И расплывшись, как-будто одарит конфеткою мятной,
к телефону шефиня просила ее подойти,
сообщая попутно, что голос мужской и приятный...
И еще пол-часа, под аккомпанемент голосов
о болезнях, о ценах, о шмотках, рецептах, подругах.
Ну а взгляд, как магнитом - опять к циферблату часов,
где сомнамбулы- стрелки не могут настигнуть друг-друга...
Он сидел за рулем и бросал ей неспешно: "Привет".
Дальше шел ритуал, без задоринок и перекосов;
поцелуй и вопрос, на который не нужен ответ,
и такой же ответ, на который не ищут вопросов...
И в какой-то квартире, где мусор и пыль по углам,
на стене календарь, где японка, как кукла из воска,
пился залпом коньяк, в зыбком зареве света реклам,
платье падало вниз у кушетки скрипящей и жесткой...
А потом, постепенно, волною, как кровь от лица,
проступали детали: стол, рюмка, лимон, сигареты,
на обоях дыра, и по радио голос певца
о любви, той которой, наверное нету на свете...
Ну а дома опять телевизор мерцал в темноте.
Мать смотрела кино о страданьях бразильской рабыни,
и взгляд не отрывая, бросала, что - суп на плите,
чтоб садилась и ела, не то оно скоро остынет...
