Все шло, как обычно. Книга, под названием «Призванный апостол», вскоре была получена из типографии. Несколько заметок в газетах, три выступления по разным каналам телевидения. Премию имени Куприна Борис Борисович получил, хотя и вручал ее Андрей Василевский с кислой миной на лице. Были поданы необходимые бумаги для получения очередной премии, уже через отдел культуры, но получать ее пришлось после поездки в Америку.
Поездку, как и обещал, организовал Сергей Васильевич. Борис Борисович Сухотин мог гордиться проделанной работой. Иванчук так и не был найден, книг его никто не видел, статьи вышли, все выполнено!
На следующий день, после отъезда Бориса Борисовича в Америку, Валентина точь в точь обо всем выполненном и услышала в разговоре с Сергеем Васильевичем. Разговор происходил на даче Сергея Васильевича.
– Ну, вот, – все в порядке, все выполнено! – сказал, улыбаясь, Сергей Васильевич, расслабленно полулежа в шезлонге.
Валя, в красном купальнике, нежась на солнышке, ответила из глубины своего шезлонга:
– Да, спасибо, все, кажется, хорошо.
– Ну, не совсем хорошо. Я тебе много чего должен, пришло время платить, – засмеялся Сергей Васильевич.
– А что именно? – поинтересовалась Валентина.
– Ну, к примеру, купил на твое имя квартиру в Москве. Держи ключи, – и Сергей Васильевич протянул Валентине ключи.
– Правда, что ли? – изумилась Валентина и села прямо в шезлонге, чтобы лучше видеть Сергея Васильевича, – ну, спасибо, – растерянно произнесла она.
– Пожалуйста. Рад, что ты рада, – Сергей Васильевич засмеялся, – Вот туда и будешь ездить. Да и я, если не прогонишь, буду бывать там.
Валентина справилась с растерянностью.
– Не много ли? – спросила она, – такой подарок.
– Заслужила. И еще заслужишь.
– Постараюсь.
– Вот–вот. Теперь о деле, – сказал Сергей Васильевич.
– Слушаю.
– Борис, когда приедет, и получит премию, должен уйти с поста.
– Почему? – опять растерялась Валентина.
– Слишком одиозен стал. Что–то все у него в последнее время не в ладах с законами. Думаю, что ему нужно отдохнуть.
– Да он еще, знаешь, какой! – возмутилась Валентина.
– Вот потому и нужно ему малость притихнуть, – невозмутимо ответил Сергей Васильевич, – кое–что всплывает.
– А что именно? Ты о чем? – настороженно спросила Валентина.
– Ну, пока не всплыло, я, как знаешь, стараюсь. Но вот, к примеру то, что в доме отдыха, да за неплохие суммы, смогли собраться руководители секты одной.
– А он при чем тут?
– Видишь ли, засмеялся Сергей Васильевич, – дом отдыха, как раз в его ведении, – он сделал короткую паузу и докончил: – был.
– Мало ли кто там бывает! Это не запрещено.
– Да. Но вот незадача: он получил за эту встречу, скажем так, весьма круглую сумму. Оказал, за наличные, серьезную услугу секте.
– Какой секте?
– Какая тебе разница? Хватит того, что эта секта, если и не вне закона, то под следствием. Это – еще та секта! Одни уголовные авторитеты. А тут – организовали их съезд. Еле замял. А деньги? Ох, – Сергей Васильевич пренебрежительно махнул рукой, – нет, короче говоря, другого выхода.
– А откуда известно, что он деньги от секты получал?
– Милиция их там повязала. Они думали, что там искать не будут.
– Ну и что?
Сергей Васильевич пожал плечами.
– Я же говорил, что они под следствием. Взяли, расспросили и отпустили до суда. Сама понимать должна: что, почем, кому платили – все известно. Оттого и отпустили. Не запрещено же, – усмехнулся Сергей Васильевич.
– И что, ничего нельзя сделать?
– Можно, – вновь усмехнулся Сергей Васильевич, – уйти ему в сторону. Он заслуженный, перезаслуженный, дальше некуда. Пусть организует какую–нибудь ассоциацию или там, сообщество литераторов. И занимается своим делом, и деньги зашибает, и премии себе выписывает. А там, в Союзе, поставим верного человека. Он тоже помогать будет.
– А кто это?
– Сволин, – в упор глянул на Валентину Сергей Васильевич.
– А он почему? Да он же дурак!
– Это тебе так кажется! – зло усмехнулся Сергей Васильевич, – короче, я тебе сказал, что лучше сделать. Можешь выбирать. Но сама знаешь: будет то же самое, но, тут уже через прокурора.
– И это потеряю? – раскрыла ладонь Валентина, на которой лежали ключи.
– Не только это, но, в первую очередь, меня, – усмехнулся Сергей Васильевич.
Наступило долгое молчание.
– Ну, а эта книга, что, не нужна? – спросила Валентина.
– Если бы! – махнул рукой Сергей Васильевич, – звонят мне вот, на днях, из епархии. Ну, что, хочешь, чтоб в церкви проклинали?
– Реклама же…
– Ему, может, и реклама, но нам такая реклама не очень. Он что написал? Что апостол Павел – хапуга!
– Причем тут хапуга? Он описывал, что апостол перешел по идейным соображениям. Мол, депутаты будут довольны.
– Да, он верно написал, как понимает, как всегда пишет, да церковники возьми, и, к несчастью, взяли и прочитали! И оказалось, – Сергей Васильевич усмехнулся, – что примитивно он понимает. И если раньше проходило, то сейчас уже не то время. Ладно бы еще то, что пишет, сам и читает. Но деньги на издание книг, где берет? А будут ли давать деньги, если епископ вмешается? Да если, еще и почитают его книги? Епископ мне говорит, – засмеялся Сергей Васильевич, – что Борис ухитрился даже имя начальника синедриона, того, кто распял Христа, связать с Павлом. А при Павле совсем другой начальник был. Он, как всегда, не поинтересовался даже, как там было.
– Да, мало ли ерунды пишут и ничего, – ответила Валентина.
– Согласен, пишут. Но о Борисе столько сказано, что он исследователь, что епископ вот, взял и прочел.
– Ну, ошибка, подумаешь, – скривилась Валентина.
– Да у него все его книги – сплошная ошибка! Пока о нас писал, все сходило, нормальные люди и не обращали внимания на его книги, сама знаешь. Потому и сходило. Но время его ушло. Соображать люди начинают.
– А он?
– А он – нет! Оттого и пора отдохнуть, пока не заинтересовались, что он там насоображал, – отрывисто произнес Сергей Васильевич и продолжил: – а эти фортели с князем, с академиком? Нет, пора за ум браться. Да куда ему: деревня и есть деревня – на блестки бросается. Сама видишь – добросался. Что думаешь, ничего не знаю про этого прощелыгу Антона? Да упаси Бог, за кого он всех стал считать? А орден, что он придумал? Так мало еще, прямо в статье и написал, что мол, у них там, в ордене, титул там графа, что ли, десять тысяч долларов. Барон, правда, за меньшее продается, – усмехнулся Сергей Васильевич.
Вновь наступило долгое молчание.
- А он еще сам Сволина принимал! – наконец сказала Валентина, – ты сам ему предложил, между прочим.
– Да, я предложил, – усмехнулся Сергей Васильевич, – но вот беда, принял он не Сволина, а его деньги. Две тысячи долларов. Но и это не все. Он заставил Сволина издать книгу о себе – «Великом Борисе», о себе, родном. Так, между прочим, и называется: «Творческое кредо Бориса Сухотина». И Сволин, конечно, и за это заплатил.
– А ему что, жалко стало?
– Дело не в Сволине, – усмехнулся Сергей Васильевич, дело в том, что хапать Борис стал, вообще без разбора. И это сильно бросается в глаза. Сильно, – подчеркнул Сергей Васильевич, – а одно тянет другое. Одного Сволина он так принял? Если бы! А знаешь, скольких таких он принял? Я–то знаю хорошо. За эти годы – двадцать два человека. А у кого нет денег – на выход! Хорошо, плохо ли, а одна с инсультом лежит. Или ты не в курсе?
– Ничего я не знаю!
– Тем хуже, – прокомментировал Сергей Васильевич, – значит, он еще и деньги от тебя скрывал. Интересно бы знать, где они? Сама знаешь, узнать не сложно.
– А доказать? – попыталась было, хоть что–то сказать Валентина.
– Ну, – засмеялся Сергей Васильевич, – ты что, меня за дурака считаешь? Раз говорю, то это означает: знаю, что и как.
– Но он всегда был свой!
– Думать нужно! – жестко ответил Сергей Васильевич, – Никто ему ничего не сделает, если сам не нарвется. Короче говоря – терпение кончилось! Пусть торгует титулами, делает, что хочет, но теперь–то на стороне. Так что…, – он многозначительно замолчал.
Молчала и Валентина. «Все, – думала она, – доигрался. Впрочем, странно, как еще ранее не поняли, что Борис пустышка. А все–таки, молодец, – похвалила она мужа, – много, все–таки лет он держался. Что ж, сделала она вывод, – раз так получилось, остается поторговаться».
– Ну, а обо мне, ты подумал?
– Подумал, – откликнулся Сергей Васильевич, – а как же, – кивнул он на ключи, которые Валентина все еще держала в руке, – и, если пожелаешь, и впредь буду думать!
– И это все, что ты надумал? – как можно более язвительно постаралась произнести Валентина.
– Нет, не все, – неожиданно для нее ответил Сергей Васильевич, – в Москве у тебя гараж и в нем – «Мерседес», опять же на твое имя.
«М–да», – подумала Валентина. Слов пока не находилось, и вновь наступило молчание.
– Покупаешь? – с трудом выдавила она, наконец.
– Да, – невозмутимо ответил Сергей Васильевич, – и покупаю свою любимую женщину. Что делать? Время такое, задаром мне, право, стыдно. Не маленький.
Опять наступило напряженное молчание.
«Надо соглашаться, – подумала Валентина, – а то у него на роже написано, что еще немного и можно переиграть», – вслух сказала:
– Ну…, разве я могу тебе отказать?
А в это самое время, Сергей Афанасьевич зашел в свою квартиру. Тотчас прошел на кухню.
– Новость есть колоссальная! – объявил он с порога Марии.
Та оторвалась от шкафчика, в котором что–то перебирала.
– Ну? – спросила она, устало.
– Сухотина снимают!
– Да ну! – удивилась Мария. Она отошла от шкафчика и присела к столу, – помню, задумчиво произнесла она, – как ты сказал: «Акела промахнулся». Вот и выходит, что Борис наконец–то промахнулся. Но верно ли то, что его снимают?
– Верно. Яничев сказал.
– И кто будет?
– Сволин, говорит.
– Сволин? Мария задумалась, – а знаешь, вполне возможно. Тогда понятно, кто снимает. Покровитель. Интересно, сколько Валька оторвала за это у своего любовника? Сухотин промахнулся, но эта волчица Валька – не промахнется.
– Не знаю, – сказал Сергей Афанасьевич, – но это точно. Яничев все знает. Такая крыса…
– Это точно. Ну, да черт с ним. Скажи–ка лучше, а как теперь Иванчук?
– А что Иванчук? Ты что? – с немалым удивлением непонятливостью жены, сказал Сергей Афанасьевич, – Один зажрался, на другого меняют. Все по–старому, – Сергей Афанасьевич повторил: – а что Иванчук? Может, его и вовсе не бывало.
– Да ну, – возразила Мария, что ты понимаешь! Просто, старики что–то почувствовали и молчат о нем. Поняла только, что ему лучше и, скорее всего, не опасно уже, даже.
– Ну и, слава Богу! – искренне обрадовался Сергей Афанасьевич, или сделал вид, что обрадовался, – а то, знаешь, право, на душе кошки скребли. А все из–за этого подонка, Бориса.
– Ладно тебе, – Мария почему–то усмехнулась, – так что делать будешь?
– Сейчас позвоню Сволину, предложу статью написать о его сборниках стихов. Я смотрел их, нормально. Интересно, знает ли он, что будет вместо Сухотина?
– Знает, наверное, только навряд ли скажет. Да и ты не говори, – ответила Мария.
– Ну, не учи. Сам знаю, – буркнул Сергей Афанасьевич. Подошел к телефону, одной рукой взял трубку, другой вытащил из кармана записную книжку, открыл на нужной странице и принялся набирать номер.
– Алло! Виктор? Это Сергей Афанасьевич. Тут попались мне книжки ваших стихотворений. Что? Прекрасно! Думаю, статью надо написать. Как вы? Ну, вот и ладно. Может, интервью? Позже? Хорошо, – он положил трубку и, смеясь, сказал Марии: – знает Виктор!
– Сам сказал?
– Нет, но слышала бы ты, каким он тоном произнес «Я Вас слушаю», – передразнил Сволина Сергей Афанасьевич, – да и от интервью отказался. Поняла?
– Нет. Почему отказался?
– Эх ты, голова! – засмеялся Сергей Афанасьевич, – да потому отказался, что через пару недель будет давать интервью уже начальником! Потому и сказал: «Позже».
– Понятно, – сказала Мария, помолчала и добавила, сопроводив свои слова вздохом, – ну, вот все и кончилось ничем, – и, вдруг добавила, – серая сволочь!
– Ты о ком? – не сообразил Сергей Афанасьевич, – о Сухотине?
– И о нем. Все они там такие!
– Один твой Иванчук хороший! – саркастически улыбнулся Сергей Афанасьевич.
– А я откуда знаю? – пожала плечами Мария, – но одно то, что не из этой шайки, да не из вашей…
– А при чем тут мы? – строго спросил Сергей Афанасьевич.
– Вы? Журналисты? Да ты сам, чуть что не по–человечески, твердишь в оправдание: «Журналисты по определению циники. Работа такая».
– Циники, это все равно, что скептики, – сказал Сергей Афанасьевич.
– Не ври! Не передергивай, – вдруг стукнула кулаком по столу Мария, – Сволочь есть сволочь! «Работа такая» – передразнила она, – Не работа такая, а вы все ее такой сделали! Ладно, – вдруг спокойно произнесла она, – давай выпьем за то, что ты не такой, – она встала, вытащила из шкафчика коньяк, рюмки, шоколад. Сама разлила. – Ну, – сказала она, за упокой одной сволочи и за здравие новой!
Сергей Афанасьевич промолчал. Выпили.
– Знаешь, – сказала вдруг Мария, – я вот думаю, что Иванчук помрет.
– С чего ты взяла? Ты же говорила, что он уже выздоравливает.
– Помрет, когда поймет, с кем он всю жизнь обречен бороться. Да не сам помрет, рано или поздно они, да и вы, его добьете!
– Да с чего ты взяла? Нужен он мне, – попытался было отмахнуться Сергей Афанасьевич.
– Нужен. Больше травить некого. Вы и так, как тараканы в банке. А тут – настоящий писатель.
– Да с чего ты взяла, что писатель? – уже стал сердиться Сергей Афанасьевич.
– С того! Старики твои статьи выбрасывают, а его работы хранят и перечитывают. И другим дают и, что ты думаешь? Ничего? Я так и знала. А я вот слушаю, что о работе Иванчука говорят. Никогда о вас всех так не скажут! Потому, что вы – графоманы в законе! Молчи, – выкрикнула Мария, заметив, что Сергей Афанасьевич попытался что–то сказать, – хоть слово скажешь, больше меня знать не будешь! Понял?
Замолчали. Наконец, Мария заговорила вновь, уже спокойно:
– Устала я, Сережа, ох устала. Противно все!
– У тебя просто депрессия, – осторожно сказал Сергей Афанасьевич.
– Да, – кивнула головой Мария, – это верно. И выхода нет.
– Может, куда, в санаторий? – спросил Сергей Афанасьевич. Мария вновь кивнула.
– Подумаю. Не сейчас только. Стариков надо навещать. Пока Иванчук из больницы не выйдет, они не успокоятся.
– А что с книгами его, все–таки?
– Не знаю, – помедлив, ответила Мария, – старики сразу замолкают, когда об этом разговор завожу. А мне вот, до смерти охота прочесть, почему–то.
– Ну, может, действительно что–то стоящее?
– Думаю – да. Оценивают, как погляжу, многие знают. Да и то знают, что вы все зверье, оттого вы–то и последние узнаете. Не для вас пишет Иванчук, не для вас. Для людей пишет. А вы все… Молчи, я сказала, – тихо, но с такой угрозой в голосе, произнесла Мария, что Сергей Афанасьевич почувствовал страх, – а вы все – стая серой сволочи. Да и понимаете это, оттого все сволочней становитесь! Ладно! – Мария махнула рукой, – давай выпьем. За упокой Иванчука!
– Прекрати! – сказал Сергей Афанасьевич.
Мария посмотрела не него, и Сергей Афанасьевич осекся.
– Не думай, что мне Иванчука жалко, – сказала Мария, – Мне вас всех жалко. Помрете все, и никто не вспомнит, разве что насмехаться будут. А Иванчук, что Иванчук? Не будет его – будут другие! И он, и они вас сметут. Будет так, я верю. И знаешь, почему? Да, потому что, именно они и есть настоящие, а вы все – призраки! Не Иванчук, так другой уничтожит вас. И не будет тогда пощады. Это вы, продажные твари хорохоритесь, надеясь на безнаказанность. Не надейтесь! Да вы и сами знаете все, – Мария подняла рюмку, – Ну, за Иванчука, за его роман, – она вдруг засмеялась – а хочешь, я скажу тебе его название? С таким названием книга именно и знаменует начало вашего конца, хотя, – она посерьезнела, – да еще лучше самого Иванчука характеризует. Ну, хочешь, скажу?
– Ну? – коротко спросил Сергей Афанасьевич. Он понимал, что Мария не шутит. «Она права, ой, как права», – с нарастающим страхом, от предчувствия чего–то, подумал он.
– Его книга: «Дано мне жало в плоть».
Наступило молчание. Мария вдруг встала, открыла стеной шкафчик и положила перед Сергеем Афанасьевичем книгу в твердом переплете, на котором он прочитал «Петр Иванчук» и чуть ниже, название: «Дано мне жало в плоть…», а еще ниже, какой–то странный символ – ящерица с короной и вокруг, вроде как лепестки.
– Что это? – спросил Сергей Афанасьевич, указывая на символ, – что он означает?
– Это саламандра в огне. Она, как и настоящая литература – в огне не горит. Вспомни–ка: «Рукописи не горят».
– Так значит, книга все–таки вышла, – задумчиво произнес Сергей Афанасьевич, – ты знала об этом?
– Нет, но если бы знала, все равно не сказала бы. Просто мне эту книгу подарили. А читать? Так я ее раньше читала. Кусками, правда. А вот теперь прочитаю полностью…