В. МАТИЕВСКОМУ
За твои и мои! О! прохдадные светлые годы!
переулок – курьезную радость котенка…
за обложку забытой заманчивой моды,
за лист пожелтелый, может быть акварели японской,
то с багровым отливом,
то в розовый цвет сургуча,
или воска излом? но какой прихотливый рисунок…
собираясь в танцующем, праздном, слегка горячась,
пили капли Абхазии, капельки нежной Пицунды!
О, моя дорогая! о, жизнь – беспокойное счастье!
разве та не жила, не болела со мной, не дрожала?
или ты не дарила – несметно – резной и блестящей
за пропахшее лето пропащим карельским пожаром?
Разве ты не смешила, не радовалась, не кружилась –
или мы не пажи уже? с грацией мы не ужились?
Мы любили рубинные
брызги и поступь Клерже
не забыли, а бином
ньютона на полке мышей
развлекал… доиграет
и наш заводной клавесин,
забывая о правилах,
сколько останется сил
отбренчит…
вспоминаешь?
как бледная дочка врача
проводила по клавишам
и поводила плеча-
ми и пальцами тонкими
терла такие глаза!
. . . . . . .
Утонченная Тонька,
и нас образумит вокзал!
уезжая, простимся,
что хочешь проси у меня –
мы одеты по-зимнему,
милая юность моя
не проймешь, не уколешь
и не прикоснешься – о, нет!
к негражданской, но боли
без разных особых примет…
нас манила Манила – огни табаков и свечей,
нас помилуют мимы – за гордость и горечь речей!
Мы любили не плача и плачем как плакалось Вам,
ненаглядная мачеха, родина бабок и мам…
* * *