смой-ка с мгновения клюквенно-кислый глаз!
Нищенки холода корку глодают хлопка
и задыхаются вечером. Про запас.
Вечером сонного тела, которым можно
звёзды закусывать, если умеешь пить
звёзды - из темноты в побледневшей коже,
стиснутой нежно пёрышками копыт.
Вечером сонных лопаток и сонных грабель -
вряд ли наступишь клювом на поцелуй...
Вечером, что качается: он - корабль,
якорем пишущий посуху:
"Заколдуй! -
так, чтоб в ресницах - тихие, как пираньи,
шорохи света.
Чтоб сундуки тепла -
вместо подушек.
И чтобы воздух пряный
прянично загустел возле шеи"...
Сплав
клюквенно-кислой памяти - с "не дождаться",
сонных дождинок - с чаем на волоске...
Щёлкает мыльница мельницу вязких датских
топей.
Растёт былиночкой на песке
голос, самой себе - нелепимой глине -
что-то лепечущий, терпко и горячо:
про невозможность затихнуть ручным пингвином
глупым, запрятавшим голову на плечо,
и, не страшась ни мыльниц, ни чёрных кошек,
ни всплесков фар в предутренней белизне,
слушать, как мягкий зайчик твоей ладошки
выпадет на живот, словно первый снег...
