Океан
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/259899/
Для начала разговора должен сказать, что сочетание букв, которым обозначает себя автор, повергло меня в смятение.
Как говорится, Штирлиц насторожился…
)))
Но об этом потом.
Пока же буду ругаться в двух направлениях.
1. Содержание
Автор использовал известный литературный прием, который мне самому очень нравится – назовем его условно «мозаика».
Из отдельных и разных кусочков складывается (должна складываться!) цельная картина.
Примеров в литературе масса.
Мой любимый – великолепная «Жизнь насекомых» Виктора Пелевина. (Ключевое слово: «великолепная» – хорошо, то есть, слепленная).
Автор обозначил тему работы в названии и попытался раскрыть ее посредством четырех частей:
- философствующая рыба;
- человек в батискафе, стремящийся в свою внутреннюю бездну;
- дети, чистосердечно казнящие живое из лучших побуждений;
- хищник, попавшийся на приманку.
Ну, я прочитал.
И что? – хочется мне спросить.
Какова, то есть, мысль автора?
Передо мной нарисовался новый мир? – Нет.
Я узнал что-то новое об известном мне мире? – Нет.
Я понял, что автор хочет от мира? – Нет.
Я проникся настроением/впечатлением/отношением автора к миру? – Нет.
Картина не закончена.
Картину с трудом можно назвать начатой.
На огромном пустом полотне сиротливо повисли четыре разрозненных мозаичных кусочка…
А ведь идея-то – богатая…
Картина может быть – величественная…
Теоретически.
Для этого правильное количество мозаики должно быть правильно раскрашено и правильно подогнано друг к дружке в правильном порядке.
Правильно, это значит – с ясным понимаем: для чего?
2. Исполнение
Есть такое мнение, что хороший прозаик обязан иметь активный поэтический опыт.
Мол, это дисциплинирует, учит экономить объем, увеличивать концентрацию информации на единицу текста посредством точного подбора слов, активного использования метафор…
Что же – мысль, имеющая право.
Но рассматриваемая работа – пример того, как с этим можно перебрать.
Текст тяжел для восприятия.
Метафоры, во-первых, чересчур вольны, неточны – то есть, требуют усилий для понимания и «перевода»; во-вторых, нанизаны на предложение как шашлык, или вставлены друг в дружку как матрешка, или впихнуты в маленький объем как кот в трехлитровую банку.
Когда я читаю –
тело, лелеющее пульсацию боли
или
ряды зубов с ликованием врезаются во что-то
или (мой любимый момент)
рецепторы разрезают кубометры, магнитным скрежетом врезаясь в фантомы
– сразу вспоминается классическое «волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом».
Когда я читаю –
проводить дочь в среднюю школу
или
сощурив простые глаза
– опять классика всплывает в памяти. Антон Палыч писал: «Можно сказать: я друг этого дома, но нельзя: я друг этого деревянного дома. Из этого следует, что, говоря о вещах, следует скрывать их свойства». (Цитата по памяти – могу быть неточным).
Раковина – снедь?
Клубы песка имеют пасть?
Батискаф – Левиафан? (И он же – лимонный плод?)
что-то вышло из сбоя – то есть, починилось?
скорее всего точно провод отошел – надо бы определиться: скорее всего или точно?
диафрагма стискивалась страхом, словно тот старался расколоть ее – так он стискивал или раскалывал?
алебастровая торпеда – это юмор?
испытываю ужасные болевые импульсы – чего бы просто не написать: больно! Это ведь, ко всему, мысль рыбы!
Извините уж, опять не удержусь от цитаты.
«Дитя мое, никогда не произноси слова только за то, что они красивые и длинные. Говори лишь о том, что понимаешь!» Льюис Кэрролл, «Алиса в стране чудес».
Об орфографических ошибках говорить не буду – это самое мелкое из зол.
Зато скажу, что мне понравилась концепция смерти: не страшиться, не перечить, но бороться.
Густая мысль, выражаясь словами автора.
Но в общем, кажется, моя изначальная настороженность была не напрасной…
Артур Петрушин
