Паша пожал плечами и поправил веселое одеялко с самолетиками. Пригладил волосы. Потом, забыв о прежней дискуссии, открыл окно своего блога и бегло начал писать: "Только что был шокирован. Сталинская пропаганда настолько вымывала мозги, настолько рабским делала сознание челове...". Паша осекся. Нет, так не годится - тогда участники последней дискуссии поймут, что его аргументы про деда далеко не так весомы. Он скопировал текст и перелогинился под другим аккаунтом. Вот теперь можно...
Иван Егорыч сидел на кухне на табуретке и тупо смотрел в окно, на сирень. Моргнул, потрогал лицо... Так и есть, течет. Он достал из ящика стола спички и "Беломор", который теперь позволял себе редко. Глубоко затянулся и закашлялся, изо всех сил стараясь, чтобы кашель не перешел в бессильный старческий плач. Тесть... Еще никто его так не обижал, только он. А внучок вот и тестя во много раз переплюнул. Может быть, в него пошел? Да нет, по внешности не похоже...
Зубы! Зубы у него до 60 лет были почти все целы... Без зубов с лагеря пришел сосед, Славка. Тот просидел десять лет, и, между прочим, за дело. Именно так Иван Егорыч все и рассказывал внуку... А тот, казалось, слушал, широко распахнув огромные карие глазенки. Или это он, старик, теперь себе выдумал, что подробно рассказывал? Точно так же, как Паша выдумал, что слушал? Теперь и не поймешь... Впрочем, при чем тут все это.
Иван Егорыч раздавил бычок в пепельнице и отправился в комнату внука. Напряженная военная выправка контрастировала с дрожью рук. Паша сидел в одних трусах, спустив ноги с кровати на пол. Особенно интересный комментарий застал его, когда он уже было вознамерился встать с постели.
- Пашенька, - произнес Иван Егорыч ласковым голосом, с отвращением отметив в себе возвращение лагерных повадок. - Ты не сердись на деда, это ж я не со зла. Я не все понимаю... Ты вот скажи - а вы, молодежь, все так думаете про Сталина? Или, может, есть и другие среди вас.
- Есть, дед, - хмуро ответил Паша. - К сожалению, есть...
Иван Егорыч широко улыбнулся. У него отлегло от сердца. Военная осанка тут же опала, вернулась привычная старческая сутулость... Как делают многие старики, Иван Егорыч долго качал головой, чтобы собраться с мыслями. А потом сказал:
- Ну что ж... А все-таки у нас в Советском Союзе не все так плохо было, как ты думаешь. Вот, например, образование... Говоришь, вышку тебе получить надо было? Вот у нас ты бы вышку, клянусь, без проблем бы получил.
Паша не поднял головы - казалось, что он вообще не слушал, но Иван Егорыч чувствовал, что на этот раз внук не увлечен перепиской, а просто притворяется. Старик с удовлетворенной ядовитой ухмылкой вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.