Город Справедливости (Рассказ)

3006 год.
Город Справедливости

Глава 1.
В зале суда было тихо. Для одних тишина казалась угрожающей, для других – многообещающей. Кто-то ещё надеялся, кто-то отчаялся. А кому-то было всё равно…
Четыре фигуры одиноко возвышались над землей. Остальные возвышались над ними. Человек в белом одеянии развернул свиток и сильным, уверенным голосом, произнес:
-Именем Высшей Справедливости я, Антоний, признаю вас, нарушивших Справедливость, виновными.
По залу пронесся оглушительный вопль, превратившийся в жалкий плач и закончившийся чуть слышными всхлипываниями. Молодая девушка, стоявшая перед судьёй, закрыла лицо руками и прижалась к груди мужа.
-Они не могут, Рой, - шептала она снова и снова, чувствуя, как его сильные, надёжные руки гладят её по спине, - Они не могут так с нами поступить!
Рой молчал, ничем не выдавая своего волнения. Но как, чёрт возьми, хотелось ему в эту минуту наброситься на Справедливого, одним точным ударом стереть с его лица это удовлетворенное, мрачное и одновременно торжественное выражение, будто бы он выполнил свой долг, сделав что-то замечательное, прекрасное… Но он не мог. Он больше ничего не мог. Сейчас руки его сомкнёт невидимая нить, а потом…
-Виновные, - снова заговорил Антоний своим размеренным голосом, - именем Справедливости, призываю вас: склоните головы ваши в почтении и на коленях внимайте приговору за недостойные деяния ваши.
Женщина в красной блузе и чёрном, шелковом корсете, беспощадно стянувшем её талию, бесшумно опустилась на землю, ощутив на запястьях холод – невидимая нить медленно стягивала руки, оставляя красные следы и грозя содрать кожу в случае неповиновения. Вслед за ней рухнул на колени худой мужчина. Мимолетная усмешка пробежала по его  спокойному, смиренному лицу. Длинные пряди волос скрыли горящий взгляд зелёных глаз. Несмотря на свой возраст, мужчина обладал невиданной силой и легко мог разорвать нити. Но он не сделал этого. Он предпочёл подчиниться слабым.
Он, но не она. Девушка всё так же стояла, прижавшись к Рою, стояла упрямо, зная, что не сдастся. И молча терпела боль, чувствуя, как медленно холодные браслеты срывают кожу с её изнеженных, белых рук. Рой стоял рядом, но не чувствовал ничего. «Смирись, - мысленно молил он жену, осторожно подталкивая вниз, - мы проиграли. Подчинись». Она не двигалась. Когда боль стала невыносимой, она воскликнула:
-Я требую справедливости! Я требую повторного…
-Именем Справедливости, - с нажимом повторил судья, одним движением руки заставляя её постепенно терять силы и опускаться на землю, -  я приказываю вам: на колени!
Она беспомощно упала в руки мужа, который уже ждал её там, внизу, в унижении. Солёные слёзы её обожгли его сердце болью, но он не мог ничего сделать. Уже не мог… Рой обнял её за плечи, поцеловал окровавленные руки, прошептал слова утешения. Они не слышали приговора – они были вместе, и это главное.
Женщина в чёрном корсете вздрогнула. Слово «заточение» вырвало её из мыслей о том, что всё не так плохо и что рано или поздно её освободят. Уже не освободят…
-…заточению в комнатах смерти, как самому справедливому наказанию по мнению моему, Антония, Справедливого судьи и главы Суда.
Всё кончено. Зеленоглазый мужчина вскинул голову – последний раз увидел небо, солнце, вдохнул этот сладкий, желанный воздух свободы. Больше он не увидит небо… Только этих троих людей. Он оглядел всех по очереди. Взгляд задержался на женщине в корсете. А ведь она красива! Красива той рискованной, опасной красотой, которую он так любил и которой так восхищался. Серые глаза равнодушны, у губ пролегла жесткая складка. Женщина эта жестокая, сильная… как и он.
Он не сводил с женщины глаз, пока её блуждающий взгляд не встретился с его взглядом. Минуту женщина смотрела на него – изучала, словно музейный экспонат, потом отвела глаза. Улыбка не тронула губы, выражение лица не смягчилось. Она была словно из камня – такая же нереальная, бесчувственная, бесстрастная. Она была не такой, с кем он привык иметь дело – эти жалкие подобия женщин вешались на шею любому встречному, думая лишь о деньгах, о собственной жизни, не зная ни любви, ни ласки. Она была другой…
Женщина в корсете первой поднялась с колен. Невидимые нити тотчас исчезли  с её рук. Женщина смирилась. Она провела рукой по светлым волосам, едва достававшим до плеч и визуально делящих лицо пробором на две равных, абсолютно симметричных половины. Движения её оказались неожиданно изящными, отточенными.
«Актриса? – думал зеленоглазый мужчина, наблюдая за ней, - Певица? Танцовщица?»
«Старуха, - думала молодая девушка, из-за плеча мужа незаметно следя за тем, как тяжело вздымается в тисках корсета грудь женщины, - даже для приговора нарядилась. И зачем скрывать свою фигуру? У тебя её всё равно нет».
Рой на женщину не обращал никакого внимания. Его, как врача, как мужа и просто как сострадательного человека больше волновали изодранные в кровь руки жены.
«Надо бы промыть, - соображал он, бережно осматривая пострадавшие запястья, - перебинтовать… Но, конечно, теперь это не имеет никакого значения».
Его жена поднялась последней. По лицу её всё ещё текли слёзы, она всё также требовала справедливости… Но разве это не Город Справедливости? И разве не Справедливый приговорил их? Почему же тогда душа его взывает всё к той же великой, несокрушимой Справедливости?  

Глава 2.
Их вели по узкому, бесконечному коридору, без света, без тепла. Казалось, это никогда не кончится… но вот они остановились перед незаметной, маленькой дверью. Рой ощутил, как по телу пробежала дрожь. Он слишком боялся смерти… он так и не смог привыкнуть к смерти, осознать её и простить. А ведь должен был…
Коридор кончился внезапно, но всё же не так внезапно, как их подняли с колен и заставили идти, спотыкаясь о камни – в последний раз. Остановились перед небольшой белой дверью – странно, непривычно белой в этом беспросветном мраке. Это был конец.
Дверь открылась и… ничего не произошло. Никто не упал без чувств, никто не дрогнул, ничья кровь не пролилась. Только Адриана крепче сжала его руку.  Она всегда сжимала его руку, когда волновалась…
Человек в белом халате встретил их на пороге. Это оказался всего лишь врач. Он, что, введёт им яд? Или четвертует? Или вырежет сердце? Что, чёрт возьми, он собирается делать?
Адриана мелко дрожала.
–Я не хочу умирать, - лихорадочно, будто в бреду, повторяла она, озираясь кругом в поисках помощи, понимания. Но остальные, даже её муж, словно смирились. Словно готовы были умереть, и не жаль им было своей невиновности, своей жизни, несуществующего своего счастья… Она с ужасом смотрела как медленно, вытягивает шприцом из колбы врач прозрачную жидкость, как проводит рукой по игле, как равнодушно улыбается, глядя на них… Вот он подошёл к женщине в корсете, попросил приподнять рукав блузки, осторожно ввёл яд сначала в одну руку, потом в другую… Лицо женщины не изменилась, она улыбнулась врачу той же равнодушной улыбкой и опустила рукав. Мужчина не улыбнулся, только в зеленых глазах мелькнула неизбежность. А в её глазах не осталось ничего, кроме страха. Она не заслужила! Она ничего не сделала! Она невиновна…
-Невиновна, слышите, я невиновна! – крикнула она, чувствуя, как острая игла впивается в тело, проникает под кожу, сея холод… и страх.
Рой мягко обнял её за плечи, чуть придержал, чтобы врач не промахнулся. Они всё заодно… Она плакала. Слёзы сами собой катились из глаз, размазывая тушь. Но он любит её и такой. Любовь – это главное, правда?..
Рой был последним. С ненавистью смотрел он на человека в белом халате, гадая, что за жидкость бурлит в прозрачной колбе шприца, что тёплым потоком вливается в его вены, лишая… чего? Он тоже врач, он должен знать! Но он не знал. В эту минуту он не знал ничего.  Хотя должен был знать так много…
Потом, позже, когда слёзы девчонки наконец-то иссякли, она перестала реветь и кричать, их отвели куда-то ещё. Опять к маленькой двери, опять – по коридору. Только чувствовало сердце его – эта дверь – последняя. Не будет больше дверей. И свет этот последний, и свобода – одна. И тоже последняя. За этой дверью наступит смерть. Из комнаты смерти не возвращался никто. А потому никто не знал: что там, за дверью?
Пришло время, и дверь открылась. И не стало света, и не стало тьмы. Не стало того белого доктора, не стало коридора, приговора, справедливости. Справедливости не стало! Её больше нет! А он остался.

Глава 3.
Минуту он стоял неподвижно, трогая себя за шею, за грудь, за ноги. Он жив. Глаза постепенно привыкали к тьме… И тут зажёгся свет. Ниоткуда. Светильников не было, ламп – тоже. Может, это его свет? Или её? Он огляделся. Пустая комната, голые стены, холодный, каменный пол. И они. Трое виновных стояли также неподвижно, озираясь и не веря. Потом женщина наклонилась и взяла в руки нож. Он лежал прямо перед ней.  Перед ним тоже был нож, и перед девчонкой, и перед Роем. Он поднял нож, повертел в руках. Это было бы слишком просто. Просто убить себя. Или убить другого, чтобы не убивать себя… Слишком логично. И слишком справедливо. Но справедливости больше нет.
Адриана прижалась к мужу. Маленькие дырочки на руках всё ещё ныли, глаза опухли от слёз, а в душе воцарился хаос. Сейчас она умрёт. Сейчас этот гибкий мужчина с тонкими чертами, подвижным лицом и пристальным взглядом ударит её ножом и всё будет кончено. Или всё уже кончено…
-Что нам делать, Рой? - нерешительно спросила она мужа, будто маленькая девочка – отца.
-Смириться, - тихо ответил он, глядя на нож.
-А если я не хочу?
-Тогда бороться, - всё так же тихо ответил он. Рой о чём-то думал, что-то усиленно соображал.
В такие моменты у него всегда собирались ровные линии на лбу, такие идеально ровные… и такие любимые…
Рой не хотел сдаваться. И в то же время он уже сдался. Он просто не видел выхода. Зачем биться головой о стену? Тем более, если она каменная.
-Меня зовут Гордон, - неожиданно сказал зеленоглазый мужчина и вопросительно посмотрел на них.
Рой представился и крепко, по-мужски пожал его руку. Адриана едва коснулась его узкой ладони, избегая смотреть в глаза. Женщина в чёрном шелковом корсете такой чести не удостоилась – она нашла  проход  в стене и уже была в другом помещении.
Увидев то, что увидела она, Адриана вскрикнула. Женщина безразлично смотрела на распростертое тело. Когда-то это был человек… а сейчас – всего лишь жалкий скелет. Неужели и они… На глаза её опять навернулись слёзы.
Женщина наклонилась над мёртвым, коснулась ножа, страшным, безнадежным колом торчавшего из рассыпавшейся груди. Она внимательно вглядывалась в то, что осталось от его лица, одежды.
-Это было не так давно, - произнесла она, - всего лишь несколько лет назад…
Адриана недоверчиво смотрела на неё, поджав пухлые, ещё совсем детские губки.
-Вы, что, из Справедливых? – пробормотала она.
В вопросе читался вызов.
-Нет, - коротко ответила женщина.
Она снова наклонилась над скелетом. Каркас корсета вжался в тело, но она не обратила на это внимания.
-Тогда откуда? - не унималась Адриана, с презрением взирая на её бесплодные попытки уменьшится в размерах.
-Не спрашивай. Сейчас это неважно.  
Адриана вздрогнула, словно от холодного потока воды, но сдержалась. Не место и не время… Да и какой смысл?
«Действительно, - думал Рой, задумчиво наблюдая за женщиной, - какой смысл с умным видом рассматривать труху с ножом? Будто она может нам что-то сказать. Если она не может сказать, как выбраться отсюда, значит, она не может сказать ничего».
«Зачем?» – думал Гордон, рассматривая переливающийся шелк корсета, оценивая его действенность и потребность в нём самой обладательницы. Уж он-то знал толк в этих вещицах! Сколько девочек погубили эти привлекательные и привлекающие тиски, сколько ребер они переломали, сколько жизней искалечили! И всё ради глупой, никому, кроме них самих, не нужной красоте. Но она не такая. Она другая – неприступная, возвышенная, загадочная. Она решительная, твёрдая, волевая. Что стоят в сравнении с ней эти девчонки, торгующие не собой даже, а принципами, моралью? Кажется, все они все родились только для того, чтобы сейчас, в эти последние минуты жизни он сравнивал их с ней… И понимал, что вся жизнь его – ошибка. Вот она истина, перед ним, в нескольких шагах, нужно только протянуть руку и вот оно – счастье…
-мы, что, так и будем ждать, пока кто-нибудь не зарежет другого, или все мы не умрём с голода?  - мелодичный в повседневной жизни, но на этот раз резкий голос Адрианы вывел его из оцепенения. - Мы должны что-то делать!
Слава Справедливости, да! Разве она не делает? Она могла бы многое сделать… Но чего ради? В серых глазах читалась насмешка. Насмешка таилась в душе, в уголках губ, в движениях сквозило пренебрежение.
-Как вас зовут?
Адриана с решительным, пожалуй, чересчур решительным и упрямым видом подошла к ней. Она уже почти ненавидела эту женщину, эти глаза и эту ровную линию чувственных губ, которые несмотря ни на что, даже на ровную линию – улыбались.
-Грейс, - ответила женщина и попыталась вздохнуть.
Не вышло. На лице её не отразилось ничего. И даже боль – Адриана слишком хорошо знала, какую боль сейчас испытывает эта женщина, которой уже, наверное, под сорок, - даже боль не заставила насмешку сойти с её серьёзного, строгого лица. Грейс была личностью тёмной, неоднозначной, человеком, от которого можно ожидать всего – и нож в спину, и неожиданной помощи. Глаза её казались стеклянными, она подолгу задерживала взгляд, говорила редко, мало, а оттого становилось ещё любопытнее, ещё тревожнее за себя и за других. Но она не должна сейчас об этом думать. Она должна выбраться, она не хочет, не хочет и не будет платить за то, чего не совершала. Она добьётся справедливости!
-При других обстоятельствах я бы сказала, что мне очень приятно познакомиться с тобой, Адриана, - бесцветным голосом произнесла Грейс и крепко пожала руку девушки, ощутив всю хрупкость, беззащитность невинной, сломанной навсегда и ни за что жизни.
Рой смотрел на них в замешательстве. Он слишком хорошо знал жену, чтобы не понять, что Адриана возненавидела Грейс с первой минуты знакомства. Но что чувствует эта женщина? И что чувствует он сам?  
Это странно, чрезвычайно странно и подозрительно, но как только он отвлёкся от мыслей о спасении, он тут же наткнулся на узкий проём в стене. Это невозможно! Ещё минуту назад его там не было! Но проём может оказаться выходом. Каждая щель и каждый зазор теперь могут быть бесценны. Отступить сейчас – значит смириться и стать таким же, как тот мужчина, назвавшийся Гордоном, завороженно следящий за Грейс.

Глава 4.
Уже через минуту проёма на месте не оказалось. Вернувшись к углу комнаты, приведя за собой остальных, обнимая Адриану за плечи, Рой вдруг в ужасе осознал, что проём, тянувшийся от каменного пола до мраморного потолка, превратился в узкую щель. Внизу. У самой земли.
-этого не может быть! – воскликнула Адриана.
Она не могла поверить словам мужа, не могла поверить своим глазам, но больше всего она не верила, что и то, и другое может оказаться правдой.
-Невозможно, - твердо повторила она.
Но в узкую щель пролезла первой. Лезть пришлось головой вперед, ощущая под собой холодный, опасный камень. Но надёжные руки мужа её подтолкнули… И вот она уже отряхивает светлое платье.
Вскоре Рой стоял рядом с ней, подбадривая Гордона, который в этом ничуть не нуждался. Грейс задержалась. Она что-то искала, что-то делала за стеной. Они не могли увидеть, что, могли лишь догадываться… наконец голова её показалась из-под стены. Волосы волшебным каскадом рассыпались по блеклому камню, переливаясь причудливым сиянием в новом свете новой комнаты… ещё одной Комнаты Смерти.
-я помогу вам? – предложил Гордон.
Наклонившись, он умело, словно делал это всю жизнь, подхватил Грейс под грудью, чуть потянул на себя.
Её холодный голос, бесстрастный, тихий, но такой острый, резкий заставил руки его соскользнуть с шелка корсета, спрятать глаза.
-Не стоит. Я сама.
Оттолкнувшись ногами, она оказалась внутри. Грейс раскраснелась, дышала тяжело, отдышаться не могла. Но разве в этом дело? это – мелочи.
Она огляделась. Здесь было темнее, теплее. Страх остался там, в прошлой комнате. Накатила волна светлой, счастливой уверенности в том, что всё будет хорошо…  
Пол уже не был ледяным, стены не были каменными и безнадёжными. Она подняла глаза – и увидела множество точек, проведенных, подобно древнему узору, под недостижимой высью потолка. Глаз уловил мимолетную закономерность… но закономерность тут же пропала, точки проступили и под ногами. Дверей нигде не было.
-Неужели тупик? - срывающимся шёпотом произнесла Адриана.
Но её все услышали. Дверей не было!
На глазах её выступили слёзы.
-Но ведь должен же где-то быть выход! – кричала она, ударяя о стену своими маленькими кулачками, - они не могли так с нами поступить! Не могли!
Грейс лишь покачала головой.
-Почему? – внезапно спросил Рой.
Внимательно, испытующе, как смотрел на главного хирурга больницы, в которой работал, сейчас он смотрел на эту женщину. Она улыбнулась в ответ.
-Вы когда-нибудь слышали о том, что творится в Комнатах Смерти? – спросила она.
-Нет.
-Почему?
-не интересовался…
Она подняла руку в знак протеста – словно приказывая замолчать. Ему вдруг пришло в голову, что она могла бы работать учителем.
-Нет. Потому что некому было рассказать об этом. Отсюда ещё никто не возвращался. Я не настаиваю на том, что все они умерли, но…
Адриана со всей силы ударилась плечом о стену и с воплем отчаяния осела на колени. Невыносимо было слышать этот сухой голос, утверждающий, что всё кончено, что больше нет будущего, жизни, мечты…
-Нет! Нет! Нет! Я не хочу! Не хочу-у-у!..
Наверное, Грейс жалела о своих словах. Но разве в её власти было что-либо исправить? Могла ли она что-то изменить? И Грейс продолжила. Правду она всегда ценила высоко. А правда – штука горькая. Иногда настолько, что жить не хочется и сердце перестает биться.
-В лучшем случае это замкнутый круг.  Последняя комната граничит с первой. В противном случае…
-Что? – спросил Гордон, задумчиво наблюдая за Роем, который, как и подобает идеальному мужу, успокаивал жену, утешал, убеждал, любил…
-В любом случае, - Грейс почему-то сделала ударение на этих словах, - мы не дойдём и до середины. А если и дойдём… Это очевидно. Там тупик. Придётся возвращаться назад.
-Справедливая! - сквозь слёзы, рыдания, выкрикнула Адриана, на мгновение оторвавшись от нежных прикосновений и ласковых слов Роя, - она из Справедливых! Она…
Но Одри не закончила. Боль пронзила её, оставив красный след  на щеке. Царапины отметили места, где прошлись по матовой коже острые ногти. Грейс ударила её. На лице не было гнева, не было больше насмешки, не было даже осознания страшной правды.   Казалось, она просто наклонилась и слегка коснулась ладонью её мягкой щеки. Но почему-то было очень больно. Так больно, что она зарыдала ещё громче и уткнулась в плечо Роя, где-то на уровне подсознания надеясь, что он защитит её, ответит этой дерзкой, толстой Грейс… Но Рой ничего не сделал. Он только погладил её по спине и прошептал что-то вроде «не плачь». Он думал о том, что никогда бы не смог ударить человека, когда тому  плохо. Сколько раз приходилось ему причинять боль… но – во благо. Как священный долг, как справедливое, оправданное жертвоприношение… А так, как она – без тени сочувствия, холодно, бесстрастно, не заботясь о чувствах другого и спрятав свои, он не мог. И не сможет никогда, даже если от этого будет зависеть жизнь… на секунду он ухватил нить жизни этой женщины, её суть, её мораль, её тайну… Но тотчас упустил.
Только потом, спустя сомнения и отчаяние, перешагнув через судьбу, встретившись с правдой, он понял, почему. Он боялся узнать, что есть такие люди… Но знать – не значит осознавать.
А потому есть ещё надежда.

Глава 5.
Минуты тянулись медленно, уныло. Адриана постепенно успокаивалась, находила в себе силы оторваться от него, встать на ноги.
Её заплаканное личико, обрамленное каштановыми локонами, переливавшимися золотом,  почему-то напоминало о том, что они тратят время. Нужно искать, искать, думать… А вместо этого они пытаются разобраться в своих чувствах. Это неправильно, так не должно быть, так они точно не найдут дорогу…
-Я думаю, будет лучше, если мы осмотрим комнату. Возможно, это помещение не последнее, - сказал он и удивился твердости своего голоса.
Будто в один миг он превратился из молодого, неуверенного врача в опытного, зрелого хирурга, который непременно знает, что делать, что ввести, когда начать массаж сердца, а  когда уже ничего не поможет…
То, что произошло потом, он не в силах забыть уже никогда. Как будто мир обрушился на него всей своей неизбежностью, всей горечью, если только может быть большая горечь, чем от потери любимого человека. Возможно – навсегда.
Они не поняли, как это случилось, не успели осознать, осмыслить. Но это случилось. И что-либо изменить они уже не в силах.
Одним коротким громким щелчком оборвалось спокойствие. Железные прутья разделили их. Адриана стояла рядом с ним. Она была рядом! И вдруг рядом – пустота.  Железная стена появилась ниоткуда, выросла из тех маленьких, беспорядочных точек, что прочерчивали лабиринты на потолке. И из этих точек вдруг выползли прутья клетки. В один момент они пересекли расстояние от потолка до пола, Адриана едва успела отдернуть руку… И всё.
Она оказалась взаперти с этим человеком, Гордоном… А он – с Грейс.
-Рой? – прошептала Адриана, нащупывая во внезапной темноте его руку сквозь холодную решетку, - Рой, ты слышишь?
Голос её был странно спокойным, размеренным и тихим. Будто она уже смирилась.
-Да, Одри, да, - он старался обнять её, но руки не проходили через узкие щели, - я здесь, с тобой. Всё хорошо…
-Я знаю, Рой, - произнесла она не своим, таким чужим, но таким вкрадчивым, правильным голосом сейчас,  в эту минуту – о, как  он любил её в эту минуту! – Я знаю.
Он почувствовал, как горячие, нежные губы её нашли его губы, оставив на них прекрасный, давно забытый вкус её тела, запах её близости. Всё то, что он так любил… И почти потерял.
-Адриана, дорогая, это не навсегда, - говорил он снова и снова, не веря в свои слова, - здесь должен быть выход. Они не могли так с нами поступить! Этот лабиринт имеет начало… Он должен иметь конец. Мы встретимся… Если это круг, мы обязательно встретимся…. Если только это круг…
Последний раз он поцеловал её… нет, первый. Первый раз новой жизни. Жизни за жизнь. И за неё. За счастье.

-Грейс? - позвал Гордон нерешительно.
Он так и не понял, что произошло. В одну минуту погас свет, что-то упало, кто-то вскрикнул, где-то произошло судорожное движение. Но все это – один миг. А дальше – все пропало. Только рядом, в нескольких шагах, слышались голоса влюбленных. Прощаются… Храбрятся. Зачем?
Он коснулся  ледяного железа. Провел рукой по массивным прутьям, взвесил все шансы… Рискнуть? Или не стоит? А если получится? Там – Грейс, это он понял сразу, хотя и не видел её. Просто не чувствовал рядом. Значит – стоит.
Собрав всю силу, всю, что имел, всю, что копил, что долгие годы держал в себе, он попытался поднять решетку. Он сможет, он знает, что сможет, ради…
С глухим вздохом он осел на пол. Сил не осталось. Не было сил даже для того, чтобы пошевелить рукой, подняться, сказать им, что это – намертво, что надежды уже нет…
Надежды нет. Она приняла эту истину давно, так давно, что и вспоминать больно…
Для любящих людей надежда жива всегда. Потому что любовь наполовину состоит из надежды на то, что, во-первых, вторая половинка любит тебя так же горячо, а во-вторых – что всё у вас будет хорошо. Но те времена, такие наивные, такие смешные прошли… Осталась лишь темнота и холод. Она ничего не видела. Но все знала. Она чувствовала, как им больно, ощущала их отчаяние… нет, она не наделена возможностями Многих. И все равно она – другая…
-Возможно, выход есть, - подтвердила она его слова и подошла ближе, - вряд ли они строили тупик. Это слишком долго…
Откуда она все это знает? Точно из Справедливых. Но это уже не важно. Она любит его – это главное. А то, что эта старуха – их справедливых, не имеет уже никакого значения. Она приведет Роя к ней. И они снова будут вместе. И возродится утерянная справедливость…
-Я люблю тебя – она первой сказала это.
Рой повторил за ней безвольным эхом потрясенного человека:
-Я люблю тебя, Одри.
Вот и всё. Разорваны узы, связывающие их. Разрушено то непоколебимое, единственное, что заставляло их двигаться дальше. Но осталась надежда… И пусть они не увидят друг друга ещё долгое, необъятное, непредсказуемое, а потому такое жестокое время, в сердце будут жить эти мгновения – единственное, что осталось у них.

Глава 6.
Этот корсет… И как его носили полторы тысячи лет назад? Несчастные женщины… Слишком тяжело… Ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться. И как больно! Но боль для неё не имеет значения.
Грейс устало обошла комнату. Ничего. Ни щелей, ни проёмов. Нагибаться, чтобы увидеть границу, между полом и стеной, где мог быть зазор, становилось всё сложнее. Корсет, затянутый слишком туго для её талии, давил, душил, лишая воли в жизни. Хотелось лечь и не вставать, а лучше – избавиться от него, вздохнуть полный грудью… только вот вдохнет она воздух неизбежности, плена, поражения…
Смириться? Ни за что. Она слишком много потеряла ради этого. Она слишком долго шла к этому, чтобы закончить своё дело здесь, в этой пустой комнате без окон и без дверей. Конечно, справедливо, конечно, рано или поздно это должно было случиться… Но не сейчас. И не потом. Справедливость, в которую верят все, но не соблюдает никто, потеряла свою цену в совести миллионов… Нет больше того сокровища, которым так гордился Город Справедливости, нет того ключа к счастью… Она – лишь часть мира. Целой системы, которая так и не смогла изменить главного своего принципа –того, по которому выживает сильнейший.
Она – сильная. И хоть не обладает она способностями Многих, не развиты у неё их чувства, нет той силы, какой обладают мужчины и нежного обаяния, которым дорожат женщины, она справится. Она знает себя, знает людей, знает жизнь, и правду… Только бы сохранить эту правду в своём сердце.
Мысли неслись вдаль, уплывая за горизонты неизведанного, обещая мечты, бередя раны, возвращая боль…  Боль – такое сильное чувство, и такое настоящее… Почти как то, что она чувствует сейчас… И комната вертится, вертится… А мысли летят и летят, мчатся навстречу неизбежности… Или это свобода? А если свобода, то где – справедливость?
Все так запутанно и сложно… И вдруг – свобода. Такая желанная, ещё секунду назад казавшаяся сказкой, теперь наяву… И снова она может свободно вздохнуть, набрать в измученные легкие воздуха и почувствовать летний запах цветов, лучи солнца и чьи-то добрые, ласковые руки. Его руки…
Грейс открыла глаза. Счастье светилось в её глазах, надежда вновь ожила в сердце, огоньком теплилась в груди. Но лишь мгновение. Реальность упала снежным комом, заполонившим сознание отчаянием.  
Чье-то лицо, странно знакомое, и в то же время совсем чужое, склонилось над ней. Чьи-то руки расстегнули несколько пуговиц  алой блузки, откинули в сторону корсет.
-Не смей.
Она слишком быстро вернулась в действительность. И снова заработал холодный, расчетливый мозг.
Рой сказал, чуть приподняв её голову:
-Почему вы так затянули эту штуковину?
-Не знаю.  
-Зачем мучить себя?
Она села. Она заметила, что он очень осторожно, едва касаясь, поддерживал её за спину. Мальчишка… блуза была расстегнута наполовину. Черное белье подчеркивало белизну кожи. На животе, вопреки его ожиданиям, плоском и подтянутом, отпечатались красные полосы  от косточек корсета. Кое-где показалась кровь. Бедная…
Раньше он видел её лишь мельком, глаза скользили по блеклому силуэту, и переключались на жену. А сейчас он вдруг разом охватил всё: и большие серые глаза, в которых таилась неизменная насмешка, невысказанная угроза, бесконечная мудрость; яркие губы, тонкие и четкие, совсем не такие маленькие и пухлые, как у Одри; высокая грудь и плоский живот, сильные ноги… фигура у неё была неплохая. Но, конечно, не такая, как у многих  - у этих милашек тело заманчиво и привлекательно, точно у богинь. Движения её грациозные, плавные. Он не заметил этого раньше. И в движениях, даже сейчас, полуобнаженной -  ни капли смущения.
-Больше так никогда не делай. Ни-ког-да.
-Но вы потеряли сознание. Я не мог…
-Ошибаешься. С этой минуты, даже если я буду умирать, ты не снимешь с меня «этой штуковины».
Он смотрел в её глаза. В нем боролись врач, человек и мужчина.
Победил человек.
-Послушайте, Грейс, это же больно, - мягкий, тихий голос. Как-будто он её понимал…
В его глазах читалась жалость.
-Вы не должны это носить. Ещё неделю такого истязания – и останутся шрамы.
Она провела рукой по животу. На пальцах осталась капля крови. Мгновение она задумчиво  смотрела на кровь, потом одним резким движением, отчаянным рывком, давшимся удивительно легко, поднялась. Только потом она поняла, что он всё ещё держал её. Теперь – за локоть.
-Не стоит так обо мне заботиться, - заметила она.
Но в голосе не было благодарности, не было даже насмешки. Ничего. Пустой, равнодушный голос.
Теперь в глазах его таился вопрос.
-Да, это больно,- спокойно сказала она, - но что такое боль по сравнению с неизбежностью?
Она застегнула все пуговицы, оправила блузку, тряхнула волосами. В последний раз глубоко вздохнула.
В следующую минуту она уже пыталась стянуть на себе твёрдый шелк. Он не поддавался, у неё не хватало сил, да и неудобно было тянуть за нити, находящиеся сзади.
-Помоги мне.
Просьба прозвучала как приказ.
Рой, казалось, сдался. Просунув руку между её телом и тканью, он расслабил связки, позволил ей ещё раз насладиться свободой… А потом одним резким, неожиданным движением легко дернул за нити.
-Крепче, - прошептала она.
На громкий ответ не осталось воздуха.
На этот раз он почти не приложил усилий. Конечно, она знала это, конечно, она чувствовала, как он пытается смягчить боль мимолетными прикосновениями и случайными фразами. Но она знала правду… А это  дороже всего.
-Крепче, - повторила Грейс.
И  тут же пожалела об этом. Но правда дороже. А боль – сильнее.
-Хватит, - слово вырвалось, как последний вздох.
И если бы он не стоял рядом, она, наверное, упала бы. Но он стоял, он удержал, своими сильными руками, которые так любила Адриана, эта кареглазая куколка, чуть обняв её за талию. Врач, одним словом…

Глава 7.
Впервые он боялся заснуть. Впервые он готовился заснуть и не проснуться… Впервые за несколько лет он не чувствовал рядом её присутствия, её тепла, не ощутил ласкового прикосновения и нежного поцелуя на губах. Душа болела, мысли рвались к ней, той, которая сейчас там. Без него.
Пол оказался тёплым, но лежать на нём было также неудобно, как если бы холод пробирал до костей. Спать на таком полу, предательски теплом, обманчиво гостеприимном не хотелось. Он попробовал думать о том, что скоро они выберутся отсюда, он снова увидит Адриану, и всё станет как прежде… кроме Справедливости. Справедливость никогда больше не будет прежней. Или это он – другой?
-Вы спите, Грейс? – тихо спросил он, хотя нисколько не заботился о том, спит она или нет, может ли он случайно разбудить её.
Женщина эта отталкивала его, равнодушием убивая сочувствие и одним лишь насмешливым взглядом расплавляя жалость, смешанную  с пониманием. Женщина эта была слишком странной, чтобы пытаться осознать её поступки, действия, вникнуть в мысли, оценить разум.
-Грейс? - повторил он и повернул голову.
Грейс лежала неподвижно. В корсете талия её казалась особенно тонкой и изящной, руки сложены на  груди, глаза закрыты. Дыхание ровное, спокойное. Что ж, по крайней мере, пока она не задыхается.
-Я и не думала спать, - в тишине раздался её резкий голос, - я вообще не привыкла спать ночью… если, конечно, сейчас ночь.
-Почему?
И хоть не нравилась она ему, не питал он никакой симпатии к той, кому несколько часов назад почти спас жизнь, как он сам называл это про себя, желание поговорить с кем-то, услышать человеческий голос, понять, что и сам он – человек, а не животное, загнанное в клетку, пересилило личное отношение. В конце-концов, она всего лишь женщина…
-я работала по ночам, – последовал краткий, лаконичный ответ.
Такой же сухой и безжизненный, как всегда.
-А когда спали?
-Утром, днём, вечером. Когда приходилось. Моё время мне не принадлежало. Забавно, - она внезапно улыбнулась, и он различил в монотонном, сером свете, лившемся откуда-то сверху, её красные губы, яркие, даже красивые, - тогда я мечтала об отдыхе. А теперь  я мечтаю вернуться…
в голосе не было горечи. Только правда.
Ему ужасно хотелось спросить, кем она работала. Вопрос уже готов был сорваться с языка, но почему-то не сорвался. Может быть, потому, что Грейс снова закрыла глаза и снова стала похожа на статую.
На несколько минут воцарилось молчание. Молчание было убаюкивающим, успокаивающим. Мягкая тишина накрыла их своим пологом и заглушила звуки жизни, саму жизнь…
-ты веришь в справедливость?
Всё тот же голос. И странный, как она сама, странный и непонятный вопрос.
-Да.
Рой задумался. С детства его, как и любого  в Городе Справедливости, учили этому великому чувству, прекрасной истине… То, что справедливость есть, было очевидно также, как то, что он – Рой, который не обладает способностями Многих, который ещё неделю назад казался себе начинающим врачом, делающим успехи, помогающим людям, творящим Её, эту самую Справедливость. Всего неделю… неделю назад он проснулся утром в своей квартире, в глаза мерцающим светом ударило жаркое солнце, нежным объятием встретила его Одри, а потом свет исчез… мир погрузился во тьму. Так бывает, пока идёт следствие. А ещё через несколько дней его признали виновным… И где справедливость? Он невиновен. Он знал это. Знал и то, что говорит правду, ибо ложь – преступление тяжкое и недопустимое.
-а я нет.
Что ещё могла сказать эта женщина? Он был уверен, что и её обвинили по ошибке. Она почему-то очень походила на воплощение Справедливости – такая же правдивая, жесткая, логичная, мудрая. И глаза её… глаза светлые, спокойные, прозрачные, серые, как осеннее небо. Зеркало Справедливости…
-справедливость есть. Просто Антоний совершил ошибку. Но я уверен, в конце концов мы выберемся отсюда, справедливость не допустит случайных смертей.
Она усмехнулась. Грустно усмехнулась, безнадёжно.
-никто не уйдет отсюда живым. Пусть мы не хотим есть, не испытываем никаких потребностей, пусть мы перестаем постепенно свет отличать от тьмы, перестаем ощущать вкусы и запахи, да и сами чувства, это не означает, что жизнь будет длиться бесконечно. Рано или поздно кто-то сломается… или что-то сломается. Подумай, Рой: Адриана могла не успеть отскочить от той решетки, кто-то мог в этот момент сидеть там или лежать…
Рой содрогнулся при этих словах, поняв, что под словом «кто-то» она подразумевает жену.
-Они не могут быть так жестоки! Эта низость ушла в прошлое тысячелетие, её больше нет.
-Почему?
Она повернула голову, чуть приподнялась на локте, чтобы увидеть его. Маска равнодушия исчезла с лица.
-потому что…
-пойми, Рой. Пойми это хоть перед смертью: Справедливость – не ангел хранитель, который спасает нас от бед. Справедливость жестока, она карает и наказывает, воздает по заслугам каждому… Если люди верят в саму Справедливость, они должны знать все стороны одного счастья.  
-И вы?
-Я – нет. Я не верю в Справедливость. Я верю в людей. А люди – жестоки. Они были жестокими, жестокими они и останутся. Пройдёт век, тысяча лет – мир не изменится. Потому что не изменятся люди, их желание иметь власть, править, уничтожать…
Рой молчал. Он не мог согласиться с ней. Слишком нереальным казалось то, что он всю жизнь считал ложью. И вот в один миг ложь стала правдой, а правда – ложью. Но, может, Грейс не права? Возможно, она это выдумала, чтобы спастись от Справедливости, пытаться противостоять ей?
-Неужели даже смерть ничему тебя не научит? – спросила она тихо, горько. Так, будто готова была расплакаться.
Тонкие, строгие брови скрестили ниточки свои на переносице, в глазах была настороженность, напряженность. Ей было важно, что он ответит, важно, что он думает, как мыслит…
-Я не умру, - ответил Рой.
Пожалуй, чересчур резко, слишком упрямо. Но – искренне.
Он заснул с мыслью о смерти. Проклиная себя, её и весь мир.

Глава 8.
Двери не было. В который раз Рой осмотрел все -  только проснувшись, открыв глаза, придя в себя и в очередной раз попытавшись смириться с неизбежным, он уже подумал о том, что, возможно, отверстие может быть выше, где-то под потолком, где-то, где невидно… видно не было абсолютно ничего, то ли потому, что потолок был настолько высоким, что тень скрывала стены от взора, то ли это свет стал тусклым, и не светом даже, а темнотой. Отчаяние подступило к горлу, когда он понял, что отверстий больше не будет… выхода нет.
выход есть всегда. Он не умрет вот так, как загнанный кабан, который не понимает, что через минуту безжалостная рука одним резким ударом лишит его жизни. Им тоже дали ножи… Чтобы они своей, своей безжалостной рукой прекратили свои страдания, чтобы они сами сотворили Справедливость своими руками… Жестоко. Грейс права. Люди не изменились. Жестокость не исчезла. Жестокость живет, жила, будет жить. Пока будут жить люди. Вот  истинная Справедливость. И то, что он должен решить это сам, тоже Справедливость. Он невиновен… Но продолжаться долго так не может. Он обречен… Нет, его обрекли, он тут ни при чём… Пусть Адриана живет, она достойна, она – одна из многих… А у него не хватит сил…
Рой сидел в углу, прижавшись спиной к теплой стене,  длинные ноги вытянув перед собой и крутил в руках нож. Нож был самый простой, с черной рукояткой, с прямым  стальным лезвием. Слишком простой нож, слишком просто это сделать… Интересно, это больно?
Он медленно, так, чтобы прочувствовать, понять, представить, провел ножом по ладони. Больно. Но боль – освобождение, разве не так учили его? Боль – всего лишь боль, и ничего больше. А если ещё раз? Он провел ножом в том же месте, глубже внедрив метал, достав суставы, так, что кровь потоком хлынула из раны. Боль стала сильнее, но он будто и не замечал её. Чувства притупились, словно кто-то очень заботливый, добрый, прикрыл их на время белым, пушистым одеялом, под которым так уютно…
Кто-то осторожно вынул из окровавленных рук нож, сжал его кисть в своих ладонях.
-Рой, - мягко сказала Грейс, повернув его лицо к себе и заглянув в пустые, бессмысленные глаза, - Рой, очнись.
Почему-то очень уверенным движением она перевязала его руку белоснежным платком со своими инициалами, остановила кровь, почему-то прижав руку, сжатую в своих руках,  к груди.
-Рой, - тихо повторила она.
Ему показалось, в голосе мелькнуло понимание. Потом – тревога.
Постепенно он начал различать её очертания в темноте, ощутил её бережное, почти ласковое прикосновение. Потом взгляд наткнулся на нож, и все снова встало на свои места. Снова волна безразличия накрыла его, и здоровая рука потянулась к избавлению…
-Я сам, - с трудом выудив из сознания слова, пробормотал он.
-Нет, не надо, - все так же мягко произнесла она, - ты не должен. Ты невиновен. Ты будешь бороться, ты не можешь сдаться сейчас… Ну же, - она наклонилась к нему, как ещё вчера он над ней. Волосы её оставили нежный след на его щеке, - ну же, очнись. Всё в порядке…
Он не  ждал этого, она не ждала этого – этого никто не ждал, но он вдруг заплакал. Слезы показались сначала в уголках глаз, потом солеными струйками потекли вниз… он плакал беззвучно, не сотрясаясь от рыданий, не изображая на лице своём страдание, боль… слёзы просто текли по щекам, и он смотрел на неё…
-Тише, - прошептала она, - тише, мальчик мой.
Она говорила с ним, будто с маленьким ребенком. Нет, с большим ребенком, беспомощным, искалеченным, исстрадавшимся… она погладила его по волосам. Тепло её рук было таким успокаивающим, таким надежным, почти материнским.
Слёзы иссякли. Темнота начала расступаться, лицо Грейс виделось все отчетливей. Лицо её показалось ему приветливым, а серые глаза – искренними.
Она  снова сжала его руку – боль прорвала сознание новым потоком… Нет, не слез, - внезапного понимания того, что произошло. То, что он только что плакал перед этой чужой, жестокой, как и все люди, женщиной, что нет рядом Адрианы, что плакал он  - первый раз в жизни, и что Грейс – эта твердая, странная, неверящая в Справедливость, - утешала его, хотя сама она наверняка чувствует то же. Он просто сорвался первым…
Она положила руку ему на плечо.
-ничего, - сказала она, давая время ему смириться.
Но мириться не хотелось.
-Спасибо, - сказал он и отвернулся.
Рука все еще лежала на его плече, напоминая о нежности, которой напоила его душу.
Она поняла.
Он ненавидел её за это.

Глава 9.
Дверь они нашли сразу. Проём в стене был узким, невысоким, так, что пришлось нагибаться. Но это не важно. На пути к мужу, к потерянному счастью, к человеку, которого она любила больше всего на свете, это казалось мелочью, песчинкой. Только бы эти песчинки поскорее превратились в песок и просочились в вечность, оставшись лишь страшным воспоминанием…
Но все оказалось не так просто. Это не могло быть просто, это было слишком жестоко с самого начала… Больше дверей не было. Тупик. Неизбежность её больше не пугала. Она отбирала всё – сознание, чувства, мысли, отбирала саму жизнь и Роя. Остался только Гордон. Он один из многих. Но он не может ничего…
-Одри?
Где-то вдалеке, где-то за спиной, за стеной, не важно где, раздался его глухой голос. Через несколько минут вопрос повторился, и его руки с тонкими пальцами потянулись к ней.
-Одри? - сказал он в третий раз, и только  в третий раз получил ответ.
-Да? – прошептала она, чувствуя, что медленно сползает по стене вниз, не в силах держаться на ногах, чувствуя, что сил не осталось даже на слёзы, способные хоть немного облегчить боль. – Рой, Рой, Рой… - бормотала она.
Вдруг она нарочно ударилась головой о стену. Ей показалась, что кровь застилает глаза.
Гордон бережно поднял её за плечи, заглянул в глаза.
-Выход есть, - твердо, как мог сказать только один из Многих, сказал он.
Слёзы наконец облегчили её сердце, вылившись неиссякаемым потоком на рубашку Гордона.
-Да, - послышалось где-то в складках его одежды.
А потом она снова бесконечное количество раз произнесла его имя, снова тысячи раз, разрывая своё сердце на части, пыталась представить себе его лицо, глаза, губы… вспомнила его объятия и тут же натолкнулась на другие объятия – чужие. Совсем не такие, как его…
Она вспомнила первый день их встречи. Когда она пришла в школу, где он учился, она поняла, что он ей не пара. Он был обычным человеком, ничем не примечательным, он хотел стать врачом, хотел помогать этим людишкам с их ничтожными способностями, неразвитыми умами… но он был красив. Он был умен для своего развития, он был находчив, сообразителен. Он был молод, полон сил и энергии. А ещё он был очень внимателен. Он сразу заметил Её, Адриану. Не раздумывая, отдал ей своё сердце, свой разум, всё, что было у него… В тот день он подошёл к ней. Незнакомый парень, который не знал её, которого не знала она, но чувствовала, знала своим внутренним чутьем, что это случится.
-Ты Адриана? – спросил он, взяв её руки в свои.
-Да, - ответила она.
И он её поцеловал. Нежно… так сладко ей было в тот миг, так прекрасен был мир вокруг…
Она помнит, как он потом смело, не стыдясь, вышел вперед, загородив её собой, и сказал:
-Это я сделал. И я сделал бы это ещё раз. Я отвечаю за то, что делаю.
И он ответил. Не потому, что должен был, но потому, что любил. Директор больше ничего не говорил им, друзья больше не шептались за спиной. Он отвечал за них обоих, он отвечал за её будущее, за их будущее. Может, поэтому он настоял на том, чтобы и она стала врачом, чтобы и она лечила этих людей, только людей и никого больше.
-выход есть, Адриана.
Она кивнула и вытерла слёзы. Она была благодарна этому человеку за то, что, будучи способным проникнуть в её память, когда она беззащитна, он не сделал этого. Пожалуй, она смогла бы назвать его благородным… И зеленые глаза его, яркие, которые могли быть только у одного из Многих, светились пониманием и заботой. Но не этой заботы искала она, не по этому понимающему выражению истосковалась.
«Рой… я найду тебя. Я сделаю все, что в моих силах. Плевать на Справедливость, если даже я и виновата, я найду тебя. Я буду с тобой. Я не смирюсь. Пока ты там, с этой женщиной, с этой Грейс, я иду к тебе. Мы встретимся.
Я люблю тебя.
Несмотря на Справедливость».

Глава 10.
Она смотрела прямо перед собой и ничего не видела. Она не могла ничего видеть, не хотела. Она окутала пространство вокруг себя голубоватой дымкой. Она не желала видеть свет, насмехавшийся над её горем. Только этот человек не насмехался.
-Гордон, а кем были вы до… этого? – спросила она после долгой паузы, наблюдая за тем, как постепенно глаза его приобретают неестественный оттенок и загораются зеленым в наступившей темноте.
Они сидели рядом, равнодушно прижавшись телами, не ощущая тепла, не ощущая даже этой близости.
-А как вы думаете? – последовал циничный  вопрос.
Она задумалась. Думала она только для того, чтобы отвлечься, и он и она знали, что ей это безразлично.
-Акробат? Актер? Танцор?.. неужели библиотекарь?! - нерешительно добавила она, когда он состроил презрительную гримасу.
-Врач? Учитель?
На этот раз презрение было вполне обоснованным. Но, в конце концов, она сама обладала профессией человека. Хоть и никогда о ней не мечтала.
-Хореограф? Режиссер? Продюсер?
Он снова покачал головой, собираясь выбрать любую профессию из перечисленных далее, более или менее подходящую одному из Многих.  
-Ученый? Продавец? Физик?
-Точно, физик, - спокойно сказал он, и глаза полыхнули изумрудным огнем, скрывая ложь, оставившую едкий осадок  в её душе.
-Вы скучаете по своей работе? – сочувственно спросила она, как порой спрашивала у пациентов, которые не в силах вытерпеть боль во время операции.
-Да, - соврал он.
Разве мог он сказать ей, что использовал таких, как она, чтобы заработать деньги, губил их жизни, превращая убийство в их собственный выбор?
-Да, я любил свою работу, - зачем-то повторил он.
Но Одри, казалось, уже потеряла всякий интерес к его профессии и к нему самому. После истерики её клонило  в сон.
-Я бы так хотел вернуться, - в пространство продолжал он, - я бы всё начал заново….
Большие глаза девушки, в последний раз озарив комнату приглушенным светом чайного дерева, совсем как цвет её зрачков, закрылись. Прильнув к острому плечу Гордона, она постепенно теряла энергию, доверчиво передавая её одному из Многих. Гордон обнял её за плечи, аккуратную головку, утопающую в пушистых каштановых локонах, положил к себе на колени, почувствовав нежный аромат лаванды, исходящий от её волос. Объятия его были дружескими, ничего не значащими, такими же, какие бы встретили любую из его подопечных после долгого, изнуряющего дня.
-ты хорошо поработала, - сказал бы он и одобряюще улыбнулся.
А потом, если девчонка была ещё на что-то способна, недурна собой и прекрасна той самой невинной, беззащитной красотой, которой он всегда восхищался, но никогда не любил, если у него было на то настроение, но не было особых причин, он овладевал её аппетитным телом, изящными формами, но не душой. Испорченную, оскверненную душу одной из Многих он оставлял ей.
Она была счастлива после его уверенных объятий, опытных ласк, страстных поцелуев.
Она была счастлива. И он был счастлив.
Бесплатно.

Глава 11.
Дни, - почему-то именно дни, а не ночи, ибо ночи наступали тогда, когда они закрывали глаза и свет их – фосфорический, ярко зеленый и приглушенный чайный – скрывался за пеленой мыслей, - дни эти протекали медленно и чрезвычайно скучно.  Вокруг царила тьма. Серая, безжизненная, застоявшаяся тьма, от которой они прятались во сне.  А днем они искали выход, искали везде, но не находили… и тогда отчаяние снова охватывало их души, и снова Адриана огромным усилием воли сдерживала слезы, думая лишь о том, что Справедливость не даст ей умереть здесь, не увидевшись с Роем, а Гордон с тоской вспоминал те дни, когда он исполнял свою работу. Он уже почти скучал за тем причудливым, странным ощущением счастья, удовлетворенности, и смутной гордости, что этот месяц был лучше остальных, а если и не лучше, то, во всяком случае, не хуже. В конце месяца через его руки проходили десятки прекрасных девушек и свежих, хрустящих купюр, значащих для них целое состояние и ничего не стоящих для него.
Эти девушки делали то, что умели, то, для чего создала их природа. Он лишь направлял их дар, умело использовал их идеальную, волнующую внешность, их завораживающий взгляд, данный Многим и влекущие, гибкие движения, позволяющие делать то, что не под силу другим, тем самым выкачивая из клиентов больше  денег, чем сами они зарабатывают в месяц.
Много раз он заглядывался на Адриану, привычно прикидывая, какой доход принесла бы такая малышка. Мысленно он оценивал её миниатюрную, трогательно хрупкую фигурку, стройные маленькие ножки, упругую грудь под летящим шелком белого платья, которое вселяло уверенность в то, что девушка невинна и неопытна, а в этом случае она сорвала бы три цены… Она была бы королевой, красивейшим цветком его коллекции… Неужели она никогда не думала о том, для чего предназначена? Неужели, подобно другим богиням, не мечтала об этом?
Но у каждого свой путь. В этом – Справедливость. То, что он был сутенером, а его девчонки – проститутками, больше не преследовалось законом, как столетия назад. Да и закон с тех пор изменился: на смену сухим незыблемым правилам пришла простая, горячо любимая, ясная Справедливость. Он вспомнил, как совсем недавно объяснял это  молоденькой девушке, в первый раз идущей на задание. Девушка была из строгой семьи, человеческой семьи, а некоторые люди до сих пор осуждали Многих только потому, что завидовали их способностям. «Это твой выбор, - говорил он, и девушка кивала, - это твоя воля. В любой момент ты можешь отказаться и получить свои деньги. В грядущем мире, где правят Многие, выбор твой значит всё. Помни это». Справедливо, - сказала тогда девушка и глаза её загорелись красным огнём. Да, глаза у неё были красивые… холодные, яркие. Такие, какие  и должна иметь одна из Многих.
Гордон, захваченный воспоминаниями, рассеянно водил пальцем по мраморной поверхности пола, и после его прикосновения на полу оставались едва заметные очертания.
Да, так он думал тогда, когда работал, когда был успешным и предприимчивым, уважаемым и просто счастливым. Но теперь… после того, что произошло… Есть ли она, эта Справедливость? Даже она, единственная опора, единственная мечта всех, которая превратилась наконец в реальность, подвела его. Он невиновен, он знал, что невиновен, все знали, что он невиновен. И все-таки он здесь.
Разве виновен он в смерти той девушки с красным свечением в глазах? Разве мог он предвидеть, что клиент окажется неуравновешенным человеком, который в порыве гнева убьёт начинающую чаровницу? Они сказали, да.
-иначе на что тебе твои способности? – спросил его Справедливый на допросе.
Гордон не знал, что ответить. Ему самому было жаль ту девушку, но что он мог? Он не нашел, что ответить и пробормотал первое, что пришло в голову:
-Я не часто использую свои способности.
Это было правдой. Гордон, да и все они, многие, говорили правду. Люди тоже говорили. Но об этом он тогда не думал. Он смотрел в глаза Справедливого, смело, дерзко. Справедливый был крепким мужчиной средних лет, с длинными, как у него, темными волосами, с твердым взглядом, жесткими складками у рта. Справедливый казался ему человеком сильным, волевым, непреклонным. Непреклонным… Он считал, что Гордон виновен. Он знал, что Гордон виновен, потому что именно Гордон отвечал за всех девчонок, а значит смерть одной – неважно, где и как – ложилась на его плечи.
А за смерть отвечаешь смертью. Своей.
-Она умерла по твоей вине, - сказал Справедливый в пустоту.
-Как тебя зовут? – мрачно спросил Гордон, чувствуя, как ненависть, запретная, страшная, смешанная с яростью и болью, закипает в нём, - я хочу знать имя человека, Справедливого, - это слово он подчеркнул, желая в последний раз испытать судьбу и вызвать в нём остатки жалости… или совести, что было ещё более безнадежно, - который осуждает меня на смерть.
-Иво, - ответил Справедливый.
Складки у рта стали резче, отчего лицо приобрело даже не жесткое, но жестокое выражение.
-Я запомню, - заметил Гордон.
Справедливый кивнул.
Медленно, нехотя, Гордон выбирался из закоулков своей памяти, возвращаясь в одну из комнат смерти, где не было больше дверей, где рядом мирно спала Адриана, и где он встретит свою смерть. На мраморе вырисовывался портрет, оставленный его уверенной рукой. Он думал – портрет той девушки, с красными глазами, но всмотрелся и увидел: не она. Чьё-то чужое лицо он нарисовал, но почему-то это лицо ему нравилось до безумия, воплощая собой ту самую красоту, которую он искал в своих подопечных, ту мимолетную красоту, которая мелькнула в убитой девушке и навсегда исчезла. Знакомые и чужие черты; неприметные и самые яркие; безразличные и самые дорогие.
Грейс была поистине прекрасна. Лицо её дышало справедливостью, простотой и неясным, ему самому неясным, повидавшим всё и не увидевшим ничего, очарованием. Он с нежностью прикоснулся к светлым, почти белым волосам, проследил пальцем линию губ, изгиб подбородка. Он знал, что в этот момент она чувствует легкое покалывание, приятную прохладу, словно ветерок оставил свой неуловимый след на коже…
Он легко дунул, и пепельный облик, созданный его способностями одного из многих,  растаял.
Гордон решил: надо действовать. Если все так, как она говорила, это круг. Значит, где-то они встретятся. И тогда он её не отпустит.
Искать. Выход. Свобода. Грейс.

Глава 12.
-Грейс, рано или поздно вы задохнетесь, - в очередной раз сказал Рой.
-Отстань.
Она тяжело дышала. Пробраться через крошечное отверстие под самым потолком, которое они не заметили сразу, было проблематично даже без корсета, будучи в идеальной физической форме, обладая сильными руками и мгновенной реакцией. Для неё до сих пор оставалось загадкой, как она это сделала. Грейс сидела на полу, не могла отдышаться и думала о том, что было бы, если бы он её не поймал.
-Совсем не обязательно было это делать, - сказала она вслух и снова с ужасом представила своё бездыханное тело, распростертое на полу.
Рой сидел рядом с ней. Он с укором посмотрел на неё, отвел глаза и ответил:
-В любом случае это не имело значения: если вы не переломали себе все кости после падения на спину, то обязательно сделаете это в  следующий раз. Если, конечно, вам хватит воздуха, чтобы дожить до этого «следующего раза», - добавил он с сарказмом.
Но сарказм получился встревоженным. Он снова и снова переживал момент, когда понял, что она сорвалась.
Конечно, он пролез в дырку первым. Конечно, она захотела все делать сама. Конечно, она не удержалась. Конечно, она сорвалась. Конечно, он успел вовремя, протянув руки и приняв тяжесть её тела на себя.
В первое мгновение она прильнула к нему, прижалась, инстинктивно обхватила шею руками. Ей почти было стыдно за эту минутную слабость, за то, что кто-то, кроме него, обнимал её, прикасался, заботился. Вот и теперь он хочет снять с неё этот чертов корсет… Дышать становится всё труднее, то ужасное ощущение, когда  воздуха не осталось и она больше не сможет дышать, не уходило. Ей действительно было нечем дышать. Блуза её давно пропиталась кровью от ран, которые оставил на её теле каркас корсета. Боль стала постоянной спутницей в этом кошмаре. Она бы всё отдала, лишь бы на минуту избавится от этих оков, полной грудью вздохнуть, потянуться. Но нельзя. Нельзя, нельзя, нельзя! Нельзя…
Последнее, что она помнила, была мысль, что выход есть. Она его видела, она видела дверной проём, а там… Быть может, там остальные виновные… Или трупы… Или он…
Очень смутно, словно через плотную дымку, не ощущая ничего, кроме его рук и осторожных движений, она пыталась думать о том, что он простил бы её. Ведь она могла умереть… ещё она думала о том, что благодарна Рою за то, что он сделал это. После того, что с ним случилось, после того срыва, он изменился, если только она может судить о том, каким он был до кошмара. Он не доверял ей, знал, что она опасна, видел это в  её глазах. И все равно поймал. Все равно сейчас его тёплые руки что-то делают с её телом. Всё равно что, он врач, он всё сделает правильно… несмотря на то, что ненавидит её.
Очнулась Грейс от холода. Как и в прошлый раз, корсет он снял. Как и тогда, он расстегнул её блузу, но на этот раз расстегнул полностью и теперь ошеломленно уставился на её живот, где была запекшаяся кровь.
-Что? – невнятно пробормотала Грейс и попыталась посмотреть туда, куда был направлен его взгляд.
Но у неё ничего не вышло. Глаза застилал туман.
-Вот это, - он коснулся кожи чуть выше ремня брюк, - что это?
Несколько минут она лежала неподвижно, с закрытыми глазами, приходя в себя и мирясь с тем, что придется открыть правду. Она знала, что там, видела это мысленным взором, даже не взглянув на свой живот. Она знала.
-Грейс? С вами всё в порядке? – спросил Рой, где-то в глубине души надеясь, что это не так.
-Нет. После того, как ты снял с меня корсет, уже нет.
Она провела рукой по чуть заметной выпуклости на плоской поверхности тела. Выпуклость обозначилась у пупка и тонкой ниточкой тянулась почти до самой груди.
-Это моя смерть, - не открывая глаз, проклиная себя за то, что говорит это, медленно прослеживая пальцем контур выпуклости, прошептала она.
-Что это значит?
-Это значит, что если то, что находится внутри меня, сломается, то я умру.
-Но как?
-То, что нам ввели, превратилось в своеобразную капсулу. Её покрывает хрупкая оболочка, текстура которой отдаленно напоминает очень тонкое стекло. Если оболочка разрушится…
она замолчала, внезапно со всей ясностью представив то, что за этим последует, и содрогнулась.  
-Что тогда будет?   - медленно спросил он.
-То, что находится в этой клетке, выльется наружу. Это новое вещество, доселе неизвестное науке. Но свойства его известны.
-Какие свойства? Какие, черт возьми, свойства, Грейс, говорите же!
-Оно уничтожит ткани, органы, оно внедрится в кровь и по сосудам поступит к сердцу. А затем разорвет кожу.
Он молчал, не осмеливаясь осознать сказанное ею. Грейс продолжала:
-пара резких движений – и оболочка растянется. Ещё пара – и волокна будут на грани краха. Последнее резкое движение – и ты пожалеешь, что родился. Час – и тебя не станет.
Говорила она холодно и равнодушно, словно сама не носила в себе это.
-Откуда вы это знаете? – последовал такой же равнодушный вопрос.
Он не нашел пока в себе сил коснутся упругой плоти, там, где, он догадывался, уже проступили очертания капсулы.
-Я сама изобрела это вещество.

Глава 13.
-Так ты химик?
Она не обратила внимания на то, что он впервые сказал ей «ты». Сказал презрительно, злобно. Она и не думала, что в душе его могут жить столь скверные чувства.
-Была им. Теперь я - никто.
-Ты знала, зачем это?
Он бросил слова как обвинение. Но ненависть её не пугала.
Да, - ответила она.
Спокойно, безразлично.
Она смотрела в его глаза. Он хотел отвести взгляд, но не отводил. Если бы она была одной из многих, она бы заставила чувства его притупиться и возмущение угаснуть. Но она была всего лишь человеком. Человеком, сотворившим оружие смерти, способное погубить и погубившее тысячи, миллионы людей, целый мир.
-Ты чудовище! - беспомощно воскликнул он, ибо не мог больше ничего воскликнуть.
-да, - снова сказала она и села.
Теперь только он заметил, что движения её не были плавными и изящными. Они были осторожными, и ничего больше.
-Да, я чудовище. Но я делала это не для себя и не против людей. И даже не потому, что была сотрудником секретной службы и получила приказ Справедливого.  Я делала это из любви к нему.
-Замолчи! Замолчи. Я не могу это слышать. Ты помогала Справедливым, ты строила вместе с ними эту адскую машину! И вот сейчас, - он наклонился к ней, желая увидеть хоть тень раскаяния на её лице, - сейчас ты находишься здесь, с другими виновными, и ждёшь своего наказания. Стоит мне ударить тебя, - он даже не замахнулся, но ей показалось, что он действительно её ударит, - и ты умрешь. Хотя, нет: ты сделаешь это сама. В этом суть, не так ли? – он горько усмехнулся, - Справедливость заключается в том, что все виновные сами себя карают за то, чего не совершали. Но ты умрешь не одна! вместе с тобой умрет Адриана, Гордон, я умру вместе с тобой! Убийца! Убийца!
Рой сорвался на крик. Он не мог больше выносить этого. Она поднялась с колен, медленно застегивала пуговицы блузы. Смотрела в его глаза. Она не знала вины.
-ты убийца, - повторил он уже тише.
-Он называл это Справедливостью, - невозмутимо ответила Грейс.
«Но Справедливости нет», - говорила её грустная улыбка.
-Справедливость есть, - отчеканил Рой.
-нет, Рой. Если бы справедливость существовала, я  не изобрела бы это вещество, не подозревала бы о его свойствах, не носила бы этот чертов корсет, чтобы обеспечить свою безопасность. Как бы там ни было, чести быть одной из создателей Комнат Смерти должна была удостоиться одна из многих, но не я.
-Справедливость есть, - произнес он, будто не слышал её слов, - тебе умирать будет в сто раз тяжелее, потому что ты знаешь, что у тебя был выбор…
она покачала головой и снова улыбнулась, желая скрыть боль.
-у любви нет выбора. Жаль, что ты этого не знаешь.
На секунду перед ним возник силуэт Адрианы, её лицо, её любящий взгляд. На секунду он понял её.
-Я знаю.
-Я не хочу оправдываться, - вдруг сказала она и почему-то отошла от него, словно боялась. - И мне всё равно, что ты обо мне думаешь, но…
-Ты всё ещё любишь его? – спросил он.
Она отвернулась.
-возможно. Да, возможно, я люблю его после того, как он послал меня на смерть, позволил ввести эту вакцину. Он принёс меня в жертву справедливости, И я всё ещё люблю его.
Она шутит? Или, может, она плачет? Смеется над ним? Или над собой?
Но когда она обернулась, на её лице не отразилось никаких чувств. Всё та же насмешка в глубине серого осеннего неба, всё та же горькая полуулыбка на губах.
-Вы страшная женщина, Грейс, - сказал он, потрясенный.
-Я знаю, - ответила она и прошла в дверной проём, взявшийся неизвестно откуда.
Он снова сказал ей «вы». Но теперь это не имело никакого значения.

Глава 14.
Какая эта комната по счету? Третья, пятая, шестая? Да и кого это волнует? Если он не встретил Адриану в этой комнате, значит, встретит в следующей, не встретит там, так дальше, и так до бесконечности…
в один момент вдруг стало невыносимо находиться с ней в одной комнате, жить с ней одной жизнью и знать, что скоро, совсем скоро, и так же внезапно, как и скоро, жизнь эта оборвется. По её вине. Теперь он мечтал лишь об одном: увидеть Адриану до того, как умрет он… или она. В сознании постоянно возникала та сцена… последняя, самая дорогая, самая главная сцена. Когда он услышал, что она любит его. Неужели – в последний раз?
В этой комнате они нашли два трупа. Точнее, то, что от них осталось. А осталось от них только одежда, в некоторых местах прожженная точно сигаретой. То же стало с их телами.
«она уничтожит ткани, органы, - звучало в голове, - внедрится в кровь…» то же самое произойдёт с ним. «Час – и тебя не станет». Не станет, не станет, не станет!
Ужас вгрызался в душу снова и снова.  Он не мог поверить, он не хотел верить, боялся верить!
А она смирилась. Она перебирала их одежду, вертела в руках золотые часы, примерила алмазный браслет. Улыбнулась, любуясь камнями.
Откуда-то из складок пиджака он достал горстку рубинов, которая оказалась ослепительным ожерельем. Он подошел к ней сзади, вдохнул аромат её кожи. Широкая ладонь обхватила талию. Он прижал её к себе.  
-Примерь, - прошептал он ей на ухо.
Глубокий, сильный голос отдался сладким предчувствием в груди.  
Кровавые рубины оттеняли её светлую кожу, идеально гармонировали с коралловыми губами.
-Моя королева,  - тихо сказал он.
пальцем он проследил линию её губ, провел по шее, уверенным движением скользнул за ворот ночной рубашки.
-Ты прекрасна, Грейс…
Он знал её тело, знал как своё, тысячи раз узнавал заново и тысячи раз восхищался.
-ты моя…
-Да, Иво.
Она стояла перед зеркалом. Он стоял за ней. В полумраке спальни вырисовывались лишь два силуэта. Его – широкоплечий, мощный и её – изящный, тонкий. Они слишком разные… им не суждено быть вместе… она знала это с самого начала. Знает и сейчас.
Она обернулась и встретилась с его взглядом. Черные непроницаемые глаза его горели желанием. Как она любила эти глаза…
В ответ на её мысли он нежно поцеловал её. Поцелуй казался мимолетным, неощутимым, почти дружеским… Но страсть подобно искре промелькнула между ними,  и её встретили его надёжные объятия…
Она и не заметила, как наступила ночь. Теперь она спала, распустив нити корсета, теперь она могла дышать. Она бы и раньше смогла, но теперь смерть стала будто на шаг ближе… или это она к ней приблизилась?
Грейс прислушалась к  его дыханию. Не спит… боится. Мальчишка. Он слаб. Он не выдержит. Он всё ещё надеется, он всё ещё верит.
Жалость пришла неожиданно. Мягкими лапками осторожно ступая по тропам сознания, она проникла в  глубину души и осталась там. По крайней мере, на эту ночь.
-Почему ты не спишь, Рой? – спросила она, с удивлением обнаружив в своём голосе  что-то новое, то, от чего сама она давно отвыкла.
-Не спится.
Он не мог ей признаться в том, что с того момента боялся пошевелиться. Он не мог признаться в этом самому себе, но он боялся…
-Не бойся.
Он не заметил, как она оказалась рядо