Ночь спрячет город под вуалью вдовьей.
Мне чудится: мой мир идет на дно,
Захлебываясь дождевой водою.
Хитри, крутись, но толку выйдет сколь?
Судьба сильней, какой ни мыслишь план ты.
На обманувший океан с тоской
Смотрели обреченные атланты.
А что любовь? Сам сердцем разве чист?
Ведь без нее мне легче жить, чем с нею.
Пусть ночь темна – руки не различить –
Но мрак в моей душе еще чернее.
И в жизни вновь проводится черта,
Глумятся фонари сияньем ржавым.
Хоть даже в шутку так нельзя считать,
Но на погибель мать меня рожала.
Из детских снов несдержанных обет,
Несбывшегося отблеск память ловит.
И мать, надеясь оградить от бед,
Свечу мне снова ставит в изголовье.
А дождь не хочет числиться в долгу,
За ворот лезет и скользит по коже.
Над городом плывет утробный гул,
Печальный медный зов. Скажи, по ком же?
И сменой настроений, сердцем ли?
Почует каждый, что к ним благоволят.
И в запахе распаренной земли
Мне мнится запах райских благовоний.
Когда звучанье сфер в ряду ладов
И четки фотографии, как лики.
Мне кажется, я положу ладонь
На дерево некрашеной калитки.
Оставлю возле меч и шестопер,
И щит не мной придуманных историй.
Навстречу выйдет сам апостол Петр,
Ворот давнишний терпеливый сторож.
Его пути – кратчайшие из хорд,
Его надежды – уберечь живых хоть.
Он скажет мне: «Вот здесь искомый вход,
Но даже этот вход - совсем не выход».
А крылья – блеф? В прошедшие лета
Уж наловчились в небо эскалатор.
И крылья не нужны, чтобы летать,
И можно, не летая, быть крылатым.
Соорудив минувшему острог,
Запру, что было и что не упомнишь.
«Ты загляни под осень. В этот срок,
Как пламя, разгорается шиповник.
Ты жди: на стыке сменятся ветра,
И на реке провиснет парус дрябло.
Пропахнет пряным медом зелень трав,
И ветви вниз потянет тяжесть яблок.
И станут силы, словно главари,
Искать людей особого замеса…
Придешь поздней – тогда поговорим.
А вот сейчас - не время и не место».
16 мая 2011 г.
