Дано мне жало в плоть. Глава вторая (Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))

Встреча должна была состояться прямо на улице. Возле аптеки. Борис Борисович мельком глянул на часы и тотчас резко замедлил шаг.  Идти было еще минут пять, а до встречи – десять. Но он, не то чтобы сознательно не захотел прийти раньше, а просто автоматически одернул себя. Чуть опаздывать, давно вошло в его привычку и, он уже не задумывался над этим. Также бездумно, с целью задержаться, он вдруг подошел к витрине магазина, где принялся разглядывать дорогие канцелярские украшения для письменного стола.
В этот момент, когда он оглядывал, состоящий из множества предметов, канцелярский набор сплошь зеленого цвета и под названием «малахит», вдруг мелькнула мысль, что и как затребовать конкретно у очередного соискателя звания писателя. «Ну, платит, это одно, а вот посмотрим, что за человек верный».
Борис Борисович уже несколько дней обдумывал, как он сам назвал, «залп». Но платить за статьи в газетах ему не хотелось, а «просто так» никто не напишет. Конечно, можно поговорить с любым редактором, но тут тоже надо было быть просителем, а этого он уже никак не мог допустить. Надо было добиться, чтобы все происходило со стороны.
И вот сейчас, прямо у этой витрины, он как раз и сообразил, как поступить. Борис Борисович вновь глянул на часы. Время подошло к назначенному. «Ну, пока дойду», – подумал он, еще раз, почему–то бросил взгляд на витрину, повернулся и не спеша, двинулся к месту встречи. Вскоре, он уже заметил того, с кем и была назначена эта встреча. Молодой, крепко сбитый парень, как–то неуклюже торчал прямо посреди тротуара. Может, он что–то и разглядывал, но со стороны производил впечатление столба, со всеми присущими ему эмоциями. «Или, скорее, пня», – подумал Борис Борисович.
Это наблюдение успокоило писателя. «Пока, похоже, то, что надо», – подумал он.
Парень не поворачивался почти до тех пор, покуда Борис Борисович не подошел к нему на несколько шагов. Только тогда парень повернулся и без церемоний уставился в лицо писателя. Борис Борисович тоже быстро окинул парня взглядом: «Достаточно молод – лет тридцать пять. Туповатый вид, но глаза с хитрецой. Да, ему неплохо. По внешности – деревенский увалень, с деревенской же хитростью». Он уже знал, что этот человек, Виктор Сволин держит контору, которая выдает напрокат автомобили. Короче сказать: «Он умеет делать деньги» – такая характеристика была исчерпывающей.
«Пока нормально» – сказал себе Борис Борисович. Вид Виктора Сволина соответствовал тому, что и хотел бы увидеть писатель.
– Здравствуйте, – произнес парень, – вы – Борис Борисович? – получив в ответ кивок, продолжил, – А я Виктор. Вам обо мне говорили.
– Да, было, – пожав небрежно плечами и не отвечая на приветствие, произнес Борис Борисович, – давай пройдем, – он указал в сторону недалекого от них сквера, – посидим, поговорим.
– А может в кафе? – спросил парень.
– Нет, не получается, нет времени, – Борис Борисович, более ничего не говоря, двинулся в сторону сквера, причем, всем своим видом указывая на крайнюю занятость. Виктор поравнялся с ним и пошел рядом.
Сквер был недалеко и расстояние до него прошли в молчании. Борис Борисович, как всегда, ступал широко, ставил ступни на землю полностью, отчего его походка казалось со стороны грубой, так называемой «медвежьей». Виктор шел более легко.
В молчании они прошли к первой же свободной скамейке и вместе опустились на нее. Свой огромный портфель Борис Борисович аккуратно пристроил рядом. У Виктора ничего не было в руках, и он просто полуразвалился на скамейке. Так же свободно устроился и Борис Борисович.
– Ну, – сказал он, – слушаю вас.
Парень пожал плечами.
– Стихи вот, пишу, Сергей Васильевич, вот считает, что должен быть в Союзе писателей.
– Сам откуда?
– Я? – Сволин улыбнулся и ответил: – издалека, из Мордовии.
– А как здесь оказался?
– Жена отсюда, да и хорошо здесь.
– Книги изданы? – быстро спросил Борис Борисович.
– Нет.
– Ну, это дело поправимое. Работать надо. Вот, смотри, – сказал Борис Борисович, но ничего не показал, а продолжил напористо, с воодушевлением: – я, вот, работаю сутками. И как работаю! Не то, что другие! Вот поставили фильм о Роксолане. Ну и что? Повидло размазали. У меня не так! А все почему? Потому, что надо писать много. И темы разные.
Виктор согласно кивал, но по его лицу никто бы не понял, какое у него отношение к словам собеседника. А тот привычно продолжал:
– Как надо писать? Современно – раз. Потом – берешь факт и его описываешь – два. И главное, тебе надо взять за основу то, как пишет известный писатель и писать, как он – три, –   Борис Борисович взглянул на Виктора. Тот вновь поспешно кивнул, ничего не отвечая. Борис Борисович продолжил: – А что пишут сейчас? – он пожал плечами, – графоманы! Я вот, написал более пятидесяти книг. Пока – шестьдесят три. И это – пока. Бывало и по четыре в год, книг выходит. Вот так надо стараться. А другие – пишут, пишут, годами пишут книжку, все повидло размазывают. Он помолчал, потом продолжил: – А сколько их прется в Союз писателей! А у нас и так много недотеп. Еще и новых принимать! Писать надо уметь. Я вот, когда пишу книгу, то не отрываюсь. Оттого и столько написал. Ну, хорошо, книги, а их надо три издать. И быстро, – Борис Борисович вновь, несколько испытующе, посмотрел на Виктора.
– Мне, вроде, как о двух говорил Сергей Васильевич, – ответил тот.
– Три! Две стихов и одну прозы.
– А зачем прозы? Да и нет ее у меня.
– Весомей будет. А прозу я тебе дам, книга будет называться «Творческое кредо Бориса Сухотина». Издать надо ее первой, но покажешь позже. Тираж небольшой. Я думаю, тысячи две хватит, – он в упор посмотрел на Виктора. Тот, и секунды не задумываясь, кивнул.
– Стихи принесешь мне домой, да и остальное. Сколько знаешь? – Виктор вновь кивнул:
– Две штуки.
– Ну, тогда все, – договорились, – закончил разговор Борис Борисович, – завтра в два жду.
Он встал, и, пожав руку собеседнику, удалился все той же медвежьей походкой.
«Так, тут нормально», – думал он по пути домой, – теперь надо поторопиться с этим апостолом. Да ладно, – мысленно махнул рукой Борис Борисович, – за недели две–три справлюсь».
Войдя в свой кабинет, он аккуратно поставил портфель на низкий столик, стоящий впритык к огромному письменному столу и взял телефон.
– Да. Я дома. Давай, жду, – он положил трубку, обогнув стол уселся в кресло, бегло пробежал глазами последний лист, заполненный им вчера, отложил, придвинул новый, чистый, взял лежащий перед ним «Паркер» и быстро, почти не задумываясь, принялся писать:
«На пути, иногда, словно из–под земли, вырастали скалы, но они почти всегда оставались далеко в стороне, от каравана. Только один раз дорога прошла подле гряды утесов. Настолько близко, что Савл смог разглядеть даже небольшое стадо коз, которые бесстрашно карабкались по откосам. Куда они стремились, Савл не увидел, поскольку козы, одна за другой исчезли в расселине, куда вскоре проследовал и их пастух, с головы до пят закутанный в овчину.
Погонщики вдруг закричали громче и, вроде как, веселей. Им ответили радостным ревом ослы. Караван прибавил шаг. «Привал» – догадался Савл. И действительно, за поворотом показалось низкое, убогое, но вместительное строение, сложенное из неотесанных глыб дикого камня, десяток смокв, но главное – колодец и наполненный водой бассейн.
Караван остановился подле каменной, низкой, до колен человека ограды, сложенной из мелких обломков недалеких скал, которая опоясывала участок со всех сторон.
Верблюды опустились на колени, потом легли животом на песок, подогнув под брюхо ноги.
Погонщики, отталкивая друг друга, столпились подле бассейна, наполняя кожаные меха водой, и которые, тотчас подтаскивали верблюдам и ослам».
Звонок в дверь прервал работу. Борис Борисович отложил ручку и, откинувшись в кресле, принялся ожидать гостя.
Вскоре тот появился, и только тогда Борис Борисович поднялся.
– Привет, – произнес он, и указал рукой на кресла подле книжного шкафа.
На ходу пожав друг другу руки, Борис Борисович и Сергей Афанасьевич, так звали гостя, уселись.
– Значит так, – начал Борис Борисович, – надо тебе об этой книге (он кивнул в сторону стола), написать.
– А кто будет печатать?
– Отнесешь в нашу, главную. Если что, я позвоню.
– Ладно. А что будем делать? Интервью?
– Надо подумать, – задумчиво ответил Борис Борисович.
– Давай интервью. Там можно много сказать.
– Хорошо, но это не все, – Борис Борисович помолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжил: – Помнишь, ты мне как–то говорил о человеке, что связан там с какой–то академией?
Собеседник Бориса Борисовича, полный не в меру, средних лет человек, с жирным лицом, заметно оживился при этих словах.
– Как же, как же, есть такой человек – большой специалист по генеалогии. Он такие исследования проводит – закачаешься! И вот смотришь, человек, казалось бы, никакой, а он ему разыскал, что князь оказывается!
– Да ну, и что за человек? Как фамилия? Не Сволин, случайно?
– Сволин? А кто это? Такого не знаю. А кто это? – еще раз спросил Сергей Афанасьевич.
– Да просто так. С одним познакомился сегодня. Просто подвернулась фамилия. Не обращай внимания. Тебе он не нужен. Давай ближе к делу. Так что за человек у тебя?
– Не человек – золото. Он и связи имеет с этой академией. Сам там академик и князь какой–то, не помню, но звучит!
– И конечно, без денег?
– Почему? Он курсы вот провел недавно за валюту. Об оккультизме. Он все от чистого сердца делает. Даром считай. Сто долларов за академика разве деньги?
Борис Борисович усмехнулся:
– Да, это мелочь. Но может, ему, что взамен надо, в таком случае?
– Да, «крыша» не помешала бы.
– А что, есть проблемы?
– Да не то чтобы проблемы, но сам понимаешь, что бывает, нужно и  в газете поддержать, а кому и язык укоротить.
– Ну, ну, – кивнул головой Борис Борисович, – надо, Сережа, сделать так: пусть придет ко мне бумага о вручении мне академика. И там, что еще прилагается. Я и знать не должен, что в Академию избрали. Так?
– Нормально, – кивнул головой Сергей Афанасьевич.
– А знаешь, – вдруг сменив тему, сказал Борис Борисович, – я вот, недавно узнал, что мой дед, оказывается, не прост был. Одно скажу – знал полста языков.
– Откуда?
– Да я малый был. В деревне, бывало, дед, помню, выпьет, да лопочет что–то непонятное. Это я только недавно понял, что он то по–французски, то по–немецки бормотал.
– Ты посмотри! – восхитился Сергей Афанасьевич, опуская глаза, чтоб не встретиться взглядом с Борисом Борисовичем.
– Да. Я, бывало, деда спрашивал. Так он, что–то мне говорил о каких–то бумагах потерянных.
– А сам он откуда, дед?
– Да кто его знает? Деревню почти всю заново заселили после гражданской войны. Новые там все были. И дед там, может, и случайно оказался, скрываясь, поди, от коммунистов. А может, еще и сам родом с тех мест. Земли князя были Суховского когда–то.
– А родственники у него были?
– Да, как всегда в деревне, все друг друга родственниками называют. Сухотиных много было. Но все это, конечно, для отвода глаз. Помню, дед иногда ходил к развалинам замка за деревней. И меня с собой брал. Помню, герб на воротах еще был. Так дед там садился, бутылку вытаскивал. Выпьет, бывало, да вот тогда и бормочет что–то, пока не заснет.
– А почему он там пил?
– Да в деревне было строго – борьба с пьянством. А мне надо было в город ехать на комсомольскую работу. А вот чего меня с собой брал – не знаю.
«Что б под контролем был, а не бежал закладывать», – подумал Сергей Афанасьевич. Вслух сказал:
– Да, неспроста. Думал, наверное, что ты догадаешься сам.
– О чем?
– Да кто знает? А может, дед твой и был сам князь Суховский? Прямо же, нельзя было говорить. Война вот, недавно закончилась, тебе на комсомольскую работу в город нужно. Вот дед и боялся испортить тебе жизнь.
– Возможно, – Борис Борисович заговорил задумчивым тоном, – не знаем мы своих корней! А ведь жили люди, да, скорее всего, не простые люди. Тот же дед, помню, толком–то и делать ничего не мог. Бабка людей нанимала за самогон. А ведь, если подумать, дед–то за самогон и прятался, мол, что возьмешь, старый – пусть и пьет. А, похоже, оттого все, что дед действительно не умел и не хотел пахать. Прожил долго, а все помню, был старым. Теперь–то понятно мне, что в этом маскировка.
– А он что, против коммунистов был?
– Ну, что ты. Что бы ни выдумали в колхозе – дед первым кричал, что правильно.
– Так он активист был?
– Да какой там активист! Специально кричал, люди смеялись – что с него возьмешь? А мне как раз и дорога была – с бедной семьи, дед старый, глупый. А бабка – вообще затворница была. Особо ни с кем. Так и считали их придурками. И хорошо, удалось скрыть все. Молодец дед!
– А что скрыть? – поинтересовался Сергей Афанасьевич.
– Не знаю, но видно было, что скрывать, раз дед по–французски бормотал только вдали от деревни. Да, хотел вот, раскопать историю своего деда, да недосуг. Может, когда и займусь.
– А может помочь? Ты поговори с этим человеком. Антуан его зовут. Дальше как–то длинно, помню, что еще Моракс есть, а дальше вроде Аксенфельд. Да, точно: Антуан Моракс–Аксенфельд. Ну, сам понимаешь – вообще–то он, конечно, Антон. Антон Педчеревник. Это его специальность. Он тебя поймет, наверное.
– Наверное, – Борис Борисович встал и прошелся по комнате, – Значит так. В интервью будешь расспрашивать меня о книге, что пишу. Там посмотрим.
– Хорошо. Я набросаю. Я, кстати, Евангелие почитал.
– Ну что, убедился, что я говорил?
– Наверное.
– Что, наверное? Да там раскрутить, особенно где всякие чудеса, то такой боевик будет!
– Да там, вроде, боевик не с чего слепить.
– Это тебе не с чего, не мне! Ну, ничего себе – не с чего! А всякие заговоры, убийства, перевороты?
– Да там нет, кажется, переворотов.
– Как нет? А христианская секта, чем не заговор? Ну, не получилось. Так, как раз Павел и понял за кем сила, и перешел к ним. Что, не так?
– Ну, а зачем Христос был распят?
– А что Христос? Мученик и нужен. Они всегда нужны. А вот то, что Павел стал во главе партии – это факт.
– Наверное, ты прав. Кто знает, как было на самом деле?