Матушка, - Ой плохо мне, Лука, помираю совсем.
Лука, - терпи матушка, терпи, бог терпел и нам велел. Вот как только наш червячок повернется к тебе первой головой, так тебе лучше и станет.
Матушка, - Ой, Лука, как бы я не померла совсем тогда. Что первая голова что вторая - одна беда. А что это червь этот себя Россией называет, еще и единой? Разве это он Россия? Это ж я Россия. И не единый он вовсе. Вот - аж две головы у него, ишь как гримасничает еще. Ой, не знаю Лука, загубишь ты меня совсем.
- Ты, матушка, больно не расходись! А не надо было, чтобы внучки твои любимые меня ядом травили, да в проруби топили. А где ты была тогда? Мне же холодно было в проруби. А ты говоришь плохо. Это мне плохо, а не тебе.
- Послушай Лука, а ведь на гербе моем орел двуглавый должен быть, а не червь. Как он там оказался? Больно он на глиста похож. И зачем только я согласилась на эту трансплантацию "демократии" - этот орган лишний же у меня, чужд он мне. Не приживется никак. Это ж и так видно. Ой, помираю я совсем. Где он царь батюшка то? Николаш-а-а-а-а...!
- Царь батюшка, - Здесь, я матушка, здесь, чего изволитес?
Матушка, - Где ж ты батюшка бродишь, черт бы тебя побрал...
Лука, - Поберу матушка, поберу, ты только прикажи…
Царь батюшка,- Ты Лука помолчи лучше, шарлатан ты этакий, довел матушку до смерти и радуешься. Мало тебя топили, да ядом травили беса, надо было тебя обезглавить. Как это я не досмотрел то?
Бьет себя по лбу.
Лука, - А мне и головы одной достаточно, чтобы вас одолеть, и одолею. Не заметили же, что Мишка Горбачев - это я и был, не заметили? То-то оно. Говорил я вам, предупреждал, надо было слушать меня.
Червь о двух головах, - Слышь, малой, че это они там раскудахтались? Кажись, про нас говорят, - говорит первая голова второй.
Вторая голова, - Да, братец, про нас они говорят. Матушка говорит, что мы не Россия вовсе, и не единая, а двуглавая, и на орла не похожи совсем.
Первая голова, - Как же это не похожи? Смотри на меня, какой я удалой то глист - орел, да и только. Я и бой рукопашный могу, если что, и на лыжах, и на самолете - ой страшно, но могу. А ты малой, чего можешь то?
- Вторая голова, - А я же маленький еще, чего я могу то? Я могу тебя братец слушать, да говорить, что я червь, а не глист, и что ты хороший и лучше меня. Слушай, а что если они узнают, что мы глисты на самом деле, а не черви?
Первая голова, - Не бойся, не узнают. Мы этой матушке еще орган какой чужеродный пересадим, скажем, во имя Спасения, а потом будем танцевать, да на лыжах кататься на Канарах.
Вторая голова, - Там же снега нет, как это ты на лыжах там будешь кататься!?
Первая голова, - Сразу видно мал ты, да глуп, дурья твоя башка. А по что я тебя 4 года первой головой то держал? Вот дурак то! Снега нет, купим, и Канары купим. Зря, что ли сидели столько лет, да всех "мочили" в туалетах? Хе-хе, как я это сказал то, помнишь? Классно сказал. Сразу купились балбесы. А сейчас им Евразийское Братство подкину или еще чего-нибудь такого, и матушка полностью наша.
Матушка, - Николаша, батюшка, давай-ка ты зови своих докторов. Этот чертов Лука совсем меня доконал, заели глисты меня совсем. И сам перестань духа изображать из себя, давай берись за ум-разум! Мог ведь Лука в Горбачева превратиться, а ведь тоже дух. И ты можешь. Давай, воплощайся и ты, да поскорей! Не то помру я совсем, ежели не спасешь меня.
- Царь, - Я бы хоть сейчас, матушка, но люд то наш изменился. Не осталось в нем величественности, вот и у тебя нет прежнего величия. Люд то наш обмельчал, а сыновей наших истинных повырезали всех давно еще. Это все проделки вот этого гада, - показывает на Луку, который сидит, уплетает баранью ногу и запивает ее водкой, - ишь как разошелся, жирует гад, а мы с тобой совсем отощали. И ты, матушка, исхудала совсем. Люду нашему то все до фени. Хоть Лука, хоть червь - им бы пожрать побольше, да одеться поярче, и ничем они больше не интересуются. Они и по русски разговаривать разучились уже, что ни слово, все блин да блядь, и это цветочки еще, что мужики, что девки ходят по улицам, на скамейках порасселись пиво лакают, да матюкаются. Меня они не поддержат, а высмеют еще чего доброго.
Матушка, - Так что же выходит, батюшка, нет мне спасенья совсем?
Царь, - Есть спасенье одно, но согласишься ли ты на него?
Матушка, - Да, батюшка, соглашусь, соглашусь родимый, ты только скажи.
Царь, - Одно лишь средство есть спасти тебя от глистов, да от Луки этого. Ведь он без глистов и червей ничто, сам и сгинет сразу. А средство это - вставить тебе, матушка, хорошую, большую клизму, да так, чтобы до горла аж. Тогда и глисты, и черви все сразу наружу повылазают. Только выдержишь ли ты клизму на сей раз? Слаба ты совсем стала, матушка. Решай сама: либо глисты сожрут, либо клизма до горла.
Матушка, - Да уж, батюшка, озадачил ты меня. Но видать и правда средства другого не осталось. Ты дай мне срок, батюшка, я подумаю, да с народом посоветуюсь. Все-таки как-никак они все тоже дети мои, как бы их не извращал Лука этот, паршивец. Из рук чужих да чужестранных я клизмы не приму. Захотят дети мои клизму мне вставлять, я согласна, а не захотят, так и поделом им. Не помрут они, но сами в червей превратятся, и тогда этот двуглавый глист станет для них орлом.
М.