прощальным аккордом ушедшего лета.
Сливалась в беспамятстве жажда продленья
с остатком сухим, раздирающим глотку.
Мой ангел во фронт разворачивал с тыла
шеренгу желаний у шкафа скелетов.
Огню не сдаваясь, трещали поленья
молитву про быт и любовную лодку.
Последний рассвет растекался туманом
по мутной округе осыпанных скверов.
В проёме окна ты тянулась в истоме
от спешных моих непричёсанных взглядов.
Мой ангел затих, собирая ту манну
в объятия строем поруганной веры.
Мы строили мир, называемый домом,
на площади градом побитого сада.
Так, где же мы были, когда погубили
всё то, что даровано свыше однажды?
Зачем мы искали иные приюты
в мирах, где минутная слабость иконой?
Мой ангел был предан поросшему былью
архиву измен для продления жажды.
Зачем же с укором стоишь на краю ты –
хранитель былой и палач непреклонный?..
Последние мысли, последние вздохи
по следу стелились, и свежим был запах.
Я помню его, и пронзительной дрожью
сковало стремление что-то исправить.
Мы молча столкнулись у края эпохи:
мой ангел и я, нисходящий по трапу
в подвал отчужденья, наполненный ложью,
где биркой – тоска и прозектором – память.
Последнею волей, в сознании фальши –
бумага стерпела казённые строки.
Судьбой не даётся попытка вторая –
хоть веру теряй в ожидании чуда...
Он, видимо, пал, и, без вести пропавший,
на круги своя обратил все пороки.
Последним не стать заменителем рая...
Мой ангел,
вернись,
если
можешь,
оттуда...
