За плечами не носить (Проза / фантастика)

Сергей вышел из экзаменационного зала, сжимая от злости кулаки и цедя сквозь зубы: «Сссволочь. Ууу сссволочь».
Какой-то неприметный студент посмотрел с усмешечкой, мол — учиться надо лучше, чтобы потом не ругаться. Да еще и кивает с деланным сочувствием:
— Завалили?
— Восьмерка! — выкрикнул Сергей.
— Так нормально, — пожал тот плечами.
А Сергей от злости и обиды принялся что-то доказывать:
— У меня по всем тестам последний месяц не ниже одиннадцати было! Рыков два раза тестировал сегодня, оба раза — двенадцать у меня, так он, козел, допвопросами давай заваливать, и завалил!
— Два раза тестировал? — осторожно не поверил усмешливый. — Зачем?
— А чтобы завалить, вот зачем! У меня по тестам двенадцать было, больше двух балов скинуть интерфейс не даст, а после второго тестирования можно еще два скинуть, того четыре! Восемь вместо двенадцати! Дыру в системе увидел, и пролез, козел!
— Но если по всем тестам… Как завалил-то? Просто тупо скинул баллы?
— Можно считать, что так. То мне надо знать не просто теорию, а в каких журналах и статьях впервые опубликовано, то устройство приборов… главное — это я знал, но Рыков, сука, спрашивает, какие приборы раньше были, и какие с ними были проблемы, и как решили… и даже — кто решил! Как будто не науку сдаю, а историю науки… Или спросил, какое практическое значение уравнения Герша — я ему расписал в подробностях, а он дурака клеит: «Нет, — говорит, — какое практическое значение?» Я еще подробнее расписал, аж сам понял… А он, сука: «Я не услышал ответ на свой вопрос».
Усмешливый даже испуганно отступил вдоль стенки — видать, и сам сдавать пришел, вдруг и его завалят? Резво спросил:
— А что сдавал-то?
— Неравновесную физхимию, — буркнул Сергей. Понял, что ведет себя глупо, и ушел.
И что теперь делать? Деньги на исходе, а с официальной восьмеркой предмет дорого не продашь. То есть, за восьмерку платят неплохо, но Сергей больше года потратил на эту самую физическую химию неравновесных состояний! И все из-за того же Рыкова — не в первый раз заваливает. Тогда, год с лишним назад Сергей просмотрел, какие знания в цене и некоторое время колебался, чего учить. До сих пор четыре раза выучивал программирование — на твердую девятку за три-четыре месяца, один раз на экзамене до десятки вытянул, кроме того, ядерную физику, химию полимеров, теплотехнику. Теоретическую механику разок выучил — не совсем удачно, на семерку всего-навсего. И не узнаешь почему, раз уже продал. Может быть тот, кто картридж с Сергеевым теормехом купил, понимает, за что семерка. А Сергей не поймет, даже если объяснят — стерлась возможность понять вместе с теормехом из памяти. Некоторые студенты, найдя свой талант к какой-нибудь там электротехнике или прикладной математике — это называется по-боксерски, «коронка», — зубрят одно и тоже раз за разом, сдают на десять-двенадцать и продают за дорого. Но Сергей «коронку» еще не нашел, искал, перебирал варианты. И неравновесную физхимию тоже попробовал. Сложная оказалась наука, гораздо сложнее физхимии равновесной, с которой пришлось начинать. Потому Сергей, когда стал набирать в тестах семь-восемь баллов, записался на экзамен. К доктору Рыкову. Первый этап — обычное тестирование, пара сотен вопросов, иногда с вариантами ответов, иногда без. Вытянул на восемь, вполне довольный пошел к Рыкову — как правило, на тестировании экзамен и заканчивается. Ну, иногда пару вопросов зададут, если тесты пробелы в знаниях показывают, но Рыков Сергея откровенно завалил — по всему курсу прошелся, везде нашел, к чему придраться, и выставил шесть.
Сергей не пенял на Рыкова, приучился уже винить в своих проблемах себя. Даже поверил, что ему просто повезло тесты на восьмерку сдать. И что было делать? За шестибальный предмет не просто мало заплатят — могут вообще не купить, пожадничают картридж тратить. Варианты были: учить что-то другое или доучивать неравновесную физхимию. Доучивать показалось проще, деньги были — успел на прошлых предметах накопить, — и взялся за дело всерьез. Упрямо «грыз» науку целых десять месяцев, пока не добился одних сплошных одиннадцать-двенадцать. Можно было и на десяти остановиться, но гордость потянула дальше — очень хотелось доказать Рыкову, что Сергей не зря выбрал профессию студента. Что способен выучить любую заумь и продать ее за дорого.
Выучил. Хорошо выучил, можно не сомневаться. И продать можно — но с официальной восьмеркой дадут в десять раз меньше, чем с официальной дюжиной.
Сергей пожал плечами и отправился в клуб исторического фехтования, выпустить пар в поединках на затупленном оружии, сорвать злость.
И что это на Рыкова нашло? Настроение плохое, не с той ноги встал или не на ту ногу? Не похож он на человека настроения. Аристократической внешности, немолодой, но хорошо сохранившийся — следит за здоровьем значит. Говорил всегда спокойным, уверенным голосом, восьмерку ставил как бы даже с сожалением. Не в настроении дело, в другом в чем-то. Однако, что за выгода экзаменаторам студентов валить? На первый взгляд выгоднее наоборот завышать оценки — университет получает долю с продажи каждого заряженного знаниями картриджа, а чем выше оценки, тем дороже знания. А на второй взгляд экзаменаторам выгоднее всего ставить честные оценки, чтобы покупателей не распугать. Знания — выгодный товар, но и конкуренция есть, приходится следить, чтобы цена соответствовала качеству.
Вероятно, Рыков завалил Сергея по каким-то идейным соображениям. Хуже не придумаешь.
И что делать? Искать правды или хотя бы справедливости? Надо бы, только непонятно, с какого конца за это дело браться. Без адвоката нет смысла начинать, а денег нет. Бесплатно адвокаты не работают, не те времена.
Тут на жизнь бы как-то заработать, не до борьбы за справедливость. Сергей всерьез рассчитывал получить деньжата за неравновесную физхимию, но продавать ее с девяностапроцентной скидкой не хочется совсем. Может быть, еще удастся сдать экзамен с нормальной оценкой. В крайнем случае, Сергей в другой университет переведется, подальше от Рыкова, там экзамен сдаст. Морочливо только… и деньги нужны. Где же их взять? Если не продавать физхимию, то что продавать? Сергей знает еще математику, физику, общую и органическую химию — отлично знает, на двенадцать баллов. Но эти предметы — база, основа, без и них неравновесная физхимия «срежется», превратится в бесполезные обрывки. То же самое — с чтением, без умения читать формулы становятся непонятными. Да и английский нужен — в курс любой науки входит английская терминология, чтобы иностранные статьи понимать.
Разве что навык десятипальцевой печати продать можно. Много не заплатят, экономить придется, растягивать на три месяца, пока выучит что-то еще. А Сергей экономить отвык. И выученная на отлично физхимия будет висеть в памяти бесполезным грузом, многое забудется… А ведь кому-то Сергеевы знания нужны прямо сейчас, кто-то согласен выложить неоднозначную сумму за картридж — чтобы работать и зарабатывать. Может быть, взять, и устроиться туда, где физхимия котируется?
Раньше мысль показалась бы странной. Ведь Сергей студент, его работа учиться и продавать то, что выучил. Потому что хорошо получается. Но сейчас — а почему бы и не задуматься? Вдруг возможностей больше?
Уселся на первую попавшуюся лавочку, достал КПК. Понял, что сидит неудачно — солнце затмевало экран — перебрался в тень.
Пришлось порыться в сети — просто не знал, на какие сайты обращаться, даже не сразу ввел правильные ключевые слова в гугль. Сначала «профессия физическая химия» вставил, но выдало рекламу фирм-посредников, продающих нолидж-картриджи. А еще — бредовые объявления ради смеху в стиле: «Куплю предмет физической химии, желательно полный русскоязычный курс, нелицензионные картриджи не предлагать». А может и не ради смеху, некоторые ловкачи выбирают время, когда на какие-то знания стоят дешево, покупают картриджи и ждут, пока цена вырастет.
Сергей подумал, поменял «профессия» на «работа». И нашел — лаборатория фирмы «Де Бирс», прямо тут, в университетском городке, исследовательский корпус: «Требуется специалист для проведения теоретических расчетов и планирования экспериментов методами физической химии неравновесных состояний. Возможен ДОЗЗ. Требования: интеллектуальный потенциал не ниже 93, в случае ДОЗЗ возраст до 25 лет». ДОЗЗ — договор с оплатой загрузки знаний, то есть не просто нанимают, а еще и покупают нанятому картридж. Не из чистого альтруизма, понятное дело, с условием, что деньги вернет тем или иным способом, или отработает сколько-то лет, или до окончания какого-то проекта не имеет право уволиться.
Интеллектуальный потенциал у Сергея как раз девяносто три, так что стал смотреть подробности. Условия ДОЗЗа (которые Сергея не интересуют) не слишком кабальные, средние — отработать до конца проекта, но не менее пятнадцати лет. А зарплата маленькая, студентом Сергей больше заработает. То есть, заранее настроены брать какого-нибудь молодого гения и покупать ему знания. Естественно, нанимателям выгоднее один раз потратиться на нолидж-картридж, чем платить высокую зарплату сотруднику раз за разом год за годом, и человек, который способен за приемлемые сроки выучить сложный предмет, предпочтет зарабатывать учебой, а не наукой.
По крайней мере — запасной вариант. Как-то сразу полегчало.
Сергей зашел в спортивный корпус, свернул к истфеховской секции.
Сорвать злость не удалось — противником выпал Нурали. Сергей решил сражаться парными морскими тесаками, а не своей любимой абордажной саблей — в прошлый раз Нурали против нее выступил со шпагой и тонфой (любит такие странные комбинации) и победил всухую, не подпустил на расстояние удара. Тесаки еще короче абордажной сабли, но есть у Сергея пару подлостей.
Вышел с тесаками, а Нурали выбрал шашку и сай. Неожиданный ход, Сергей против шашки еще не фехтовал. А Нурали с ней обращался мастерски — рубил с локтя или вообще кистью, да быстро, да так мощно, что без проблем сносил защиту Сергея. Атаковать не удавалось — Нурали слишком ловко работал ногами, не позволял приблизиться и контратаковал с казачьей лихостью. Сергей в первую же секунду пропустил удар в голову. Защитный костюм отвердел вовремя, защитил, но Сергей все равно от удара закачался.
Сменил тактику — взял один тесак обратным хватом, положил на предплечье, пригнулся. Обратный хват считается не самым лучшим, но с прямым так и так ничего не выходит.
Дело пошло лучше, и все равно пропустил удары в голову, в грудь, в ногу, трижды — в локоть. Но и сам рубанул Нурали по руке, в бедро, нанес укол в живот.
Один раз удалось пролезть в ближний бой, но Нурали ловко захватил один тесак крюком сая, второй отвел шашкой и полоснул Сергея по горлу. Выиграл.
Бой измотал обоих, и они вышли из круга.
В раздевалке Нурали спросил про экзамен.
— Восьмерка, — вздохнул Сергей.
— Что-то мало за год работы. Завалили, что ли?
— Так и есть.
— Хреново.
— И не говори. Даже не знаю, что теперь делать, продавать предмет не хочу, он дороже стоит. А денег нет.
Нурали цепко посмотрел Сергею в глаза:
— Движок свой фехтовальный продать не хочешь? Сейчас у богатеньких модно.
— Да ты чего! — возмутился Сергей. — Видал я тех, кто движки сдали спортсменам — они ж на стены натыкаются!
Действительно, что это такое Нурали придумал? Фехтовальные и другие спортивные навыки можно скачать из памяти только с хорошим куском координации движений, человек становится инвалидом.
— Движок отрастает быстро, если тренироваться хоть немного, а не страдать на диване, — веско пояснил Нурали. — А платят так, что и вправду можно ничего не делать всю оставшуюся жизнь.
— Тогда почему ты свой движок не продашь?
— Мой кроме меня никому не нужен, не подходит, я же давно тренируюсь, на мой организм настроен движок. Другим не подойдет. А ты новичок, у тебя пока еще стандартные приемы, по учебнику, не стали исключительно только твоими. Конечно, в тютельку не подойдет никому, но можно быстро подогнать тренировками.
— Ничего не делать всю оставшуюся жизнь? Знаешь, у меня другие планы. Ты мне предлагаешь стать богатым инвалидом.
— Подумай. Еще немного потренируешься, и поздно будет, на тебя движок настроится, и уже не продашь. А бросишь тренировку — форму потеряешь, цена упадет.
— Подумаю.
Соврал, конечно — не о чем тут думать, продавать собственную координацию движений не вариант. Сколько бы там не заплатили, можно заработать и не так болезненно. Скажем, продать по частям неравновесную физхимию, физику, химию, математику — и переквалифицироваться в гуманитарии. На всяком там искусствоведении и музыковедении студенты зарабатывают неплохо, потому что у богатеньких модно разбираться в искусстве-музыке, платят за знания хорошо. А студентам даже нравится «заново читать Есенина». Но у Сергея как раз талант к техническим и естественным предметам, а гуманитариям нужна в первую очередь хорошая память. А еще — нравиться должны живопись, музыка и так далее, Сергея же особо не тянет в музеи и филармонии.
После экзамена и фехтования хотелось есть, Сергей купил в автомате пирожки и бутылочку лимонада, пошел к ближайшей скамейке. На ней сидела тоненькая черноволосая девушка в зеленом платье и с наушником в ухе, внимательно смотрела на экран КПК — «грызет» чего-то. А хорошенькая, не похожа на заученных циничных студенток. И сосредоточенность ей идет.
Подошел, вежливо спросил, можно ли сесть рядом. Она быстро глянула на Сергея, кивнула, снова уставилась на экран. И провела рукой по волосам — а интерес-то взаимный! Спросить ее, что «грызет»? Нет, лучше не надо — шевелит губами, значит, вполне вероятно, что учится читать. Картриджи с чтением в цене — любящие родители при деньгах расхватывают, чтобы их кровиночку не мучили в школе буквами и слогами. Но свое чтение продают только те, кто оказался на грани. Это для них в университетском городке все надписи дублируются картинками — чтобы научиться читать заново уходит до полутора лет. Некоторые обнаруживают, что чтение их «коронка», за месяц-два выучивают, ну и становятся студентами, раз за разом чтение продают и горя не знают. Но всех таких Сергей знал наперечет, да и взгляд у них особенный, как у слегка пришибленных. Значит, соседка по скамейке оказалась на грани, и лучше ей об этом не напоминать.
Через дорогу в дворике располагался стол со скамейками — ножки вкопаны в землю, на века. К столику быстро подошли трое мужчин и одна женщина, выставили бутыль пива, выложили копченую рыбу, расставили стаканы. Нет, это не веселая гулянка или приятельские посиделки, слишком все торжественно. И немного грустно. Понятно — продали только что какие-то знания. С одной стороны, есть, чего обмывать, для того и «грызли», чтобы продать. С другой стороны, забывать с трудом выученное как-то все равно не весело, хоть и платят.
Разлили пиво, чокнулись, отпили, заели рыбой.
— Пива не хватит, — заявил Сергей, как будто ни к кому не обращаясь — надо же с чего-то начинать разговор. — Всё пиво выпьют, а рыба останется, придется опять за пивом бежать. А потом всю рыбу съедят, а пиво останется, придется за закусью бежать. А потом опять пиво закончится, а закусь нет, опять за пивом побегут. Кто же их домой понесет?
Девушка откровенно улыбалась. Спросила:
— Такое бывает? — а говорит с заметным акцентом. Неужели иностранка?
— Бывает еще хуже. Вроде бы студенты, должны быть умными, а не соображают.
Она еще раз улыбнулась:
— А вы тоже студент?
Сергей как можно неестественней изобразил испуг:
— Неужели так заметно?! — и продолжил с обезоруживающей улыбкой:
— Да, студент, технарь. «Коронки» у меня нет, пробую разное. Вот неравновесную физхимию сдал на восьмерку…
Девушка удивилась:
— Вы сдавали Рыкову?! — откуда она знает? Хотя, если живет в городке, должна быть в курсе. Тем более, если не студентка — у студентов времени нету слухи собирать, вообще стараются не забивать голову посторонним.
— Кому же еще? — вздохнул Сергей. — Больше никто не имеет права…
— И он поставил восемь? Он не ставит хороших оценок. Потому что он расист.
Значит, Рыков действительно идейный.
Сергей еще раз улыбнулся:
— Видимо, я правильной расы.
— Нет, это не раса, это Рыков не хочет, чтобы физ химию знали в других странах.
Понятно. В духе современных изоляционистов — не всех, только самых буйных, — очень своеобразная логика, считают свое самым лучшим, потому вообще ничего не хотят продавать за границу. А физхимики нужны бельгийской фирме «Де Бирс».
А собеседница явно иностранка, акцент заметен. При этом сидит и учится читать. Неужели родной язык продала? Знания языков в цене, потому что у студентов-лингвистов не меньше полутора лет уходит на изучение. Особым шиком считается купить язык «от носителя», такой, который был для кого-то родным, пока из человеческой памяти не картридж не перенесли. Но родной язык продают те, кто уже за гранью, до полного отчаяния доведенные.
— А вы откуда? — осторожно поинтересовался Сергей.
— Из Словении, — и рассказала все, выговорилась. Она сирота, родители утонули еще когда ей было десять лет. Выросла в чужой семье, выучила английский и русский, чтобы устроиться в кафе аэропорта. И очень серьезно заболела — что-то жуткое, неоперабельное, хотя и не безнадежное. Лечение стоило дорого, а страховая компания отказалась платить.
И бедная девушка продала оставшуюся от родителей квартиру, лодку, родной словенский язык, неродной английский язык и умение читать на русском. Все равно «почти не хватило», как она сказала. Вылечилась, но теперь без знания родного языка ей в Словении делать нечего, здесь поселилась, устроилась в студенческой столовке — повезло, что хотя бы русский знала. Кроме того, подрабатывает добровольцем в лаборатории памяти — вроде подопытной крысы. Ничего страшного с ней не делали, просто записывали в ее память картинки, которые потом надо было сравнивать с оригиналом, насколько похожи. Действительно ничего страшного — кого в наше время загрузкой знаний испугаешь? Наверное, проверяли цветовую память, цветовосприятие ведь отличается у разных людей, и запоминать должны по-разному.
Потерять родителей, посмотреть в глаза безносой, продать родной язык… Досталось девочке. А у Сергея настолько все мирно, гладко и благополучно, что даже как-то неловко называть это жизнью.
— Хотите пирожок? Меня Сергеем зовут, а вас?
— Эрика.
Они с Эрикой пробродили парком, болтали о ерунде. Договорились о следующей встрече, о свидании то есть.
Эрика отправилась работать в кафе, а Сергей пошел в исследовательский корпус — новая подружка успела пожаловаться, что здесь «мало еды в тарелках», значит, надо ее обязательно сводить в ресторан «Иртыш», знаменитый своими непомерными порциями, которые должны быть привычны словенцам. А на рестораны деньги нужны, значит, надо добыть, тем более, что Эрика сама подсказала, где. В той самой лаборатории памяти, у них с добровольцами не густо.
По дороге Сергей планировал, как отомстить Рыкову. Ничего конструктивнее, чем встретить Рыкова в темном углу и набить морду, в голову не пришло.
Объявление: «Нужны добровольцы! Оплата хорошая!» — висело прямо посреди коридора, как праздничный лозунг. И стрелка указывала на дверь лаборатории памяти. А дальше по коридору и направо — тот самый филиал фирмы «Де Бирс», котороому неравновесные физхимики нужны. Неудивительно, что до сих пор нужны — всех желающих заработать перехватывает по дороге лаборатория памяти.
Сергей вздохнул, вошел. Обстановка рабочая — два психометрических кресла со шлемами для загрузки знаний в память. Обручей, которыми считывают память, не видно. Шлемы соединены толстыми кабелями не напрямую с драйверами для нолидж-картриджей, а через какие-то массивные серые ящики, от ящиков еще и к компьютерам тянутся провода и шлейфы. Компьютеров четыре штуки, с виду солидные. А от них — к еще каким-то коробкам кабели змеятся.
Кроме того, столы захламлены электронными и оптическими схемами, в углу еще шесть серых ящиков друг на друге стоят. Картину удачно дополняет толстяк в белом халате — сидит за компьютером, в уголке.
Сергей поздоровался.
— Здравствуйте! — засуетился толстяк. — Вы доброволец?
— Ну… да… — почему-то смутился Сергей.
Толстяк сразу же достал откуда-то стандартный договор, Сергей внимательно прочитал. Хороший договор, никаких «ответственности не несет», никаких перекладываний рисков на страховые компании. Наоборот, есть гарантия, что здоровью добровольца ничего не грозит.
— Просто запишем кое-какие очень простые знания, и проверим, хорошо ли они усвоены, — успокаивал толстяк.
Сумма предложена приличная. Сергей пожал плечами, вписал, где надо, имя, расписался.
И сразу приступили к делу — толстяк усадил Сергея в психометрическое кресло, нацепил шлем. Странно, Сергею считывали память уже, наверное, раз двадцать, но ни разу ничего не записывали. Хотя — никаких характерных ощущений в обоих случаях. Ни до, ни во время, ни после.
— Можете снимать шлем, — сказал толстяк. — И подойдите сюда. Нужно выстроить эти символы в правильном порядке.
На экране компьютера невразумительные иероглифы в четыре ряда. И Сергей знает, как их надо выстраивать — первым вот этот, похожий на перекрещенные бутылки, потом — вон тот, подковообразный. И так далее.
Управился быстро, толстяк сверился с другим компьютером, удовлетворенно кивнул:
— Деньги будут переведены на ваш счет. В следующий раз можете приходить не раньше, чем через два месяца, мы не можем загружать новые знания в вашу память слишком часто, сами понимаете.
Сергей посмотрел на экран. Кто-то запоминал символы, заучивал, как их надо располагать. День потратить надо, не меньше. Потом у этого кого-то из памяти считали все выученное, теперь записали Сергею… зачем? Как тут не спросить:
— Какой во всем этом смысл? Что вы вообще изучаете?
— А какая, по вашему, основная проблема технологий памяти?
— Студентам мало платят!
Толстяк хмыкнул:
— Основная проблема совершенно очевидна — человеческие знания невозможно переписать, не стерев с носителя. Не важно, с человеческого мозга, или с нолидж-картриджа. А представьте, если знания можно будет не только копировать, но и дублировать, тиражировать? Этим мы и занимаемся. Знания все равно стираются при считывании, но мы записываем их не на один носитель, а на два. Копируем в процессе записи.
— Ого. И… как успехи?
— Еще рано говорить об успехах или неудачах. Мы только проводим предварительные эксперименты.
— Это?.. — Сергей кивнул на экран с «иероглифами».
— Да, простые знания легко удается дублировать. Предсказуемый результат.
Сергей вышел из лаборатории задумчивый. Стало быть, дублировать и тиражировать. Проблема старая, многие над ней бились и отступились. А эти уже тиражируют свои иероглифы и даже успехом это не считают. То есть — можно. Можно на два картриджа, можно на сколько угодно. А в мире сотни тысяч студентов, они зарабатывают на жизнь учебой. А может и миллионы. А Сергей — один из них…
Криво ухмыльнувшись, Сергей решительно направился в сторону «Де Бирс». В надежде, что вакансия неравновесного физхимика еще свободна.