Леена Крун "Ранатра"
Я всё на свете бы отдал за счастье не попасть на душегубов чёрный бал,
в разинутую пасть безумства
жадных городов, окаменелых стен, где жизни тают без следов
в параде мизансцен,
Где правит кукольный монарх - предатель и вандал, где адский запах грязных нар
мне сердце пропитал...
Из речи вымету, как сор, чужие имена, засыплю темень вражьих нор,
дойдя в беде до дна.
Обид былых казённый дом пустует много лет, и вспоминать угасший тон
резона вовсе нет,
Но есть надежда воскресить забытый детский сон, где сердце призвано творить
космический эон.
Пусть зИмы кипенной золой накроют серость троп -
изжитый слог, исконно злой, сойдёт в письмо, как в гроб,
а запечатанный конверт утонет в полынье -
Но только силы прежних вер придут ли вновь ко мне?..
Кривлянье кодла, шум орав в пустой, как смерть, ночи полны живительных отрав,
и сердце не кричит -
распахнута больная грудь, и плачут ветры там: "Нельзя пустыню обмануть,
твоя пустыня - храм".
Густые краски, гул дорог - таков последний сон - так бдит безумный, страшный Бог,
чьё имя Легион.
Лукава правда - ложь верна...
Бесславен, сир и хмур,
у чарки красного вина бескровный демиург...
* * *
– Эли... Хочешь стать моей девочкой?
Она повернулась к нему, натянув одеяло до самого подбородка.
– А что это значит?
Оскар уставился на корешки книг, пожал плечами.
– Ну... что мы с тобой типа вместе.
– Как это – вместе?
Она напряглась, в голосе сквозило подозрение. Оскар поспешил добавить:
– Хотя у тебя, наверное, уже есть парень в школе.
– Нет, но... Оскар, я не могу... Я не девочка...
Оскар прыснул:
– А кто же? Мальчик, что ли?
– Нет... Нет.
– И кто же тогда?
– Никто.
– Что значит – никто?
– Никто. Не ребёнок. Не взрослый. Не мальчик. Не девочка. Никто.
Йон Айвиде Линдквист «Впусти меня».
Если бы стены могли молчать,
Я б рассказал за них,
Сколько дыханья хранит печать в табеле,
Ветхость книг,
Сколько сухих, омертвелых дней
В листиках меж страниц,
Сколько неспетых стихов во мне,
Сколько чужих границ.
Если бы смелости всё забыть
Выпало на двоих,
Скольких веков я б увидел нить
В чуждости слов твоих.
Но замурован лаванды лист
С чьим-то письмом в стене,
Судьбы пропали во тьме кулис,
Точно в чужой стране.
Слышишь? Под полом поёт земля
Тысячелетних нив.
Знаешь, я только на первый взгляд холоден –
Я ревнив…
Как же волшебно порой болеть...
Вне этой злой игры
Слушать, как молится ветру клеть,
Истово и навзрыд,
Как замирает полночный мир –
Лунных огней фантом.
В сердце сияет его эфир -
Может быть, там наш дом?
Но немота и невнятный стыд
Громче холодных стен.
Я бы хотел поскорей остыть -
Неодолим их плен.
Девочка видит бездонный мрак
Дальних пустых планет.
Смотрит из глаз первобытный страх,
Парализуя свет.
Мы, точно пара больших зеркал
Там, где смотрящих нет.
Девочка, я для тебя так мал –
Мне очень много лет.
Если бы стены могли кричать,
Я бы молчал за них.
Пусть до утра продрожит свеча
Вечность длиною в миг.
Я боялся, что воспоминание о тебе нальёт свинцом её руки и заморозит в ней кровь, когда я стану её целовать. А этого я ни за что бы не вынес!…
Где-то между Оранжевым солнцем и одной из его планет вспыхнул на несколько мгновений огненный шар… язык пламени, а потом - ничего.
Михня Мойсеску «Голос из золотистой пыли»
Шумно, порывисто дышит ночь, пряча усталость лиц.
Тайна сближенья уходит прочь, выиграв новый блиц.
Пленники древней стихии снов, юные миражи –
мы –
не признаем ни страсть, ни новь радостным правом жить.
Солнце рассыпалось на гроши
лунных огней в дремоте –
наши непарные две души
стали одною плотью.
Ты заболела моей тоской – я, повстречав твой свет,
канул, беспомощный и слепой, в омут лучистых лет.
Нам показался паденья пыл шансом с тобой взлететь –
но мы разбились о свет ярил, пробуя неба твердь.
Как мне запомнить пшеничный цвет
пряных волос, твой голос?
Смертны они, но их вечный след
новую пишет повесть.
Там, где метелица днесь поёт, солнца взойдёт рубин,
стылую кровь для меня нальёт в кисти густых рябин.
Гомоны новых и вечных стай, вылетев по весне,
голос мой схватят, снесут за край жёлтых апрельских нег.
Осенью в парке, в дождливый срок встретятся две судьбы,
вспомнить не смогут чужой урок –
сил не найдут забыть
странное чувство родства –
зерно будущих злых разлук
будет согрето, привнесено тёплым касаньем рук...
Снова и снова дарит Земля
новых людей старым ролям,
и возникают из пустоты
Новый не я,
Новая ты...