О марафоне в голове (Рассказ)

В голове каждого есть асфальтовая дорожка, по которой нарезает круги бегун-марафонец. У кого-то дорожка, по которой нарезает круги бегун-марафонец, ровная и гладкая, как отполированная дверца славянского шкафа, а у кого-то эта дорожка вся в ямах, рытвинах и канавах.  
Чтобы мы ходили, жили, пили, ели, говорили, дышали кислородом, смеялись, любили, моргали глазами, чтобы мы думали, бегун-марафонец длжен бежать по асфальтовой дорожке в голове.  
Этого бегуна зовут Степан, или Семён, или Станислав, или Анастас, или Вячеслав, или Сергей, или Данила, или Давид, или Дмитрий, или Санёк, или Денис, или ещё как-нибудь. Но в голове каждого есть асфальтовая дорожка, по которой нарезает круги бегун-марафонец, и чем быстрее марафонец бежит, тем быстрее мы думаем, спим, любим, едим, дышим кислородом, смотрим, видим, чувствуем, говорим, ходим, сидим, лежим, пьём, моргаем глазами.
Так и живём. Едим, спим, пьём, дышим, разговариваем, смеёмся, стоим, сидим, ходим, ездим в синих троллейбусах, женимся, разводимся, курим, поём, смотрим на закат или рассвет, а где-то внутри головы по асфальтовой дорожке бежит марафон выносливый парень.
Выносливый парень бежит марафон, потому что в этом основа его существования, потому что пока он бежит марафон, существует асфальтовая дорожка, существует голова, в которой эта асфальтовая дорожка, сушествуют плечи, из которых эта голова растёт,  существует закат, на который мы так любим смотреть, существуют девушки, на которых мы женимся, существуют юноши, за которых мы выходим замуж, существует кислород, который поступает, пока танцует правый танцор, и пока танцует левый танцор, существует то, что мы называем миром, существуем мы, потому что мы существуем, пока у нас есть голова, в которой бежит по асфальтовой дорожке бегун - марафонец.
А если бегун вдруг решит, что бежать марафон по асфальтовой дорожке - это пустая трата времени, что бег - это не самое лучшее времяпрепровождение, что устал он что-то, и танцоры в его груди устали танцевать, и икроножные мышцы забились, и текущий по надбровным дугам пот мешает смотреть, и что пора сесть и пообщаться с другом по имени Ментоловый Кент, тогда исчезнет и дорожка, по которой бежал бегун-марафонец, и сам бегун, бежавший по этой асфальтовой дорожке, и голова исчезнет, в которой была эта дорожка, и плечи исчезнут, из которых росла та голова, и закат, на который мы так любили смотреть, и девушки, на которых мы женимся, и юноши, за которых мы выходим замуж. Да и что там говорить, исчезнем и мы.  
А у обычного паренька откуда-то с Севера, оказавшемся в большом городе, на плечах была обычная голова. А в голове была совершенно обычная дорожка, по которой бежал выносливый дядька в беговых кроссовках.  
Вот только дядька в беговых кроссовках, бежавший по асфальтовой дорожке в голове паренька с Севера по имени Алёша, не любил держать темп. То он плёлся, еле переставляя ноги в беговых кроссовках, то взрывался и проносился километр-другой в бешеном темпе, пролетая надо асфальтовой дорожкой, которая находится в голове у Алёши. То его одолевала усталость, и возникало желание сойти с дистанции, и тогда Алёша подолгу глядел с балкона на город, общался с другом по имени Ментоловый Кент и рано ложился спать, чтобы не думать ни о чём и в осбенности ни о ком. То вдруг бегун доходил до состояния беговой эйфории, и тогда Алёша был готов любить весь мир, всё, что движется, а то, что не движется, приводить в движение и любить, был готов летать надо домами, делать добрые дела, общаться до утра, купаться до посинения, спасать мир и танцевать, танцевать, танцевать, как танцуют танцоры в его груди.  
Так Алёша и жил, то глядел с балкона на город в компании Ментолового Кента, то взлетал к небесам и там парил, пугая звёзды.
А потом бегун в Алёшиной голове ускорился, и всё бежал и бежал в бешеном темпе, а Алёша увидел написанный баллончиком на стене слоган "Live Fast, Die Young" и решил полностью следовать этому правилу в жизни. А бегун всё бежал и бежал, преодолевая сотню метров за сотней метров, выкладываясь по-полной, отдавая все силы, мощно отталкиваясь ногами с забитыми икроножными мышцами от асфальтовой дорожки, затерянной где-то в глубине Алёшиной головы.  
У любого марафона есть начало и конец, и никакого исключения для бегуна в Алёшиной голове предусмотрено не было. И вот перед выносливым парнем в беговых кроссовках открылась финишная прямая. Но ноги у бегуна собрались отваливаться, а танцоры в груди станцевали все танца, которые умели, и решили перекурить.  
А Алёша впал в самую глубокую депрессию, которая только может быть у человека. Алёша даже перестал ходить на балкон, а друг по имени Ментоловый Кент закончился. Алёша просто лежал на диване и разговаривал с мухой по имени Жора, который был коренным петербуржцем и любителем армянского коньяка.  
Так продолжался месяц. А может, и полгода. Не так уж важно, потому что, разговаривая с мухой по имени Жора, Алёша не замечал, как меняется его временная координата.
А тем временем бегун в его голове, стоя на асфальтовой дорожке, ругал себя последними словами, обзывая себя слабаком, дураком и проституткой, заставлял себя пробежать, наконец, эти грёбаные оставшиеся полтора километра.
И заставил-таки. У бегуна в голове алёши открылось сторое дыхание, он побежал, не замечая ни отвалившиеся ноги, ни хрип танцоров в его груди, ни пот, текущий по его надбровным дугам, ни большую розовую жвачку, прилипшую к левой беговой кроссовке. Он бежал, как мог, как умел, как учили, как понимал. Он знал, что это правильно.  
А в это время Алёша, лежавший на диване уже который месяц и обсуждавший с Жорой влияние кубофутуризма на мировоззрение интеллигенции, щёлкнул пальцами, хлопнул в ладоши и отогнал Жору от бутылки коньяка, которую он так любил.  
А потом позвонил друзьям, позвонил бывшей. Друзья ответили, бывшая сказала, что болеет. Друзья собрались, Алёше с ними было хорошо, как давно уже не бывало.  
А тем временем Бегун преодолевал последние метры. Он уже ничего не чувствовал. Осталась только стремительно приближающаяся финишная ленточка и стремление достичь её грудью, в которой в бешеном, рваном, дёрганом танце тряслись танцоры.  
Алёша распрощался с друзьями, обещал всем звонить, писать и не забывать.  
Пошёл гулять по городу. Дошёл до моста. В какой-то безумной эйфории встал на перила и посмотрел вниз. Внизу была мутная вода и рыбак, тягающий рыбёшек в клёвом месте. По мосту ехал КАМАЗ, в КАМАЗе сидел усатый водила и докуривал "Бабу Зою".  
Бегун сделал последний рывок, и его грудь прорвала тоненькую финишную ленточку, на фоне усталости и истощения от наидлительнейшего забега показавшуюся даже не ленточкой, а доской-горбылём, прибитым к столбикам поперёк дорожки.  
Всё, финиш. Дорожка кончилась. Всё кончилось.  
Алёша глубоко вдохнул кислород, стоя на перилах, выдохнул, сосредоточился, выпрыгнул, скрутил два сальто с двумя винтами и почти без брызг вошёл в воду. Смысла выныривать не было никакого, ведь бегун уже достиг финиша.  
И не стало ни дорожки, ни бегуна, ни головы, ни плеч, и так далее.  
Остались только девушки, на которых мы женимся и юноши, за которых мы выходим замуж.