Люди - словно зрители в партере.
Этот прост, как малое дитя.
Он глядит открыто, пьесе верит
И переживает не шутя.
Этот - очень важный и надутый.
Щурится: "Меня не проведешь".
Он находит каждую минуту
В пьесе или глупость, или ложь.
Ну а кое-кто (обычно дамы)
Пьесу и не смотрит. Их удел
Думать о себе. "О боже, мама!
На меня тот мальчик поглядел!"...
Мало чем отличны люди в ложах.
Пусть они "начальник" или "мэр",
Пусть одеты явно подороже...
Но по сути - то же, что партер.
Дама поправляет ваткой тени,
Критик шепчет: "Как же все глупы!"...
...А актеры корчатся на сцене,
Силясь докричаться до толпы!
Мечутся средь глупых декораций,
Средь картонных домиков и трав.
Мыслят - "Надо только постараться!";
Вздрагивают - "В чем-то я не прав?".
И в конце, конечно, умирают.
(Им нельзя уже спуститься в зал).
И - гляди! - их место занимает
Тот, кто вроде яростно зевал
В кресле возле самого прохода.
Он растерян. Он ошеломлен.
Он дремал уютно год за годом,
А теперь... На сцене? В пьесе? Он?!
Он кричит: "За что мне эта ноша?
Я не шут, не воин, не пророк!".
Зал довольно хлопает в ладоши:
Очень уж удачный монолог.
Он кричит: "Меня оклеветали!".
Бьет башкою в пол, впадая в раж...
Но к тому моменту людям в зале
Уж приелся новый персонаж.
Дама вновь вернулась к макияжу,
Критик снова принял умный вид.
Простаки лишь пялятся и даже
Шепчут: "Парень дело говорит!".
Кто-то добавляет: "Очень смело!".
Кто-то выдыхает: "Вашу ж мать!".
Но никто не знает, что за "дело",
Да и не стремится осознать...
Ничего не сделаешь тут, ибо
Повелось так в мире с давних пор:
В суть игры вникает без ошибок
Только тот, кто сам сейчас актер.