Можно философски раздумывать: «Ладно, я еду на работу, а куда едут другие?». Можно попробовать себя в ораторском мастерстве, особенно, во время выборов президента или парламента.
Даже можно устроить дискуссию на тему переустройства мира, благо, оппоненты всегда найдутся. Найдутся и доноры для энергетических вампиров, которые, почувствовав свои силы истощившимися, пытаются срочно подпитаться чужой энергией, а лучшего места для этого, чем общественный транспорт, не найти. Да к тому же мы, славяне, готовы последнее отдать. Много возможностей для реализации дает наш общественный транспорт, и это всего за какую-то одну гривну.
Будучи пассажиром со стажем, да к тому же еще с детских лет получив установку на активную общественную жизнь, я перепробовала себя во всех выше перечисленных деяниях. И вместе со мной, забыв об усталости после прошедшего трудового дня, горячились, волновались, надрывались мои соотечественники. И истина, которую мы искали, где-то уж совсем близко парила над нашими взмыленными головами, но как Жар-птица, все не давалась в руки.
Пик напряжения, как известно, приходился на время выборов. Тут уже одного ораторского мастерства оказывалось недостаточно, здесь на высоте были обладатели разных званий и значков боевых искусств.
Пока пассажиры, разделившись на противоборствующие части, надрывая голос, выясняли отношения, выборы проходили своим чередом. А пассажиры, растрепанные и взмыленные, тяжело дыша, долго еще находились в положении взведенного курка. Но вдруг, к удивлению, я стала замечать, что все тише и тише становится в салонах нашего общественного транспорта. Уставшие пассажиры вошли в такое состояние, что вагон теперь можно с полной уверенностью назвать спальным. С полузакрытыми глазами, тихо и отрешенно, кивают головами, раскачиваясь из стороны в сторону в полудреме, не только сидящие, но и стоящие пассажиры.
Иногда все же в каком-либо конце вагона раздается вопиющий глас борца за справедливость, но не найдя оппонентов, превращается в одинокий монолог.
Я также, уже привыкнув ездить в транспорте отрешенно и бесстрастно, перестав рассматривать из-за голов, кто там за кого, перестав реагировать даже на самую злотрепещущую тему о повышении жилищных тарифов, ехала и сегодня с полуприкрытыми глазами. С прикрытыми, но не закрытыми – это, чтоб владеть ситуацией на случай карманников, ошивающихся рядом, а также на случай, если рядом будет стоять старушка или беременная (отрешиться полностью пока еще не удается).
Удачно усевшись на сиденье, в полудреме, приближалась я к дому. Но какое-то чувство заставило меня все же открыть глаза и остановить свой взгляд на пассажире, сидящем напротив.
Был он средних лет, обычной, ничем непримечательной наружности. Одет был в меру аккуратно, но далеко не элегантно и не модно, впрочем, и в одежде тоже не было ничего особенного. Но внимание мое он все же привлек. Расстегнув верхнюю пуговицу пальто, мужчина из внутреннего кармана с правой стороны вынул «маленькую» водки. Лицо его осветилось радостью, он поднес бутылку ко рту и с наслаждением отхлебнул из горлышка несколько раз не закусывая. Потом закрыл, засунул обратно в тот же карман и бережно прижал руку к груди, где была бутылка. Давно ничему не удивляясь в транспорте, я почему-то заинтересовалась не совсем обычным поведением пассажира. Вдруг мужчина опять полез во внутренний карман, только на этот раз в левый.
«Надо же, нетерпежка какая, никак не напьется…» - с горечью подумала я. Но здесь было чему удивляться! На этот раз пассажир из левого кармана неожиданно достал небольшую иконку Божьей Матери. Трижды перекрестился, глядя на нее, трепетно и нежно поцеловал, потом вернул на место во внутренний карман, который бережно прижал рукой. Тут уж мне было не до дремоты. Потеряв правила приличия, широко раскрытыми глазами я уставилась на этого пассажира. Зато он, не обращая внимания ни на меня, ни на кого-либо другого, улыбался одному ему понятной блаженной улыбкой, прижимая руку то к правой, то к левой стороне пальто.
Не знаю, как долго я осмысливала бы происходящее, но знакомые ориентиры в виде сломанного столба и зеленого покосившегося забора давали понять, что пора выходить.
Подхватив одной рукой сумки, а другой придерживая пуговицы пальто, я пробиралась к выходу. Но какое-то чувство даже в этой сутолоке заставляло меня еще и еще оглядываться на этого мужчину. Я не могла понять этого чувства и все сильней злилась на себя.
И только при выходе, на последней ступеньке еще раз взглянув на него и увидев умиротворенное лицо, я, наконец, поняла, что чувство это было завистью.
