Часть первая.
(сведения получены непосредственно у одного сумасшедшего в дурдоме, поэтому любое кажущееся сходства имён и наименований не имеет в самделишней реальности ни малейшего основания)
Всё началось с появления на небосклоне этой чёрт… ой-ой, не то!.. я хотел сказать, с появления этой божественно-благословенной планеты Нибиру, ослепительной жемчужины Солнечной системы и блистающего рубина нашей Галактики, да воссияет она в веках и тысячелетиях бесконечных миллиардов световых лет! Когда эта великая по размерам планета, проходила вблизи нашей маленькой Земли, у нас случились страшные и ужасные… ой, опять я неправильно сформулировал – недостаточно страшные и глобальные по масштабам катастрофы и их последствия. Ну, там цунами смыло на фиг пару-тройку прибрежных городов – и всего-то делов...
Население Земли ведь от этого практически не уменьшилось...
На миллиончиков восемьдесят, может быть, лишь уменьшилось, но это же чисто пустяк по сравнению с оставшимся несметным земным населением, правда?
Потом с Нибиру прилетел огромный, в километр длиной, звездолёт. Он прилепился на нашей орбите и стал кружиться вокруг Земли, словно какой-нибудь родной наш спутник-шпион. Буквально сразу же после этого события ошалевшие от стресса военные доложили своим патронам, что все-превсе земные ракеты оказались мгновенно парализованными и совершенно выведенными из строя. Это, очевидно, нибируанцы напустили на нас некие свои тайные лучи. Хотя многие подумали на Господа Бога, что это, мол, ни кто иной как Он дал-таки, наконец, своё добро на программу всеобщего разоружения...
Ну чего со страху-то в башку не полезет! Тут, в этой панике, даже на чёрта некоторые подумали, не то что на господа...
Затем случилась ещё одна странная вещь. Со звездолёта поступило предложение мировым правительствам, причём не всем, а лишь горстке избранных, собраться незамедлительно в одной из земных стран и приготовиться встречать высокого нибируанского гостя – самого Великого Аннунака. Инопланетный начальник пожелал спуститься к нам с неба с миссией любви, дружбы и тщательной инспекторской проверки.
Все, естественно, от этого безапелляционного предложения были в шоке и в некотором, естественно, обалдении...
Но ещё более земные умы оказались поражены, когда услышали о стране приёма, в пределах которой, по предложению нибируанцев, желательно было – и даже категорически было необходимо! – сей важнейший исторический саммит организовать. Этой страной оказалась не спесивая Самерика, и не огромная Гроссия, и даже не самодовольный Израй, а – совершенно таки невзрачная и даже довольно презираемая окружающими державами приморская страна Блатвия! Странюшечка даже, а не государство, этакий лилипутик среди великанов или носовой платок на огромном покрывале Земляндии...
Как бы там оно ни было, но отказаться от пожелания долгожданных инопланетян было нельзя. И не просто нельзя, а даже и невозможно. Как тут, в самом деле, откажешься, когда эти чёртовы нибируанцы… ой, не чёртовы, не чёртовы, извиняюсь! – а боговы, я хотел сказать, нибируанцы, поотрубали нашим воякам всё их высокоточное и просто неточное хвалёное ими оружие! Тут уж не до кочевряживанья, правда? Тут хлебом-солью дорогих гостюшек надобно было встречать!..
Короче, во субботу, в день ненастный (а дело происходило в конце августа) собралась целая компания мировых руководящих товарищей в этой самой занюханной Блатвии, и приготовились они встретить как полагается посольскую делегацию загадочных нибируанцев. И точно в назначенный сверху час, минуту и даже секунду от звездолёта-матки отделился небольшой летательный аппарат, похожий чем-то на овальный шарик или на раскрашенное пасхальноё яйцо, и опустился этот агрегат на площадке неподалёку от главного памятника блатвиянцев, огромной такой каменной бабы. Эта бабища стояла там по стойке смирно, правда, с поднятыми вверх руками, и лицом, что характерно, была направлена к западу, таким макаром как бы сдаваясь клятым западникам на их отсутствующую в принципе милость. Бабу так и звали все Смилдою, то есть милость выпрашивающую у господ западенцев.
Да ну её, эту Смилду в самом деле, тут не до неё! Тут же архипреважное событие намечалося быть явленным, а мы судачим о какой-то каменной бабе!
Короче, опустилось это космическое яйцо без шуму и пыли на чисто вымытый блатвиянцами асфальт, и все там присутствующие, коих собралась громадная толпа, с замиранием сердца затаили своё дыхание. Ещё бы – такой грандиозный момент! Фантастическое вообще что-то!..
Круглая пластина в боку аппарата поехала плавно в сторону и – напряжение достигло тут высочайшего накала! – в проёме двери показалась фигура Великого Аннунака!
Все в один голос ахнули. Или крякнули. Или пукнули…
И было отчего им пукнуть-то, надо сказать, потому что загадочный Аннунак был величественным, громадным и статным, как какой-нибудь древнегреческий Атлант. Хотя некоторые увидели в его массивной неземной фигуре очевидное сходство с мультяшным увальнем Шрэком... Аннунак был облачён в чёрного цвета, не слишком плотно облегающий его комбинезон, на ногах у него оказались огромные стоптанные башмаки, а голову пришельца укрывал круглый, тоже чёрный, скафандр, так что лица внезмлянина спервоначалу было не видать...
Никто не произнёс ни звука. Щёлкали лишь вспышки сотен фотоаппаратов. А нибируанец повёл себя как-то странно. Словно не обращая никакого внимания на сборище встречающих, он покрутил у себя на шлёме какие-то колёсики, затем потёр левую ладонь, потыкал в неё пальцем, присел, поковырял слегонца ногтем асфальт, потом, наконец, выпрямился и… снял со своей головы непрозрачный кругляк скафандра.
По толпе прокатился вздох удивления и восторга. А у тех, кто принадлежал к старшему поколению, и кто просто хорошо знал историю, ёкнуло почему-то сердце. Этот космический аннунакский звездолётчик удивительным образом напомнил им ни кого иного, как незабвенной памяти Никиту Сергеевича Прыщёва, могущественного генсека прежней совковой Гроссии! Да-да, его, его самого, голубчика!
Росту в инопланетянине было не полтора метра, как у Прыщёва, а метра где-то три, а то и три с гаком. Аннунак широко, чисто по-прыщёвски улыбнулся и весело помахал застывшей толпе огромной бревноватой рукой. И будто там всё взорвалось! Присутствующие заорали, кто во что был горазд, восторженными визгливыми голосами, заколотили радостно в ладоши и даже засмеялись и возрыдали от счастья. Духовой же армейский оркестр наярил во всю мочь бодрый марш, а блатышские девушки в национальных тряпках и платьях, как это и принято у них там, закружились в танце и пляске.
Накал вакханальной буйной радости приближался уже к своему высшему градусу…
Но, не дожидаясь, когда этот градус шибанёт по мозгам собравшихся землян, Аннунак поднял руку, прося всеобщей тишины, которая по его команде вскоре и наступила, громко весьма прокашлялся и… заговорил вдруг на чистейшем блатвийском языке!
То есть вообще безо всякого акцента! Без малейшего даже! Он даже правильно расставлял в своих словах гарумзиме, то есть знаки звуковой долготы, чем поразил туземную часть встречавшей публики и тех блатвийцев, кои сидели у телевизоров, прямо до глубины их гордой и совершенно особой души.
–Дорогие друзьяья! Земляне! – громовым голосом проорал аннунакский космонавт, – Братья и сёстры по космическому разуму!..
Тут он сделал небольшую паузу и обвёл людей торжествующим взглядом…
Блатвийские чинодралы, оттеснённые понаехавшими иностранцами на задний план, мгновенно в эту потрясающую минуту воспрянули духом. Они приняли надменные самодовольные позы, повыпятив вперёд не моряцкие свои груди и не спортивные животы. Как же – ну кто бы мог до сего великого мига подумать, что сами аннунаки говорят на государственном языке Великой Блатвии!.. Это было что-то совершенно немыслимое, что-то грандиозно-невероятное! Получается, что блатышский язык это не просто язык маленькой, затираемой окружающими гадами республики – нет, это, оказывается, госъязык всей Солнечной системы! А может быть даже – тут у многих представителей титульной нации аж взбурлило в кишках, – может ведь такое статься, что – трудно себе даже представить такое величие! – и госъязык всей нашей Галактики Млечный Путь!
Неблатышские же политические деятели пришли в некоторое замешательство и недоумение. Из сказанного прибывшим Аннунаком они, естественно, не поняли ни черта, хотя по-прежнему продолжали угодливо и широко улыбаться…
Глядя на их внушительную сконфуженную толпу, у всех без исключения блатышских языковых инспекторов, призванных блюсти чистоту галактического госъязыка, неудержимо и сильно зачесались их шаловливые ручонки. Им страстно захотелось сей же вот час вырваться от своих убогих телеящиков на широкий простор непочатой работы и штрафовать, штрафовать, штрафовать!.. Штрафовать всех подряд этих возмутительно нелояльных к Блатвии иностранцев за оскорбительно неуважительное незнание ими Вселенского Блатышского Языка!..
Но тут Великий Аннунак допёр, наконец-таки, что что-то произошло у него не так. Он раскрыл перед собою левую ладонь и тыкнул в неё толстым мясистым пальцем. После чего продолжал свою речь с не меньшим, чем прежде, энтузиазмом. И теперь – вот же странное дело! – сказанное им стало понятно абсолютно всем присутствующим, даже случайно там оказавшемуся единственному во всём мире туристу-чукче.
–Я безумно рад от имени всего великого аннунакского народа, – драл звездолётчик своё горло, – приветствовать здесь вас, и от души поздравить вашу уважаемую делегацию с прилётом нас, мудрых и всесильных аннунаков!..
Он пораспинался там ещё какое-то время, выкрикивая совершенно общие популистские фразы в чисто нашем, земном, стало быть, духе. Некоторым немолодым присутствующим выступающий лектор поразительно напомнил в этот торжественный миг именно взбалмошного и вдохновенного Никиту Сергеевича, в момент его знаменитого выступления на трибуне ооновского съезда. Эти удивлённые старикашки даже пытались зажмуриваться и щипать себя за тощие ляжки и за прочие чувствительные места на предмет проверки реальности происходящего. Но всё было абсолютно явственно и происходило, при всей своей невероятности и странности, на самом-пресамом деле…
Все без исключения собравшиеся жадно изучали взглядами огромного инопланетянина. Если бы не внушительный его рост и не цвет странной нибируанской кожи, то он решительно ничем бы не отличался от любого тутошнего забулдыги. Вот насчёт его кожи, и вправду обнаружились различия... Некоторые втайне ожидали, что Аннунак окажется белым там, или жёлтым, или даже чёрно-кофейным негром. Но нет! Цвет кожи прибывшего нибируанца оказался кирпично-красноватым, как будто бы он только что выскочил из перегретой парной бани. Вся щекастая харя была у него дико красною, руки до запястий тоже были того же непривычного цвета, а вот глаза зато были очень голубыми, и белки глаз почти белыми.
Ничьи тайные расистские ожидания в отношении этого гуманоида, короче, полностью не оправдались.
Между тем Аннунак уже закончил выступать, а то некоторые почувствовали себя словно на здешнем партийном собрании, а не на великом космическом саммите, и стали уже от торжественной болтовни пришельца слегка умариваться. Нибируанец попросил представить свою персону земной отборной знати, перед тем представившись сам. Его, как оказалось, звали забавным именем Щурщ. Без всяких там титулов и регалий – Щурщ, дескать, и дело с концом.
Никто так толком и не допёр, то ли это имя у него было такое, а то ли некая должность или даже титул.
Мировые лидеры тут же отделились от толпы и выстроились в рядок для представления своих особ небесному гостю...
…Тут нам придётся несколько отступить от репортажного нашего повествования, дабы рассказать вам поподробнее об участниках глобального сходняка. О, публика там собралась презанятная! Здесь находился и некоронованный пахан всея Земли мистер Барак На Баме, являвшийся предсиденем большой страны Самерики, личность в некотором отношении любопытная и редкая… Бараком На Баме его прозвали потому, что он с детских лет мечтал якобы построить некий барак на этом самом Баме. Но, к сожалению, пылкая мечта так и осталась мечтою, и Барак устроил в конце концов барак в одном очень белом доме, который многие почему-то называли чёрным домом, а некоторые даже домом жёлтым… А эта самая Самерика вообще-то держава была ужасно гордая и эгоистичная, за что её Самерикой-то и прозвали. Долгое время в этом оплоте мировой нравственности и цитадели вольного радикализма царил самый настоящий, оголтелый даже, белый расизм, странным образом гармонично сочетавшийся с вышеназванными высокими добродетелями. И вот теперь впервые там был выбран предсиденем человек-негр! Хотя нет, не негр, это название у них ныне бранное и нигде вообще не катит. Ахрякотызафакалец – вот как теперь в Самерике негров-то называют!.. Или как-то очень похоже на это название…
И какая блошища их укусила бедных негров так непонятно называть! Чёрт даже того не знает…
А может, это их главный государственный идол им такое переименование совершить приказал?
Называется этот идол у них Гадом. Они так прямо и вопят, чуть что, в обалденном экстазе: «О, мой Гад! О, мой Гад!..» Чисто на него они умиляются и слезу с соплёю из анатомических отверстий испускают…
А до этого Барака На Баме у них дважды предсидел некто мистер Бубуш. Мужиком он был крутым прям до блевоты, натурального изображал из себя голубоя или как там его, и чуть что было не по нём, как он – бубух сразу нехристям в морду! Отсюда, наверное, и Бубуш… Впрочем, некоторые ядовитые недоброжелатели вот чего про него утверждали: он, дескать сильно бухнуть обожал до своего предсиденья, и так мог, скотина, набубухаться, что его за эту привычку Бубушем и прозвали.
Бубуш частенько с материковой Гроссией нахально задирался, но открыто бубухнуть по ней он опасался, потому как в ней бомбы невероятные были припрятаны, и они и сами могли по Бубушу бомбами этими бубухнуть. А Барак-то, не будь дурак, в первые же дни, как огрёб себе предсиденьческую власть, взял да в эту недружественную Гроссию и смотался, да и перетёр там наедине с гроссиянскими паханами. Они ему на самериканские непотребства глаза и раскрыли. Ты же, сказали они ему неполиткорректно, ведь негр, а Гроссия всегда за бедных негров горой стояла! Всю чёрную Ахрику их держава пухлыми своими грудями вскармливала, Ванжелу Демос от нападок расистов яро защищала, а книжицу «Хижина дяди Тома» все прям запоем читали у них в Гроссиянии…
В этой Гроссии, по правде-то сказать, ежели трезво оценить окружающую обстановку, к этим запоям ну просто все склонны. Ага! Запои всякие – это гроссиянская национальная игра.
Барак-то и чухнул враз. Да уж, смекнул он – и на кой нам с этой дружественной лично мне по духу Гроссией зазря цапаться? Моментально он от Гроссии и отстал и никаких прав наличности от неё более нагло не домогался.
А затем его вообще Главным Миротворцем везде признали. Барак так о себе и сказал всем сомневающимся: я, дескать, главный на Земле миротворец, и баста! И тут же, без роздыху, начал парочку ужасных войн и огрёб нехилую премию за офигенное своё миротворство.
Скажете, это лицемерие и наглый обман? Э, нет, не толерантно, уважаемые рассуждаете, совсем не толерантно! Вовсе же это и не так. У этих западенцев просто-напросто все ценности перевёрнуты кверху тормашками. Чёрное они норовят назвать белым, белое чёрным, коричневое голубым, а вредное полезным… У них даже короли частенько голяком расхаживают. При всём честном народе выходит такой бесшабашный короляка на подиум в чём его, подлеца, мама его родила. Ну, а вы знаете, какой видон они без камуфляжа из себя представляют – ножки тоненькие, как ходули, пузо во!.. А ещё и высыпания какие-то подозрительные на синюшной шкуре, бородавки вот такие, папилломы, чисто сосиски, в паху висят!.. Короче, срамота! А обыватель западный вокруг неистовствует и чуть ли не кипятком писает от восторга. «Шарман! – вопят все истошными голосами, – Дас ист фантастиш! Куул! Бис!..»
Забава просто такая у них. Развлекаются виртуальными представлениями о липовой своей культуре и ни с чем вообще не сравнимой красоте…
И про Гада этого своего обожаемого они замут сделали парадоксальный!
В старину жил там где-то у них один парень. Против культурной дикости и сумасшедшего богатства он попытался было повыступать. Так они, подлые твари, на кресте его за это распяли! Парень убеждал их, что он будто бы из самого рая к ним туда заявился, и принёс им такую весть, что де в рай богатеям всяким и жуликам ну ни в жисть не пролезть. Да легче в угольное ушко верблюжью верёвку продеть, чем богатому хаму в рай пробраться, орал сей парень на улицах и площадях!.. И как вы думаете сии западенцы из этого щекотливого представления вышли, а? – А очень даже просто. Они не верёвку тоньше сделали, а игольное ушко, наоборот, увеличили! И теперь в это широкое ушище не только верблюжья верёвка легко проденется, но даже и сам верблюд шутя пролезет…
Правда, как там насчёт попадания этих ловкачей в рай – этого я не знаю. Думаю только, что хитрый сей фокус у них не прошёл. Бог-то у нас не Микишка – Он, Батя, всё видит!
А дальше по статусу у них шёл некто Обманэль Борзой. Этот сеньор считался Главным Паханом во всей Еврозоне, хотя некоторые поговаривали, что он де не настоящий пахан, а этакий зиц-председатель. Еврозона же – это большой такой лагерь евреинских многочисленных народов, а ещё колен, горбов, пяток, копыт и рогов. Чего только нету в этой Евряндии – каждой твари буквально по паре!
Впрочем, об этом Обманэле сказать особо более и нечего – тип он действительно страшно скользкий и при всей своей вроде бы власти, на самом деле ни за что как будто и не отвечает.
Третьей в списке представленных шла некая весьма влиятельная дама, у которой было погоняло А Не Голая Я Мурка. Она вообще-то назначена была в Еврозоне главной смотрящей. Официально же её называли обычной государственной канцеляршей, а страну её постоянного проживания прозвали Херваманеманией. Женщиной Не Голая эта Мурка была не дюже статной, смахивающей чем-то на этакую сытую хрюшку. Мордашка у неё была как бы таким корытцем, а губки собраны аккуратным бантиком. Протягивая для приветствия свою лапку каким-нибудь крекам или хирландцам с павлюками, она снисходительно сморщивала глазки и мурлыкала в полном соответствии с правилами политкорректности: «А Не Голая Я Мурка! Хер вам, а не мани!» Те, естественно, полагали, что второе слово обозначает страну ейного обитания, но оказывается, в этом слове был заложен ещё один, более глубокий смысл, о котором недалёкие бедноватые еврейцы совсем даже и не догадывались.
Вослед за Муркой шёл ещё один деятель, первый министр с острова Великая Обритания по кличке В Камере Он… Они там вообще-то с большим юмором все на этом острове. Это надо же было пахана своего так назвать! Да ни в какой он, конечно же, не в камере – на воле, собака, гуляет, и ездит, пёс шелудивый, куда только душа пожелает! Эти обританцы, вообще-то, чего хотят, то и творят; ранее они полсвета внаглую обривали, и даже не обривали, а чисто живьём с народов недоразвитых шкуру сдирали.
Теперь, правда, дела у них не так удачно, как встарь, заправляются, но имперской надменности и снобистского форсу у этих мистеров хоть отбавляй.
За спесивым и щекастым обританцем шёл некто, похожий пуще всего на большую таксу. Это был предсидень Вранции мосье Царь Козы. Почему его называли Царём Козы, была полная загадка. Некоторые острословы делали нехорошие намёки насчёт осёдлывания им этой самой таинственной козы, но доказать никто ничего был не в силах. Поэтому констатируем просто факт таковского его наименования, и никаких намёков и пустых домыслов не будем тут на сей счёт допускать. Ну, а что касается его так сказать таксообразности, то он действительно был ужасно непоседлив и страшно подвижен, и в самом деле не упускал случая задавить какого-нибудь зазевавшегося барсучка.
Потом, строго по иерархическому порядку, выступал первый министр Выталии по имени Бурлеск Конь. О, это была яркая личность во всех отношениях! Кроме, правда, владения этой вот самой презренной наличностью. Поговаривали, что его страна Выталия находится почти что на финансовой мели, и вот-вот отправится в еврозоновский общак клянчить себе какое-нибудь подаяние. Только вот Бурлеск от этой маленькой неприятности совсем не унывал, и вовсю ухлёстывал за разными молодыми сисястыми бабами.
Ну а что касаемо сирой выталийской бедности, так её вытью и вою из-за обуявшего её страшного голода никто сильно не верил. Выталия ведь является родиной знаменитой мафии, а эти ушлые ребята нищими лохами вряд ли являются.
Так, из Еврозоны мы теперь выходим и плавненько перемещаемся на восток. Там расположена на огромных просторах всем известная держава Гроссия, предсидень которой, господин Путь В Тину, как и положено бывшему разведчику, особо на рожон-то не лез и, стоя себе скромненько в сторонке, аналитически оценивал окружающую обстановку.
Кроме него, там топтался ещё один предсидень, пан Я Не Ковач. Он представлял своей внушительной по габаритам персоной незалежалую державу Укралину, которую прозвали таким говорящим названием за то, что паны в ней ну всё почитай что уже покралы. Здороваясь с кем-нибудь из прочей знати, огромный и толстый предсидень грубо рявкал: «Я не Ковач!»
Никто с ним, конечно же, не спорил, что он не ковач, но все подозревали, что что-то тут не так, и на всякий случай сторонились Я Не Ковача, чтобы их случайно как-нибудь не подковали.
Затем шли чисто уже восточные деспоты, хитро замаскировавшиеся под пламенных даймневкратов. Даймневкратия же – это такой передовой строй, когда элита слёзно просит на выборах у народа разрешения этот народ нагло обокрасть. Они так и говорят своему калякторату, то есть тем, у кого только и есть одно право, что калякать, и вовсе не имеется права вякать: «Ну, дай мне вкраты! Дай! А то повешусь!»
И те, бараны, им это право дают! Во же, право, недоделанные, а!
В-общем, на Дальнем Востоке имеется такая знаменитая на весь свет держава как Скитай. Почему её называют Скитаем? А вот почему! Все-то окружающие страны по населению или вовсе маленькие, или не такие уж и большие. А зато в Скитае этом самом населения буквально несчитано. И если остальных с мелкими рыбёшками можно лишь сравнивать, то это государство только с китом и можно сравнить. Вот, значит, откуда и Скитай…
Имя же скитайских предсиденей вообще никто из прочей шоблы не мог толком запомнить, потому как скитайский язык больше похож на птичье какое-то чириканье а не на обычный язык. Ну, вот представится вам некий китаец: я де Ся Ся Мясь Му Сю Сясь! И чего вы из этих звуков запомните, а? – Вот то-то и оно то – ни хре-на! Из-за этого скитайских вождей называли просто Скитайцами.
Единственным таким вождём, которого неплохо в своё время все запомнили, был у них некто Малый Задун или Мыло В Заду. Что-то короче похожее… Этот вот Задун действительно был популярен, поэтому-то и остался он в народной памяти, а прочие скитайцы не осталися.
Там же ошивался и ещё один восточный лидер, из страны Японья. Страна эта позадальняя, мало кто там бывал, поэтому думали про неё так: наверное, там водится множество пони! Имя этого мелкого по фигуре лидерка, из-за японийского иероглифического басурманства тоже никто толком не знал. Тем более что они, японийские эти лидеры, менялись там ну словно перчатки у ветреной дамочки. Япониец, короче, и всё. Чего зря мудровать-то…
Также там присутствовала и парочка-другая вождей из довольно экзотических стран. Из государства Буран прилетел на мероприятие предсидень Ах Мама Да Я Не Жадный. Бураном их страну назвали за то, что она буром пёрла на саму Самерику с их неисчислимыми крылатыми и бескрылыми ракетами. А этот Ах Мама Да Я Не Жадный точно не был жадным, поскольку не скупился на агрессивные обещания стереть с мировой карты близлежащее наглое, с его точки зрения, и очень вредное государство Израй.
Этого Израя никто не любил из прочей компании. Он казался себе на уме, этаким, знаете ли, хитрованом. Маленькое такое государствишко, в лупу его даже приходилось на карте разглядывать, а гонору и высокомерия у этих израйцев – ого-го! Прямо через край!.. По старинным, и даже ветхим ихним преданиям, предков этого народа, мужика какого-то и его бабу, будто бы сам Господь, осерчав, выгнал из рая. Поэтому их и стали называть израйцами, а не как-нибудь иначе. А вот за что их оттуда наладили, того в мелких подробностях никто вообще не знал. Предполагали лишь, что то ли они чего-то в раю том украли, то ли у них кто-то чего-то украл, или, может, обвёл их хитро вокруг пальца – шут их там разберёт!
Хотя, если судить, как этот шустрый народец ловко везде насобачился устраиваться, второй вариант возможен был вряд ли. Наверное, всё ж они чего не положено у боженьки уворовали…
Да они, они – это уж как пить дать!
А что касаемо их первого министра, коего звали Не Та Ляха, так тут такую про него рассказывают историю… Как-то во младенчестве этот самый будущий министр умыкнул у папаши своего бутылочку коньяку и так, зараза, этим коньяком он назюзюкался, что буквально ни в зуб ногой! Папаша, как это дело унюхал, так чисто, значит, осатанел: схватил он ремень да по старинушке сынка лядова по заднице им как огреет. А тот завизжал, будто его там режут, и вопит папику: не та, мол, ляха, папаха! Ну, папик, не будь дурак, и по второй ляхе его прижарил, а потом, чтобы не ошибиться, так по обеим ляхам отпрыска нахлестал, что тот с неделю спал кверху задом, мучаясь при том коньячными кошмарами...
И да ну их, этих горластых израйцев! Пущай с ними Ах Мама Да Я Не Жадный разбирается…
Предпоследним имел честь быть представленным Великому Аннунаку некий Булла Бюль Бюль из государства Тютюритстан. Он тоже на несчастный Израй клыки в последнее время стал оскаливать, но невзлюбил, притом сильно невзлюбил, и нежадный этот Буран. Он крепко верил в Бога Валлаха, а Бога Ваху и Бога Васуса отчего-то недолюбливал… Этот Булла, как в старые добрые времена, готов был внутренне всё неверное Валлаху население повырезать на фиг, а собственных баб облачить в специальные намордники, чтобы они, наверное, мужиков тютюристанских в бешенстве не покусали, но… боялся! Он боялся, что Еврозона назовёт его диким татаром и спустит на него всех своих борзых собак, а вернее, борзых журналюг. Журналюги – это такая особо выведенная порода людоедов, которые могли затравить любого дикого татара. Затравить прямо насмерть, ага!
Поэтому Булла Бюль Бюль пока помалкивал в тряпочку и научился даже по евреинскому обычаю мило улыбаться.
Ну и, наконец, к Аннунаку был подведён сеньор Ух И Бурчала, предсидень далёкой страны Ввенуссулей. Этот истый мачо Ух И Бурчала малым был жутко отчаянным и в прошлом, как поговаривают, служил даже в десанте. Он на самого Бубуша нагло бурчать не боялся и ругал его почём зря всякими обидными словами. И ещё он почти дружил с Путём в Тину, и так Бубушу и заявлял: да мы с Путей враз тебя, гад, завалим, ежели ты посмеешь к моей нефти грабли свои нахально протягивать!
Сейчас-то сеньор Бурчала малость поутих: слаб, говорят, стал здоровьем, но остатки некоторого влияния он ещё сохранял…
Мы создадим неполную картину произошедшего, если немного не упомянем также и кое-кого из лиц, не приглашённых на это великое мероприятие. Во-первых батьку Глюк-Кукишенко никто из знати не удосужился в Блатвию позвать. Он служил батькой в стране Белая Грусть и служил, надо отдать ему должное, старательно. Его западенцы уже давно остервенелым диким татаром окрестили и зело чуралися закадычную дружбу с ним повести. Правда вот, как на какой-нибудь пустынный Курак или сильно нецивилизованный Ахвамдристан, они на Белую Грусть наваливаться не стали, поскольку в этой евреинской республике нефтью, газом или там анашой даже и не пахло. Поэтому-то белые грусты и ходили такие грустные, что обделила их мать-природа треклятыми углеводородами. Глюк-Кукишенко же до того сильно на западную знать обиделся, что его на саммит этот не вызвали, что впал незамедлительно в нервический раж и… объявил всем странам экономическое вечное эмбарго!
Правда, никаких ответных санкций в отношении вспыльчивого батьки не последовало, потому что у него тоже имелся запасец крылатых и бескрылых ракеток, а это, как всем известно, неслабый супротив всяческих притязаний аргумент.
Но батька это так… Он вообще-то в дико культурном западенском обществе считался грубым изгоем. А был у них, кроме изгоя, и любимчик ещё один, тоже известнейший даймневкрат, которого они пригласить на саммит просто-напросто побоялись. Звали этого известного товарища батоно Нахалим Собаку Швырь. Он предсидел в горной стране под названием Кукурузия, которую он всеми силами пытался почему-то переименовать в Заржавию.
Насчёт того, почему он был батоно, так это потому, наверное, что он батоны обожал кушать. А фамилия у него была Собаку Швырь оттого, как все знатоки полагали, что он видно швырнул куда-то свою собаку…
А может быть, и не свою… А может быть, и не собаку… А может быть, не швырнул её, а ширнул… А ещё может быть, что не собаку он ширнул, а сам малость ширнулся…
Ну а кроме батонов, он обожал ещё при всём честном народе и парочку модных галстуков с аппетитом скушать. Вот из-за этой его подозрительной привычки несчастного Нахалима в Блатвию и не пригласили. А ну как, с опаской рассудили мировые лидеры, Великий Аннунак тоже при галстуке вдруг окажется? И только, значит, Собаку Швыря к нему представлять подведут, как тот, не сдержавшись – хвать гостенька зубами за галстук!.. Это же чёрт знает что может из сей необдуманной выходки получиться! Не разберёт неопытный Аннунак ещё в горячке, что там да как, подумает спереляку, что это террористический акт супротив него тут замышляют или, не приведи господи, его самого сожрать пытаются – да и пожгёт их всех своими космическими лучами!
Поэтому и дали Собаке Швырю в этом деле полную отставку, несмотря на все его истерические по сему поводу вопли и причитания.
И, наверное, правильно, а?..
Короче, вот такая там была собрана элита мировая. Ну, чисто политические сливки там находилися, едрыш им всем в дышло! Сливки, естественно, не свежие, а сильно прокисшие.
Почему прокисшие, спросите? А во-от!.. Прокисло у них, оказывается, всё их моральное нутро, которое ранее стыдом и совестью называли, а когда оно стало пованивать, то его переименовали в политкорректность и в толерантство.
Вот случился тут недавно курьёз один показательный, который предельно ясно сию кодлу смердячую отхарактеризовал...
Некий влиятельный весьма князь одного из государств в Мавристане, под названием Поливия, потому что там была пустыня и приходилося поля поливать постоянно, был безжалостно подвергнут коварными западенцами не даймневкратичному суду мистера Линча. Звали этого затравленного князя Мурмур Котафий. Он был страшно богат, потому что лично качал нефть из своих пустынных запасов… Мурмур этот был довольно-таки странным, явно с определённым таким прибабахом – но вот не жадным же, не жадным, факт! И с народом своим он щедро весьма прибылями делился, совсем не так, как, скажем, в Укралине или в тоже шибко нефтеносной Гроссии. Да и вечно нищим западенским лидерам большие куши в долг он отваливал.
А лидеры эти оказались хитрыми. Они обожали читать одного гроссиянского писателя по фамилии Достоянский. А Достоянский сочинил однажды роман про некоего студента-лоботряса, который сильно как-то раз поиздержался и набрал сдуру долгов у старухи одной, у процентщицы. Так он что, паразит, удумал-то, а?! Чтоб должок старухе не отдавать, он взял топор да – хрясь им старой по шарабану!
И отдавать ничего не пришлось, слава Ваху с Васусом и с Валахом!
Ну а Котафий-то по национальности был из племени пустынных бабуинов, шибкой грамотностью он не отличался, Достоянского этого не читал, вот и понадавал кому надо и кому не надо немерено аж серебра да злата. А они, хитрованы беспредельные, раз его – и к стенке!
Не своими, естественно руками это дельце они обтяпали – других бабуинов для этого наняли, из враждебных Котафию бабуинских стад.
Особо же в этом беспределе Царь Козы постарался. Он блеял на всех перекрёстках и орал на всю округу, что этот Котафий вовсе ему и не друг, а чисто дикий татар какой-то – он своих басурманов утесняет де нещадно, не даёт им, бедным, правом наличности нагло распоряжаться, и оскорбляет, мол, даже самого Валлаха!
Хэ, так ему и поверили, таксофону порхающему!
Не, наружно, естественно, поверили буквально все, даже фанатически, можно сказать, поверили, но внутренне, само собою, не поверила даже реальная собачья такса, а не то чтобы ушлый политик с дикого Запада.
И что же там по большому счёту произошло, а? А произошло то, что под предлогом борьбы со злыми бабуинами за права наличности добрых бабуинов, вознамерились просто-напросто западенские хищные лидеры нефтюшку поливийскую под шумок прихватизировать.
И удалось ведь, едрыш им в дышло – осчастливили они таки заблудших во грехе бабуинов своей даймневкратической культуральностью. Тю-тю, поливийская теперь нефтюшка – ужо её даймневкраты покралы!
Кстати, чтобы подвести под это тухлое дело последний штрих, я вам расскажу про подельницу Барака На Баме, некую известную миссис по имени Хилая Клизьма. Она дистанционно изволила наблюдать, как этого Котафия бабуины злые кончают, и так сему зрелищу порадовалась, что во всеуслышанье воскликнула: «Ква-а-а-а!!!» Так прямо и проквакала: «Ква-а-а-а!!!» А личико у неё полное такое, как словно бы луна, ага, и губёшки эдак в сторону поехали-поехали… Ну здорово собою она в эту минуту напомнила одного маленького пупырчатого зверька, которого все в руки брать опасаются, чтобы потом бородавками не покрыться. И миллионы телезрителей, видя эту неподдельную радость миссис Клизьмы, вот что про себя решили: «А ведь это и впрямь не баба, а самая настоящая жа… жалостливая страшно женщина!»
И, наверное, они были в чём-то правы, а? Вам так, уважаемый читатель, не кажется?
Итак, мы возвращаемся, наконец, от наших баранов к нашему непосредственному и главному повествованию…
Весёлый Великий Аннунак в этот миг широко и лучезарно улыбнулся. В этом буйволе, к вящему удовольствию собравшейся земной публики, обнаружилась жизнерадостная сангвиническая натура, которая всем без исключения дико импонировала.
–Дорогие мои! О, друзья!.. – обратился к окружающим нибируанец, – Вы, я думаю, сильно удивлены вашим сходством с нами, с великими аннунаками? Ведь правда?.. О, не удивляйтесь, пожалуйста! Потому что это именно мы сотворили вас по своему образу и подобию, а не кто-либо из прочего космического сброда. Мы смешали третью часть благородных аннунакских генов с двумя третями – в равных, естественно, долях – недостаточно благородных генов свиньи и обезьяны. И получись от этой скрупулёзной операции ни кто иные, как вы, дорогие друзья!
Толстый космонавт громко и предовольно тут рассмеялся. Людская толпа почему-то рассмеялась тоже.
–Поэтому, – продолжал вещать Щурщ, – самая лучшая часть вашего естества – это, конечно же, аннунакская часть, и никакая другая. А оставшимся чертам вашего сборного характера вы обязаны вышеназванным земным млекопитающим. Надеюсь, я излагаю вам ясно? Вопросы по существу у кого-нибудь есть?
Вопросов ни у кого не имелось.
Никто ведь не был в состоянии задавать какие-либо вопросы, поскольку вся публика взорвалась бесшабашным хохотом. Это было, конечно, очень странным, но примерно треть смеявшихся испускала из себя звонкие, заливистые звуки, а две оставшихся трети – в равных примерно пропорциях – или визжали, будто их там режут или колют, или этак гортанно похрюкивали…
Переждав, пока народец чуток угомонится и разрядится, пришелец энергично обратился к встречающей стороне:
–Итак, со вступительной частью, я полагаю, мы, наконец, закончили? Какие у вас далее намечены мероприятия по случаю моего знакомства с вашим городком?
–О, уважаемый Великий Аннунак, – влез в разговор блатышский предсидень, фамилию которого никто не знал, – у нас принято так: всех своих дорогих гостей мы перво-наперво водим в Музей Покупации.
Судя по явно скисшей физиономии Щурща, это предложение, изошедшее из уст сановного блатыша, ему не слишком-то и понравилось.
–По правде сказать, – замялся слегка Аннунак, – я эти все музеи с выставками в придачу не очень как-то уваживаю. Скажу вам больше – будь на то моя воля, так я бы их все бульдозерами посносил к такой-сякой фатерматэри…
Но, поскольку в туземной толпе сделалось некоторое смятение, вызванное, без сомнения, очевидным непониманием ею культуральных предпочтений Великого Аннунака, то Щурщ принуждён был с походом в Музей всё же согласиться.
–Ладно, что уж там, – махнул он рукою, – раз у вас эдак принято, то, так и быть, ведите меня туда. Только сперва попить мне чего-нибудь дайте, а то я чего-то испытываю жажду...
–Воды, воды! – завопили тотчас западенские лидеры, – Несите гостю воду!
–Э, нет – стоп! – покачал пальцем перед своим мясистым лицом нибируанский гость, – Воду вы сами лакайте, если желаете! У нас на Нибиру этой воды хоть залейся. Аж под ногами везде хлюпает… А у вас это… – и он сделал паузу, словно бы что-то вспоминая, – я слыхал, что лакагольные напитки ещё употребляют, а? Хотелось бы чего-нибуть этакого попробовать, а то у нас на Нибиру лет с тыщу уже как чёртов сухой закон царит…
Просьба господина Аннунака вызвала в собравшихся неподдельную животную радость. Ещё бы – это же какой шанс представился угодить представителю иноземной расы!
–Пива, пива сюда господину нибируанцу! – заорали в один голос и блатыши и иностранцы.
Пиво вмиг доставили.
–Это что тут у вас? – не слишком решительно уставился Аннунак на поднос с пивными бокалами, – Действительно с лакаголью бурда, или как?
Все согласно закивали головами – мол, не извольте беспокоиться, дорогой нибируанец – всё у нас как положено, совершенно без никакого обману!
Щурщ взял бокальчик двумя громадными пальчиками, недоверчиво понюхал его и… осторожно влил себе в пасть. Слегка пополоскав пивом зубы, он совершил, наконец, громкий глоток и обвёл окружающих ничего не понимающим взглядом.
–Не разобрал с первого разу, – сообщил он толпе без всякого выражения, после чего отправил себе в утробу все без исключения остальные бокалы.
Публика нервно ждала реакции. «А ну, как этому Аннунаку да не понравится то, что он лакает?» – озабоченно гадали окружающие.
Но, к их счастью, блатвийское пиво Щурщу понравилось. Даже очень понравилось! Он широко улыбнулся и громко отрыгнул пивные пары, чем вновь весь народец туземный сильно повеселил.
–Так, – хозяйским тоном наказал великан, – пока мы в музей этот ваш смотаемся, лёты лудзу раскатать тут небольшую полянку! Столик мне соорудите из прочных брёвнышек, стульчик сделайте такой же, и принесите жратвы побольше. Да!.. И не забудьте пивка сюда бочонок доставить! Да и кружечку мне бы пообъёмистей не помешало бы…
–Ну что, потопали что ли, или будем и дальше тут сопли жевать! – обернулся он решительно к кучке знати, и, кивнув предсиденю Блатвии, приказал ему властно: Веди давай, Сусанин!
Вся небольшая делегации во главе с самим Великим Аннунаком направилась по главной улице с оркестром в направлении национально-значимого музея. А позади них вмиг закипела подготовительная к пиру работа. Блатвийский же народ, как это было и ранее всегда, был оттеснён полицаями в сторону и к лицезрению посещения пришельцем их главного музея допущен не был.
А вот уже и он, музей! Оказалось, что влезть в дверной проём габаритному гостю было не так уж и легко. Но очень весёлый, а от выпитого пива ставший заметно развязнее инопланетянин, справился с этой нелёгкой задачей просто играючи и шутя. Он, не долго думая, и вовсе, казалось, не заботясь о своём высочайшем статусе, тут же встал на карачки и бочком-бочком – со скрипом в помещение музея пролез.
Только вот внутри сего культурального объекта ему чего-то не слишком сильно понравилось. Аннунак явно там скучал и даже широко зевал, когда служитель музея пылко рассказывал ему о страшных злодеяниях, допущенных в адрес бедных тутошних обывателей со стороны дикой орды неких восточных варваров.
А минут этак через двадцать, когда нудная лекция уже закончилась, и пузатый гость пропихался вон, Щурщ таким вот образом освещал свои впечатления от посещения музея:
–А с какой такой стати вы этот сарай Музеем Покупации назвали, а? Вовсе же ни одна собака вас и не думала покупать. Вы же сами этим советикам даром отдались!.. Да ежели хотите знать, – добавил он в энтузиазме, – всей этой вашей Блатвии красная цена… – и он сызнова принялся тыкать себе в лапу пальцем, – Так… Ага, точно. Шестьсот шестьдесят два рубля! Плюс тридцать три копейки вдобавок. И ни копейкой больше, ферштейн?!
Он так, ко всеобщему удивлению, и сказал: «рубля» и «копейки», а не еврика там, не дуляра, и не яньманя. Этим он поверг окружающих, особенно спесивых западенцев и не менее спесивых туземцев, в горестное весьма уныние и в тёмную непонятку. Один лишь предсидень Путь В Тину заметно этак приободрился и даже набрался наглости вот что спросить у космического странника:
–А скажите, пожалуйста, многоуважаемый Великий Аннунак – какие такие рубли и копейки вы имели в своём галактическом виду? Часом, не наши ли, не горссиянские?
Путь В Тину уже было намеревался всю эту занудливую Блатвию купить между делом со всеми её, так сказать, потрохами, поскольку кое-какие карманные денежки в виде гроссийских рубликов у него имелись, а зато у прочей шатии-братии таковых не водилося ни шиша.
Щурщ аж пырснул со смеху, услышав этот дурацкий, направленный к себе, вопрос.
–А какие по-твоему я должен был иметь? – ухмыльнулся он, стрельнув на Путя глазами, – Ясно же какие – нибируанские! А ты на какие подумал, дурила? На свои штоль, на деревянные?
И он до того заразительно там заржал, что его тут же в этом гоготе все прочие поддержали.
Кроме уязвлённого Путя В Тину, разумеется. Тот лишь покраснел, словно рак, и вымучил на своём невзрачном личике хиленькую улыбочку. Ему было ужасно досадно не за свой ляп, а за то что эту занозистую Блатвию пока купить ему было не по карману. «Ничего-ничего, – мысленно стал он себя успокаивать, – Это только пока не удалось. Мы не гордые, подождём…»
Чтобы хоть как-то отвлечь направленное к себе издевательское внимание, Путь В Тину прокашлялся в кулачок и вежливо спросил у Аннунака:
–А скажите, Великий Аннунак, ваши нибируанские рубли, очевидно, имеют золотое покрытие?
–Нет, серебряное, – ответил, сощурившись, Щурщ, – Что мы, по твоему, дураки золото на деньги тратить! Оно нам для распыления в атмосфере надобно, а иначе нам всем там кирдык. У нас на Нибиру вообще золота ни шиша нету. Зато у вас – о-о-о! У вас его много…
–А сколько много, вы не подскажете? – продолжал въедливый Путь В Тину пытать нибируанца.
–Хм, – усмехнулся тот, – могу и сказать… Мы насчёт золотишка всё про всех знаем… – и он опять стал ковырять в своей огромной ладони. Многие увидели, что он не просто так в ней ковыряет, а там у него появлялся небольшой этакий экранчик, посредством которого он сведения, коню понятно, с какой-то базы данных и черпал…
–Ага, вот, – закончил подсчёты инопланетный гость, – Итак, золотишка у вас припрятано… ровно тридцать три тыщи тонн с копейками. Хэ! И ещё тринадцать тыщ тонн притырили для себя всякие здешние прохиндеи.
Он довольно хохотнул. Прочие тоже хохотнули, но не так довольно.
–А знаете, как мы ваше золото считаем, а? – разоткровенничался словоохотливый Аннунак, – Сейчас расскажу... В последний наш к вам прилёт мы заставили один местный народец соорудить большущую пирамиду. Тогда у них правил некий парень по имени Хлопец. Вот под эту-то пирамидку мы свой счётный аппаратик-то и заныкали. Хэ-хэ! Он всё золото, вами добытое, посчитал – от него золотишко-то не упрячешь!
–А кстати, – похмурел на рожу Щурщара, – не советую вам эту пирамидку подкапывать. Так долбанёт вас нашим космическим электричеством, что сто лет после того шейк плясать будете. Надеюсь, я понятно выразил свою мысль?
Вся камарилья, и впрямь уже было помышлявшая аппаратик аннунакский на фиг раскопать, тут же подхалимски закивала головами, давая этим понять, что она к аннунакской небесной власти полностью и преданно лояльна.
–Вы у нас молодцы, – похвалил Великий Аннунак собравшуюся знать, – много золота для нас накопали. Я говорю для нас, поскольку оно ведь вовсе не ваше, а наше. Вы только временно в своих закромах его храните… А вы думали, за каким таким хреном мы с визитом вежливости к вам заявились?
Последний вопрос был, конечно же, риторическим и ответа на себя не подразумевал.
–Ну что, земляне, – воскликнул в этот миг весельчак-аннунак, – не пора ли вам и честь знать? Как там у нас насчёт жрачки?
И вся толпа быстро потопала обратно, едва-едва поспевая за гренадёрским шагом Великого Аннунака.
Когда же они вернулись на прежнее место, то обнаружили вот что: прямо на асфальте посреди площади был сооружён огромный циклопический стол, и к нему оказался приставлен такой же громадный стул. На столе же были выставлены в огромных тазах следующие яства: знаменитый на весь белый свет салат оливье, гроссийские пельмени в немалом количестве, жареные индюшки, наваленные в горку на блюде, салаты всяких других марок, а также на великом подносе красовалась небольшая жареная свинья. Тут же близ стола покоилась на асфальте открытая бочечка с хмельным пивом. За неимением нужной по величине ложки, на столе валялся обыкновенный половник, а вместо бокала там же стоял эмалированный ночной горшок – естественно, новый, а не пользованный… С этим горшком вышла отдельная история, поскольку нужного по размеру бокала найти так скоро не удалось, и все уже впали в жуткую от того панику, если бы не один находчивый ментяра. Он шустро смотался в ближайший хозяйственный магазин, где этот самый горшок для государственных нужд и реквизировал.
Аннунак громко крякнул, углядев приятную для себя картину предстоящего праздника живота; он прегромко хлопнул ладонью о ладонь и энергично затем потёр их с сильным шумом трущейся великанской кожи. Затем он плюхнулся на стол толстым своим задом и с таким завидным аппетитом принялся уписывать выставленные яства, что окружающие только диву дались.
Сидевшие напротив Щурща на скамьях мировые лидеры широко пооткрывали свои рты. Такое умопомрачительное и захватывающее зрелище некоторые из них видели лишь на соревнованиях по поеданию сосисок и прочей снеди. А предсидень Путь В Тину отчего-то припомнил знаменитого Федю из фильма «Операция Ы», когда тот изволил со смаком отобедать во время обеденного строительного перерыва.
Через пять-шесть минут с большей частью выставленной еды было покончено. Объевшийся Щурщ довольно откинулся от стола, с шумом икнул, потом рыгнул и, зачерпнув горшок пива, отправил его вослед оливье и свинине.
Ел, кстати, там один лишь этот обжористый пришелец. Прочие из приглашённой публики только лишь глотали слюни и старательно делали вид, что они сидят на диете. Наконец, гостеприимные хозяева покормили и их: какая-то девушка в национальной одежде разнесла по рядам мировой знати тарелочку печенушек-пипаркукас, которых вышло на рыло ровным счётом по три штучки.
Между тем, видно было даже невооружённым глазом, что Великий Аннунак весьма изрядно уже набрался. В его поведении появились те же самые, хорошо всем известные черты, которые появляются после принятия горячительного и веселительного у практически любого местного ханыги. Нервная система не привыкшего к лакаголю гостя стала понемногу выходить из строя. Щурщ мало-помалу впадал в физиологическое раздражение. Его небольшие, по сравнению с внушительной харей, глазёнки затуманились и сильно налились кровью.
Внезапно он стукнул кулаком по столу, так что вся стоявшая на нём посуда подскочила на воздух.
–Почему молчим, земляные твари?! – взревел он яро, – Почему меня, Великого Аннунака, не славим как полагается?! А?!!!
Вспышка инопланетного гнева была столь ужасна и внезапна, что повергла местную публику в глубочайший шок. И, естественно, в трепет. Наступила зловещая предгрозовая тишина.