Дэн (Рассказ)

   В декабре месяце мы с Катериной вечером вышли гулять, перешли улицу и направились к площадке. Вдруг мы увидели красавца сеттера медно-рыжего окраса, мощного с красивой шелковистой шерстью. Пес был явно немолодой, но рабочий, ходил на охоту. По виду ему было лет девять. Спросили у хозяина, когда он с псом ходит на охоту, и услышали, что пес найденный, хозяева неизвестно где. Просто пожалели красивого пса, взяли, но ужиться с ним не могут, не слушается пес, перегрызает поводок, сдирает ошейник, убегает. Решили уже куда-нибудь его деть. У меня из души вырвалось: «Не выгоняйте пса на улицу, лучше нам отдайте, пусть вдвоем живут».  Через день хозяин вечером нас нашел и сразу с вопросом: «Берете пса?». Я посмотрела, ошейника на собаке нет, как же его вести. Потом махнула рукой, сняла с Кэтьки  кожаный поводок, захлестнула карабином петлю-удавку, надела на Дэна. Он сам шею подставил, и я увела Дэна с собой. Сначала Дэн оглядывался на старого хозяина, потом понял, что надо идти с нами. Дошел до дома и снова стал оглядываться, дескать, не здесь живу. Я его подтолкнула к лестнице – здесь теперь твой дом. Поднялся, вошел в квартиру, остановился. Я постелила ему в столовой под окном одеяло и сказала: «Место». Все понял и улегся. Несколько раз подходил к двери и оглядывался на меня, может надо идти в тот дом. А я ему и говорю: «Нет, дорогой, это теперь твой дом». И Кэтька  тут же крутится, ревнует. Покормила его и Кэтьку. Более интеллигентной и воспитанной собаки я не встречала. Он был лучше воспитан, чем люди, живущие в доме. Дэн был удивительно красив и элегантен, мощный без грубости и изящный, крупный, но соразмерный с красивыми подвесами и псовиной. Умные ореховые глаза заглядывали в душу с какой-то не собачьей мудростью, в них светились доброта и понимание.  Мы влюбились в Дэна сразу же и бесповоротно. Кэти мы любили, но Кэти была нашим любимым балованным ребенком, а Дэн, Дэн стал нашим равноправным взрослым членом семьи. Характер у Дэна был спокойный и выдержанный. Он никогда не лаял и не бросался к двери, встречая приходящих в дом гостей. Подходил спокойно, смотрел внимательно, но как-то так, что фамильярничать с ним никому не приходило в голову. По квартире он не бегал, знал свое место и никуда оттуда не уходил. Первое, что сделал Дэн, прекратил Кэтькины капризы по поводу еды. Наша Кэти всегда капризничала, подходила к миске и отворачивалась, ждала, чтобы ей положили что-нибудь вкусненькое, а то и есть не будет, уйдет в другую комнату. И как-то вечером за вечерней трапезой она снова закапризничала, отвернулась от миски и ушла с кухни. Дэн съел свое, оглянулся, видит, что Кэти нет, ее миска стоит нетронутая. Недолго думая, он подошел к Кэтькиной миске,  спокойно все съел и ушел на свое место. Кэти через некоторое время сменила гнев на милость, вернулась в кухню, сунула нос в миску, а та пустая. Надо было видеть выражение на ее морде. Вопросы «Что? Как? Где? Почему?» так и были написаны на ней. Такая обида и такое недоумение. Неподражаемо.  Больше Кэти не капризничала, свою миску она съедала раньше Дэна. Дэн потихоньку обживался в квартире. Стал заглядывать в другие комнаты, но не заходил. Знал свое место в столовой и кухню, где собак кормили. Никогда не приставал. Самое большее, что он мог сделать, это подойти и положить голову на колени. Кэти сразу же начинала ревновать, старалась оттолкнуть, оттереть Дэна боком, подсовывала свою голову под руки, чтобы гладили ее, а не Дэна. Однажды Дэн подошел к лежащей на тахте хозяйке, положил голову на тахту и подсунул ее под руку, чтобы его гладили. Кэти сразу заревновала, стала кружиться вокруг Дэна, старалась оттолкнуть, отодвинуть, но Дэн не уступал. Тогда Кэти вдруг бросилась и попыталась укусить Дэна за бок. Дэн даже голову не повернул, только как-то двинул боком и, Кэти отлетела в сторону. Села и заскулила, на морде выражение обиды, только что не плачет. Дэн слегка повернул в ее сторону голову и слегка подвинулся, чтобы она могла подойти. Кэти подошла и положила морду рядом с Дэном, уже не пытаясь кусаться. Пришлось  гладить их обоих. Дэн ее не обижал, но, если Кэтька начинала шкодничать, мог просто лапой сбить ее с ног. Он был значительно крупнее ее. Все шкоды на этом и заканчивались. Дэн никогда не злобился и не кусался. Если ему что-то не нравилось, мог прихватить руку зубами и придержать ее, но без злобы, а так, в порядке предупреждения. Иногда Дэн валялся на спине, задрав все четыре лапы кверху, как очень большой кот. Поджарое брюхо доверчиво и беззаботно представлено всем на обозрение. Замирал, изогнувшись на спине, пушистый хвост и длинные уши распластаны по полу, а в глазах такое довольство и нега. Постепенно Дэн обжился в квартире и, хотя место его было в столовой, стал иногда спать в большом кресле у хозяйки в комнате, свернувшись в большой пушистый клубок. Забавно было наблюдать за Дэном, когда у Кэти начинался интересный период (течка). Во избежание нежелательного потомства на нее сразу же надевали памперс с дыркой для хвоста и крепко завязанные панталончики. Бедный Дэн ходил вокруг, морщил лоб как человек, приподнимал уши шалашиком, поскуливал, старался лизнуть Кэтьку, уступал ей свою миску и все самое вкусное. А Кэтька как кокетка вертелась перед ним, то толкала лапой, то клала свою мордочку на морду Дэна, то прижималась боком, но стоило Дэну двинуться к ней, как она отскакивала и клацала зубами: «Не трожь меня!». Дэн, вздохнув, уходил на место, а эта хулиганка начинала представление снова. Но, проходил двадцать один день, и все вставало на свои места. Гулять с собаками приходилось так: десятиметровая сворка, на концах карабины. Собаки на концах сворки, а хозяйка держится за середину.  Утром, выходя на прогулку с собаками, хозяйка обычно напевала: «Пара гнедых запряженных с зарею…». Вечером гулять приходилось позже, когда окрестное собачье общество уже уходило домой. Миролюбивый Дэн совершенно не переносил кобелей. Стоило увидеть ему кобеля, особенно, крупного, как он рвался в драку, а если рядом была Кэтька, удержать его было невозможно. Вот к мелким собакам относился спокойно, просто не замечал их. Собакам хотелось побегать, и хозяйке приходилось бегать вместе с ними. Однажды Дэн сбежал. Проскользнул в приоткрытую дверь и удрал. Мы выскочили за ним, увидели, как за углом мелькнул рыжий хвост. Побежали искать Дэна, а его нигде не видно. Вспомнили что за углом живет дворняжка Люська. Подумали, что наверное она загуляла. Побежали за угол, видим там стая собак вокруг Люськи, но Дэна нет. Подошли ближе, заглянули во двор, а там Дэн прячется за угол дома и так виновато посматривает на нас. Когда его позвали, он подошел, но попытался проскользнуть мимо. Не удалось, поймали его и когда повели домой, он так жалобно оглядывался на Люську, даже поскуливал. Дэн был очень спокойный пес.  С ним в доме было спокойнее. Однажды, когда бабушка была одна, в дверь позвонили какие-то женщины. Они  представились сотрудницами пенсионного отдела, сказали, что  принесли какие-то деньги, и стали настаивать, чтобы бабушка пропустила их в квартиру  оформить какие-то документы. Бабушка заколебалась, но тут подошел Дэн и встал в дверях рядом с бабушкой. Женщины испугались, стали требовать убрать собаку, но всегда послушный Дэн не уходил, преграждая вход. Женщины заявили, что в таком случае никаких денег они бабушке не отдадут и ушли. Бабушка позвонила в пенсионный отдел и, оказалось, что это были мошенницы. Так Дэн спас бабушку. Но год от года старели собаки, да и хозяева тоже. Мой сын с семьей давно жил отдельно, приходил нечасто – работа, дом, ребенок. Но собаки радовались каждому его приходу, ласкались, не отходили от него и тут же звали гулять. С ним они гуляли дольше и дальше, чем с хозяйкой и ценили это. Кормили собак утром и вечером, кормила всегда бабушка. Она варила им гречневую кашу с овощами, субпродуктами, как лакомство добавляла хлеб. У каждого была своя миска. У Кэти поменьше, у Дэна побольше, согласно их весу и комплекции. Собаки хорошо знали время кормежки и уже сами начинали поторапливать бабушку. Иногда Кэти хватала свою миску и начинала стучать ею об пол. Бабушка называла это «бунт заключенных». Дэн же всегда интеллигентно ждал, когда поставят ему наполненную миску и спокойно начинал есть. Постепенно Дэн просто выговорил себе разрешение днем валяться на хозяйкиной тахте. Раз за разом подходил к тахте, клал на нее лапу и смотрел в глаза хозяйке, потом на какое-то время убирал лапу, подходил к хозяйке, клал голову на колени и смотрел на тахту. И снова, лапу на тахту, и пристальный взгляд глаза в глаза. Так и пришлось разрешить ему днем валяться на тахте. Стелили ему подстилку. Дэн залезал на тахту, разваливался, вытягиваясь в полный рост, и дремал. Ночью спал он теперь в кресле. Дэн был старше Кэти примерно на три года, он дряхлел быстрее, присоединялись старческие болячки. Стали хуже сгибаться лапы, затруднилась походка, труднее стало спускаться по лестнице. Стало трудно сворачиваться клубком в кресле. Постепенно Дэн вытребовал себе право спать на  тахте  в ногах у хозяйки. Как ни возмущалась Кэти, но ей пришлось потесниться. Хорошо, что тахта у хозяйки бала широкой. Хватало места и хозяйке и двум ее любимым собакам. Вскоре у Дэна рядом с основанием  хвоста появилась большая шишка – грыжа тазового дна, содержимым которой был дивертикул прямой кишки. Появились трудности с актом дефекации. Бедный Дэн покакать мог, только если ему вправляли грыжу, и выглядело это так: Дэн присаживался, хозяйка рукой в перчатке вправляла ему грыжу, а он, положив голову на плечо хозяйки, тужился, и тогда у него все получалось. Он все понимал, понимал, что ему помогают, и по-своему по-собачьи выражал благодарность. Дома Дэн все больше лежал, стал меньше есть, заметно худел. Скоро не смог спускаться по лестнице, и тогда все большие и малые дела стал делать дома. Трогательно до слез было видеть, как Дэн выходил в кухню и начинал поскуливать, прося, чтобы ему подвинули ведерко, в которое он аккуратно писал, ни разу не попав на пол. Также он просил подвинуть ему плоский лоток, над которым присаживался и аккуратно какал в него. На правой передней лапе у него выросла большая плотная опухоль, Дэн не мог опираться на нее и ковылял по квартире на трех лапах. Он приближался к концу своей жизни. Дэну шел шестнадцатый год. И вот, в один из дней первой декады июня с утра Дэн как-то повеселел,  поел, потом, как раньше стал валяться на спине, задрав лапы кверху, глаза оживились, в них появился интерес, рыкнул на Кэти, чтобы не приставала. Потом подошел к хозяйке, посмотрел в глаза, а потом на тахту, как бы попросил разрешения залезть на нее. Конечно, ему разрешили, ему уже все разрешали. Дэн влез на тахту, растянулся во весь рост. Хозяйка села в кресло рядом, ноги положила на тахту. Дэн подвинулся, положил голову на ноги хозяйке и как будто задремал. Потом голова его отяжелела, красивые ореховые глаза остановились, потускнели, и Дэн ушел навсегда.
Кэти долго не могла понять, куда делся Дэн, искала его, недоуменно заглядывала нам в глаза, скучала. После смерти Дэна Кэти почти не отходила от бабушки. Или сидела рядом, или забиралась в ноги и сворачивалась клубком. Бабушка наша уже лежала после ишемического инсульта и не вставала, но говорить могла и руки, хоть и слабо, но действовали. Иногда я замечала, что Кэти и бабушка как-будто разговаривают. Мама невнятно с трудом что-то тихо говорила собаке. А Кэти внимательно слушала, поворачивая голову набок и, иногда тихо поскуливала в ответ. Со стороны казалось, что они на что-то жалуются друг другу. Может быть на неотвратимую старость. Мама очень любила наших собак. Они у нее ассоциировались с собаками ее детства. У ее дяди и тети в Пензе были два ирландских сеттера, которые, по словам мамы, обожали валяться на хозяйских кроватях.
В тот же год через 4 месяца после Дэна после долгой болезни умерла наша бабушка. Кэти постоянно сидела около бабушки, когда та болела, ласкалась к ней. После бабушкиной смерти не отходила от гроба. Как-то влезла в кресло около гроба, смотрит на бабушку, тихо поскуливает, будто зовет ее, потом смотрит на нас и в собачьих глазах вопрос: «Я же зову, зову ее, почему же она не встает, моя любимая старая хозяйка?». Кэти пережила Дэна на три года. Она стала быстро дряхлеть. Красивая каштановая мордочка поседела, стала почти белой, стали седеть лапы. Ее красивые изящные лапки стали утолщаться в суставах, плохо сгибаться. Постепенно Кэти  почти полностью ослепла, оглохла, стала падать, часто начинала ходить по кругу, натыкаясь на мебель, стала быстро терять обоняние. Чтобы она начала есть приходилось подводить ее к миске. С трудом влезала в кресло, в котором спала. Спала она в том же кресле, в котором раньше спал Дэн. По лестнице спускаться уже не могла. Если ее выносили на руках во двор, стояла, пыталась принюхаться, слепыми глазами пыталась что-нибудь разглядеть, головой старалась прижаться к хозяйке. Ушла она тихо. Просто уснула и не проснулась. Похоронили ее рядом с Дэном. Она прожила без малого шестнадцать лет.
А годом раньше из дома ушла Шпулька. После того как пропал Филька и умерла бабушка, Шпулька поселилась на  хозяйкиной тахте. Тихо прокрадывалась мимо Кэти и укладывалась на подушке, когда хозяйка укладывалась спать, старалась устроиться на хозяйке. Кэти ее иногда прогоняла, но Шпулька настырно возвращалась на выбранное ею место. Иногда мурлыкала, но чаще вела себя очень тихо и незаметно. Кошке исполнилось пятнадцать лет. Она уже болела, худела, старалась тихо уйти на улицу и однажды ушла и не вернулась.
Сын жил отдельно, мамы не стало, не стало наших любимых животных - собак и кошек.
И в пустом доме осталась одна старая хозяйка.