* * * * *
"В начале было слово..."
(Из милицейского протокола).
Слово печатное в силе. Слово к народу вдвойне. Сколько бы мир не просили, миром готовы к войне. Граждане, также гражданки, мудрости, если они сказаны теми, кто в танке – вовсе не знают цены, не обещают спасенья душам, почуявшим цель. Перед святым Воскресеньем – множество страстных недель. Вечно не знает покоя вече, входящее в раж. Осень – что это такое? С небом один экипаж. На обелиске хотя бы даты с чертою внутри. Август – а после октябрь: девять один – девять три. Многое в памяти стёрто. Можно кричать: "клевета!" Был в октябре день четвёртый в дымно-кровавых цветах. Эти нечёткие были... Хроники режут глаза. Танки туда же не били два с лишним года назад. Было наивней и чище. Верили все в миражи...
Прошлое скоро отыщет. И тихо спросит "ты жив?"
Это не Сталин, не йети, не гуманоид, не дух – это бездомные дети в памяти нищих старух, это бездумная вера в краткость и курсов и фраз, это и жизнь и карьера – доброжелателем в таз спущена, слита, испита в папке с рейтузной тесьмой. Это и подпись пиита под коллективным письмом. Это вчерашние дрожжи, влезшие в новый завет. Каяться может до дрожи весь неприкаянный свет. Просто, привычные к мраку, жалуя данный насест, без разрыванья рубахи – даже не двинутся с мест. А на местах всё нелепо... Пьётся, о вечном скуля...
Память бывает свирепа, вновь начиная с нуля...
Можно начать с единицы. Пусть одиночка смешон. Мысли стирают границы. Donkey быть может и schon. Для Буридановых логик век благодарности нет. Или мы платим налоги, или мы платим за свет. Тот или может быть этот. Грань истирается в пыль. Красится сумрак газетой в тон настроенью толпы. Ходим по лезвию бритвы, Оккаму садим на клей. Ринго сбивается с ритма. В ринге забыт fair play. Стынут бродячие души, радуясь сходу зимы...
Ветхий уклад не нарушить, если не рваться из тьмы...
Мысли просторнее спьяну. Думы кристально чисты. На земляничных полянах вновь вырастают кресты. Вечные ставим вопросы, фразы штампуем с листа, рядом маячат матросы и караул, что устал. Прячутся в тень менестрели, бьют комиссары в набат.
Может, весенние трели эту тоску разбомбят?..
Бродский с провинцией прав был – лучше у моря в глуши, если имперской управы зов для терзаний души, для состояния духа, для посиделок в ночи. Где изначально разруха – там и сподручней мочить. Всё у Булгакова к месту, точно описан сюжет. Всем нострадамусам тесно, курят в сторонке уже...
Donkey по кругу, по кругу. "Шо нам" расскажет эфир?.. Нам бы услышать друг друга. Чтоб не проспать этот мир.
А за глаза? Только книги могут – и те не у дел. Мы, оглянувшись, лишь фиги видим – так Шаов допел. Но впереди – те же виды, логику правит ранжир. Кто собирает обиды, тот и от штиля дрожит. Время играется с нами, лет рассыпая драже. Нас сохранит только память: с виду неброский сюжет. Словно империя инков, словно с ксилитом "Дирол"...
Тихо играет пластинка. Старый как мы рок-н-ролл...